1. «Греческий проект»

Если миллионы людей страдают одной и той же формой психической патологии, это ещё не делает их нормальными.

Эрих Фромм, философ и психолог (1900—1980)

План правительства Екатерины II завоевать часть Турции, включая проливы, нередко именовался в советской историографии вымыслом, «мифом» (Маркова, 1958. С. 53, 58) и даже ставился в один ряд с действительно апокрифичным «Завещанием Петра I». Между тем ныне имеются неопровержимо доказательные свидетельства о существовании такого проекта, важной частью которого было превращение Крыма в опорный пункт для агрессии против соседней страны.

Мысль о «воздвижении животворящего честнаго креста Господня» над Айя-Софией была, как мы видели, не нова. Давно и верно было замечено, что основные положения екатерининских планов отражали программу, заложенную в известный манифест, направленный Петром I черногорцам (1711 г.), да и в высказываниях самой Екатерины II они встречаются ещё в 1769 г. (Щебальский, 1868. С. 142). Но если ранее захват Босфора и Балкан рассматривался как одно из средств борьбы с турками ради освобождения православных подданных султана¹, то теперь он становится стратегической самоцелью, то есть, агрессией в политических интересах исключительно России.

Заманчивым было решение такой задачи и чисто экономически: центральная часть России была относительно перенаселена, интенсификация ее хозяйства была по внутриполитическим причинам (крепостное право и др.) невозможна, оставалось продолжать экспансивный путь развития. Казалось, что расширение территории за счет Причерноморья, выход к Чёрному морю и далее в Средиземноморье, дали бы возможность расширения производства и выгодного, без посредников, сбыта хлеба². Но идея такой экспансии издавна, по суровой внешнеполитической необходимости облекалась в идеологические одежды. Так, в 1768 г. граф А. Орлов писал: «И если ехать, так уж ехать до Константинополя и освободить всех православных и благочестивых из-под ига тяжкого, которое они терпят. И скажу так, как в грамоте Петр Первый сказал: а их, неверных магометан, согнать в поле и степи пустые и песчаные, на прежние их жилища» (цит. по: Покровский, 1918. С. 17).

История этого плана, именуемого в литературе «Греческим проектом», такова. Сблизившись в противовес Пруссии, Франции и Турции с Австрией, царица обратилась в 1781 г. к подготовленному Г.А. Потёмкиным ещё до Кючук-Кайнарджийского мира «великому плану так называемой восточной системы», цель которого состояла в изгнании турок из Европы и образовании на освободившемся месте православного Греческого царства под скипетром великого князя российской императорской фамилии (Жигарев, 1896. С. 208). Проект этот был в 1782 г. детализирован в «Записке» упоминавшегося графа А.А. Безбородко, где указывались конкретные цели русской экспансии — захват Очакова и всей территории между Бугом и Днестром, Крымского ханства, части Греческого архипелага. Нападение на Турцию планировалось совместно с Австрией. Такой удар должен был бы заставить турок уступить нужные обеим союзницам земли, а также согласиться на создание из Молдавии, Валахии и Бессарабии буферного государства Дакии (Жигарев, 1896. С. 209; Маркова, 1958. С. 59; Проливы, 1999. С. 83) под наместнической властью Г.А. Потемкина или какого-либо великого князя из дома Романовых.

В случае если нападение пройдет удачно, предполагалось посадить на реставрированный греческий престол внука Екатерины II Константина (Соловьёв, 1862. С. 34—35; История СССР, 1939. Т. I. С. 722). Кстати, последний и имя-то свое получил (в 1779 г.) с символической «нагрузкой»; поэты той эпохи чутко это уловили: «Се Константин восстал! / ликуйте, мудры греки! / возобновятся вам Прошедши сладки веки, / Афины мощною воздвигнет он рукой». Или: «Гроза и ужас чалмоносцев, / великий Константин рожден» (цит. по: Маркова, 1958. С. 70). Ожидалось, что великий князь «восприимет престол византийских василевсов и коронуется с литером Константин XII» (Зубов, 2005, № 8. С. 127). Для окончательного «огречивания» будущего властителя Греции, с островов Эгейского моря в Петербург были выписаны кормилицы, чтобы он был вспоен греческим молоком — в самом буквальном смысле слова (Бейдилли, 2006. С. 54).

В октябре 1782 г. проект был отправлен на согласование в Вену. Уже через месяц Иосиф II апробировал его с уточнением причитающейся ему части Турции (Мартенс, 1874. Т. II. С. 136). Но далеко не столь гладко пошло дело с осуществлением этого плана. И проблема заключалась не только в турецком сопротивлении, но и в настроениях подлежащих «освобождению» христиан. Проектируемое «Греческое царство» должно было бы называться так лишь по имени, будучи населенным преимущественно славянами, которые без энтузиазма относились к перспективе неминуемого при таком обороте огречивания (ясно, что ключевые политические, культурные и экономические позиции достались бы грекам). Далее, общепринятое мнение о неимоверных страданиях всех славян под турецким игом оказалось, мягко говоря, преувеличением. Иго угнетало прежде всего зажиточную часть османского славянства, например купцов, которые были поставлены в худшие по сравнению с их мусульманскими коллегами условия. Основная же, крестьянская масса христиан существовала вполне сносно — упадок их хозяйств был бы попросту невыгоден османам. И поскольку, как заметил Энгельс, «христианин-земледелец под турецким владычеством находился в лучших материальных условиях, чем где бы то ни было» (Маркс, Энгельс. Т. XXII. С. 32), то было бы странно, если бы он подвергал свою жизнь риску ради перспективы стать крепостным у русского или греческого помещика³.

