е) Сопротивление деревни в начале 1930-х

Какова была реакция крымско-татарского крестьянства на новую волну его уничтожения? В некоторых исследованиях указывается, что в Крыму «главным последствием насилия при создании колхозов стало массовое недовольство и протесты крестьян вплоть до открытых антисоветских выступлений» (Крым АССР. Вып. III. С. 77). Очевидно, это так, хотя автор не указывает, в чём конкретно заключались эти выступления: человеку свойственно невольно противиться насилию даже пассивно. Поэтому, конечно, акты чудовищного насилия в Крыму не могли остаться без какой-то реакции на них. Поскольку же эти акты совершались советской властью, то и реакция (например, попытки сохранить хлеб для питания, скрыться от раскулачивания, ускользнуть от сельских самовластных карателей и пр.) может быть названа как антисоветской, так и вполне аполитичной и даже естественной именно для людей далёких от политики, в том числе и антисоветской.

Малообъяснимо другое — количество актов такого сопротивления: всего 104 за весь 1930 г., но из них лишь чуть больше половины (60 случаев) представляли собой силовое сопротивление насилию. Это крайне мало даже для обычной среднегодовой статистики уголовных преступлений, то есть для любого года, не прославившегося так громко, как 1930-й, взрывом неспровоцированных репрессий со стороны властей. Причём, как видно из статистики преступлений, крымские татары обычно занимали в ней последнее место. Поэтому есть вес основания утверждать, что реакция крымско-татарского крестьянства на безудержные беззаконные, массовые репрессии не только не была массовой, но далеко не достигла уровня, заранее вычисленного властями.

Не везде, конечно, дело обстояло подобным образом.

Поэтому, если можно так выразиться, крымско-татарское кулачество невинно в квадрате. От того-то столь гнусна ложь историков¹, пытающихся запятнать их светлые имена мучеников — к великому сожалению, сохранившиеся далеко не полностью. Попытаемся же восстановить хоть часть конкретных событий той поры, в которых в какой-то мере принимали участие крымские татары.

Программу ликвидации именно крымского кулачества, спущенную сверху в форме какой-то инструкции или декрета, пока обнаружить не удалось, возможно, её и не существовало вообще. По крайней мере внешне начало кампании выглядело (или старалось выглядеть) так, как будто это была инициатива крымско-татарских масс. В октябре 1929 г., на II Всекрымской конференции групп бедноты, крестьянин Сулейман Ибраимов и активно поддержавшие его делегаты впервые «резко поставили вопрос о том, чтобы кулаков в районах сплошной коллективизации или в деревнях, перешедших целиком на коллективные формы хозяйствования, выселить в другие места, так как они мешают развитию колхозного движения, вредят колхозному строительству и ведут явную контрреволюционную разлагающую работу» (КК. 25.10.1929).

У этой конференции была своя предыстория. Колхозное движение, которое в Крыму не испытывало крутых взлётов (кроме краткого периода начала 1920-х гг.), с другой стороны, никогда полностью и не прерывалось. Но попытка его форсировать в конце 20-х потерпела крах. В другие времена на него никто бы не обратил особого внимания, но теперь, когда в деревне всего Союза разворачивалась новая эпопея колхозного движения с внедрением свежих социальных и хозяйственных моделей, в Крыму было решено принять меры. Поэтому если в августе на собраниях партактива ещё вполне спокойно дискутировались проблемы типа: «Нужно ли кулака обязательно разорить, довести до крайности, заставить подохнуть его с голоду?» (КК. 08.08.1929), то уже на упомянутой конференции, собранной именно по этому поводу, такие вопросы, как видим, были решены однозначно: нужно!

Между тем ближайшие месяцы накалили обстановку до предела. Искусственное сокращение времени проведения кампании, преждевременный и непродуманный замах на сплошную коллективизацию были совершены людьми, закрывшими глаза на всю крымскую особую ситуацию. Ведь совершенно не было принято во внимание даже то, что крымскотатарская деревня не знала комбедов. В России эти шайки деревенских люмпенов с комиссарами во главе долго грабили и растаскивали по своим лачугам добро и живность односельчан. На Крым обрушились иные беды, но этой — не было. То есть крымское село не было приучено к ряду реалий, которые стали обычными севернее Перекопа.

Эта «неожиданность» и кое-что иное (см. ниже) привело поздней осенью 1929 г. кампанию по коллективизации к позорному и оглушительному провалу сразу в двух группах колхозов — ялтинской и Капсихорской. Поскольку газетчики загодя раздули успехи и огромное значение «сплошной» программы, то её неудача и была воспринята партийной общественностью как великая драма. В прессе тех дней и ночей возникли даже специальные термины, которым не откажешь в изящной образности: «Капсихорский провал» и «Провал Ялты». Аппарат, конечно же, своих ошибок не признал, а прибег к старому громоотводу, обвинив во всём кулаков, которые буквально «пропитали» оба очага колхозного строительства (КК. 21.12.1929).

Во всех бедах виноватые, кулаки и раньше были неподходящей компанией для советских граждан, которые за регулярное общение с ними теряли посты и партбилеты. Теперь же газетчики пытаются создать вокруг кулаков полный вакуум, раздувая серьёзный скандал по поводу случаев даже единичного с ними общения². Но ведь были места, где репрессированных кулаков вообще не осталось. Где уже перебрали по одному всех середняков, загнали в колхозы всех единоличников — а работа всё равно не шла. В то же время, по контрасту, у единоличников продолжался — уже который год! — устойчивый рост всех объективных сельскохозяйственных показателей. ЦИК прекрасно знал об этом (ГААРК. Ф. Р-30. Оп. 1. Д. 370. Д. 3 об. — 5 об.), что было дополнительной головной болью для местных аппаратчиков, ведь люди в окружении таких единоличников не слепые. Это был какой-то заколдованный круг: надо выселять элемент, надо, причём немедленно, он ведь одним спокойным видом своим людей разлагает, — а не выселишь...

Казалось бы — всё, нет выхода. Но коммунисты Крыма нашли его.

Примечания

1. Самый частый штамп — о тайной связи и сотрудничестве крымско-татарских «кулаков» в период коллективизации с помещиками и «белогвардейским элементом» (Очерки истории Крыма. Т. III. С. 69—72). Взгляд на кулака как на «готового контрреволюционера» вообще прослеживается во всей исторической литературе 1930—1970 гг., иногда и позже, об этом говорят: Конюхов, 1960. С. 61—71; Трапезников, 1967. Т. II. С. 53 —62; Погудин, 1975. С. 114—116 и многие другие авторы.

2. Центральный орган Крыма совершенно серьёзно писал о тяжком проступке председателя кучук-узеньского сельсовета Рамазана Алями, который «встретившись в Ялте с кулаком Муратом Хурасаном, лишенным права голоса, снабдил его талоном на обед» (КК. 12.01.1930). Ещё один, более современный и серьёзный исследователь сообщает о демонстрации против выселения кулаков на Урал, состоявшейся 6 апреля 1931 г. В этом мирном шествии, организованном шестьюдесятью крымчанами, приняло участие всего 950 человек (Lynne, 2007. P. 42, 43).