2. Структура праславянского пантеона

С начала I тыс. до н. э. праславянское общество на территории лесостепной Правобережной Украины вступает в полосу интенсивного развития, связанную с освоением производства железных орудий а потому и увеличением производительности земледельческого труда. В руках племенной знати оказываются значительные излишки пищевых продуктов, за счет которых можно было содержать постоянные боевые дружины, ремесленников, прислугу, в том числе и рабов. Это же обеспечивало расширение торговли как со степным миром, где в то время происходил переход к кочевничеству, так и с появляющимися на северном побережье Черного моря греческими колониями.

Эти изменения вели к становлению новой, раннеклассовой системы общественных отношений. Ключевые позиции в ней сохраняла высшая прослойка вождей-жрецов, постепенно превращающихся в князей-первосвященников. Происходили, конечно же, и коренные изменения во всем комплексе религиозно-мифологических представлений. На протяжении I—VI вв. до н. э. жизнь на Правобережье Среднего Поднепровья становилась все более упорядоченной и организованной, общество богатело и увеличивалось в своей численности. Возрастала плотность населения, развивались пышные культовые церемонии, связанные в первую очередь с почитанием огненной стихии. Все это позволяет думать, что в условиях перехода к железному веку (археологически соответствует времени распространения на данной территории памятников чернолесской культуры) из трех пар основных богов выдвигаются на первый план их стабильные, покровительствующие мирной, упорядоченной сельскохозяйственной жизни персонажи: Сварог — Дажьбог — Род. Они соответствовали сакральной власти князей-жрецов, светским функциям военно-административного аппарата и мирному труду оседлых земледельцев.

Это, естественно, не означает, что их более буйные и непостоянные в своем отношении к людям напарники Стрибог, Перун и Велес были преданы забвению. Судя по роли последних двух в эпоху раннего средневековья, этого, конечно, не произошло. Однако названная тройка должна была на определенное время отойти на второй план. По мере укрепления и структурного упорядочения общества чернолесской культуры, жизненные центры которого сосредоточивались по среднему течению Днепра, а территория распространения охватывала обширные пространства лесостепной зоны от Днестра до Северского Донца, небесный Сварог должен был затмевать Стрибога — носителя хаотического начала. Эти процессы протекали в условиях успешного противостояния на протяжении II—VIII вв. до н. э. кочевникам-киммерийцам, против которых на юге лесостепи были воздвигнуты крепости-городища. Упорядоченный мир, структурированный «космос» праславян успешно противостоял разрушительному «хаосу» кочевых орд степняков и дремучих, болотистых чащоб севера — Припятско-Деснянского Полесья, отделявшего праславян от основного массива расселения древнебалтских племен.

Эти же причины должны были и обеспечить выдвижение на первый план Дажьбога по отношению к его антиподу в поднебесном мире. Прямо названный в Ипатьевской летописи «царем», он своим размеренным движением, постоянством и заботой об урожае непосредственно вносит в мир то упорядочивающее, разумное начало, которое в небесах воплощает его отец — Сварог. В этом смысле ближайшим греческим аналогом Дажьбога выступает Гелиос — Аполлон. Перун же — бог буйной дружинной молодежи — при явной доминанте в обществе административно-жреческой власти князей-первосвященников пока что находится на втором плане — приблизительно как греческий Apec, которого Зевс слегка недолюбливает.

В условиях рассматриваемого общества по-новому возрастает значение и второго Сварожича — Огня, индоарийского Агни. Именно он становится покровителем важнейшего, определяющего с первой половины I тыс. до н. э. уровень производства и обороноспособности страны железоделательного и кузнечного ремесел. Иными словами, он становится праславянским Гефестом, богом-мастером, покровителем находящихся в это время еще под непосредственной властью адмистративно-жреческой знати ремесленников.

Не менее ощутимы и преимущества земледельческого Рода по отношению к «скотьему богу» Велесу. Уже во II тыс. до н. э. возможности скотоводства на территории лесостепи были исчерпаны. Поголовье стад было строго ограничено как имевшимися в наличии пастбищами, так и возможностями заготовки кормов на зимний сезон. Основой экономического роста общества чернолесской культуры, равно как и органически вырастающего на его основе раннеклассового социального организма среднеднепровских «сколотов» — «лесостепных скифов», земледельцев-пахарей, с начала I тыс. до н. э. становится земледелие. Продуктивность его все более возрастала по мере успехов в производстве железных орудий труда. Естественно, что при этом в широких народных массах все более усиливается почитание обеспечивающих «хлеб насущный», «низших» с точки зрения космо-социальной иерархии, но важнейших для обеспечения и продолжения жизни Рода-Отца и Матери-Земли. Велес же не только покровитель, но и похититель скота в эпоху угрозы со стороны стремительно нападавших, сжигавших посевы и угонявших стада кочевников мог даже в какой-то степени ассоциироваться со степной угрозой — с тем Змием, которой так часто фигурирует в славянских легендах и сказках. В будущем, в первые два века существования Киевской Руси, он будет покровителем имущества, частной собственности, прибыли, основной формой которых в древнейшие времена был скот. Однако в условиях праславянского общества I тыс. до н. э. частная собственность в строгом смысле слова была еще весьма неразвита. Административно-жреческая знать пользовалась материальными благами благодаря контролю над общественными фондами и ресурсами, но не по праву собственников. Источником материального благополучия всех была урожайность земли. Это и выдвигало почитание Рода на первый план.

