б) Формы и задачи движения

Поскольку эта тихая тревога быстро стала массовой, то она и была замечена тоже в довольно скором времени. Точнее, ещё на этапе её предыстории, так как кое-где активность по самоспасению этноса (антибольшевистская, само собой разумеется) проявилась уже в первые недели и месяцы Красного террора. А именно, когда упоминавшийся Морвед, «начав поход против белых, стал терроризировать и мирных жителей, широко распространил систему заложничества, вследствие чего многие бежали в горы и примыкали к вооружённым формированиям» (Ишин, 1996. С. 47). Об этом вполне своевременно сообщали по начальству чиновники крымских центрального и местного аппаратов. Они докладывали, что террор произвёл «самое отрицательное впечатление на крестьян», которые уже наладили разветвлённую систему спасения его жертв. Скрывавшиеся от ареста и расстрела люди знали, что «в горных татарских деревнях их накормят, оденут, спрячут и при первой возможности отправят с проводником к зелёным» (Султан-Галиев, 1921. С. 86).

Итак, этот процесс был отмечен уже в самом начале Красного террора: в первых числах декабря 1920 г. Особый Отдел Южного фронта сообщал, что бывшие врангелевцы уже некоторое время «...уезжали в деревни, пытаясь на лодках переправиться в наиболее глухие места Крыма. Несколько таких мест наши сторонники указали в окрестностях Ялты и Феодосии... Деревни Кача и Альма [также] переполнены бегущими офицерами» (Русская эмиграция. С. 233).

Конкретным примером одного из звеньев этой системы могло служить с. Ангара (совр. Перевальное). В этом селе богатых или даже зажиточных жителей не было, не являлось оно и чисто крымско-татарским, русских было даже больше, чем крымцев. Возможно, именно по последней причине «жители его при белой власти пользовались репутацией самых отъявленных большевиков. Как говорили в Симферополе, они доставляли массу хлопот белым, давая убежище подпольникам и выделяя из своей среды коммунистов; высказывали явно, не скрываясь, свои симпатии к большевикам и радостно ожидали их прихода в Крым. Через две недели, после прихода советской власти, это село первое подверглось продразверстке и тотчас оно стало служить убежищем для всех скрывающихся офицеров-врангелевцев, которые оттуда препровождались в горы...» (Данилов, 1993. С. 170).

В горах же было довольно оживлённо. Зелёные, активно действовавшие против белых, не спешили спускаться с гор при красных. И это, как вскоре выяснилось, оказалось разумным. Пока же они, забыв старые разногласия, радушно принимали в свои ряды бывших противников, которым некуда было деться. Вообще же историю зелёных на новом этапе можно проследить на судьбе ключевой фигуры начального этапа крымского повстанческого движения, капитана Орлова и его бойцов.

Блестящий командир Первого батальона Корниловского полка, затем командир Крымского (Симферопольского) полка Добровольческой армии, капитан Н.И. Орлов неоднократно выступал против деникинских экзекуций в горных татарских селах. Немалую роль в успешных действиях Н.И. Орлова играло его происхождение, — он принадлежал к коренной крымской культурной семье, знал Крым не по картам, как его противники, отлично владел крымскотатарским и имел массу друзей в среде коренного народа. Естественно, что он в прямом и переносном смысле говорил с крымскими татарами на их языке. Это не только сослужило ему добрую службу в скитаниях по горным лесам — крестьяне охотно снабжали «орловцев» продуктами и всем необходимым (подр. см.: Слащёв, 1990. С. 57—60, 254, 255). Но и немало крымских татар, симпатизировавших Орлову, было уже тогда принято им в отряд в качестве добровольцев (Кручинин, 1999. С. 39).

В начале января 1920 г. капитан пытался войти в контакт с крымскими большевиками. Через прибывших к нему представителей подпольного ревкома Максимова и Фёдорова ему удалось достичь соглашения о совместном с красными восстании, но вследствие провокационных действий умело внедрённого белогвардейцами в состав договаривавшихся сторон агента Ахтырского переговоры сорвались. Н.И. Орлову не оставалось ничего иного, кроме самостоятельного выступления.

В конечном счёте он обратил оружие против Деникина, став к тому времени командиром крупного, почти целиком крымско-татарского отряда, грозой белых. Так, 22 января 1920 г. люди Н.И. Орлова заняли Симферополь, в феврале — Ялту и т. д. Вот как впоследствии вспоминал эти не совсем обычные для обычных партизан успехи зелёных сам П.Н. Врангель:

«Присоединив укрывающихся от мобилизации в горах татар, Орлов беспрепятственно занял Симферополь, арестовал оказавшегося там коменданта Севастопольской крепости генерала Субботина, начальника штаба войск Новороссии генерала Чернавина и начальника местного гарнизона. Растерявшиеся гражданские власти, во главе с губернатором, беспрекословно подчинялись... через несколько дней — занял Ялту, арестовал главу обороны города генерала Покровского. Затем, пополнив запасы и отпустив генерала, через несколько дней ушёл в горы» (Врангель, 1992, Ч. I. С. 502—512. См. также: Шафир, 1923 а. С. 130, 133—134).

