в) Остальные виды ограбления населения

Не менее живописна картина ограбления властью частных жилищ. Здесь также действовали по системе, отработанной в России. Города и поселки Крыма окружались кольцом патрулей, ЧК предписывала «населению запастись на три дня продовольствием и не покидать в течение этого времени жилищ под страхом смертной казни» (Мельгунов, 1990. С. 68). Но перед началом операции была необходима особая подготовка самих грабителей. За день до этого их собирали (как правило, в залах кинотеатров), объявляли о смысле и порядке акции, но затем не отпускали, а оставляли под охраной на всю ночь. Это требовалось, чтобы информация не просочилась наружу, а население не приняло мер к спасению самих себя и своего имущества.

На следующее утро все улицы оказывались «оцеплены вооруженными красноармейцами, а коммунисты прямо из кинематографа (в Симферополе для этой цели использовали «Баян». — В.В.) были направлены в заранее распределённые им районы и дома в сопровождении красноармейцев и подвод. Из домов на улицы никто не выпускался... город словно вымер. В назначенный дом или квартиру входил коммунист и производил осмотр всех вещей, представлявших известную ценность, причём эти вещи сортировались и подлежащие изъятию укладывались в корзину и выносились красноармейцами на подводу. Изъятию подлежало почти всё, так, например, у моих хозяев были забраны следующие вещи: все ковры, подушки, одеяла, одежда, бельё, посуда, золотые вещи, ложки, ножи, книги, зеркала, картины, деньги, продукты...

Оставляли только по одной паре белья и по одному костюму. Конечно, при изъятии много прилипало к рукам коммунистов, а куда девалось остальное, тоже неизвестно. Протестов и сопротивления при изъятии, конечно, не было, так как население было до такой степени напугано, что не смело этого сделать, да было и беспомощно. Таким образом в один день всё население Симферополя было ограблено по заранее составленному плану... Мебель отбиралась и свозилась в жилой отдел, откуда она грузилась в эшелоны и вывозилась в Москву. До чего доходили при этом наглость и издевательство большевиков, указывает следующее сообщение «Херсонских Известий»: «Мебельные фабрики Крыма стали производить при советской власти такое огромное количество мебели, что явилась возможность вывозить её в центральные губернии». Одновременно с этим в том же номере был помещён приказ Харьковского исполкома, в котором объявлялся «день Крымского рабочего, ограбленного белогвардейцами» для сбора якобы в его пользу, то есть в Харькове повторялась та же история, что была в Симферополе и других городах Крыма» (Данилов, 1993. С. 168).

А вот свидетельство уже не бывшего генерала, а коммуниста: «Так называемое «изъятие излишков у буржуазии»... в некоторых местах превратилось в хроническую болезнь (то есть имело место многократно. — В.В.). Проводилось оно страшно неорганизованно и напоминало скорее грабёж... Отбирали буквально всё — оставляли лишь пару белья... «Изъятие» проводилось вооружёнными отрядами красноармейцев. Красноармейцы почему-то все были пьяны. Все партийные и Советские работники были заняты этой работой. Учреждения не работали...» (Султан-Галиев, 1921. С. 88). То есть наступил какой-то сезон охоты, путина, страда, когда по старой русской пословице «день — год кормит». В грабёж пустились все, власть имевшие, он стал для них каким-то всеобщим промыслом.

Естественно, реквизированное таким образом у крымчан «перераспределялось» почти исключительно среди грабителей же: «Например, в Симферополе татарская беднота, несмотря на свою страшную нужду (женщины ходят в мешках, босые и полуголые) абсолютно ничего не получили. А между тем среди татар очень много произведено изъятий излишков, вплоть до подушек и одеял, служащих им вместо мебели» (там же).

Та же ситуация наблюдалась в Севастополе, хотя и с некоторым местным колоритом. «В городе царила военная власть 51-й дивизии, которая, как временно стоявшая там, была заинтересована в том, чтобы как можно побольше захватить имущества» — сообщали сотрудники Крымревкома (ГААРК. Ф. Р-1188. Оп. 3. Д. 45. Л. 1). Затем в Севастополь вступила и 46-я дивизия, которая, как бы стремясь наверстать упущенное, прямо с колёс, «с первых же дней начала вести себя по-партизански и заниматься грабежами» (ГААРК. Ук. дело. Л. 1 об.). Напомним, что этой дивизией в 1920 г. командовал знаменитый герой Гражданской войны и И.Ф. Федько, а комиссаром был ещё более известный Л.З. Мехлис. То есть карьера будущих командарма первого ранга и, соответственно, начальника Главного политуправления Рабоче-крестьянской Красной армии начиналась с банальных грабежей.

В Карасубазарском же районе местные власти привлекли к «продработе» расквартированную там 9-ю бригаду, в чём незамедлительно раскаялись. «Казалось, что работа пойдёт успешно, но к великому сожалению получилась совершенно обратная картина. Работа военных сотрудников свелась к целому ряду прямо-таки преступных действий: незаконным реквизициям, пьянству, разгулу и чуть ли не к грабежу. Население, где работала эта компания, а именно, в Ново-Карловском и Аргинском сельских ревкомах (Симферопольского уезда), естественно, стало волноваться...» (ГААРК. Ф. Р-1. Оп. 3. Д. 1. Л. 39).

