н) Трудолюбие

Крымские татары, заметил один из гостей Крыма уже в XIX в., «известны издавна своим трудолюбием и трезвостью, хотя, правда, они и утилизировали естественные богатства края первобытными способами» (Гольденберг, 1883. С. 68). Несколько более ранний автор записал, находясь в горной части полуострова, что «жители Буюк-Озенбаша очень трудолюбивы; промышленность их состоит исключительно в том, что они делают исключительно повозки, выгодно сбываемые в средней части Крыма» (Демидов, 1853. С. 325). Важно отметить, что сказанное относилось не только к традиционалистскому большинству народа, жившему в сёлах, но и к горожанам, казалось бы радикально изменившим образ жизни (речь идёт даже не о ремесленниках, а о «работниках сервиса»). В кофейнях, ханах, парикмахерских, как вспоминает гость старого Акмесджита, «татары обслуживали нас не только с удовольствием, но и с заботливостью, ...охотой и готовностью (with solicitude, ...with willingness and alacrity)» (Lyall, 1825. P. 295—296).

О труде, как благостыне и награде, ниспосланной человеку единым Богом, говорили не только муллы, но и светски просвещённые наставники народа: «Леность и безделье суть нечестивы», — неоднократно повторял великий труженик Исмаил Гаспринский (Терджиман, 15.06.1884). Иногда исследователями делались попытки вывести некий средний показатель трудоспособности, трудолюбия мусульман, опираясь на реальный заработок их в сравнении с христианами Крыма. Однако этот метод не может быть назван объективным, поскольку крымскотатарское хозяйство было ближе к натуральному, то есть практически нетоварному, безденежному. Во-вторых, практически не тратили деньги на алкоголь, как это было принято у их русских соседей, то есть немногие заработанные ими рубли и копейки расходовались более продуктивно (или, точнее, конструктивно). Наконец, ни один мусульманин не мог себе позволить «отдыхать» 174 или даже более дней в году, приходившихся на христианские праздники, и проводимые православными, естественно, не в поте лица своего¹...

В целом же наблюдатели отмечали: «количество труда крымских татар пропорционально их потребностям, они ничего ни у кого не просят, никто из них не живёт за чужой счёт, это главное... Мы никогда не видели жалующихся на судьбу татар, это не цыгане...» (Montandon, 1834. P. 61). Попытка психологического объяснения бесспорной склонности крымцев к покою будет сделана ниже, как и органического неприятия ими ненужного перенапряжения любого рода. Но когда речь шла о необходимости помочь ближнему своему, а тем паче о спасении человеческой жизни, то упомянутая черта, обладавшая внешними признаками эгоизма, сменялась самым искренним и безграничным альтруизмом.

«Так, — вспоминал путешественник, — один татарин добровольно предложил сопровождать нас по крутизне на Яйлу, а когда мы стали предлагать ему за этот тяжёлый 15-вёрстный путь чаевые, он долго отказывался взять их. И хоть дела звали его в совершенно другое место, и он должен был снова возвращаться через горы, он не пожалел сил, чтобы сопровождать нас, поскольку наш прежний проводник показался ненадёжным и, как он сказал: «Вы одни легко заблудитесь там наверху в облаках». Можно ли в наших цивилизованных государствах найти крестьянина, который лишь по такой причине пожертвует какому-то иностранцу свой покой и своё время?» (Engelhardt, 1815. S. 42). Это — пример отказа крымцев от столь любимого ими комфортного времяпровождения, если дело того стоит.

Таким делом, естественно, являлся и каждодневный труд на благо семьи: «Что касается лени, то мы ни разу не видели, чтобы татарин из лени или стремления к комфорту презрел свои дела; когда они работают, то не жалеют сил, проявляя в этом привычную для них сноровку и искусность. Их поля хорошо обработаны и там, где это возможно, орошены узкими каналами, нередко тянущимися на 2—3 версты» и т. д. (Engelhardt, 1815. S. 43). «Эти люди способны исполнять великую работу», — с уважением признавал голландский автор (Witsen, 1692. Bl. 388). А народная мудрость полностью лишала отлынивающих от труда авторитета и права даже на соучастие в беседе с нормальными людьми: И ши екънынъ сёзю ёкъ («Кто не работает, тому нечего сказать»). Имелась и философская пословица на ту же тему: Адамны адам япкъян иштир («Человека человеком труд делает»).

Примечания

1. Упоминавшийся выше датский пастор П. Хавен, посетивший Россию в 1730-х гг., ссылается на малороссийского генерального подскарбия Якова Марковича, подсчитавшего, что на 1737 г. в России и на Украине выпал 191 постный, нерабочий день — против традиционных 174-х (Хавен, 2007. С. 242; Маркович, 1859. С. 16).