Начало XX в.

Начало нового столетия принесло новые тревоги. На территории городища предполагалось соорудить казармы и лагерь крепостной артиллерии. По этому поводу К.К. Косцюшко-Валюжинич сообщал в ИАК, что отчуждение восточной оконечности городища, территории его с запада и юга с «монументальной, единственной по красоте и сохранности оборонительной стеной, относящейся ко всем трем эпохам истории Херсонеса, — при неизбежном и вполне законном применении тех строгих мер, которые необходимы, ... совершенно уничтожит значение Херсонеса, как чего-то цельного, достойного изучения не только со стороны наших, но и иностранных ученых и заслуживающего, во что бы то ни стало, быть сохраненным от разрушения, как первоисточника просвещения и религии нашего отечества»¹.

В другом послании в ИАК он признает, что «не может быть речи о стремлении в местности важной крепости превратить весь Херсонес в археологический музей, но если только предположенное Военным Ведомством отчуждение... будет подтверждено Высшей властью в полном объеме, а проект устройства херсонесской археологической станции не встретит сочувствия, то делу дальнейшего научного исследования Херсонеса будет, по моему глубокому убеждению, нанесен смертельный удар. Воспитательное значение раскопок для русского народа будет потеряно и за Херсонесом исключительно останется роль поставщика материалов для археологических архивов»².

Тревоги К.К. Косцюшки разделял и А.А. Бобринский. В одном из писем он жалуется на трудности в связи с Русско-Японской войной и отмечает: «Конечно, о нашем музее теперь говорить напрасно. ...Хорошо, что вообще не сократили бюджета на раскопки. ...Зимою, если все пойдет гладко, надеюсь привезти книгу. Собрал я в этой книге все, что сумел, и, в общем, выйдет интересный том, насколько могу судить сам»³.

Нереальность мечты о хорошем здании для музея в изменившейся ситуации К.К. Косцюшко-Валюжинич великолепно сознавал. Вместе с тем он настаивал на строительстве. Так, пересказывая беседу с инженером Н.И. Третеским⁴, отметил: «Мы пришли к бесспорному заключению, что для Херсонеса, который никогда не достигнет значения Рима или Афин, было бы нецелесообразно строить стотысячный музей даже тогда, когда в России некуда было бы девать денег, в настоящее же тяжелое время приличествует нам совсем отказаться от ходатайства об особой сумме для музея, но так как постройка его безотлагательно необходима, как вследствие переполнения нынешнего сарая, так и по важным военным соображениям, то необходимо приступить к постройке скромного, но вполне приличного и вместительного музея. ...Жутко становится при мысли, что не доживу до нового музея. А мне так хотелось бы собственноручно все устроить и убрать в новом здании»⁵.

Показательным является признание К.К. Косцюшки-Валюжинича: «Я так предан делу расследования Херсонеса и, как фанатик, так далеко зашел, что возврата нет! Для меня расстаться с Херсонесом, то же самое, что расстаться с жизнью»⁶.

Примечания

1. Косцюшко-Валюжинич К.К. — ИАК // Арх. НЗХТ, д. 40, л. 125.

2. Косцюшко-Валюжинич К.К. Рапорт в ИАК, 21.10.1906 г. // Арх. НЗХТ, д. 41, л. 125—126. Обратим внимание, что еще при К.К. Косцюшке возникла идея устройства Археологической станции в Херсонесе.

3. Бобринский А.А. — К.К. Косцюшке-Валюжиничу, 17.08.1904 г. // Арх. НЗХТ, д. 41, л. 64.

4. Автор одной из статей: Третеский Н.И. О древних херсонесских замках и ключах // ИАК. 1911. Вып. 42. С. 127—133 (также см.: ИАК. 1905. Вып. 16).

5. Косцюшко-Валюжинич К.К. — ИАК, 14.07.1904 г. // Арх. НЗХТ, д. 41, л. 60.

6. Письмо написано после очередного конфликта с руководством монастыря, которое обвинило его в «недружественном отношении» к храмам». Объясняя суть конфликта, он добавил: «Относясь всегда с почтением к архимандриту, я был более строг к себе, чем любой православный, более роялист, чем сам король» (см.: Косцюшко-Валюжинич К.К. — А.А. Бобринскому, 08.07.1896 г. // Арх. НЗХТ, д. 39, л. 219).