«Варварская проблематика» в трудах историков 40—60-х гг. XX в.

При рассмотрении вопросов этнической истории Крыма следует учитывать проявление, начиная с середины 30-х гг. XX в., политического диктата, который нашел отражение не только при воссоздании недавних страниц Гражданской войны, но и в концептуальных положениях по истории Древнего мира. Показательным для тех времен является «закрытие» доступа к архивным материалам, прекращение деятельности краеведов, высказывания которых могли не соответствовать официальной доктрине. Если обращаться к крымским событиям, то необходимо отметить ликвидацию «Таврического общества истории, археологии и этнографии», унаследовавшего эстафету научных штудий от «Таврической ученой архивной комиссии». Произошло это в скором времени, как отмечает один из крымских исследователей А.А. Непомнящий, после публикации в 1931 г. статьи И.В. Сталина (Джугашвили) «О некоторых вопросах истории большевиков»¹.

Одной из тем 40—50-х гг. XX в. являлся показ значительной роли аборигенного населения в истории эллинских центров Северного Причерноморья, что косвенно повлияло на интерпретации материалов некрополя, открытого в 1936 г. К примеру, С.Ф. Стржелецкий полагал, что «греки вместе таврами строят город»².

Правда, один из крупнейших исследователей «варварского населения» Крыма П.Н. Шульц, подчеркивая, что исследователи Херсонеса определяли могильник «как таврский не без оснований»³, тем самым косвенно соглашаясь с высказанными точками зрения, писал, что значение тавров в истории Херсонеса преувеличено⁴. По его мнению, на территории, которую Геродот называет, как «страну, прилегающую к морю, гористую и выступающую в Понт, ...заселяло племя тавров» (V, 99), археологически характеризуют памятники Кизил-Кобинской культуры, свидетельствующие, что ранние тавры жили разрозненными племенами, возможно, имели домашние промыслы и плужное земледелие в предгорьях. С рубежа VI—V вв. до н. э. сюда начинают интенсивно проникать скифы. В результате этого поселения тавров в предгорьях перестали существовать, но рассматривать данный этнос как монолитную группу, нельзя, культура их имела локальные отличия, существенные изменения происходили с течением времени, на что обратил внимание еще А.И. Тюменев»⁵.

П.Н. Шульц выделял несколько этапов в ранней истории тавров: первый — это X—IX вв. до н. э., второй — IX—VIII вв. до н. э. (к этому времени относится укрепленное поселение Уч-Баш на Гераклейском полуострове); в VIII—VII вв. до н. э. возникает значительное количество открытых поселений; для VII—VI вв. до н. э. на «таврских памятниках» встречаются раннескифские наконечники. Но связи между таврами и скифами, восходящие к этому периоду, еще незначительны. В VI—V вв. до н. э. тавры, вероятно, «общались» и с греками⁶. Под давлением скифов тавры отходят в горы, а в конце V в. до н. э. на месте таврского поселка был основан, вероятно, Херсонес⁷.

В конце II в. до н. э., по мнению П.Н. Шульца, тавры вместе со скифами принимали участие в набегах на Херсонес и сражались против армии Митридата, возглавляемой Диофантом. К этому времени следует относить появление укреплений тавров в горах и возникновение пристани Палакий у бухты Симболон. I в. до н. э. — I в. н. э. — период существования «поздних тавров», которые присоединились к скифам и другим племенам в борьбе против Рима.

Расширение контактов между таврами и жителями Херсонеса в I в. н. э. обусловило появление в Херсонесе надгробий с местным варварским обликом⁸.

В период раннего средневековья (V—VIII вв.) тавры смешались с проникшим в Крым сармато-аланским населением⁹.

Безусловно, нельзя все выводы, которые характерны для историков Крыма тех лет, объяснять «преднамеренным заблуждением». В первой половине XX в. происходило постепенное накопление археологических свидетельств. Стремление «объяснить находки», связать их с общеисторическими процессами, приводило к появлению выводов, которые оказались ошибочными. Многие из концептуальных построений тех лет не выдержали проверки последующими материалами раскопок, но это уже другой сюжет¹⁰.

