6. «Комиссия для разбора споров...»

Смерть Екатерины и воцарение Павла I принесли Крыму некоторые перемены. Ненавидевший, как известно, все екатерининское, новый император приказал уничтожать потёмкинские нововведения, среди которых было немало объективно полезных Крыму, его новой экономике. Он подчинил полуостров новороссийскому губернатору, ликвидировав самостоятельную Таврическую область¹.

Бывшие беглые крестьяне были водворены к старым владельцам в России, отчего их новообработанные пашни в Крыму пришли в запустение. Павел выгонял с мест екатерининских служак, «оставя многое число в чины выведенных негодяев», и безработные ветераны покойной царицы «составили корпус нищих в старинных наместнических мундирах» (Мертваго, 1867. С. 182).

Этот «корпус» не мог, как ранее, кормиться в крае, обезлюдевшем из-за эмиграции и высылки беглых. Поэтому бывшие чиновники и офицеры скоро превратились в настоящих стервятников, растаскивавших древние мечети и кладбища на материал, из которого строили дома и тут же продавали их новопоселенцам. Они же «организовывали сплошную вырубку брошенных садов, а также лесных массивов, на которые население не могло предъявить владельческих документов. В первую очередь уничтожались наиболее ценные сорта, так как древесина шла на продажу». Современники поражались «тому, с какой быстротой происходили порубки тутовых и маслинных рощ, приходили в запустение дороги, иссыхали лавры и растаскивались кирпичи... строений» (цит. по: Медведева, 1956. С. 244).

Продолжалось и элементарное обезземеливание крымских татар. Время приносило всё новые к тому способы; их было множество. Не имея возможности подробно останавливаться на их смысле, назову главнейший, то есть тот, по которому большая часть крымскотатарской крестьянской земли ушла в чужие руки. Вот его краткое описание, сделанное добросовестным чиновником, хорошо знавшим суть дела и лично знакомым с государственными (на казённой службе) землемерами, руками которых это преступление и совершалось:

«Землемеры, чтобы не увеличивать своего труда обозначением межи каждого дробного участка, обращались к несведущим татарам с вопросом: не принадлежат ли эти земли всему обществу? Татары, не понимавшие большей частью сущности вопроса и последствия, какие могли для них от этого произойти, отвечали обыкновенно утвердительно, и тогда эти земли вносились в план с обозначением общественной, то есть принадлежащей такому-то аулу. Вот каким образом множество татарских участков перестали быть частной собственностью и превратились в собственность казны» (Левицкий, 1882. С. 600). А уж после этого казна со спокойной совестью награждала этой землёй кого считала нужным, или продавала её, ничуть не заботясь о судьбе крымских татар, издавна ею владевших.

Что касается конкретных групп крымскотатарских крестьян, то можно сделать осторожный вывод (он нуждается в дополнительной проверке) относительно того, что в тот, начальный период их обезземеливания, меньше пострадали жившие на бейской земле, оставшейся у старых хозяев, которые ещё не успели соблазниться её коммерциализацией. Оттого и крестьяне их все пока оставались на привычных местах. Несколько хуже обстояло дело с мурзинскими насельниками, поскольку низшее дворянство (из капы-кулу) само оказалось без документов на владение и было вытеснено со своих старинных земель, естественно, вместе с крестьянами, столь же давно и привычно эти угодья обрабатывавшими.

Наконец, хуже всего пришлось сословию Челеби, то есть многочисленным свободным земледельцам, зачастую вполне зажиточным, крепким хозяевам, но жившим на бывшей ханской земле, не имея никаких владельческих на неё документов (раздавать их в Крымском ханстве считалось ненужным, земельные права веками оставались незыблемыми, нечастые нарушения их тут же исправлялись кадиями). Этих крестьян лишали земли полностью, до дворового участка. Более того, не успев разобраться с крымской социально-культурной ситуацией, русские администраторы попытались тут же, едва завершилась аннексия, загнать этих вольных крымцев в рабское ярмо, автоматически переведя их из «ханских мужиков» (так чиновникам впопыхах померещилось) в российские государственные крестьяне (Haxthausen, 1847. S. 432). Когда же ситуация прояснилась, бедных Челеби, конечно, освободили, но в том числе и от недвижимости. То есть просто погнали с земли, перешедшей в казну (подробней см. ниже).

Многочисленные жалобы сгоняемых с земли крестьян действия не имели, так как большей частью такие бумаги до Петербурга попросту не доходили. Если же какие-то из них и принимались к разбирательству, то решение выносилось довольно быстро, как только канцелярия губернатора отыскивала соответствующий план. На нём тут же однозначно указывалась принадлежность соответствующего мелкого участка казне и никому иному.

И лишь при Александре I непрекращавшиеся жалобы крымских татар на лишение их земли, как и на варварскую ликвидацию памятников их древней духовной и материальной культуры, находившихся на отобранной земле, возымели какой-то результат. В 1801 г. был составлен и подвергнут достаточно широкому обсуждению проект отвода безземельным татарам садов и виноградников горной и южнобережной части Крыма, ранее принадлежавших греческим и иным христианам, депортированным в 1779 г. Этот проект был подвергнут нападкам, в том числе и со стороны новых крымских землевладельцев. Среди этих критиков проекта выделился крупный земельный магнат, морской министр Н.С. Мордвинов, в 1802 г. отославший в Петербург своё «Мнение относительно Крыма». В этой записке он утверждал, что если проект будет осуществлён, «...то исчезнут неминуемо те благолепные виды, под коими Тавриду некогда узреть вожделенно было: Тавриду, изобилующую виноградом, маслиною, померанцами и прочими богатейшими для империи российской произведениями».

