в) Крым в 1906—1907 гг.

Весна следующего года началась спокойно, крымскотатарские скопщики, не обсуждая с землевладельцами норму арендных поборов, вышли на поля, вспахали их и засеяли. Но уже в начале сенокосной поры выяснилось, что они собираются отдавать владельцам не грабительские 2/3 скошенного и высушенного сена, а треть или даже четверть, как было заведено исстари. То же повторилось и в хлебную страду: в Мамут-Султане, Курцах, Саблах «и десятках других сёл и деревень» крестьяне просто ставили помещика в известность о том, что они «решили... составить приговоры и урегулировать скопщину» так, как бывало раньше (Южный голос. 05.07.1906).

Трудно сказать, были ли эти стихийные и довольно представительные протесты связаны с новым обострением шовинистической активности. Скорее всего, всё-таки были, так как она теперь перемещается из города в крымскотатарскую деревню а участие в ней официальных лиц более не скрывается. На протяжении 1906 г. Джанкойский пристав неустанно распространял подрывную, погромную литературу, в июне же он возглавил черносотенное общество Таганаша (Южный голос. 30.07.1906). В Коперликое Феодосийского уезда, где произошёл обычный для того лета конфликт между землевладельцем Челебиевым и скопщиками (отказавшимися отдавать половину смолоченного урожая с доставкой его на склад за крестьянский же счёт), власти сразу отправили в село драгунский отряд. Особой нужды в такой жёсткой мере не было, крестьяне вели себя достаточно мирно, конфликт можно было решить путём переговоров, как незадолго до этого он был улажен в мурза-койских владениях Ширинских (Южный голос. 02.08.1906). Но, очевидно, власти должны были продемонстрировать свою позицию перед крымскотатарским крестьянством. Ведь несмотря на совершенно непомерное, монопольно безграничное повышение нормы арендной платы, превратившейся в орудие разорения крестьян (об этом писали практически все губернские газеты), власти поставили общественность в известность: в случае конфликта они будут отстаивать исключительно помещичьи интересы.

Очевидно, излишне повторять, что чувствуя такую отстранённость имперской администрации от крымскотатарских нужд, если не прямую враждебность к коренному народу полуострова, всё более разнузданно вели себя и великорусские сторонники прямого террора против иноверцев; когда в августе уже 1906 года громили их дома и лавки, то патриоты, как писала пресса, «выказали необыкновенную жестокость» (Голос Тавриды. 12.08.1906).