6. Первый Курултай

Память о первых, древних тюркских курултаях давно стёрлась из памяти народа, лишённого своей истории. Поэтому вполне правдоподобным выглядит уверение Д. Сейдамета о том, что сам термин этот и его содержание впервые после многих веков всплыл в сознании крымских татар благодаря статье турецкого публициста Леона Кахона «История тюрков» («Тюрк тарихи») в стамбульском журнале «Тюркский край» («Тюрк юрду»), переведённой на крымскотатарский Юсофом Акчорой (Сейдамет, 2009, № 50. С. 14). С этой статьёй лидеры Мусисполкома ознакомились летом 1917 г., но до осуществления идеи Курултая прошло ещё несколько месяцев.

Решение о созыве национального съезда Курултая было принято на II делегатском крымскотатарском съезде, состоявшемся в первых числах ноября 1917 г. В одной из своих речей на съезде Челеби Джихан обосновал необходимость созыва Курултая тем, что центральное правительство России проявило свою несостоятельность, позволив анархии охватить практически всю территорию бывшей империи. При этом он привёл пример Украины, которая собрала свою Раду и создала полномочный и деятельный центр управления территориально независимой республики. Поэтому, продолжил глава Мусисполкома, и в Крыму необходимо создать законодательную основу для установления порядка и недопущения анархии. Тогда же он впервые обнародован основной принцип дальнейшей политики Мусисполкома и Курултая: «Крым для крымцев!».

Такой принцип должен был в дальнейшем содействовать признанию национальных, религиозных и политических прав всех крымских этнических групп и народов. Кроме этого сообщения, вызвавшего небывалый энтузиазм среди участников съезда, на нём был окончательно решён вопрос о членстве в Мусисполкоме фактически не принимавших участия в его работе мирового судьи Хуршута Крымтаева, Амета Муфти-заде и Ибраима Тарпи. Их решили вывести из состава Комитета. Тогда же были выдвинуты крымские делегаты на Всероссийское Учредительное собрание: Д. Сейдамет, А. Озенбашлы, С.Д. Хаттатов, А.С. Айвазов и У. Боданинский. В заключение съезда было принято решение о созыве Курултая 24 ноября 1917 г. Организация выборов делегатов Курултая была поручена комиссии, в которую вошли Н. Челеби Джихан, Д. Сейдамет, А. Боданинский, А.С. Айвазов, С.Д. Хаттатов и А. Озенбашлы.

Такое решение вызвало фурор в русской прессе Крыма и центра России. В множестве газетных статей утверждалось, что крымские татары наконец-то открыли забрала, перейдя к действиям, направленным против России, как это сделала ранее Украина. То есть ни революция, ни скатывание бывшей империи к упадку, ни охватившая её анархия не изменили склонность «главной нации» империи к отождествлению себя с господствующей силой, в пользу которой обязаны строить свою политику все входившие в неё ранее народы и этнические группы. Нужно признать, что в развернувшейся шовинистической по сути кампании принимали участие и некоторые противники Мусисполкома из татар, на первом месте среди которых оказался Аппаз Ширинский, чьи провокационные статьи по-прежнему занимали значительную площадь в газетах типа кадетских «Южных ведомостей».

К сожалению, противодействие крымскотатарской печати не оказало желаемого действия на большинство населения полуострова. С подачи основной части русской прессы, в массе возникло опасение какой-то крымскотатарской гегемонии, если упомянутый лозунг будет осуществлён. Современник, находившийся в гуще событий в Крыму тех месяцев, так оценивал ситуацию:

«Главной мыслью наших газет была защита Крыма от анархии, сплочение крымцев, подготовка их к самоуправлению... К сожалению, русские, одержимые идеей национального превосходства, и другие национальные меньшинства, примкнувшие к ним в этом вопросе из выгоды и предосторожности, не давали возможности претворению нашего тезиса [в жизнь]. И сколько бы после захвата большевиками власти в Петрограде они ни разделяли общество на два противоборствующих лагеря, единственно, кто был сплочён, — так это большевики. Консерваторы, либералы, меньшевики, социал-демократы, эсеры, — все, невзирая на опасность большевизма, следовали разным политическим целям, и никто из них не пошёл на сотрудничество с нами... Как в центре, так и по губерниям, большевики, во избежание проявления альтернативной силы, разжигали мятежи и анархию. Это они делали и в Крыму. Их целью было монополизировать власть в своих руках. Принять сотрудничество с большевиками на деле означало на все сто процентов покориться их власти, их программе» (Сейдамет, 2010, № 5. С. 14).

Известные события и организационные трудности отодвинули открытие Курултая до 26 ноября 1917 г. Местом заседаний, длившихся 18 дней, был назначен салон Дивани-Али в бахчисарайском Хан-сарае¹, что имело и символичный смысл. Делегаты избирались при широчайшем участии всего коренного народа Крыма: в его подготовке приняло непосредственное участие 70% крымских татар города и деревни.

Всего было избрано 78 делегатов. Буржуазия и рабочие составляли среди делегатов меньшинство. В основном это были молодые (до 30 лет) люди, представители крымскотатарской трудовой интеллигенции, самые образованные представители нации, её молодая элита, а также наиболее политически активные лица. Так, от Евпаторийского комитета незадолго до того созданной Крымскотатарской социал-демократической рабочей партии в Курултай прошли председатель комитета Асан Адильша, секретарь Умер Куртиев, Муртаза Мустафа и Миэддин Шакир. Было избрано и четыре женщины: Хатидже Авджы, Анифе Боданинская, Шефика Гаспринская и Ильхан Тохтар. В день открытия в президиум Курултая были избраны Шефика Гаспринская, Нуман Челеби Джихан, Д. Сейдамет, А. Хильми и Аджи Бедреддин (Прибой. 01.12.1917). То есть наиболее известные своей деятельностью и уважаемые представители национальной интеллигенции.