Относительно образов хтонических божеств «нижнего» мира важно отметить их потенциальную связь с миром мертвых, сохраняющих, вместе с тем, какую-то форму жизни в своем загробном существовании. Очевидно, это в равной степени относится и к Роду, и к Велесу. Для архаического мышления противопоставление жизни и смерти весьма относительно, окончательного исчезновения человеческого «я» как такового люди той эпохи не представляли. Хотя бы в форме «тени», как думали древние семиты или греки гомеровского периода, человек существовал и в «том мире». В тенденции, его загробная жизнь связывалась с порождающими жизнь силами природы, как это прекрасно иллюстрирует пример древнеегипетского Осириса — бога умирающей и воскресающей природы и вместе с тем царя и справедливого судьи мертвых. В древнеславянском пантеоне, как отмечал Б.А. Рыбаков, ему в полной мере должен был соответствовать именно Род. В этом смысле Мать-Земля, вероятно Мокошь, должна была выполнять роль, аналогичную Изиде, Деметре, Астарте, Иштар и т. д., которые не смотря на все их несходство в частных аспектах, выступали в первую очередь как богини земного плодородия.

Прямое отношение к миру мертвых, судя по всему, имел и Велес. Это особенно хорошо изучено на его балтском образе — Велсе, средневековом литовском Вялнисе — хозяине подземного мира, связанном с идеей смерти и плодородия. В балтской мифологии, складывавшейся без воздействия более ранних древнеземледельческих представлений эпохи энеолита, сугубо аграрное божество типа праславянского Рода не фигурирует. Сохраняя свою изначальную природу «скотьего бога», хтонический Велс-Вялнис становится в равной степени и богом плодородия, и хозяином загробного мира. У праславян в этой функции выступает прежде всего Род (своеобразный Осирис или Минос), однако определенную роль играет и Велес. Многие функции, как показал М.В. Попович, сближают его с фракийско-эллинским Гермесом. Последний, как и Велес, является похитителем скота, антиподом бога-змееборца, покровителем движимого имущества, богатства, частной собственности — скота, богом торговли и вместе с тем проводником душ в загробный мир. Весьма вероятным представляется предположение, что именно таким и было «разделение функций» между двумя хтоническими божествами загробного мира праславян: если в целом «стабильный», «статичный» Род как порождал, так и вновь принимал души умерших в свою обитель, то «мобильный», «подвижный» Велес, как и Гермес-Меркурий, сопровождал их на «тот свет».

Такое допущение выглядит еще более убедительным, если учитывать праславянскую концепцию трех «душ», реконструированную М.В. Поповичем. Он указал, что у них, как, очевидно, и у всех древних индоевропейцев, человеческое «я» мыслилось как состоящее из нескольких, обычно трех взаимосвязанных, но и автономных относительно друг друга сущностей. Они представляют собою на уровне их осмысления в древнегреческой и древнеиндийской философии разумную, чувственную и вегетативную «души», располагающиеся соответственно в голове, груди и нижней части тела. Их участь различна после гибели организма. Высшая душа (аналог древнеегипетской «ба», изображавшейся в виде птицы с человеческим лицом) отлетает в загробный мир; средняя, как и ее древнеегипетский двойник «ка», существует какое-то время и после смерти тела (она-то и может стать привидением, упырем, вампиром), тогда как низшая погибает вместе с остановкой сердца. Сходные взгляды мы находим не только у древних египтян, индоевропейских, финно-угорских и тюркских народов, но отчасти и у древних китайцев и даже у мексиканских индейцев. Поэтому такого рода концепцию смерти-бессмертия души следует рассматривать, скорее, как стадиальное явление в развитии духовной культуры, характерное для самых различных (хотя, вероятно, и не всех) предклассовых и раннеклассовых обществ.

Итак, наиболее вероятной представляется следующая структура пантеона праславянского общества лесостепной Украины эпохи раннежелезного века.

