3. Сахибгерай Сеид-Галиев

В поисках противовеса бесспорно популярному среди крымчан Вели Ибраимову Сталин оказался в нелёгком положении. Выбор самой должности такого ставленника проблемы не представлял — пост «премьера» (то есть председателя Совнаркома) республики мог бы дать не столь мощные, как у председателя Крым ЦИКа, рычаги власти, но всё же вполне достаточные для того, чтобы корректировать политику местного руководства. Кроме того, в центральном аппарате Крыма был необходим «свой» человек, который мог бы сообщать в Кремль обо всём, что происходит как на территории южной республики, так и, в частности, в её административных структурах. Проблема была в поисках конкретного лица на этот пост. Проще всего было бы послать кого-либо из кремлёвского окружения, но согласно уже тогда укрепившейся традиции, председателями совнаркомов национальных республик назначались националы же; поэтому в Крыму им должен был стать татарин. Однако крымских татар, способных послушно исполнять любую, даже самую разорительную и убийственную волю Москвы и к тому же доносить на соотечественников, тогда как-то не находилось (они появились, но позже, в 30-х гг.). Поэтому было отыскано поистине Соломоново решение: послать в Крым татарина, но не крымского!

На эту роль как нельзя лучше подходил С. Сеид-Галиев (1894—1938 гг.). Известно, как высоко ценил Сталин функционеров, по молодости лет «запачкавшихся», причём основательно. (Самый яркий пример — А. Вышинский, главный юрист Союза, до Октября — полицейский чиновник, охотившийся за Лениным и оттого всю жизнь зависевший от милости памятливого вождя.) Вот таким грешником был и Сеид-Галиев. Когда в послеоктябрьские месяцы казанские ленинцы громили Харби Шуро, то большевики завладели кассой этой небедной организации, а вдобавок и «буржуйской контрибуцией». Тогда это и случилось: Сеид-Галиев простодушно предложил изъять из этих сумм 50 000 золотом и разделить между собой, чтобы, по его словам, «поживиться немного». А когда более честные коммунары воспротивились этой наглой попытке мародёрства, то не кто иной, как Сахибгерай организовал на них серию покушений — о чем также стало известно партии (Мирсаид, 1992. С. 426).

Были и ещё некоторые нечистоплотные поступки, а главное — отчётливо антинациональная, последовательно антитатарская позиция Сеид-Галиева, за что его в 1921 г. местные коммунисты (в том числе его принципиальный противник Султан-Галиев) сняли с поста председателя СНК Татарстана (Боффа, 1994. Т. I. С. 187). Следующий раз Сеид-Галиев отличился через два года, на выше упоминавшемся IV Совещании ЦК РКП(б) с ответработниками-националами. Здесь он стал автором сразу двух новаций, явно рассчитанных на одобрение кремлёвского руководства. Во-первых, им был изобретён термин-клеймо «султангалиевщина». Во-вторых, он надёжно защитил великодержавных шовинистов СССР в их антитюркской политике, практически предоставив им свободу преследования отдельных лиц и группировок любыми методами, кроме явного, открытого геноцида, когда «целые волости, целые уезды и целые губернии или целые города, населённые инородцами, сжимаются во всех отношениях великороссами — это будет действительно проявление великодержавия, проявление великодержавного шовинизма» (Четвёртое совещание, 1923. С. 27, 28). Другими словами, практика постоянной национальной дискриминации на местах им допускались, лишь бы она не достигала слишком крупного масштаба.

Сахибгирай Сеид-Галиев. Почтовая открытка

Его речь была по достоинству оценена (современники называли её откровенно «просталинской» (см.: Антонов-Овсеенко, 1989. С. 103, 104). После этого памятного всем выступления бывший председатель СНК Татарстана занял в 1923 г. аналогичную должность в Крыму, где он проработал до середины 1924 г.

Но в глазах Сталина у Сеид-Галиева было ещё одно, особое качество (или «заслуга»), позволявшая надеяться, что в дальнейшем казанский большевик не только захочет, но и сумеет проводить линию генсека в Крыму. Это — всегдашняя готовность буквально давить собственный народ в угоду Москве, проявленная ещё в Казани: «В ходе продразвёрстки в Татарии Сеид-Галиев допустил вопиющее неравенство при обложении русских и татар. И когда недовольные [татары] восстали, объявил это восстание контрреволюционным...» (Антонов-Овсеенко, 1989. С. 102).

Лишь через много лет, уже в 30-х, Сеид-Галиев будет в крымской прессе строго осуждён как «левый уклонист» и, значит, сторонник Вели (что, конечно же, совершенно не соответствовало действительности), пособник классовых врагов и вредителей — наркома юстиции О. Дивеева, прокурора Крыма А.Ф. Мухитдиновой и других (КК. 03.04.1937). Но в 1920-х, когда посланец Кремля вполне удобно ощущал себя в «крымском седле», то он делал всё, чтобы «коренные жители не почувствовали себя хозяевами своей судьбы, а русификаторские тенденции и вытравливание исторической памяти народа получили новый импульс, но на этот раз не от миссионеров, а от поборников пролетарского интернационализма и воинствующих безбожников» (Сагадеев, 1990. С. 75).