7. Алакатское восстание 1929 года

Выше говорилось, что Сталин с его национальной политикой конца 1920-х гг. не встретил почти никакого сопротивления в советской стране. И даже события в Крыму, получившие имя «Алакатского восстания», не были чем-то из ряда вон выходящим — как спровоцированные сверху, и по этой причине вряд ли являвшиеся инициативным выражением сопротивления власти. Это выступление не назовёшь ни всенародным, ни даже широким (или массовым). Но суть такого неоднозначного события в другом. Оно было, в отличие от движения зелёных (где имелась довольно пёстрые некрымские прослойки), исключительно крымско-татарским. То есть выступил один из самых далёких от политики этносов Европы, в то время как остальные жители Крыма, в основном из переселенческого населения, в лучшем случае подчинялись бесчеловечной власти, в худшем — по мере сил пытались найти любой ценой общий язык с ней, стать ей полезными.

Восстание 1929 г. получило своё название по имени Алакатской долины, по обе стороны которой раскинулись общинные угодья двух старинных, крупных алуштинских сёл, Ускута и Туака. Безымянный очевидец тех событий, позднее эмигрировавший в Турцию¹, 26 сентября 1951 г. рассказал историю восстания Дж. Сейдамету, который записал её. По его словам, началось с того, что в декабре 1929 г. в сёлах появились какие-то люди, под обычной верхней одеждой которых была форма польской армии, причём с погонами (позднее оказалось, что это были агенты ОГПУ). Они уверяли местных крестьян в том, что германская и польская армия вскоре перейдут границы СССР для освобождения его от власти большевиков, а из Турции начнёт поступать оружие для крымских татар. Эти люди пытались организовать всеобщий подъём, побуждая крымцев отправляться в сёла, расположенные между Ускутом и Алуштой, и распространять в них подобные сведения (Kırımal, 1952. S. 394).

Неясно, было ли связано с ними выступление, которое прозвучало в ходе отчётной кампании ускутского сельсовета в январе 1930 г. Местный житель Курт-Амет Карт-Асан критиковал на собрании сельсовета большевистскую политику в крымско-татарской деревне. Очевидно, не питавшие надежд на исправление этой политики ускутцы тогда и составили обращение к турецкому послу в Москве с просьбой содействовать «переходу населения дер. Ускют в турецкое подданство» и получению «разрешения на выезд в Турцию» (цит. по: Хаяли, 2009. С. 77, 78).

Эти зёрна будущих волнений упали на почву, явно хорошо подготовленную всей предшествующей политикой советской власти в Крыму. Впрочем, многие уже тогда заподозрили провокацию и отказались участвовать в какой бы то ни было акции неповиновения, но к гражданскому подъёму призвали имамы мечетей Ускута и муллы более мелких соседних деревушек. Их усилиями в решающий момент был собран многочисленный митинг. Он имел национальную направленность, над собравшимися реяли зелёные знамёна. Судя по программе этого собрания земляков, она готовилась грамотными людьми, хорошо знакомыми с ситуацией.

Основных пунктов повестки дня было три:

— об антиисламских гонениях властей на простых мусульман и мулл;

— о содержании и масштабах беспрерывного политического террора против коренного населения (имелись в виду массовые репрессии, судебные расправы, высылки за пределы Крыма отдельных крымчан и целых групп крымскотатарского народа);

— о налоговых тяготах, ставших для крымского крестьянства невыносимыми.

После того, как эти пункты были одобрены большинством собравшихся, подъём сопротивления режиму стало невозможно остановить. На митинге были провозглашены и одобрены участниками политически недвусмысленные и вполне конкретные лозунги: «Долой советское правительство!», «Долой палачей-чекистов!», «Как один поднимемся на борьбу с коммунистическими узурпаторами!»

Практически одновременно с митингом был создан оргкомитет готовящегося выступления, которое, согласно упомянутой программе, должно было стать Всекрымский. Поскольку такая широкая и технически чрезвычайно сложная акция требовала значительного материально-технического обеспечения, начался сбор средств, — у добровольных жертвователей принимались не только деньги, но и ценности. Так было положено начало возрождению общенационального фонда.

К сожалению, применения он фактически не нашёл. Чекисты довольно быстро и без труда узнали об Алакатском митинге, его программе и принятых на нём решениях. Органы НКВД внедрили в крестьянскую среду некоего П. Попова из Карасубазара. Он выдавал себя за активного борца с коллективизацией, ему стали доверять. А он тем временем составлял списки тех, кто отказывался идти в колхоз. После этого начались массовые аресты; было взято 800 человек (Майдан, 2009. С. 14). Это произошло практически на протяжении первых дней активной подготовки восстания после памятного собрания, когда татарское население всего Крыма ещё не только не было в какой-то мере охвачено идеями нового движения, но и вообще услышало о призывах мужественных мулл, когда уже было слишком поздно — после начавшихся репрессий против жителей Алакатской долины.