Статья П.Н. Шульца была опубликована на страницах сборника докладов конференции, призванной подвести итоги развития советской исторической науки по истории Северного Причерноморья. На конференции прозвучал еще один доклад, в котором затрагивалась «варварская проблематика», Н.И. Сокольского и Д.Б. Шелова¹¹. Значительный раздел его был посвящен критике ученых дореволюционного периода, недооценивавших степень развития местных племен и преувеличивавших значение античных городов. Критические замечания были направлены против М.И. Ростовцева¹², который впервые широко поставил вопрос о соотношении и значимости эллинских и варварских элементов, попытавшись выявить основные факторы, определявшие исторические судьбы юга нашей страны. Он считал, что культурно-историческое развитие Северного Причерноморья определяли три струи: эллинская, алародийско-иранская, среднеевропейская, главная роль отводилась эллинской¹³. Докладчики, как требовало от них время, вынуждены были заявить, что концепция М.И. Ростовцева чужда советской исторической науке. Она построена не на базе социально-экономического развития общества, а лишь культурных влияний; большое значение «буржуазный исследователь» придавал географическому фактору¹⁴, считая степи юга Восточной Европы «коридором» для различных народов; создание и падение «государственных образований ставил в зависимость от географических условий»¹⁵. Подчеркивалось, что «Эллинство» и «Иранство» носят абстрактный характер¹⁶. Основное содержание доклада Н.И. Сокольского и Д.Б. Шелова было посвящено доказательству взаимной заинтересованности в развитии связей эллинов и варваров, что подтверждается, согласно их мнению, работами С.А. Жебелева¹⁷, который указывал на мирный характер отношений до III в. до н. э., «культурное влияние» античных городов на варварскую среду¹⁸.

В докладе Н.И. Сокольского и Д.Б. Шелова прозвучала критика и в отношении взглядов Д.П. Каллистова¹⁹, который «верно отметил всемирно-историческое значение соседства варваром и мира античной цивилизации», но ошибочно рассматривает «племенной мир варваров без учета различий ...между отдельными племенами».

Жесткой критике подверглись «некоторые популяризаторы» истории, в частности, П.Н. Надинский²⁰, который «социально-экономическим факторам отводил второстепенное место, отмечает только негативную роль греков, понимает колонизацию по подобию современной капиталистической», противопоставляет греков другим народам Северного Причерноморья²¹. Ошибкой является, как сказано в докладе, и одностороннее изображение греков, как захватчиков, характерное для другого популяризатора М. Курьянова²². Он считал, что греки и римляне грабили и разоряли Крым, уничтожали его культуру²³.

Повторим еще раз, что некоторые из выводов и гипотез, прозвучавших на конференции, не выдержали проверки временем. Основная причина этого — «политизированный характер» подведения итогов развития советской исторической науки, но дискуссия о некрополе, открытом в Херсонесе в 1936 г. продолжалась во второй половине XX в.

Примечания

1. Непомнящий А.А. Страницы истории крымского краеведения в 30-е гг. XX в. // БИ. 2006. Вып. 10. С. 361. Выступлением И. Сталина была поставлена под сомнение значимость источников, прежде всего архивных документов. Оно предопределило и партийно-государственный подход в исторических исследованиях. Показательны цитаты из переписки Н.Д. Полонской-Василенко (украинский историк, уволена в 1934 г. из Всеукраинской Академии наук) и А.И. Маркевича (бывший сотрудник Таврической ученой архивной комиссии), приведенные в статье А.А. Непомнящего. Так Н.Д. Полонская-Василенко писала в 1934 г.: «Многие теперь прячутся, если не хотят или не могут притворяться. Или таково наше время!». Вряд ли нуждаются в комментариях и слова А.И. Маркевича: «А к тому же меня зовут к участию в приспособлении одной моей статьи к нынешней идеологии, без чего она не может быть напечатана» (Там же. С. 365, 363). Характерным для эпохи было отношение к крупнейшим российским историкам. К примеру, Б.Д. Греков был арестован в сентябре 1930 г. по обвинению в сотрудничестве с П.Н. Врангелем и свыше месяца провел в тюрьме (Горская Н.А. Борис Дмитриевич Греков. М., 1999. С. 70—72). О «партийно-классовом подходе» в интерпретации некоторых событий из истории Таврики предстоит еще вспомнить в связи с вопросом о восстании Савмака. Подробное освещение судеб крымских краеведов содержится в: Мусаева У.К. Подвижники крымской этнографии, 1921—1941: Историографические очерки. Симферополь, 2004; также см.: Калакура Я.С. Украинская историография. Киев, 2004 (на укр. яз.).

