а) Карасубазарский мирный договор

Казалось бы, расходиться пора, но компания не унималась. Русского человека пригласить легко, проводить трудно.

В. Аксёнов. Новый сладостный стиль

После оккупации полуострова российский поверенный в делах при ханском престоле П.П. Веселицкий предложил послать к царице письмо с просьбой «перенять под русскую руку» города Кефе, Керчь и Еникале. Хан отказался. Тогда прибывший в Бахчисарай генерал Е.А. Щербинин предложил «охрану» крымской вольности, но и на это Сахиб-Гирей II гордо ответил: «На что вольного человека охранять?» (Смирнов, 1889. С. 141). Жест красивый, но лишенный политической основы, по крайней мере в ситуации, когда землю хана заполонили русские солдаты и заперекопские ногайцы.

Тем временем Шагин отправился в Петербург, имея при себе присяжный лист и грамоту об избрании нового хана. Калге назначили богатое содержание на время пребывания в столице и вообще окружили вниманием. Отсюда он пишет письма брату, советуя соглашаться на все русские предложения, отдавать города и т. д. В это время Сахиб неожиданно получил поддержку турок, которые даже прервали переговоры с русскими в Фокшанах, пока не прекратится оккупация Крыма; к османам снова стали склоняться ногайские орды. Но русские дали ногайцам подарков на 10 000 руб., в Крым ввели дополнительно корпус генерала А.А. Прозоровского, а Долгорукову указали заключить с ханом формальный союзный трактат, что доказало бы независимость Крыма. Князь приступил к переговорам.

Они долго шли безрезультатно, крымские татары понимали, чем грозит их родине предлагавшийся в проекте трактат. И тогда вновь последовали карательные акции против мирного, то есть не оказывавшего вооружённого сопротивления народа. Резня, устроенная Долгоруковым 19сентября 1772 г. была настолько страшной, что свидетельства о ней не только стали известны за рубежом, но позже попали и в научную литературу (Лашков, 1886. С. 11). Эта кровавая баня отнюдь не была каким-то исключением в тактике русских захватчиков. Массовые казни, сопровождавшиеся выжиганием больших сёл и малых деревень, продолжались несколько недель. Их масштаб был таков, что очевидным стало уменьшение коренного населения.

Лишь в виду явно начавшегося геноцида, поняв, что русские не остановятся перед истреблением целого народа, хан согласился на мирные переговоры. Для этого в Крым в качестве полномочного посла и дипломатического резидента был направлен генерал-майор Е.А. Щербинин. И крымскотатарские представители на переговорах, состоявшихся в Карасубазаре, согласились подписать 1 ноября 1772 г. требуемый договор (текст см. в IV томе) о независимости ханства, в дальнейшем ставший основой кабального Кючук-Кайнарджийского договора (Подр. см. в: Скальковский, 1838. Ч. II. С. 148).

В преамбуле этого акта Екатерина выражала сожаление по поводу несколько зависимого от Турции положения ханства, «как несвойственного и совсем предосудительного» для коренного народа Крыма. Далее признавалось, что крымцы, если и выступали некогда против России, то по турецкому принуждению, то есть «против их собственной воли и пользы». В связи с этим царица «охотно» даёт им возможность подняться на «степень свободной и ни от кого не зависимой области, правимой собственным своим начальством в лице Хана Крымского», которого российская сторона торжественно признаёт «в качестве независимого владетеля над свободной Татарской областью».

Первопричиной же недавних военных действий в Крыму объявлялось «человеколюбивое сей Монархини сердце, [которое] подвиглось... употребить способы к избавлению Крымского полуострова и всех Татарских народов от поносного порабощения, в какое они коварством и насильством низвержены были».

Первой статьёй стороны обязывались вечно хранить «союз, дружбу и доверенность» взаимно обязуясь не притеснять веры, законов и прав друг друга. Аналогично гарантировалось невмешательство в процесс избрания новых ханов, что объявлялось сугубо внутренним делом крымскотатарского народа (Статья вторая).

Крымская сторона при этом была принуждена кровавыми обстоятельствами, которые упоминались выше, согласиться на передачу России в вечное владение порта-крепости Еникале, Керченского полуострова и большого села Ахтиара с окрестными территориями и прилегавшей к нему обширной и хорошо защищённой бухтой. Этим наносился огромный стратегический ущерб ханству: захваченные крепости полностью контролировали узкий Керченский пролив между Чёрным и Азовским морями, последнее из которых было по сути внутренним крымскотатарским озером.