Что же касается не социальной, а политической позиции делегатов, то она была на удивление единой: главной целью своей деятельности члены Курултая ставили признание, наконец-то, национальных прав столь долго угнетённого коренного народа Крыма.

«Исходя из этого, делегатами на Курултай прошло очень мало социалистов, выдвигавших на первый план экономические основы, и консерваторов, для которых превыше всего в общественной жизни были традиции и национальные особенности. Большинство участников было представлено революционерам националистами... И лишь 8—9 мест заняли правые, 10—11 — левые. Оттого, что они не могли сотрудничать друг с другом, чего не позволяли их убеждения и идеи, в экономических вопросах консерваторы, в революционных вопросах левые действовали заодно с нами. Всё это было результатом разъяснительной работы в народе, когда большая часть его поверила, что пока мы не станем хозяевами своей национальной и политической доли, мы никогда не станем на путь устойчивого и истинного прогресса», — вспоминает делегат Первого Курултая (Сейдамет, 2010, № 6. С. 14).

К этому времени делегатам Курултая уже была известна речь Нумана Челеби Джихана, произнесённая им в Бахчисарае полумесяцем ранее (на открытии Национального татарского музея в Хан-сарае) и сохранившая значение программной:

«На Крымском полуострове имеются разных цветов и оттенков много прекрасных роз и цветов. Каждый из этих роз и цветов имеет свою особую красоту и свойственный ему приятный аромат. Задача Курултая собрать все эти дивные цветы в один букет. Татарский Курултай имеет в виду не одних лишь татар, его взоры обращены и к другим народностям, в течение веков живущим с татарами дружной братской жизнью... Татарский народ признавал, признаёт, и всегда будет признавать права каждой народности. Татарский Курултай наравне с чаяниями и идеями татар будет чтить также идеи и чаяния, живущих с ними в Крыму и других народностей. Курултай будет приглашать эти народности к совместной работе и усилиям для достижения общих для всех благ».

Далее, в своей программной речи Нуман Челеби Джихан дал точную и непредвзятую сравнительную картину работы крымскотатарского национального движения в целом и Курултая в частности с деятельностью многочисленных партий, группировок, общественных организаций центра бывшей империи и российских губерний, осудив Октябрьский переворот: «В то время, когда Петроград и Москва были охвачены пламенем пушечных выстрелов, правительство в центре было свергнуто, и анархия властвовала в каждой области России, мы не дали возможности анархии развиться в Крыму, защитили Крым и крымцев. Для того, чтобы выйти победителями в этой борьбе с анархией, мы зовём в свои ряды все крымские народы. Крым принадлежит тем, кто его защищает. Пусть погибнет централизация» (ГТ. 11.11.1918. Цит. по: Королёв, 1993 «а». С. 43)².

А в день открытия Курултая (этот форум открылся 26 ноября и закончил свою работу 13 декабря 1917 г.) муфтий развил свои идеи. Теперь он подчеркнул выдающееся государственное и национально-культурное значение Курултая:

Делегаты Первого курултая. Фото 1917 г. Автор неизвестен

«Уважаемые господа делегаты! Сегодня заново восстанавливается наша политическая жизнь, которая была оборвана полтора века тому назад. Курултай, который собрался в салоне «Диван-Али», вновь учреждает уничтоженное русским гнётом национальное татарское правление. Татарская нация сегодня заново рождается. Раны, нанесённые давлением и диктатом русского деспотизма, сегодня всё ещё кровоточат в нашей общественной жизни.

Поднятое 28 февраля 1917 г. кровавого цвета священное красное знамя революции принесло всем народам свободу.

Уважаемые делегаты, живущие на Крымском полуострове, татарская нация в своей политической жизни выдвинула вас взять это священное право.

Татарская нация, признавая равноправие всех людей, на Курултае наряду со знамёнами других наций ввысь подняла и свой национальный флаг, и, начиная с сегодняшнего дня, будет строить свою жизнь на основе законов, исходящих из Конституции...» (цит. по: Губогло, Червонная, 1992. Т. II. С. 174).

В день открытия Курултая его приветствовали съехавшиеся в Бахчисарай представители основных национальностей Крыма, в том числе русской, украинской и еврейской. А затем состоялся военный парад эскадронцев под командованием Аблая Рустема Парфетова. Показательно, что в параде участвовали и офицерские подразделения. Заседание открыл временный (до избрания президиума) председатель, старейший из делегатов Хаджи Али-эфенди из Капсихора. Затем был избран и постоянный президиум: Челеби Джихан, Абляким Ильмий, Хаджи Бедреддин, Шефика Гаспринская и Джафер Сейдамет.

В ходе заседаний определились три основных политических направления, позже оформившиеся в три соответствующих крыла Курултая:

Правое, то есть наиболее радикальное, видевшее главной целью будущего народного парламента воссоздание Крымского ханства, естественно, в корне модернизированного в соответствии с велениями эпохи (Дж. Сейдамет).

Центр, устремленный прежде всего на предотвращение невиданного кровопролития в Крыму в ситуации уже надвинувшейся угрозы гражданской войны. Для достижения этой цели Центр был готов на любые переговоры, компромиссы и так далее с основными противоборствующими силами (Нуман Челеби Джихан).

