а) Создание Крымско-татарского дивизиона

Война с Наполеоном получила в России наименование «Отечественной». Это отчасти соответствует действительности, хотя, на наш взгляд, массовость всенародного сопротивления французскому нашествию на Отечество изрядно преувеличена. Сопротивление оказывали общины разорённых оккупантами местностей, а где-нибудь в Перми или Воронеже крестьяне слабо себе представляли, что происходит далеко на западе и особым патриотизмом не пылали. Поэтому война 1812 г. была скорее Общинной войной — это если говорить о народном, партизанском движении. Правда, в ней участвовали и южане-казаки, но они были, как и воины регулярной армии, людьми служивыми, обязанными подчиняться приказу. И единственное исключение в этом смысле представляли собой крымские татары, которые, не подвергаясь никакой опасности оккупации, добровольно явились под российские знамёна — о чём речь пойдёт ниже.

Значительную часть XIX—XX вв. крымскотатарские кавалерийские части были известны под именем Крымского Конного полка. Начало его истории относится к 1780-м гг., когда Екатерина II указала создать, кажется, по просьбе самих крымчан¹, дивизионы из местного, крымскотатарского населения. Президент военной коллегии князь Г.А. Потёмкин получил 01.03.1784 г. указ «о составлении войска из подданных в Таврической области обитающих в составе пяти дивизионов» (ПСЗ. Т. XXII. № 15 945). На первых порах было создано три дивизиона по 200 человек личного состава. Из них два находились на действительной службе, тогда как третий оставался в запасе. Но в мае 1787 г., в дни достопамятного посещения Екатериной II Крыма, в седле оказались все три части, к которым присоединились ещё какие-то добровольные участники этого действа.

Современник, не вполне знакомый с историей крымскотатарских дивизионов, так записал ход события: «Только что составлена гвардия из 800 человек татар, богато одетых и вооружённых саблей, копьём и стрелами; они должны эскортировать императрицу и служить ей почётными телохранителями. Будет существовать постоянно и составлять регулярное войско, командуемое мирзами, возведёнными в чин полковников. 200 человек отсюда назначены в Петербург и они будут находиться на одном положении с гвардейцами» (Людольф, 1982. С. 163).

По сути, это был гвардейский полк, состоявший из эскадронов — бешле, куда набирали добровольцев, так как не только крымскотатарское, но и вообще коренное население новозавоёванных областей на воинскую службу было обещано не брать, что и подтверждалось вполне официальными документами². Запомним этот факт, так как через столетие несоблюдение решения, принятого на высшем уровне, хотя, казалось бы, и частного, приведёт к трагическим событиям в судьбе целого народа.

Для эскадронов были закуплены кони крымской степной породы, сохранялось и традиционное вооружение крымского всадника, а также седло восточного типа. Обмундирование несколько раз менялось, тем не менее каждый раз в нём сохранялись основные черты крымскотатарской мужской одежды. Первый приказ, который полк выполнил, — сопровождение и охрана Екатерины II на протяжении её поездки в Крым. Находившийся в числе гостей принц Шарль Нассау-Зиген заметил: «полк очень эффектен, я не видел ничего красивее» (цит. по: Арагон, 1895). Позднее крымскотатарский полк был разбит на два отдельных дивизиона (по два эскадрона в каждом). В 1790 г. к нему добавили ещё 4 дивизиона и отправили к польской границе, где он оставался 2 года. В захватнических войнах с Польшей (1792, 1794—1795) и её кровопролитных разделах полку, к счастью, участвовать не привелось. Затем снова осталось только 2 дивизиона, а в 1796 г. полк вообще расформировали (Муфтизаде, 1899. С. 4—6).

В первые годы XIX в. особо верноподданные крымскотатарские мурзы внесли в Правительство ряд предложений о возрождении крымских национальных частей. В 1807 г. Военная Экспедиция имперского Сената признала, что следует, «пользуясь расположением татар и применяясь к природной их наклонности, согласиться, чтобы полки их сформированы были по примеру казачьих». Понятно, что большой роли в укреплении имперской армии несколько сотен всадников играть никак не могли. Очевидно, эта затея, потребовавшая, как любое новое дело, решения массы больших и малых проблем, была вызвана не столько военно-мобилизационными, сколько политическими соображениями.

