2. Первая пятилетка

На рабском труде крестьянства, на голоде рабочих и горожан, да на иностранных кредитах и технической помощи — строится пятилетка.

Федотов, 1992. Т. 2. С. 18

В ноябре 1928 г. Сталин заявил на заседании ЦК, что СССР догнал и перегнал самые развитые капиталистические страны в области политики. Но для полной победы социализма нужно догнать и перегнать эти страны в экономической и технической областях. В другой своей речи он уточнил ситуацию, сказав, что «мы отстали от передовых стран на 50—100 лет. Мы должны преодолеть это расстояние в 10 лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».

По заданию вождя Госплан подготовил строго взвешенный план развития, но Сталин отказался от него, предпочтя более заманчивую теорию ВСНХ (Высшего совета народного хозяйства Совета министров СССР, действовал по 1965 г.). Согласно этому варианту, всесторонне развиваться должна была только тяжёлая промышленность (рекомендации вообще были разработаны лишь для неё), а остальные отрасли должны были под индустрию подстраиваться. Известный статистик С.Г. Струмилин обосновал такое решение примечательными ело-вами, которые вскоре повторяла уже вся страна: «Наша задача состоит не в том, чтобы изучать экономику, а в том, чтобы изменить её. Мы не связаны какими-либо законами. Нет такой крепости, которую не смогли бы взять большевики». На деле новые планы означали полный отказ от традиционной большевистской программы (по крайней мере в её декларированной форме). То есть проекты обновления общества, всей российской (и мировой в перспективе) модели жизни начали неудержимо, как шагреневая кожа, сужаться. Универсальная перестройка свелась к чисто экономическому прогрессу. Но и это было не всё: прошло совсем немного времени, и куда-то делись все его составные части, кроме единственной — индустриальной.

План Первой пятилетки был даже не планом в привычном понимании этого слова. Поскольку он всё время двигался, менялся, это был, скорее, процесс концентрации всех средств и энергии на осуществлении лишь грубо очерченных проектов, воплощаемый в жизнь, не глядя на цену, которую придётся при этом платить. Тоталитарная система, возглавляемая Сталиным, действительно была способна к мобилизации всех наличных сил, невзирая на экономические и человеческие затраты. Эта способность была, естественно, обусловлена изоляцией от нормального мира, а также той степенью политической, производственной, экономической, полицейской диктатуры, которой мир не видел со времён фараонов.

Вкупе со столь же грубонасильственной коллективизацией, индустриализация означала гораздо более всеобъемлющее наступление на «человеческий материал», чем первое, ленинское. Революция изменила лишь способ производства, то есть прежде всего экономический фактор. Сталин же готовил перелом не только в экономике, но и в социальной, идеологической и культурной сферах. Поэтому он был в чём-то прав, однажды назвав свой план «революцией сверху». Индустриализацией была в большей или меньшей мере охвачена вся страна, но в Европейской части этот охват был «плотнее».

Перед Крымом индустриализация предстала в довольно странном образе некоего двуликого Януса. Один из этих ликов был точной копией общей модели, спущенной сверху московскими «командирами социалистической промышленности» и прочими кремлёвскими мечтателями. Другой имел конкретно крымские, более заземлённые черты сельскохозяйственного региона, неспособного превратиться в один из центров тяжёлой или иной индустрии. И был этот лик обращён не в чертежи домен и плотин, а к крымскому кустарю-ремесленнику, который только и мог напоминать рабочего, да и то весьма отдалённо. Поэтому вся индустриализация полуострова и в дальнейшем чётко делилась на две несхожие части.

Одна из них являла собой действительно всемерное развитие и подъём десятка-другого крымских индустриальных предприятий. Вторая имела отношение только к мелкой кустарно-ремесленной деятельности коренных жителей и пользовалась вниманием властей единственно как поддержка первой, к тому же способная существенно улучшить производственную статистику республики. Понятно, что кадры первого звена крымской индустриализации составляли почти исключительно русскоязычные жители полуострова, тогда как во вторую были втянуты практически все крымско-татарские кустари и ремесленники. Поэтому в дальнейшем именно ей и будет уделено основное внимание.

На Крым индустриализация обрушилась всей своей тяжестью ещё до начала Первой пятилетки. За три года — 1926—1928 — количество занятых в машиностроении здесь возросло в 11,7 раза, в химической — почти в 3 раза и т. д. (Кудрявцев, 1995. С. 33). Согласно Директивам по пятилетнему плану, вся промышленность полуострова была включена в процесс форсированного развития. Поскольку собственные финансовые и иные ресурсы Крым АССР были крайне ограничены, ей оказала помощь Украина, включив крупнейшее предприятие керченский Госметзавод им. Войкова вместе с его шахтами в состав Донецко-Криворожской угольно-металлургической базы. Но облегчение это было слабым — перестройка всей остальной промышленности повисла тяжёлым грузом на экономике края, надолго выведя её из процесса медленного, но сбалансированного возрождения.

Для крымских татар индустриализация имела не столь серьёзное значение, как для большинства городского населения. Тем не менее, чем дальше — тем заметней ощущалось её влияние во всех сферах быта и культуры крымско-татарской деревни. Одним из самых ранних проявлений этого влияния стало переселение крестьян в город, заметное ещё до начала подъёма промышленности, но им многократно усиленное.