Левое, готовое на значительные реформы в народной и политической сферах, но основное внимание предполагавшее уделять культурному возрождению нации. Правда, понятие «культура» рассматривалось левыми весьма широко (А. Боданинский).

Были отдельные лидеры, которые не могли целиком согласиться ни с одним крылом. Так, одобрявший, в целом, программу Центра А.С. Айвазов высказался на одном из заседаний Курултая за неприятие любого компромисса с большевиками: «Большевизм есть сила разрушительная. Нам с ними не по дороге. Не идти с большевиками, а бороться с ними надо до конца. Вот наш лозунг» (ЮВ. 13.01.1918).

Необходимость прекращения ширившегося на полуострове террора и разгула кровавых беспорядков подчеркнул и Дж. Сейдамет, впоследствии избранный директором внешних и военных дел республики: «Штаб крымских войск, являясь высшим краевым военным органом, ставит своей ближайшей задачей: путём организации военной силы края — организации национальных частей народов Крыма — установить правопорядок в крае и довести его до Крымского Учредительного собрания» (Цит. по: Абдулаева Г. «Крым для крымцев» // 27.11.2006. С. 8).

Огромное значение Курултая было признано в момент его открытия, даже раньше, причём и далеко за пределами полуострова. Съезд получил массу поздравлений и приветствий. Одним из самых политически весомых оказалось послание украинской Рады: «От имени населения всей Украины приветствуем татар Крыма, которые являлись нашими старыми славными союзниками, ещё во времена Крымского ханства. Отныне татары законные хозяева Крымского полуострова, по признанию Киевского съезда народов» (КВ. 07.11.1917).

Часть делегатов Курултая. Седьмой слева в первом ряду (рядом с военным) Сеит Джелил Хаттатов, одиннадцатый — Челеби Джихан, тринадцатая — Шефика Гаспринская. Из собрания издательства «Тезис»

Рабочие заседания Курултая проходили в здании бахчисарайской Городской управы. Основной их темой стало обсуждение «Крымскотатарских основных законов», то есть, по сути, новой Конституции страны. Члены Курултая единодушно высказались по поводу формы будущего государства: Крым должен был стать Народной республикой. Ожесточённые дискуссии вызвал вопрос о передаче всей власти Крымскому Учредительному собранию. Левые предлагали ждать до созыва Всероссийского Учредительного собрания, которое единственно могло узаконить аналогичный форум в Крыму. Однако большинство депутатов резонно считало, что если даже большевики и не смогут помешать его созыву в Петрограде, то никогда ему не подчинятся уже потому, что этот орган власти будет демократичным. В Крыму же, где велика угроза анархии, считали они, необходимо как можно быстрее создать полномочный властный центр, прежде всего для защиты населения.

Споры разгорелись и вокруг статьи о положении женщины, при этом консерваторы полагали несвоевременным предоставление ей полного, политического и социального равноправия с мужчиной. Однако Челеби Джихан сумел доказать, опираясь как на Коран, так и на священные хадисы, что даже в давние времена, когда женщины, по сути, не имели права на жизнь, именно ислам стал на их защиту, предоставив им широкие права, в том числе и на равное наследование (Сейдамет, 2010, № 7. С. 14).

Наконец 13/26 декабря 1917 г. Конституция из 18 статей была принята. Этот документ провозглашал рождение нового государства — Крымской Народной (Демократической) Республики. Согласно 2-й статье Курултай должен был продолжить работать в течение года в качестве парламента (Председатель — С. Айвазов, члены президиума — Джафер Аблаев и Абляким Ильмий). Учреждался Совет директорий (в дальнейшем его называли Директорией) — национальное правительство (Председатель и Директор юстиции — Челеби Джихан). Членами правительства стали Дж. Сейдамет (Директор внешних и военных дел), С. Дж. Хаттатов (Директор финансов и вакуфов), И. Озенбашлы (Директор народного просвещения), А. Шукри (Директор по делам религии), а также постоянно действующее национальное представительное управление Меджлис, избрание которого должно было состояться путём свободных, прямых и равных выборов³.

В «Крымскотатарских основных законах» признавалось равноправие всех жителей Крыма вне зависимости от национальности, провозглашались основные демократические свободы. Правительство заявило о своей основной цели: «на основе идей братства, чувства единой Родины... действовать во имя воссоединения с общедемократическим миром, во имя спасения от когтей кровавой революции, которая разрушила памятники, культовые здания, сожгла дотла дворцы, растоптала щедрый и прекрасный Крымский полуостров» (цит. по: Кандымов, 1991. С. 3).

В них признавались равноправие женщины и ликвидация дворянских привилегий. Курултай декларировал также неприкосновенность личности, свободу слова и прессы, совести, собраний, неприкосновенность жилища, свободу союзов и забастовок, страхования жизни рабочих, а также осуществление принципов национального самоопределения и прав меньшинств и тех законов, которые могут быть гарантированы только в демократической республике (Излож. по последнему изданию текста Конституции, осуществлённому С.М. Исхаковым — см. ОИ, 1999, № 2. С. 107—113).

Вот так в Крыму и была образована первая в истории человечества мусульманская демократическая республика.

Тогда же Председатель Директории, муфтий Нуман Челеби Джихан обратился к населению полуострова с Объявлением Крымско-татарского национального правительства, где торжественно давал следующие гарантии:

«Крымско-татарское национальное правительство заботится о счастии и спасении не одного только татарского народа; оно считает священной своей обязанностью защиту личной, имущественной безопасности и чести всех своих крымских соотечественников и защиту лозунгов великой революции...