Их смысл раскрыл (как всегда, не опасаясь императорской опалы) князь М.С. Воронцов. В том же 1807 г. он заявил Новороссийскому военному губернатору герцогу де Ришельё, что этот правительственный проект нецелесообразен, так как рассчитан на решение совсем иных, невоенных задач, а именно: «...скорее вывести из Крыма лучших людей и получить в лице их аманатов (то есть заложников. — В.В.) в залог преданности России» (цит. по: Авалиани, 1913. С. 55). Герцог же, буквально использовав слова князя, придал его мысли совершенно противоположное направление. В своих рапортах от 08.08.1807 г. и 31.08.1807 г. министру военных сухопутных сил Феншу он совершенно соглашался с основными положениями проекта:

«При сем устроении, по обстоятельствам тогдашнего времени, предлежало (sic) иметь в виду расположение Татар, чтобы скорее, выведя из Крыма лучших людей, получить в лице их аманатов в залог преданности России. Их чего самого по себе следует, что инако нельзя было успеть в намерении, как допустить сформирование полков Татарских, сообразно природной наклонности их и желанию, по примеру Казацких. ...Те же побуждения, что выше объявлены, и желания Татар, людьми из себя и лошадьми жертвующими, требовали согласиться и в том, чтобы из их же именитейших фамилий назначены были в полки сии офицеры» (ПСЗ. Т. XXII. С. 33—34).

Именно такого мнения от главного военного начальника Тавриды ожидал официальный Петербург; теперь ничто не мешало осуществлению задуманного. Полки были набраны и обеспечены всем необходимым, вплоть до обмундирования нового образца. По своему статусу они соответствовали казачьим формированиям, и единственное различие между этими армейскими группами одного, по сути, рода войск состояло в неодинаковом именовании крымскотатарских и казачьих чинов, да в обмундировании (РГИА. Ф. 134. Оп. 9. Д. 2144. Л. 19 об. — 21).

Крымскотатарский эскадрон в 1810 г. Из коллекции музея Ларишес

Поскольку в этом году обстановка на западных рубежах России снова обострилась, то одновременно с принятием указанного решения был подготовлен приказ о немедленном отправлении двух крымскотатарских полков «в замену донским [казачьим частям] на прусскую границу для содержания кордона между сими последними, сменяя их другими двумя, в Крыму остающимися поочерёдно» (РГИА, там же). Однако военная обстановка разрядилась и до выступления в поход дело дойти не успело, хотя мысль о поочерёдной службе крымских полков на границе и на родине, как будет видно ниже, была всё же претворена в жизнь.

Но пока проблема решена не была, и когда через десять лет началась война с Францией, то Крым, по сути, оказался в стороне от сложившегося чрезвычайного положения. Вновь собрать полки на основе воинской повинности было невозможно: сохраняло свою силу официальное освобождение крымскотатарского народа от рекрутских наборов. Но выход был найден. Бывший в те годы таврическим гражданским губернатором Д.Б. Мертваго, по инициативе муфтия Крыма Муртазы Челеби (между прочим, основоположника ныне здравствующего мурзинское) рода Эмировых), собрал крымских мурз и беев и обсудил с ними, пока ещё не имея на это полномочий, возможность участия их в войне во главе добровольцев, собранных в иррегулярные, то есть не входящие в состав российской армии, а приравненные к казачьим части. При этом крымскотатарские мурзы предлагали большую часть расходов на сбор и вооружение такого войска оплатить, облегчив тем самым казённые расходы. От этого проекта, полагали губернатор и крымские дворяне, будет польза и России и мурзам, которые получат офицерские чины (последнее соображение, пожалуй, было доминирующим). Добровольцев же легко привлечь, стоит сообщить им о том, что они «...могут набогатиться и ввести в Крым сокровища Немецкой земли, подобно как на Дону у всякого есть вещи Польские и Турецкие, и... всякий Татарин, служа в войске, может получить офицерский чин и вознестись в звание мурзинское» (Мертваго, 1867. С. 199).

После того, как с мурзами и беями было достигнуто взаимопонимание, Д.Б. Мертваго и имперское Министерство внутренних дел подготовили некий Приговор дворянский, то есть составленный крымскими татарами документ, подтверждающий изъявление их воли участвовать в войне на Западе (ук. соч. С. 201). То есть опытный губернатор обратился со своим проектом не в военное ведомство, как можно было бы ожидать, а в совсем иное. Но тому были свои причины. Они проясняются из содержания сопроводительного письма Д.Б. Мертваго, в котором он подсказывал главе Министерства внутренних дел, что «...сие дело полезно быть может как для армии, так и для спокойствия в Крыму; ибо дети именитых мурз и татар, находясь в отдалении, будут служить аманатами, ...имея в предмете, что войны жаждущие обыватели опасны в крае, где от волнения народного находится сумнение» (там же).

Губернатор бил наверняка: глава ведомства внутренних дел, конечно, хуже знавший обстановку в Крыму, чем высший тамошний чиновник, не мог не положиться на его веское мнение и тут же поддержал такую полезную инициативу. Тем более, что брать в аманаты или заложники было для империи не только привычным делом, но и давно проверенным, безотказным средством держать немирные племена в повиновении. Военное министерство начало было соглашаться с проектом, но при условии, что в крымскотатарских частях офицерами будут русские. На это Д.Б. Мертваго резонно возразил, что, во-первых, такие командиры, не знающие языка подчинённых, не смогут ими управлять в бою, а, во-вторых, они никогда не заменят мурз-офицеров, которые пользуются непререкаемым авторитетом среди простых конников как опытные лидеры, «всегда над татарами властвовавшие», а это, помимо всего прочего, становится особенно важным в виду ожидаемого вторжения в Крым турецких войск (Там же).