Второе важное последствие — Россия получила возможность базирования флота не в глубине своих материковых владений, на берегах русских рек, а непосредственно близ театра будущих военных действий с Турцией, что, как мы увидим, в конечном счёте привело к лишению Крымского ханства его древней государственности. Но в момент заключения Карасубазарского договора эта уступка была ханжески облечена в форму заботы России о возможности быстрого оказания «в нужных случаях немедленной помощи и защищения» ханству, что станет гарантией «вольности и независимости Крымской и всех Татар, составляющих ныне свободную область под собственным своим Верховным Правительством» хана (Статья седьмая).

Что же касается оккупации ханства, то Россия гарантировала, что «по заключении с Портой мира Российские войска [в Крыму] пребывания иметь не будут, равно и за Перекопом Крымская степь по границы Российской империи, бывшие до настоящей войны... во владении Крымских жителей остаться имеет» (Статья восьмая). Были оговорены и взаимовыгодные условия торговли подданных обоих государств (практически беспошлинной), что также имело свой смысл.

То есть по смысловому содержанию трактат этот можно назвать классическим первичным договором колониальной истории XVIII в. Начальный период колонизации коренного населения самых различных областей открывали такие вот стереотипные «договоры о мире и дружбе, предусматривавшие также ограниченные земельные уступки для удовлетворения интересов поселенцев и регулировавшие торговлю» (Мартинес, 1992. Т. II. С. 185). Карасубазарский трактат в целом можно определить как заключённый крымцами даже не под какой-то надвинувшейся угрозой, а как чрезвычайную меру, необходимую для немедленного прекращения, притом любой ценой, уже начавшегося процесса истребления коренного мусульманского населения полуострова. Поэтому его нельзя характеризовать как осознанный, и ещё менее — как свободный и добровольный договор.

Поэтому в незаконности, государственно-правовой ничтожности этого акта не может быть никаких сомнений. Любой независимый суд признаёт незаконными даже свидетельские показания по простому уголовному делу, полученные под физическим принуждением к ним. Что же тогда говорить о вынужденности Карасубазарского договора, который был буквально вымучен сотнями жертв — а при неподписании его этих несчастных стало бы ещё больше, — пока завоеватели не перебили бы всех...

Формально Крымское ханство становилось независимым. Россия не настаивала пока на его аннексии по трём причинам:

а) правительство в Петербурге отдавало себе отчёт в том, что разорённый российской агрессией Крым не только не принесёт доходов в виде податей и пошлин, но и потребует от казны дополнительных расходов на восстановление экономики;

б) правительство опасалось остро враждебной реакции европейских стран на столь радикальное усиление России, чьи агрессивные устремления были хорошо известны не только западным державам;

в) Царская администрация пришла к выводу, что татары вообще «по их свойству и положению никогда не будут полезными подданными России, никакие с них порядочные подати собираемы быть не могут, и для защиты русских границ они служить не будут» (Уляницкий, 1883. С. 145).

Вскоре, при направлении в независимый Крым первого постоянного российского представителя, в Петербурге было решено оформить его прибытие в Бахчисарай по протоколу торжественного посольства. Необходимость этого обосновывалась канцлером Российской империи Паниным следующим образом: «По введённому в Европе обыкновению и этикету не может ничем действительнее, явнее и достаточнее доказано быть признание со стороны здешнего двора независимости татарской, как сим поступком, предполагающим их достойными быть непосредственного с почтительными державами сношения и пересылки» (Архив Воронцова, 1872. Кн. XXVI. С. 87).

Одновременно крымские дипломаты были извещены о том, что они могут не обнажать голов на торжественных приёмах при русском дворе, то есть и в присутствии императрицы (Архив Госсовета. Т. I. Ч. 1. С. 125). Это право было чрезвычайно важным: им пользовались лишь послы правящей особы, статус которой был равнозначен имевшемуся у российских монархов, то есть императорскому. Из всех стран Ближнего Востока таким статусом (падишахским¹) обладал лишь государь Персии, а турецкий султан мог только претендовать на него. Теперь Екатерина «вспомнила», что падишахами исстари являются и Гиреи, как наследники земель и регалий Золотой Орды и носители титула Великого Хана Великого Улуса и Степей Кыпчака (подробнее об этой проблеме говорилось в § 9 главы V первого тома).