Отныне, одушевляемые высокими и святыми чувствами братства и гражданства, не останавливаясь ни перед какими жертвами, крымские татары совместно с революционной демократией будут стремиться к недопущению всеразрушающего действия анархии, уже надвигающейся на Крым и не щадящей на своём пути ни памятников старины, ни памятников искусства, ни храмов науки и культуры.

Крымско-татарское национальное правительство категорически и неуклонно решило поддерживать порядок и спокойствие на полуострове; оно решило положить предел царящим в крае голоду, финансовой разрухе, всевозможным захватам и уже показывающей свою голову анархии» (ГТ. 20.12.1917).

На учредительном Курултае был принят и государственный флаг Крыма — голубое полотнище с золотой гиреевской тамгой в верхнем углу у древка.

В первых числах декабря Курултай проявил свою добрую волю и заявил об отсутствии у него каких-либо притязаний на политическую или иную гегемонию в будущем, добровольно преобразовав себя в национальный парламент, то есть, ограничив свои функции национальным самоуправлением, оставив в компетенции Совета народных представителей (или, в будущем, Учредительного собрания) не только военную, внутреннюю и международную политику, но и решение жизненно важного для тысяч крымскотатарских крестьян земельного вопроса. Это был политический манифест огромной важности. Принятый совершенно добровольно лучшими сынами крымского народа, он мог бы положить конец всем клеветническим измышлениям насчёт планов установления крымскотатарской гегемонии, сепаратистских устремлений народных лидеров и прочей большевистской лжи, если бы история Крыма писалась в ближайшие десятилетия добросовестными отечественными учёными...

Двор Хан-сарая во время Первого Курултая. Из коллекции издательства «Тезис»

Ведь текст упомянутых «Крымскотатарских основных законов» был опубликован в середине декабря в массовой прессе, став достоянием широкой общественности не только Крыма. То есть основное направление крымскотатарской политики на ближайшее будущее было доведено до сведения как союзников, так и противников Курултая. Так, информация Военного ведомства крымскотатарского правительства была помещена даже в севастопольском органе РСДРП: «Татарский Курултай возложил на свой исполнительный орган в лице крымскотатарского национального правительства [задачу] провести в жизнь свои чисто национальные основные законы, поручил вместе с тем всеми мерами обеспечить созыв общекрымского Учредительного собрания, а до того ни в коем случае не допускать гегемонии какой-либо нации над другими. Директор по внешним и военным делам Джафер Сейдамет» (КВ. 19.12.1917).

Продуманность, зрелость и демократичность «Крымскотатарских основных законов» были вынуждены признать даже недавние противники крымскотатарского национального движения. И поэтому для историка особенно ценны именно их признания, сделанные по свежим впечатлениям и оттого, возможно, самые искренние:

«Как это случилось, что веками угнетённые татары дали чудный урок государственной мудрости русским гражданам, бывшим до революции единственными носителями русской государственности, это — другой вопрос. Но факт остаётся фактом.

И все нетатарские жители Крыма, которым дороги порядок и законность, равная для всех свобода и социальная справедливость, спокойное развитие экономических и духовных сил края, должны всеми силами поддержать стремление татар к государственному строительству. Поддерживая его, мы спасём Крым, а косвенно и всю Россию от анархии и разложения...

Мы поэтому думаем, что все действительно государственные элементы крымского населения поддержат всеми своими материальными и духовными силами мусульманскую организацию, содействующую устроению Крыма: этого требуют жизненные интересы Крыма и России. Только созидательной работой можно бороться с разрушительной анархией и губительной демагогией» (Пасманик Д. Дух государственности // Ялтинский Голос, 04.01.1918 — цит. по: Зарубины, 1997. С. 56).

Безымянный польский разведчик, находившийся в эти дни в Крыму записывает: «Принятия таких законов, которые лучше всего характеризуют дух и стремление татарского народа, не постыдились бы и самые культурные народы Европы...» (цит. по: ОИ. 1999, № 2. С. 110)⁴.

В том же декабре месяце 1917 г., через некоторое время после принятия Конституции, встал вопрос о реальной защите её положений. Причиной безотлагательного его решения явилась новая инициатива Совета народных представителей: создать некое Высшее военное управление для руководства вооружёнными силами Крыма (очевидно, включая и эскадронцев). Однако в ситуации, когда СНП обладал весьма малым авторитетом у населения (не говоря уже о том, что большевики его вообще не признавали), передача ему в руки такого инструмента власти, как войска, никак не решила бы основной проблемы: не дать анархии и насилию, охвативших Россию, захлестнуть и Крым. Между тем, опыт поддержания порядка имелся у эскадронцев. Они активно боролись с большевистским насилием ещё до прибытия из Херсона 1-го и 2-го эскадрона. Появились и первые жертвы этой самоотверженной борьбы с анархией: перед старой полковой мечетью время от времени можно было видеть гробы с телами погибших эскадронцев. Но, несмотря на потери, во всех городах Крыма, за исключением Севастополя, порядок поддерживался (Конный полк, 2001. С. 365).

Поэтому члены Курултая внесли контрпредложение: создать Штаб крымских войск, ядром которых должны были стать эскадронцы, а именно 1-й и 2-й Крымские конные полки и 1-й Крымскотатарский полк «Уриет» (крымскотат. «Свобода»), усиленные привлечением на службу многочисленных русских офицеров, находившихся в то время на полуострове. То есть предполагалось создание этнически смешанных отрядов, подчинявшихся своим командирам — крымцам и русским — и решениям солдатских комитетов. Штаб крымских войск при этом должен был подчиняться штабу Одесского военного округа (Конный полк, 2001. С. 364).