Н.С. Мордвинов. Портрет А.Г. Варнека

И далее: «Опытность и очевидность утверждают, что татары неспособны жить (?) и занимать земли, к садам годные. Разсудок говорит, что в виноградных землях должно жить искусным в разведении сего растения в садах, сродным к садоводству; хлебопашцам же и скотоводцам — на полях и в степях. Благо общее требует, чтобы в горную часть Крыма привлекаемы были иностранцы, понимающие цену толико благодатной земли» (Мордвинов, 1872. С. 211—212). Таким образом, министр-помещик, основываясь на мифе о несклонности крымских татар к земледелию, предлагал их за это выселить из древних мест обитания, заменив коренных жителей иммигрантами. Очевидно, к «Мнению» прислушались в столице империи, где с его автором считались.

Возможно, его выводы повлияли и на работу «Комиссии для разбора споров по землям и определения повинностей на Крымском полуострове», созданной в те же годы в Петербурге. Официально основной её целью было всё, «принадлежащее настоящим хозяевам возвратить или другим пристойным образом сделать удовлетворение» (цит. по: Лашков, 1897. С. 137). О том, кто такие эти «настоящие хозяева», уточнений не было.

Под председательством сенатора Лопухина члены комиссии выехали в 1802 г. в Симферополь. В первый же месяц жалоб было принесено столько, что ни о каком разборе их силами пяти членов комиссии не могло быть и речи, если бы даже они работали беспрерывно несколько десятков лет. И они, очевидно убоявшись бездны головоломных дел, всячески тянули с их разбором. «Медленность комиссии и порядок, несносно отяготительный, причиною, что в три года ее существования ни одного дела не решено и даже половины бумаг не разобрано и не прочтено» (Мертваго, 1867. С. 185—186).

Вопросы по ханскому периоду землевладения, сами по себе достаточно сложные из-за отсутствия владельческих документов, как снежный ком обрастали конфликтами, возникавшими уже в послеаннексионное время. Через год правительство приняло соломоново решение: комиссии предписывалось в противоположность первоначальной инструкции не возвращать татарам земли, отданные новым помещикам, если последние успели возвести там здания, мельницы и т. п. Этот же документ подтверждал право помещиков на десятину и 8-дневную (в год) барщину. Ободренные подобным признанием их прав, помещики установили по отношению к татарскому крестьянству порядки, не отличавшиеся от традиционно крепостнических. От захватов земель и садов они перешли к ужесточению эксплуатации крымцев, попавших к ним в зависимость; комиссия буквально потонула в жалобах на бар, которые крестьян «разоряют и немилосердным боем тиранят» (Лашков, 1897. С. 185).

А в 1809 г. последовало новое законодательное утверждение фактически крепостного права, навязанного русскими помещиками коренному населению. Причём в самой жёсткой форме, а именно личной крепостной зависимости. Отныне татары не могли покидать места жительства в период с декабря по март. Но и в остальное время года такого права им фактически не предоставлялось: в этом случае не только земля, но и имущество их равно отходили к барину. Существовала и полноразмерная барщина, которая должна была отправляться по первому понуждению помещика (Лашков, 1897. С. 190—191).

Здесь трудно удержаться от приведения ещё одной справки советского историка, который полностью игнорирует вышеприведённую и обоснованную информацию действительно авторитетного учёного. П. Надинский утверждает, что правительство якобы «...предоставило целый ряд» льгот и крымскотатарским крестьянам. Они были причислены к разряду государственных крестьян, и на них крепостное право не распространялось. Они «могли свободно переезжать с места на место и свободно продавать принадлежащие им земли». И далее: «Такое заигрывание царизма с крымскими татарами являлось не чем иным, как политическим манёвром...» (Надинский, 1952. Ч. I. С. 103). Действительно, заигрывание и манёвр — разрешение разорённым, нищим людям свободно бродить по Крыму и пытаться продать уже отобранные у них земли...

Придётся привести ещё одно свидетельство, относящееся к размышлениям не учёного XX в., а устному свидетельству, относящемуся к первой половине XIX в., но обладающее всеми достоинствами источника. Байдарский зажиточный татарин Али Мустафа-оглу поведал заезжему немцу об общей проблеме своих земляков: некий русский, получивший от Екатерины Второй 700 моргенов (ок. 400 000 кв. саж. или 167 га. — В.В.) земли, прирезал к ней различными способами ещё 19 000 моргенов (то есть увеличил первоначальный подарок в 27 с лишним раз. — В.В.), отчего сократились татарские пастбища и сады. «Но самое худшее, — продолжил Али Мустафа-оглу, — в ином: сегодня он утверждает, что вместе с екатерининским даром он получил и право требовать с местных татар барщину. Затеянный было последними процесс в Петербурге длится уже несколько лет без результата, а угнетение татар адмиралом продолжается» (Kohl, 1841. S. 270). То есть речь идёт явно об упоминавшемся выше Н.С. Мордвинове.

Руководствуясь упомянутыми «дополнениями» к инструкции, комиссия в абсолютном большинстве случаев решала конфликты в пользу русских помещиков. Если же выяснялось, что новый владелец не мог доказать своих прав на землю, то и в этом, редчайшем случае, она крымцам не возвращалась. Помещик должен был лишь возместить её стоимость общине согласно приблизительной оценке. Оценку же проводили чиновники, естественно её занижая. Достаточно сказать, что по всему Крыму было собрано таким образом лишь 20 000 руб. (Лашков, 1897. С. 194).

Примечания

1. Административно бывшее ханство вместе с прилегающими заперекопскими степями было в 1784 г. объявлено Таврической областью. Лишь при Александре I, в 1802 г., упомянутое павловское нововведение было ликвидировано, а вместо него образована Таврическая губерния в границах бывшей области.