Итак, заключив Карасубазарский договор с независимым Крымом, Россия получила доступ к Чёрному морю, которого она тщетно добивалась у Стамбула. Что же касается политической гарантии этих торговых привилегий, то и здесь крымская независимость вполне надежно её могла представить: если ранее ханы назначались султаном, то теперь исход традиционной борьбы за власть между многочисленными Гиреями вполне мог решаться Петербургом. И конечно же, для поддержки «законной власти» любого из своих ставленников Россия могла сколь угодно долго держать здесь свои войска. Причём на столь же безукоризненно законном основании — по ханской просьбе о российском воинском присутствии.

Турция на автономию Крыма пока не соглашалась, не желая, естественно, навечно утратить одного из ценнейших своих вассалов. Была и веская формальная причина такого противодействия русской дипломатии, — ведь этого требовала Россия, а не сами крымские татары. Понимая всю обоснованность такого турецкого довода в глазах европейского общественного мнения, царские политики приложили немало усилий, чтобы добиться подобной просьбы от крымчан, но тщетно. Прошло совсем немного времени, и даже те беи и мурзы, что в ходе междоусобицы делали ставку на русскую помощь, теперь свою позицию изменили. Как замечает один из интереснейших авторов, писавший буквально «по горячим следам» этих событий, русские войска, которые «вошли в Крым, содействуя к утверждению ханской власти, остались в нем и скоро надоели всем жителям» (Мертваго, 1867. С. 174). Поэтому и русские дипломаты уже в 1772 г. с трогательной обидой сообщают на родину, что «татары не познают и не чувствуют ни нашего им благодеяния (!), ни цены даруемой вольности и независимости, но, паче привыкнув к власти и игу порты Оттоманской, желают внутренне под оные возвратиться» (Уляницкий, 1883. С. 406).

Согласно информации, сохранившейся у крымских татар, близких к Шагину, именно эти дипломаты вели тайную интригу, возбуждая народ против их хана, подстрекая его к прямому мятежу, в то время как другие подбивали Гирея на самые непопулярные реформы и поступки, способные ещё более раздражать основную массу простых крымцев (Clarke, 1810. P. 468).

И даже единственное своё дипломатическое средство, годившееся для решения проблемы, — договор с Крымом 1772 г. — Россия упустила из рук. Когда русская администрация начала отбирать у татар их территории и имущество в гораздо большем объёме, чем было указано в договоре, то есть первой нарушила его, то за отказ от соблюдения трактата высказался и ханский диван. При этом ханские советники опирались именно на этот факт — действия «России, отнимающей у нас земли и обращающейся с нами лживо». И беи твердо стояли на своём, несмотря на угрозы все более походившего на марионетку царицы Шагина: калга считал новую позицию дивана «вероломством», за которое России «ничего не стоит обратить Крым в пустыню» (Соловьёв, 1994. Кн. XIV. С. 29)

Таким образом, царская дипломатия зашла в крымском вопросе в тупик, причём по собственной вине. Более благоприятно складывались у России дела чисто военные. Неудача Дунайской экспедиции 1773 г. эхом откликнулась на Кубани: издавна жившие здесь крымские выходцы заволновались, и мятеж грозил переброситься в Крым. Начались военные действия, которые продлились до 1774 г., когда восстание было подавлено. Однако последовавшие карательные меры подполковника П.Я. Бухвостова были недостаточны: крымские татары на Кубани явно готовили новый мятеж. И тогда на эту окраину ханства царским правительством был направлен Шагин. К этому времени он, слишком далеко разойдясь с земляками, сложил с себя титул калги и откровенно перешел на русское содержание. Генерал Е.А. Щербинин снабдил бывшего калгу 35 000 руб., что помогло лучше, чем русские штыки: при помощи подкупов вожаков восставших крымских татар уже в мае 1774 г. Шагин стал кубанским сераскиром (Лашков, 1886. С. 15).

В начале 1773 г. русским флотом был одержан ряд побед над турками в Средиземном море. В мае—июне того же года успехов на турецком фронте добилась и царская армия на правом берегу Дуная. А в январе 1774 г. умер сильный политик и мудрый государь, султан Мустафа III. Его на стамбульском престоле сменил малоопытный Абдул-Хамид I, от которого на продолжившихся переговорах России удалось добиться важных уступок. И 10/21 июля 1774 г. в придунайской деревне Кючук-Кайнарджи между Турцией и Россией был заключён мирный договор.

Примечания

1. О равнозначности падишахского и императорского статусов см. в: Haberkem, Wallach. Bd. II. 1972. S. 466.