Более того, за красными солдатами и командирами был замечено участие и в разрушительных актах дикарского вандализма. Они были бессмысленны — если только их смыслом не было отнять у крымско-татарского крестьянина надежду поправить разорённое хозяйство в будущем, просто выжить с семьёй: «Сад и виноградники в районе Судакского совхоза уничтожены людьми и лошадьми, расквартированными в районе Волынскими частями. Приказы о недопустимости сего не исполняются», жаловался в область начальник феодосийского уездного ревкома Гончаров (ГААРК. Ф. Р-1188. Оп. 3. Д. 188. Л. 162).

Было бы очевидной ошибкой считать подобные явления издержками первых дней (недель, месяцев) после «освобождения» Крыма, эксцессами временного безвластия. Дело и было-то как раз во власти, которая и в последующие месяцы никак не могла взяться за защиту коренного крымского населения от армейских и иных поборов и тягот. А ведь и они вели прямиком к голоду. Весной 1921 г. феодосийский председатель ревкома сообщал в центр: «Все стоящие воинские части снабжались за счёт феодосийского уезда. Население обобрано, начало голодать, о чём своевременно представлялись доклады... кои не приняты во внимание. На март получены наряды Опродкома Крыма для 3-й дивизии: 40 тыс. [пудов] ячменя, 37 тыс. [пудов] пшеницы, 9 тыс. [пудов] рыбы» (ГААРК. Ф. Р-1188. Оп. З. Д. 45. Л. 264).

Впрочем, согласно источникам, эти решения не зависели или почти не зависели от воли или инициативы ревкомовской или военной администрации Крыма, так как шли прямиком из Москвы. Приведём одну из десятков и сотен депеш схожего содержания: «Москва — Крымревкому. 09.03.1922. Из местных ресурсов отправьте указанию Упрвоенпродснаба Украины для снабжения частей войск расположенных Крыму рыбы 45 тыс пуд и консервов рыбных и овощных 2 700 000 банок тчк Компродраспределения Халатов» (ГААРК. Ук дело. Л. 196).

Как известно, зима 1921/22 гг. унесла множество жертв не только голода. По вине властей крымчане гибли от холода. Из сельских крепких домов, из домиков рабочих слободок, из городских квартир выселялись под открытое небо все, кто хоть отчасти подходил под категорию «зажиточных», или кому «повезло» на завистливого соседа — большевики реагировали на доносы незамедлительно. Выселяли и бедноту, занявшую было помещения бывшей знати. Так, например, Коккозский ревком вышвырнул из горного Юсуповского дворца укрывшихся в нём крестьян из сожжённых деревень округи и сам занял первый и третий этажи этого здания (ГААРК. Ф. Р-136. Оп. 3. Д. 1. Л. 4). Правда, в отличие от более поздних времен, на выселение давалось не знаменитые 15 минут 1944 года, а, как правило, 12 часов, но среди зимы это дела не меняло.

«Особую наглость и издевательство над жителями и жестокость при выселении проявили начальник жилого отдела г. Симферополя, некто Жорж, один из заведующих районом, и Фельдман... — подпольные коммунисты при власти Врангеля, хорошо известные населению Симферополя...». Показательно, что отбирая последнюю корову у вдов и сирот, обрекая тем на смерть от голода малышей, в том числе грудных, Фельдман заявлял: «Пусть она (то есть корова или коза. — В.В.) питает детей рабочих, а не буржуев» (Данилов, 1993. С. 168—169).

Понятно, что ни до каких «детей рабочих» конфискованный скот не доходил, его съедали в казармах, до отказа набитых прожорливыми «освободителями трудящихся». А рабочее население питало к своей власти совсем иные, чем признательность, чувства. Как сообщает тот же источник, при белых оно «в своей массе было довольно режимом... и особых симпатий к большевикам не проявляло, за исключением, конечно, подпольщиков-коммунистов, оставленных большевиками при первом их уходе из Крыма или присланных через фронт, которые работали между этой массой, стараясь восстановить их против власти белых, но большого успеха не имели. Белая власть в Крыму, вероятно, наученная прежними ошибками, уделяла много внимания рабочему классу и обеспечила ему приличное существование. Мне рассказывали, что вообще при том общем падении ценности рубля, которое было в Крыму, отсюда и колоссальной дороговизны предметов первой необходимости, рабочие всё-таки не терпели той острой нужды, которую они встретили с приходом в Крым большевиков...

То же самое происходило с татарским... населением. Здесь кляли большевиков за продразвёрстку, за реквизицию лошадей, за наряды подвод и за расквартирование красноармейцев по их саклям и хатам. Особенно за последнее, так как они обязаны были этих красноармейцев и кормить» Данилов, 1993. С. 69—170).

И ещё одна подробность: «Они располагались всюду как дома, заставляя хозяев прислуживать им, убивая всю живность... которую несчастные хозяева месяцами выкармливали. Из имущества всё, что приходилось им по вкусу, красноармейцы забирали себе» (Очевидец, 1996. С. 59).