Напомним, что Крымский конный полк являлся изначально одним из полков Русской Императорской армии. Он вернулся на полуостров с фронта Первой мировой войны в конце 1917 г. Здесь полк был воссоздан в виде бригады из двух полков, командовать которой был назначен полковник Г.А. Бако (впоследствии полки стали именоваться Конно-татарскими). При этом 1-й дислоцировался в Симферополе (полковник М.М. Петропольский), а 2-й (подполковник О-Б. Биарсланов) начал формироваться в Бахчисарае. В 1-м полку насчитывалось 6 эскадронов, во 2-м число их пока было неясным. Высшей командной инстанцией для бригады должен был стать упомянутый Штаб крымских войск.

Первым офицером, приглашённым к созданию Штаба, стал бывший фронтовик, полковник Генерального штаба Российской империи А.Г. Макухин. Его и других офицеров ознакомили с новой Конституцией, с решимостью Курултая настаивать на созыве Крымского Учредительного собрания, а также принимать любые другие меры для сохранения демократии и порядка. При этом военной опорой крымскотатарского парламента и предлагалось сделать формируемый Штаб. Офицеры сразу ответили согласием и новый Штаб заработал (он разместился в здании Офицерского собрания Крымского конного полка, расположенного на окраине Симферополя).

Главнокомандующим вооружённых сил Штаба крымских войск тогда же был назначен делегат Всероссийского Учредительного собрания от коренного народа Крыма, Джафер Сейдамет⁵, его помощником (с фактическим исполнением обязанностей начальника штаба войска) — полковник А.Г. Макухин, а начальником оперативного отдела — полковник Е.И. Достовалов. Именно он, по свидетельству штабс-капитана офицерской роты Крымского полка В.В. Альмедингера, заявил 25 декабря 1917 г. о дальнейшей автономности Штаба: «Крым является отдельной военной единицей, так как отрезан от штаба и округа в Одессе; в Крыму пока что у власти краевое правительство» (Цит. по: Альмедингер, 2001. С. 374—375).

Общее число личного состава в полках окончательно не установлено. По некоторым данным оно достигало от 3000 до 4000 человек (Чуднов, 1928. С. 8, 14). Кроме рядовых офицеров-крымцев, сюда входило несколько сотен бывших царских офицеров, заявивших о своей полной поддержке крымскотатарской конституции и составивших впоследствии четыре пехотные офицерские роты по 100 штыков в каждой. Таким образом, по мнению других исследователей, общая численность личного состава этого вооружённого соединения составляла 5000 человек (Зарубины, 1999. С. 105). Но по иным данным (мнение польского разведчика, находившегося в 1917 г. в Крыму), численность только крымскотатарских войск (то есть не считая офицерских рот и батальонов) к декабрю составила 7000 чел., и продолжала расти (ук. соч. С. 108). Впрочем, все эти данные весьма сомнительны, поскольку численность одного эскадрона не превышала сотни сабель, а на деле их было ещё меньше, так как многие фронтовики были отпущены в декабре—январе в отпуск и разъехались по своим деревням.

Таким образом, принятая крымской русскоязычной прессой тех дней цифра в 28 000 всадников, якобы составлявших личный состав этих полков, сильно преувеличена. В реальности же не только 28, но и 10 000 сабель эта группа крымскотатарских конников далеко не насчитывала. Однако такое совершенно явно умышленное 6—7-кратное преувеличение числа военнослужащих-татар возымело своё действие. Большевистский лидер Я.Ю. Тарвацкий на одном из заседаний симферопольского исполкома в конце 1917 г. потребовал недопущения столь крупного мусульманского контингента на полуостров.

Групповой снимок членов Курултая. Фото неизвестного автора

И он знал, чего опасаться. Эскадронцы были абсолютно вне сравнения с «серым солдатским мясом», набранным в центральных губерниях России, а теперь ещё и разложившимся, приобретшим отчётливый анархо-бандитский душок. Так что возможное столкновение этой массы, которую пытались привлечь к себе большевики, с дисциплинированными крымскими конниками наверняка окончилось бы победой последних. А о боевых и иных качествах крымских конников русские офицеры позднее вспоминали с ностальгией: «Хорошие были солдаты, отличные в разведке, исполнительные». И ещё: «Все наши татары были великолепные солдаты: исполнительные, добродушные, великолепные товарищи. Честность и порядочность татарская просто могла служить примером, а их прямота и привязанность к своему офицеру и полку были просто поразительны и достойны подражания» (цит по: Кручинин, 1999. С. 7). К счастью, большевики были ещё недостаточно сильны, чтобы помешать возвращению крымских татар на родину.

Главной задачей Штаба крымских войск, таким образом усилившегося, стало наведение порядка в Крыму, без которого было бы невозможно осуществить в будущем демократический переход власти к краевому Учредительному собранию. Конкретно такой «порядок» означал решительное пресечение всё выше поднимавшейся в Крыму волны насилия, грабежей, погромного террора, в чём, как говорилось выше, не последнюю роль играли флотские и отчасти солдатские контингенты Севастополя и иных мест их дислокации.

Надежды на компромиссное разделение власти становилось всё меньше, ведь даже многопартийный Севастопольский совет к тому времени успел в корне изменить своё отношение к Октябрьскому перевороту, перейдя к поддержке ленинской власти в обеих российских столицах (Известия Севастопольского совета. 20.10.1917). Теперь от многотысячной анархо-большевистской массы матросов Черноморского флота можно было ожидать новых и новых насилий над мирным населением полуострова.