Тем не менее, когда начались массовые аресты, то чекисты «обнаруживали» участников движения и ему сочувствующих не только в Алуштинском, но и в Ялтинском, Севастопольском, Судакском, Карасубазарском, Симферопольском районах.

Карательные акции приняли массовый характер. Отряды, подчинённые органам ГПУ, как правило, окружали очередное село и, никого не выпуская за свои цепи, проводили сплошные обыски, которым подвергался дом за домом, малле за малле. В абсолютном своём большинстве крестьяне были безоружны, — в этом одна из причин, по которой движение было подавлено так легко и быстро. Поэтому при обысках отбирались не винтовки или пулемёты, а в основном обычные ценности, причём без какого-то объяснения.

А после этого сквозного грабежа началась основная расправа. При допросах крестьян пытали, не делая разницы между мужчинами и женщинами (Улькюсал, 1980. С. 355). Только из жителей Ускута 250 человек увезли на пароходе в Севастополь, а оттуда отправили в симферопольскую тюрьму. Почему был избран такой кружной путь — неизвестно. Возможно, существовали какие-то опасения освобождения арестованных на горной дороге Алушта—Симферополь, сорок пять человек из этой небольшой части арестованных было расстреляно (Майдан, 2009. С. 14).

Общая цифра казнённых поражает, даже учитывая те жестокие времена: по данным руководителей восстания их насчитывалось около 10 000 человек. Причём людей ликвидировали без суда и следствия. Семьи казнённых были отправлены в сибирскую ссылку и лагеря — и этот вид репрессий затянул в свой водоворот ещё не менее 40 000 человек, причём совершенно невинных (Акчура И., 1997). Эти акции охватили практически всю территорию Крыма, став общетатарской трагедией. Тем не менее её было решено не освещать ни в одном из тогдашних средств массовой информации, полностью засекретив. Поэтому в книгах советских историков о событиях в Крыму 1929—1930 гг. об Алакатском восстании невозможно найти даже беглого упоминания.

Нет сведений и о разгроме ещё двух групп крымских татар, произошедшем «в шлейфе» алакатских событий. Очевидно, это были жители двух или более деревень, которые пытались по-своему сопротивляться с последствиями передела земли и коллективизацией. И хотя они никаких контрреволюционных акций не совершали и даже не готовили, но получили в «органах» устрашающее имя «контрреволюционных организаций».

Местоположения этих деревень в источнике (чекистская сводка) не указывались, но, судя по контексту, они могли находиться где-то в предгорных районах. Первая группа называлась (или была условно названа в органах ГПУ) Повстанцы. Приведу выдержку из сводки, составленной весной 1930 г.

«На одном из последних совещаний, состоявшихся в мечети, было решено поставить в мечети ящик для жалоб на имя КрымЦИК и добиться массового протеста против коллективизации. При вскрытии затем ящика в нём было обнаружено 197 заявления за подписями бедняков и середняков (выделено мной. — В.В.) с требованиями отмены земреформы и коллективизации. Одновременно членами организации велась усиленная агитация за эмиграцию в Турцию. При проведении операции по изъятию руководителей организации толпа в 400 человек бросала камни в проводивших операцию, пытаясь обезоружить их, в результате чего операция до прихода подкрепления не была проведена. Руководители организации скрылись в горах, при обнаружении их в начале марта сего года оказали вооружённое сопротивление». В заключение указывается, что по этому делу было арестовано 250 человек (Сов. секретно. Т. 8. С. 1313). О дальнейшей судьбе арестованных ничего не известно.

Вторую крестьянскую группу в ГПУ поименовали: контрреволюционная организация Вознесенцы. Здесь возникает подозрение, ещё более сильное, чем в первом случае, относительно соответствия сводки фактам. Во-первых, странным является само название этой «организации». Крымские татары не могли собраться в какую-то группу под христианским (евангелическим) названием. Конечно, их так могли условно обозначить в органах — по названию селения, — но и села такого в довоенном Крыму не существовало. Вторая странность заключается в том, что тяжкие обвинения против этих татар уместились буквально в одном предложении и не подкреплены вообще никакими фактами. В сводке говорится лишь, что «Контрреволюционная организация «Вознесенцы» ставила себе целью вооружённое восстание против советской власти и связь с крымскотатарской эмиграцией». Этих деревенских «контрреволюционеров» постигла та же судьба, что и вышеупомянутых Повстанцев (Сов. секретно. Там же).

Через 60 лет соотечественники жертв чекистской расправы, всё это время устно передававшие рассказ о ней, решили увековечить память алакатцев, воздвигнув им памятник. Монумент был создан крымским архитектором Айдером Алиевым, средства на его сооружение были собраны всем народом. Теперь этот величественный (4,5 м высоты) белокаменный монумент высится при въезде в Ускут со стороны дороги Алушта-Судак.

Вечная им память!

Примечания

1. Возможно, это был один из тех троих членов алакатской группы, которым удалось избежать расправы, вначале спрятавшись в какой-то соседней деревне, а затем добравшихся морем до Сухуми. Там через некоторое время они нашли способ бежать в Турцию (Майдан, 2009. С. 14).