2. Стржелецкий С.Ф. Херсонес-Корсунь. Симферополь, 1950. С. 140.

3. Шульц П.Н. О некоторых вопросах истории тавров: Территория, хронология, взаимоотношения с античными городами и скифами // Проблемы истории Северного Причерноморья в античную эпоху. М., 1959. С. 240.

4. Там же. С. 267. О таврах и кизил-кобинской культуре см.: Крис Х.И. К вопросу о периодизации кизил-кобинской культуры // СА. 1961. № 4. С. 66—77; Она же. Поселения кизил-кобинской культуры в балке Ашлама-Дере // История и археология древнего Крыма. Киев, 1957. С. 40—46; Она же. Раннетаврское поселение в Инкермане: По раскопкам 1948 г. // Там же. С. 47—53.

5. Шульц П.Н. О некоторых вопросах... С. 237 (см.: Тюменев А.И. Херсонесские этюды. 3 // ВДИ. 1949. № 4. С. 77).

6. Шульц П.Н. О некоторых вопросах... С. 245.

7. Там же. С. 247—248.

8. Об интерпретации «варварских надгробий» см. в очерке об искусстве Херсонеса, написанном А.В. Шевченко. Предварительно следует сказать, что их «неварварское происхождение» было показано Л.Г. Колесниковой, затем более подробно на этом остановил внимание В.Н. Зубарь.

9. Шульц П.Н. О некоторых вопросах... С. 257.

10. В начале нашего столетия была опубликована работа, в которой показано влияние диктата, оказываемого на историческую науку, что объясняет появление концепций относительно «варварской проблематики» у названных выше авторов (см.: Колтухов С.Г., Юрочкин В.Ю. От Скифии к Готии. Симферополь, 2004). Исследователи широко привлекают архивные материалы.

11. Сокольский Н.И., Шелов Д.Б. Историческая роль античных государств Северного Причерноморья // Проблемы истории Северного Причерноморья в античную эпоху. М., 1959. С. 40—62.

12. Кроме научных взглядов исследователя, на критику повлияло и то, что он, будучи командированным заграницу, позволил себе не вернуться в Советскую Россию.

13. Наиболее полно концепция М.И. Ростовцева изложена в: Ростовцев М.И. Эллинство и Иранство на юге России. Пгр., 1918. Монография в последующем доработана и издана на английском языке (Rostovtzeff M. Iranians and Greeks in South Russia. Oxford, 1922). Переведено было в скором времени после выхода из печати и другое сочинение выдающегося исследователя античной эпохи, касающееся северо-причерноморской проблематики. Об интересе к нему свидетельствует переиздание конца XX в. (см.: Ростовцев М.И. Скифия и Боспор. Л., 1925; RostowzewM. Skuthien und der Bosporus. Bd. 2 (Wiederentdeckte Kapitel und Verwandtes) / Hrsg. H. Heinen. Stuttgart, 1993).