Верхний мир

1. Сварог — верховный бог неба, отец Дажьбога-Солнца и Огня-Сварожича, носитель верховной власти в ее сакральном, жреческом, магически-юридическом аспекте, бог упорядоченного космоса, справедливости и законности, благорасположенный к людям, но стоящий несоизмеримо выше их. Его имя имеет общий корень с именем индоарийского грозного небесного бога Варуны и древнейшего греческого Урана-неба и этимологически почти совпадает с древнеиранским «сварга» — небо. Этим он близок к небесному аккадско-хурритско-хеттскому Ану. Однако по своим функциям он скорее аналогичен второму небесному богу индоариев Митре. По мере трансформации в эпоху становления раннеклассовых отношений он превращается в ближайшего аналога древнегреческого Зевса и архаического римского Юпитера. Сварог может быть также сопоставлен с зороастрийским Ахура-Маздой и скифским Папаем.

2. Стрибог — отошедший на второй план небесный бог разбушевавшейся стихии, «хаоса», магических заклинаний, чьи действия могут обернуться и во зло людям. Таинственное могущество и непостоянство сближает его древнейшую форму с образами индоарийского Варуны и древнегерманского Одина, в соответствии с тем, как их реконструирует Демюзиль. Возможно, он является братом Сварога и отцом Перуна.

Судя по аналогиям с другими языческими, в первую очередь индоевропейскими, религиозно-мифологическими концепциями, у них, вероятно, должны были быть жены. Однако ничего определенного о них сказать пока не удается, хотя можно допустить, что супругой Сварога была богиня домашнего очага, покровительница семьи.

Средний мир

1. Дажьбог — верховный бог поднебесного пространства, бог солнца, обходящий и согревающий землю, следящий за соблюдением на ней установленного его отцом священного правопорядка. В этом смысле он связан с идеей светской, административной власти в обществе, использующей по мере необходимости и военную силу по отношению к врагам. В индоарийском пантеоне к нему ближе всего стоит Солнце-Сурья, а в греческом (микенского и гомеровского периодов)—Гелиос, постепенно сливавшийся с восточносредиземноморским Аполлоном. Его близким аналогом является хеттский солнечный бог, тождественный вавилонскому Шамашу. Ближе всего Дажьбог, очевидно, находится к иранскому Митре ахеменидского времени — воителю Ахура-Мазды, а также в меньшей степени к Аполлону-Гелиосу классической Греции.

2. Перун — второй из владык среднего уровня космоса, буйный и непостоянный бог грозы, битвы и победы, победитель Змия (чем близок Индре, Аполлону, Тору, вавилонскому Мардуку, позднеиранскому Митре, не говоря уже о его полном балтском аналоге — Перкунасе). В хеттской и индоиранской мифологии известны божества с близкими именами. Однако они достаточно рано были оттеснены на задний план другими персонажами. Функционально (кроме, естественно, Перкунаса) на ранних этапах Перуну максимально соответствовали индоарийский Индра и хеттский Тешуб, фактически уже во второй половине II тыс. до н. э. являвшимися главными у этих народов, а также грозный древнегерманский Тор. У ранних славян высшей властью Перун наделяется, очевидно, лишь в эпоху раннего средневековья, довольствуясь в условиях праславянского общества ролью античного Ареса-Марса. В общих чертах ему соответствовал, как можно предположить, описанный Геродотом культ бога войны кочевых скифов, имевший, впрочем, в их обществе гораздо более важное значение. Будучи богом дружин и их предводителей, Перун в аграрно-патриархальном обществе праславян относительно Дажьбога должен был играть вторую роль.

3. Огонь-Сварожич — сын Сварога и брат Дажьбога, сперва, очевидно, полный аналог индоарийского Агни, но в эпоху освоения металлургии приобретающий функции греческого Гефеста (по аналогии с которым был переосмыслен и римский Вулкан). Огонь-Сварожич выступает в роли покровителя ремесленников и, возможно, шире — прикладного мастерства, оказываясь, соответственно, прямо подчиненным по своему «социальному статусу» носителю светской административной власти Дажьбогу (своему «старшему брату») и конечно небесному отцу, владыке-жрецу Сварогу. Очевидно, его статус как «ремесленника» был несколько ниже, чем у «воина» Перуна.

На этом уровне, кроме других богов (Месяца, различных ветров и т. д.), должны были фигурировать и основные женские божества. Среди них одна должна была выполнять функции Афродиты-Венеры (реализуя эротический аспект богинь древнеземледельческих культур Изиды — Инанны — Иштар — Астарты — Анахиты и т. д.). Возможно, она была не только ближайшим аналогом, но и прототипом скифской Афродиты — Аргимпасы. Вероятно, ее образ восходит к изящной девушке «Коре» трипольской пластики, а Перун (Дажьбог?) сражается с Велесом (Змием) именно из-за нее. Правомерным представляется сближение этого образа с Ладой, богиней весны, радости, любви, пробуждающейся природы раннесредневековых славян. В системе праславянской религиозно-мифологической концепции образ такой богини, возможно, дочери Рода и Мокоши, представляется совершенно необходимым. Какими-то своими чертами (как богиня пробуждающейся природы) она была близка и греческой Артемиде — юной охотнице в делосско-дельфийском осмыслении этого образа. Поэтому, на наш взгляд, древнеславянская Лада представляла собой недифференцированное единство функций Афродиты, Артемиды и Коры-Персефоны без выделения экстатически-эротического, стыдливо-целомудренного и растительно-вегетативного начал.