Понятно, что благодаря слухам о том, что творится в Севастополе, жители остальных крымских городов начинали питать всё большую надежду на крымскотатарские части, которые совместно с вошедшим в их состав русским офицерством, единственно были способны предотвратить распространение севастопольской чумы на весь полуостров. Остаётся задать логичный вопрос: ну что могли большевики сделать в такой ситуации почти всеобщего признания и политических симпатий к крымским татарам?

Им, в условиях практически полного неприятия крымцами ленинского Октября, было бесполезно даже пытаться свершить здесь что-либо подобное. Но они не теряли надежды, ведь уже становилась практически безраздельной власть ленинцев в Севастополе. Здесь в декабре они получили большинство в Севастопольском совете и Центральном комитете Черноморского флота, после чего создали первый репрессивный орган ещё не начавшейся Гражданской войны. Им стал Военно-революционный комитет (ВРК).

Сразу после его образования ВРК показал, на что он способен. Матросы, почувствовав отныне полную свою безнаказанность, устроили 15—17 декабря первую самосудную резню в городе и окрестностях, в которых погибло несколько десятков офицеров и крымских татар-эскадронцев, находившихся с побывкой дома (КВ. 17.12.1917). Убийцы не понесли никакого наказания, и через два дня состоялись новые казни офицеров матросами, причём был расстрелян и один священник (КВ. 19.12.1918). Это было прямое повторение матросского разгула в марте того же года в Петрограде и Кронштадте, хоть пока и в меньшем масштабе.

Вероятен вопрос читателя: где всё-таки был источник этого внезапного озверения, охватившего большие массы людей? Можно, конечно, сослаться на нелёгкую матросскую (а также солдатскую, рабочую и т. д.) жизнь при старом режиме, на созревавшие и, наконец, поспевшие «гроздья гнева» в низах смешанного населения Крыма. Но тогда непонятно, отчего в кровавых погромах не принимали участия крымские татары, самая притеснённая и бесправная часть городского и сельского населения полуострова? По-видимому, здесь дело скорее не в революционном энтузиазме масс (как указывалось, часть крымцев тоже ведь приняла политическое участие в Феврале и последовавших событиях). Скорее, речь должна идти об иных, чем у основной массы населения Крыма, нравственных устоях крымских татар. Уж не эти ли нравственные традиции не позволили мусульманам превратиться в толпу, обезумевшую от воли?⁶ А то, что воля ведёт слабую в нравственном отношении массу к чудовищным преступлениям, известно не только из отечественной истории:

«В известном высказывании Робеспьера: «Революционное правительство — это деспотизм свободы против тирании» — находит выражение глубинный страх, охватывающий всякую толпу, чувствующую неуверенность в своей форме перед лицом серьёзности событий. Войско с пошатнувшейся дисциплиной по своей воле предоставляет случайным, подвернувшимся вдруг вождям такие полномочия, которые и по объёму их, и по сути были недоступны законному командованию, да и вообще непереносимы в легитимном порядке» (Шпенглер, 2003. С. 431).

Но именно этой-то «неуверенности в своей форме», то есть во внутреннем порядке и традиционном устроении своей жизни отнюдь не почувствовали крымские татары. Хотя, заметим, они были в том же положении, что и остальное население полуострова. И никакая революция, никакая правовая безнаказанность не могла превратить этих искренних мусульман в некое подобие озверевших севастопольских банд, пьяных от воли и вида первой пролитой крови безвинных жертв революции.

Но упомянутую неуверенность, кажется испытывал Мусисполком, к недостаткам политики которого один из его лидеров самокритично относит её узость: «С первых дней революции среди нас не нашлось таких знающих и признанных личностей, как в грузинской интеллигенции, которая в каждой ситуации играла важную, даже преимущественную, роль в среде русской интеллигенции. Основав у себя революционное движение, в частности, социал-демократические партии ещё в конце XIX века, проявляя инициативу и энтузиазм, они действовали совместно с российскими революционерами как внутри России, так и за её пределами. Мы же действовали лишь в направлении национальной и культурной независимости, не задумываясь ни о собственной государственности, ни об определённой роли в масштабе России» (Сейдамет, 2009, № 47. С. 14).

Замечание совершенно точное. Единственное, что в нём несколько коробит, — это сравнение крымских татар с грузинами. Не только последние, но и армяне имели гораздо больше возможностей для политического и интеллектуального развития, чем коренной народ Крыма. Причина здесь проста: первые были христианами, вторые — мусульманами. И эти вторые (не только крымские татары) извечно оставались на заднем плане в возможностях получения полноценного образования и развития, в то время, как первые занимали в этом отношении, естественно, первое место среди нерусских народностей империи.

Но вернёмся к фактам. Итак, в Крыму сложилось новое двоевластие: крымскотатарская Директория в альянсе с признавшим её СНП с одной стороны, и никем из крымцев не признанный ВРК — с другой. На заседании Штаба крымских войск этот факт был со всей недвусмысленностью отмечен Дж. Сейдаметом. При этом он заявил, что Штаб не допустит на территории Крыма противодействия его распоряжениям, неизбежного при таком двоевластии. Выступление Д. Сейдамета нашло поддержку у присутствовавших офицеров и меньшевиков. Точку зрения офицерства выразил капитан Генерального штаба А.В. Стратонов, считавший, что на территории Крыма единственная законная власть — принадлежащая крымскотатарскому правительству, в поддержку которого против севастопольских банд он считает должным применение оружия (Ремпель, 1931. С. 35).