14. Только в конце XX в. имя М.И. Ростовцева вернулось в российскую историографию античности. Труды его публикуются, появляются работы, оценивающие вклад исследователя в мировое антиковедение. Блестящим примером является публикация «Скифский роман» (ред. Г.Н. Бонгард-Левин), представляющая собой фундаментальное издание эпистолярного наследия М.И. Ростовцева, писем его корреспондентов, как и работ о его творчестве (см.: Бонгард-Левин Г.М. М.И. Ростовцев и И.И. Бикерман: учитель и ученик. Новые архивные материалы // Скифский роман. М., 1997; Бонгард-Левин Г.М., Тункина И.В. М.И. Ростовцев и А.А. Васильев: Шесть десятилетий дружбы и творческого сотрудничества // Там же; Зуев В.Ю. М.И. Ростовцев: Годы в России. Биографическая хроника // Там же; Бонгард-Левин Г.М. М.И. Ростовцев и Э.Х. Миннз: От Скифии до Китая и Японии // Там же; Фролов Э.Д. Судьба ученого: М.И. Ростовцев и его место в русской науке об античности // ВДИ. 1990. № 3).

15. Сокольский Н.И., Шелов Д.Б. Историческая роль... С. 40—41.

16. Ростовцев М.И. Эллинство и Иранство на юге России. Пг., 1918. С. 4. Он считал, что самостоятельным творческим центром южно-русские степи служить не могли, что и вызывало в те годы критику.

17. Жебелев С.А. Основные линии экономического развития Боспорского государства // Северное Причерноморье. М.; Л., 1953. С. 116—158; Он же. Народы Северного Причерноморья в античную эпоху // Там же. С. 254—274. Попутно можно отметить, что М.И. Ростовцев дружил с С.А. Жебелевым и когда в Советской России развернулись преследования историков, С.А. Жебелев вынужден был публично покаяться в своей принадлежности к «старым академикам» и «забыть» об этой дружбе. Чтобы не компрометировать коллегу, М.И. Ростовцев перестал адресовать непосредственно ему письма, отправляя их оказией или передавая приветы через других корреспондентов. Отметим также, что некоторые статьи тех лет были написаны С.А. Жебелевым по «партийному заказу», в частности, «Последний Перисад и скифское восстание на Боспоре» (Л., 1933 (ИГАИМК. Вып. 70; также см.: ВДИ. 1938. № 3. С. 49—71; Северное Причерноморье. М.; Л., 1953. С. 82—115). И С.А. Жебелев не был единственным из представителей антиковедения тех лет, кто вынужденно «подчинил» интерпретацию событий Древней истории государственно-партийному диктату. Собственно доклады на конференции, о которой идет речь, показатель этого. В работах тех лет присутствовали и концептуальные заблуждения, но и вынужденное искажение при изложении сюжетов истории Северо-Причерноморского региона.

18. Сокольский Н.И., Шелов Д.Б. Историческая роль... С. 42.

19. Упомянуты такие работы: Каллистов Д.П. Северное Причерноморье в античную эпоху. М., 1952; Он же. Очерки по истории Северного Причерноморья античной эпохи. Л., 1949.

20. Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. Симферополь. 1951. Ч. 1.

21. Сокольский Н.И., Шелов Д.Б. Историческая роль... С. 44.

22. Курьянов М. Крым. Киев, 1955. С. 17.

23. Сокольский Н.И., Шелов Д.Б. Историческая роль... С. 45. Два наиболее существенных вопроса выделено докладчиками: место античных государств Северного Причерноморья в античном мире в целом; роль их в историческом развитии народов региона. Примечателен вывод: «Разница в уровне социально-экономического развития греков и ведущих племен Северного Причерноморья была сравнительно невелика, поэтому не нужно преувеличивать разрыва и в уровне развития обществ и культуры греков и северопричерноморских племен» (Там же. С. 51). Вторая часть доклада посвящена характеру колонизации, вопросу о значении рабства, экономическим связям городов Северного Причерноморья с другими центрами Эллады. О взглядах историков тех лет можно судить на основании вывода: «Значение античных государств Северного Причерноморья в историческом развитии стран Средиземноморья было в целом второстепенным» (Там же. С. 52). В конце XX в. даже в учебниках по истории древней Греции говорится о том, что колонизация оказала существенное влияние на города материковой Греции, не без ее влияния произошло развитие ремесла, его специализация. Безусловно, об этом писали историки античности и ранее, еще в конце XIX — начале XX в.