Нижний мир

1. Род — главное хтоническое божество аграрного общества, выполняющее функции подателя урожая, прародителя душ живых и покровителя, «царя» и, возможно, даже «судии» усопших. Очевидно, его отдаленным предком был небесный бог плодородия трипольских племен, низвергнутый и загнанный в подземный мир индоевропейскими Сварогом или Стрибогом. Он имеет аналоги в хурритской и хеттской мифологиях, согласно которым старый бог неба, будучи побеждаемым своим соперником, отнимающим у него власть, скрывается в Нижнем мире. Несмотря на такое «перемещение», Род, точнее, его отдаленный прототип посттрипольской эпохи, становится главным объектом почитания крестьянских масс во времена раннежелезного века. В мировой мифологии, как отметил Б.А. Рыбаков, его ближайшими параллелями выступают египетский Осирис и сиро-финикийский Ваал, но сходные черты усматриваются и в образе фракийско-фригийского варианта Диониса — Сабазия, также связанного с идеей плодородия и загробного существования. Род, хотя и не игравший основной роли в «официальном» культе, в сознании земледельческих масс представлялся одним из ведущих. Фактически для крестьян Род и был главным богом, дающим им жизнь и обеспечивающим благополучное загробное существование.

2. Велес — древнейший балто-славянский скотий бог, изменчивый и непостоянный, покровитель стад (как и их похититель), бог богатства и торговли. Очевидно, в условиях праславянского мира он воплощал вторую, скотоводческую сторону хозяйственной жизни, будучи связанным и с земным плодородием. Он же — второй бог умерших, их провожатый в загробный мир. В этом он, являясь славянской формой балтского Велеса, аналогичен греческому Гермесу и римскому Меркурию. При этом не исключено, что уже тогда ему была присуща роль покровителя тайных знаний и «черной магии» — «волхования», что еще более могло сближать его с Гермесом, ставшим в эпоху эллинизма хранителем «оккультных истин» — Гермесом Трисмегистом.

Женским божеством этого уровня бытия можно почти с уверенностью считать Мокошь — Мать-Землю — несколько деградировавший вариант Великой Богини-Матери энеолитических культур балкано-малоазийского энеолита. Скорее всего, Мокошь считалась супругой Рода. Не исключено, что она после «низвержения» Рода могла оказаться соотнесенной с изгнавшими его с неба Сварогом или Стрибогом, став Роду «сестрой». Это было несложно осуществить и в силу того, что древнеземледельческие богини жизни и плодородия, какими в эпоху энеолита выступали балкано-малоазийские Гея, Рея и Кибела — разновидности Великой Матери богов, являлись одновременно и сестрами (порою даже матерями) своих небесных супругов. По мере того как их мужья лишались власти, они трансформировались в земледельческих богинь типа Деметры и Изиды, подобно переднеазиатским Астарте и Иштар, заменившим древнейшую шумерийскую Инану. Сюда же, к своим возможным родителям, или, напротив, к похитителю Змию-Велесу могла на зиму спускаться и Лада, вновь возрождающаяся весною к жизни и любви.

Конечно, реконструированная подобным образом праславянская религиозно-мифологическая система является в лучшем случае правдоподобной гипотетической схемой. Необходимо учитывать, что в разных частях древнеславянского (как и древнеиндийского, древнеиранского, древнегреческого и т. д.) мира функции, образы и имена богов могли заметно различаться. Отдельные персонажи, вероятно, заимствовались из религий соседних народов (скифов и дако-фракийцев — на востоке, кельтов и иллирийцев — на западе праславянского мира). Однако без разработки такого рода модели не представляется никакой возможности разобраться в мировоззрении ранних славян I тыс. н. э. — той эпохи, когда воспрянув после катастрофического потрясения, связанного с крушением под ударами кочевников всей системы социально-экономических, политических и культурных отношений праславянского общества, они начинают вырабатывать уже новые религиозные концепции. В значительной степени эти концепции определялись военно-дружинным бытом знати и развитием торгово-ремесленной деятельности средних слоев населения при исчезновении возглавлявшей общество в скифское время прослойки административно-жреческой аристократии, а также усиливающимся воздействием сперва позднеантичной культуры, а затем и христианства.