Были у приверженцев проекта и внешнеполитические трудности. В Европе прекрасно понимали, что, приобретя власть над «Дакией», Россия в Европе неимоверно усилится, а это мало кого устраивало. Наконец, сам австро-российский антитурецкий союз был чреват расколом по причине двойной политики царицы — она скрывала от цесаря свой план аннексии Крыма до последней возможности, что не могло не оскорбить союзника. Когда же аннексия завершилась, то сенсационный факт существования «Греческого проекта» стал достоянием не только дипломатов, но и широкой общественности. Путешествовавший в 1780-х гг. по Крыму французский учёный говорит, что «к Ахтиару прикована вся политика России, да и внимание Европы тоже. Ведь было почти официально заявлено (a que trop manifestes) о том, что Восточная империя будет восстановлена рукой императрицы, что Екатерина II завершит дело, начатое Петром I, и над Константинополем взовьётся русский флаг» (Baert, 1797. P. 26—27).

«Греческому проекту» не суждено было осуществиться полностью и сразу, как о том мечтала Екатерина. Но его обсуждение, ставшее известным европейским политикам, принесло России в ближайшем — и отдалённом — будущем осложнения и даже прямой вред не меньшие, чем пресловутое «Завещание Петра I». Оттого и выглядят странно выводы советских историков о том, что «Греческий проект» был блефом, демонстративным актом, который должен был принести пользу Петербургу (Маркова, 1958. С. 61). Есть материалы, подтверждающие факт активизации военной колонизации всего Новороссийского края именно в преддверии выполнения этого плана (Загоровский, 1913. С. 12).

«Отец» проекта Г.А. Потёмкин закладывал для него вполне реальный фундамент. Не ограничившись фантастическим по масштабам переселением на юг русских и нерусских колонистов (общее число их достигло 700 000 чел. — см: Щебальский, 1868. С. 140), князь проводил широкую милитаризацию новозавоёванного края. В эти же трудные для России годы Екатерина приняла в подданство Грузию — акт по политическому значению непростой, ведь между Россией и Грузией находились кавказские государства, настроенные по отношению к империи весьма опасливо и недружелюбно. Но она сделала этот шаг, зная, какие трудности её ждут с завоеванием, удержанием и обороной новоприобретенных территорий. Факт малопонятный, если не учитывать, что теперь Россия наконец-то могла ударить по Турции с обоих флангов — дунайского и кавказского. Центральное же место в подготовке к осуществлению проекта отводилось, очевидно, Крыму и будущему Черноморскому флоту. Все эти меры и составили тот самый фундамент, о котором говорилось выше.

Повторяем, утечка информации о переговорах с Австрией принесла России большой вред, крайне насторожив все без исключения страны Европы. Действительно, если бы Константинополь стал третьей третьей российской столицей (наряду с Москвой и Петербургом), то это это означало бы не только духовное господство России над всем восточно-христианским миром, но и стало бы решающим этапом к установлению её господства над Европой. Ведь в таком случае русские достигли бы безраздельного господства на Чёрном море, над Малой Азией и Балканским полуостровом. Это означало бы, что в руках у них оказалось бы орудие мощного политического давления на любую державу, имевшую торговые интересы в Причерноморье, ведь Проливы можно будет в любой момент закрыть.

«И, как результат — это море превращается в русскую военную гавань и место маневров исключительно русского флота, который в любой момент мог бы с этой надёжной резервной позиции делать вылазки через укрепленный Босфор и снова укрываться в этой гавани. Господство над Балканским полуостровом продвинуло бы границы России до Адриатического моря» (Маркс, Энгельс. Т. XXII. С. 18). И вполне можно согласиться с тем, что именно сильнейшее беспокойство, вызванное фактом подготовки «Греческого проекта», способствовало «развёртыванию русско-турецкой войны 1787—1791 гг.» (Маркова, 1958. С. 78) — войны, к которой оказались неготовыми как Турция, так и Россия.

Примечания

1. Трудно сказать, какая судьба постигла бы при этом свободное греческое крестьянство, но пример «освобождённой» Россией Молдавии не исключает распространение и на Грецию крепостного права российского образца. Пока же «Греки управлялись Портой в целом вполне справедливо. Эксцессы, и эксцессы жестокие, возникали именно по причине борьбы за независимость, как следствия взаимного ожесточения» (Зубов, 2005, № 8. С. 127—128).

2. Много лет спустя английский историк и социолог Арнолд Джозеф Тойнби (1889—1975), подвергнув анализу огромный исторический материал, придёт, среди прочего, к выводу о губительности такого пути для общества и экономики любой страны: «...экспансия сама по себе не является критерием роста. Когда общество, отмеченное явными признаками роста, стремится к территориальным приобретениям, можно заранее сказать, что оно подрывает тем самым свои внутренние силы» (Тойнби, 1991. С. 323).

3. Кроме того, имелись примеры благодеяний, уже оказанных русской царицей её христианским новоподданным: многовековая молитвенная деятельность Успенского монастыря под Бахчисараем как раз и прекратилась в результате того, что на его паству обратила внимание Екатерина. Причём это был не временный перерыв в службах — монастырь был пуст, заброшен и загажен в течение многих десятилетий при уже новой, российской власти (Webster, 1830. P. 82).