Первые лидеры свободного народа на фоне Железной двери Хан-сарая. Слева направо: Сеит Джелил Хаттатов, Асан Сабри Айвазов, Нуман Челеби Джихан, Джафер Сейдамет. Фото из коллекции издательства «Тезис»

Между тем силы Штаба крымских войск росли. К нему обратилось с просьбой о включении в число эскадронцев более 2000 русских офицеров. Притом уже на следующий день после его образования, вспоминает Д. Сейдамет, «сюда стали приходить представители сельских комитетов с просьбами выдать им оружие. Открыв все имеющиеся в Крыму склады, мы раздали оружие и патроны. Жители деревень, оказавшихся в окружении русских поселений, слёзно настаивали отправить к ним ещё и отряды в десять-пятнадцать человек. Мы были вынуждены направить солдат в населённые пункты, подверженные особой опасности» (Сейдамет, 2010, № 8. С. 14).

Так, от 1-го полка в Ялту был послан 4-й эскадрон ротмистра К.П. Баженова, в Евпаторию — 6-й эскадрон штабс-ротмистра Б.В. Отмарштейна, в Феодосию — 5-й эскадрон штаб-ротмистра С.И. фон Гримма (Конный полк, 2001. С. 366). Вскоре у полка появилась артиллерия. Поручик Штаба А.А. Дурилин получил из Евпатории сообщение, что там стоит бесхозная батарея из 4 трёхдюймовых орудий, правда, со всего 20 зарядами. Он был туда послан и, получив разрешение местного гарнизонного начальника, доставил батарею в Симферополь.

Большое политическое значение имел и проведённый в декабре 1917 г. на симферопольском ипподроме парад войск Штаба, где молодые воины принесли присягу верности конституции и Родине. Выступивший после этого военный директор Д. Сейдамет призвал их проявить стойкость в борьбе с возмутителями порядка, до того как будет созвано Крымское Учредительное собрание. Затем произнёс речь командир 1-го полка, М.М. Петропольский, поздравивший своих подчинённых с принятием присяги и подчеркнувший важность их задачи в создавшейся ситуации:

«Благодаря любви к Родине, своему народу и вере в Бога, когда вся Россия охвачена огнём, вы смогли спасти прекрасный Крым, ваше отечество и всех крымцев. Я уверен, что и после этого вы сумеете уберечь Крым, обеспечив здесь всеобщую безопасность. В России не осталось любви к Родине, к народу, национального патриотизма и веры в Бога. И в этом первопричина того, что сегодня в России свирепствует анархия. Как же вы счастливы тем, что любите свою Родину и свой народ, верите в правду и справедливость!» (Там же).

После проведения парада было решено наладить, наконец, сотрудничество с Советом народных представителей, крайне необходимое до созыва Крымского Учредительного собрания. Поскольку этот орган власти по-прежнему настаивал на передаче под его руководство сил Крымского штаба, было решено направить на одно из его заседаний членов Штаба. Здесь они не только убедили народных представителей в необходимости единоначалия в крымских войсках, но и пред-дожили, не откладывая создать комиссию по подготовке Крымского Учредительного собрания, которому Штаб готов подчиниться. После этого заявления сложило оружие даже левое крыло СНП, ранее наиболее ожесточённо обвинявшее Директорию в нарушении принципов демократизма. На том же вечернем заседании были приняты все предложения членов Штаба, а сам он, как и эскадронцы в целом, были признаны законными крымскими вооружёнными силами. Позднее этот статус был подтверждён Одесским военным округом (Сейдамет, 2010, № 9. С. 14; № 11. С. 14). Отныне Штаб обладал полномочиями действовать от имени всего крымского населения.

В эти же декабрьские дни обострилась ситуация в Евпатории, где сложилась своеобразное равновесие сил. С одной стороны законное, то есть выборное правительство в городе опиралось на довольно многочисленных крымскотатарских активистов, действовавших совместно с кадровым офицерством и солдатами регулярных частей (около 1000 чел). Но здесь же находилось несколько военных школ (лётная и др.), весьма большевизированных и радикально настроенных, что, возможно, объяснялось активной деятельностью второго по значению (после Севастопольского) Евпаторийского центра РСДРП(б). В то же время в демонстрациях, проходивших в Евпатории на протяжении ноября—декабря в поддержку Временного правительства, участвовали многочисленные местные жители.

Среди них особенно много было гимназистов, но тон задавали крымские татары самого различного социального положения. Не случайно 26 декабря 1917 г. Севастопольский военно-революционный комитет направил правительству в Симферополь ультиматум, названный «О действиях крымских татар в Евпатории», где предлагалось добровольно свернуть политическую жизнь в городе. В противном случае, говорилось в ультиматуме, будет, во-первых, послан протест мусульманским представителям в Петрограде, а, во-вторых, для подавления крымскотатарской активности вооружённой силой в Евпаторию придётся направить корабли Черноморского флота. Для предупреждения кровопролития евпаторийским крымским татарам, городской Думе и Совету предлагалось поднять над городом белый флаг, означавший капитуляцию (Ремпель, 1931. С. 42,60).