В мае 1807 г. полки были собраны. Это были, как и ранее, иррегулярные части, организованные по казачьему образцу во всём, включая обмундирование (собственно, кавказское, но принятое в казачьих частях — чёрный бешмет, дополненный чёрным же плоским крымскотатарский мерлушковым къалпаком с красным верхом). Все расходы по полковым сборам оплатили крымскотатарские общины, казна взяла на себя только стоимость коней, фуража и довольствия. В каждом полку было 200 человек личного состава. Всего их было четыре: Симферопольский конно-татарский (командир — майор Кая-бей Балатуков), Перекопский (командир — майор Ахмет-бей Хункалов), Феодосийский (командир — поручик Али-мурза Ширинский), Евпаторийский (командир — капитан Абдулла-агъа Мамайский)³.

В июне 1807 г. полки пошли на Вильно, но вскоре, по причине прекращения военных действий, возвратились домой. На будущий год, когда вновь возникла военная угроза, Симферопольский полк весной выступил в вильненском направлении, и был затем расквартирован на прусской границе. Перекопский полк стал в Гродно. В мае 1809 г. Перекопский и Феодосийский полки были дислоцированы в Киевской губернии, где оставались до самого 1812 года.

В промежутке между этими передвижениями в Петербурге были разработаны и уточнены военно-правовые положения для крымскотатарских частей. В январе 1808 г. Александр I своим указом повелел узаконить полки, составленные «...из Крымских Татар, добровольно пожелавших служить», и что в мирное время «сии полки находятся в домах своих, состоя в готовности по востребованию на службу». То есть их существование действительно основывалось «на точном праве Донских казаков», тем более, что и приказывалось «два полка из них в замену Донских отрядить на Прусскую границу для содержания кордону между сими последними» (ПСЗ. Т. XXII. № 22 772)⁴.

На границу ушли Симферопольский полк под командой майора Кая-бея Балатукова и Перекопский, командиром которого стал Ахмед-бей Хункалов. Каждый их этих полков насчитывал 500 человек личного состава и по 1000 верховых коней (РГИА. Ф. 1286. Оп. 1. Д. 209. Л. 1, 5).

Примечания

1. Первопричина этой инициативы неизвестна, однако можно предположить с большой долей вероятности, что таким образом члены старых крымскотатарских родов, где традиционным было именно военное служение правителю страны, пытались найти альтернативную форму такой службы в новых, изменившихся условиях. Старая традиция — мусульманин должен верно служить своему падишаху — общеизвестна, о чём говорилось и ранее. Во всяком случае, можно с уверенностью сказать, что такая инициатива общенародной (или даже массовой) в Крыму не являлась.

2. Согласно Объявлению от 16 октября 1783 г. за подписью Потёмкина, обращённого ко «всему народу крымскому», имелось «точное Ея Императорского Величества соизволение, чтобы никого из народа крымского в службу воинскую, без собственной его воли и желания, не брать и не принуждать» (Письма, 1881. С. 287). Позже, согласно императорскому рескрипту от 18 октября 1796 г., адресованному Екатеринославскому, Вознесенскому и Таврическому губернатору князю П.А. Зубову, подтверждалось полное освобождение крымскотатарского населения от воинской обязанности и даже военного постоя.

3. Современники сообщают некоторые подробности этого первого сбора: «По первому к ним воззванию, на собственном иждивении крымские татары выслали через три дня 4000 конных ратников и предложили всех своих молодых людей на службу. Пожертвование было столь значительно, что Государь, отблагодарив их за усердие, принял едва ли четвёртую часть оного» (Броневский, 1822. С. 113). Что же касается денежных сумм, необходимых для сбора полков, то только пожертвований (в них приняли активное участие и караимские купцы), то есть денег, собранных до обложения населения соответствующей податью, оказалось больше, чем требовалось (там же).

4. В этой связи стоит заметить, что крымскотатарские конные полки (затем — эскадроны) являлись единственным аналогом казацких частей, когда-либо существовавших в Крыму, то есть набранных из местного населения, а не квартировавших здесь временно. Некоторые авторы истории российского казачества даже выделяют крымскотатарским конникам специальные главы, считая крымские полки разновидностью казачьих. Поэтому если уж восстанавливать исторические реалии, то в нынешнем Крыму более обосновано появление крымскотатарских отрядов самообороны аскеров, чем самозванного «крымского казачества», поголовно состоящего из отпрысков бывших переселенцев Нечерноземья и иных совсем не пограничных, то есть не казацких местностей.