Его программа, обнародованная в эти дни, была несложна: «долой братоубийственную войну, возрождение России под властью избранного всем народом Учредительного собрания, свобода слова, печати, совести». А политическая линия капитана, по его же определению, была следующая: «правее левых эсеров и немного левее правых эсеров» (Поляков, 1998. С. 187). В соответствии с этой малопонятной в наши дни программой он и действовал. Конкретно же Н.И. Орлов видел спасение белого движения в выдвижении на роль главнокомандующего П.Н. Врангеля. Как будет видно из дальнейших событий, это было бы оптимальным решением, так как белое движение стремительно теряло популярность среди крымского населения, прежде всего — татар. Однако П.Н. Врангель был в эти месяцы в некоторой опале у руководства движением, и Н.И. Орлову с его полком, если они хотели действовать, пришлось подчиниться Слащёву.

Полк выступил на фронт, храбро сражался, но часть командования (генерал Н.Н. Шилинг), опасаясь самовольства Н.И. Орлова, предлагала рассредоточить орловцев по различным отрядам. Узнав об этом, капитан покидает в начале марта фронтовые расположения на севере Крыма и уводит полк к Симферополю. Но на подступах к городу силами подготовленных на этот случай белогвардейских частей полк был разбит и почти полностью уничтожен, все офицеры расстреляны. Орлов с полутора десятками преданных ему людей уходит в горы, где снова обращается к крестьянам татарских сёл с призывом вступать в его отряд, но уже под флагом зелёного движения. К нему присоединяются не только горные жители, но и мелкие вооружённые группы, дезертировавшие из Добровольческой армии. «Орловцы» не признавали над собой никакой власти, но, выступая на защиту местного крестьянского населения, воевали в основном с белыми.

К этому времени авторитет капитана Н.И. Орлова возрос настолько, что вступать с его отрядом в бой отказывались целые части Добровольческой армии. Многие переходили на его сторону, а крымско-татарское население оказывало постоянную поддержку, — собственно, без неё выжить в горах практически было невозможно. «Орловцы» продержались в горных лесах до ноября 1920 г. Характерна телеграмма генерала А.С. Лукомского, отправленная в то время А.И. Деникину: «Всё, что будет формироваться в тылу и отправляться против Орлова, будет переходить на его сторону. Если произойдёт столкновение, это приведёт к развалу тыла и фронта» (цит. по: Поляков, 1998. С. 190).

После прихода «народной власти» Н.И. Орлов спустился с гор и вошел со своим отрядом в Симферополь. Принятый довольно любезно, он был, однако, вскоре арестован Особым отделом и расстрелян вместе со своим штабом. Ещё остававшиеся на свободе его бойцы той же ночью вернулись в горы, где обнаружили пополнение — уже по большей части иного, антисоветского «набора». Старые и новые повстанцы, естественно, слились, образовав довольно крепкую и дисциплинированную боевую организацию, где было немало татар.

Имелись крымско-татарские добровольцы и в корпусе Я.А. Слащёва (точнее, в частях, стихийно нараставших на этом костяке — «Войска Таврии и Крыма»). Так, в самом начале 1920 г., а именно 4 января, начальник штаба Чеченской конной дивизии ротмистр А.Ф. Трентовиус составил список добровольцев-татар, зачисленных в её состав. Всего их на тот момент было 35 человек, в подавляющем большинстве — сельские хозяева из Ялты и 14 деревень Ялтинского уезда: Дерекоя, Гурзуфа, Симеиза, Алупки, Байдар, Алушты и прочих. Большинство из них были старослужащие Крымского конного полка, которые явились на сборный пункт, узнав, что попадут под командование бывшего командира этого полка полковника (вскоре генерал-майора) А.П. Ревишина. Затем число добровольцев стало быстро расти и уже через неделю полковник телеграфировал во 2-й Чеченский конный полк о формировании при полку двух татарских эскадронов общим числом в 150 шашек. Причём являлись они «конные с полным вооружением». Наконец, в середине марта 1920 г. на этой основе была сформирована Крымская конная бригада под началом того же генерал-майора А.П. Ревишина. (Кручинин, 1999. С. 40, 41, 54, 55).

В конце октября 1920 г. белый Крым, как известно, пал. И тут же начались большевистские репрессии, направленные в том числе и против крымскотатарских сёл. Чем и объясняется немедленно начавшийся уход части их жителей в горы, к зелёным, не прекращавшийся многие месяцы.