На протяжении трёх последних дней декабря ситуация в Евпатории обострилась до предела. Из Севастополя действительно пришло 6 кораблей, а от симферопольского Штаба был откомандирован один крымскотатарский эскадрон и группа офицеров во главе с капитаном Стратоновым. Начались переговоры противостоящих сил, что не снимало остроты положения в городе. По центральным улицам — Лазаревской и Набережной разъезжали извозчичьи линейки с офицерскими пулемётными расчётами. Но вооружились и мирные до того крымские татары, и не менее антибольшевистски настроенная гимназическая молодёжь. Переговоры окончились ничем, а после того, как корабли скрылись за горизонтом, в городе сам по себе установился порядок и спокойствие. Ушёл и крымскотатарский эскадрон.

Возможно, ситуация в Евпатории, как и во всём Крыму, так и не приобрела бы своего взрывоопасного характера, если бы оставалось некоторое время на её спокойное урегулирование, если бы не новые безобразные события в Петрограде. Там 6 января 1918 г. большевики пошли на преступный по своему будущему кровавому значению акт. Они прибегли к ничем не спровоцированному насилию, ликвидировав законное Учредительное собрание, разогнав его демократически избранных членов. Это преступление ленинцев стало для крымских татар ещё одним доводом в пользу собственного отмежевания, отстранения и от российских большевиков, и от страны, где они явно становились единственной властью, причём бесспорно деспотической, уничтожавшей все демократические завоевания Февраля.

В то же время в соседней Украине события развивались в совершенно ином ключе. Образовавшаяся в ноябре 1917 г. независимая Украинская народная республика (УНР) проявила волю к мирному и демократическому развитию политической жизни. В дальнейшем новое украинское правительство подкрепит это решение делом, отказавшись от каких-либо претензий на территорию Крыма и заверив крымских татар о своей полной поддержке их справедливого национально-освободительного движения. Но при этом оно совершенно нелогично заявило о желании войти в состав Российской Федерации, где всё большую силу набирали большевики (Крым. 10.05.1918).

Эти два фактора (разгон Всероссийского учредительного собрания и фактическая поддержка УНР России со всем её оголтелым большевизмом) заметно взбодрили и крымских большевиков. В некоторых городах и посёлках демократически избранные советы начинают заменяться большевистскими военизированными ревкомами по севастопольскому шаблону. Далее, учитывая огромный наплыв русскоязычного (по сути — русского) элемента на полуостров, большевики стали звать к референдуму по поводу политического единовластия, не без оснований надеясь получить на нём большинство и похоронить тем самым возможность создания национального (в реальности — многонационального) демократического государства. Но поскольку как Директория, так и СНП, органы избранные демократическим путём, резонно считали референдум излишним, из Севастополя стали слышны угрозы решить проблему силой. Речь шла о Гражданской войне.

Примечания

1. Возвращение Хан-сарая своему законному хозяину, крымскотатарскому народу, после почти 140-летней узурпации колонизаторами этой сокровищницы национальной культуры, имело свою предысторию. Требования вернуть дворец и хранившиеся в нём культурные сокровища и исторические памятники неоднократно подымались ещё при старом режиме. Но лишь после падения империи, когда новые (но по-прежнему преимущественно русскоязычные) губернские власти, почувствовав реальную политическую силу коренного народа Крыма и тесно сотрудничающей с ним украинской диаспоры на полуострове (не ранее!), были вынуждены передать Хан-сарай Мусисполкому. Показательно, что на торжествах в начале ноября 1917 г., посвящённых возвращению Дворца народу, наряду с Нуманом Челеби Джиханом, председателем Мусульманского военного комитета С. Идрисовым и другими народными лидерами, выступал представитель украинской Таврической рады. Он заявил, хотя и приукрасив несколько ситуацию, что отныне решение судьбы своей исторической родины находится всецело в руках крымских татар и гарантировал им в этом полную поддержку украинского народа (ТГ. 07.11.1917).

2. Термин централизация, использовавшийся политическими лидерами и прессой в те далёкие годы, был совершенно аналогичен возродившейся в России через 80—90 лет пресловутой идее вертикали власти. Им обозначали всё тот же, давно известный и даже архаичный, имперский идеал единовластного правления.

3. В дальнейшем руководящие посты в Меджлисе первого созыва дополнительно заняли члены Коллегии председателей А.С. Айвазов, Д. Аблаев и А. Хильми.

4. Можно предположить, что современные российские специалисты по истории Крыма незнакомы с этой реакцией современников первого Курултая, в том числе и русских, и зарубежных. Иначе чем объяснить последнюю (на момент написания этой книги) научную характеристику конституции Крыма, предложенной Курултаем: ««Крымско-татарские законы» носили сугубо националистический характер» (История Востока, 2006. С. 26)?

5. Избранный делегатом Д. Сейдамет (удостоверение № 11256, подписанное 2.12.1917 губернским комиссаром Временного правительства Бианки), получив железнодорожный билет до Петрограда, отправляться в столицу отказался, предвидя, что при захвативших власть большевиках нормальная работа Учредительного собрания исключена. Что впоследствии и подтвердилось: как известно, большевики, получив всего 25% голосов избирателей (эсеры — 59%) и предвидя своё поражение, незаконно разогнали собрание 6/19 января 1918 г. После этого насилия над волей народа Гражданская война стала неизбежной.

6. Коренное население окраин империи ещё длительное время сохраняло устои традиционной этики. Поэтому авторы, исследовавшие причину этого «внезапного» нравственного падения масс, используют прежде всего великорусские материалы: «Нет нужды доказывать, что людей, готовых переступить через закон, через нормы цивилизованного поведения... летом и осенью 1917 года было в России намного больше, чем людей, не могущих в силу своих нравственных убеждений переступить через него» Щипко, 1990. С. 124).