в) Водоснабжение, мелиорация

Наиболее совершенные и сложные системы водоснабжения населения использовались даже не в садах и не на полях, а в крупнейших городах Крыма, но о них чуть ниже. Самой необходимой была вода в сухих степях, и крымские татары с этой проблемой справлялись как до, так и после аннексии. Имеется в виду великолепное по простоте и безотказности устройство для подъёма воды с большой глубины и в немалых количествах. Оно представляло собой горизонтальное колесо-ворот, диаметром в 3—4 м, ось которого крепилась между двух мощных каменных столбов, выстроенных в форме призм, вершины которых соединялись толстой дубовой балкой с подшипником посредине. Второй такой же подшипник крепился на земле, в каменной обойме. Между ними находилась вертикальная ось, на которой, собственно, и держался барабан с навитыми на него верёвками с ёмкостями для воды. Барабан вращали лошади, при этом деревянные бадьи, вмещавшие до 70 литров, опускались на глубину многих десятков метров.

Так, старинный колодец села Сарыбаш близ Гёзлёва имел глубину 60 сажен или почти 130 м (Домбровский, 1862. С. 114). Вода выливалась из таких бадей в каменный или деревянный клёпочный резервуар, ёмкостью в десятки кубометров, откуда по мере надобности (например, при подходе отары) воду пускали в деревянное же многометровое корыто, обычно ярко-зелёное от мха и пресноводных водорослей. Любопытно, что даже в Ор-Капу, расположенном на узком перешейке между Каркинитским заливом и ещё более солёным Сивашом, имелось несколько колодцев с пресной водой. Они были столь глубоки, что и через много лет после разорения крепости и посада российскими солдатами эти колодцы зияли тёмными провалами: видимо, полностью засыпать их не удалось из-за необычной глубины этих гидротехнических сооружений (Шевелев, 1844. С. 602).

Понятно, что такие дорогостоящие колодцы являлись общинной собственностью. Но встречались и частные, дворовые колодцы. Они были не менее глубоки, и также обшивались дорогим привозным деревом. Отличие их от общинных было в более скромном сечении вертикального ствола, да вместо деревянных бадей использовались мешки сшитые из бараньей шкуры или плотной шерстяной ткани. Размер таких мешков-вёдер был невелик: около 30 см высотой и 18—20 см шириной. В горловину вставлялись крестообразно две палочки, препятствующие слипанию стенок мешка. Верёвочная дужка при этом крепилась к длинному шесту, который привязывался к верёвке или сыромятному ремешку (Шатилов, 1857. С. 34).

Второе интересное степное устройство — многочисленные ауты, то есть невысокие и довольно примитивные, но тем не менее весьма практичные плотины (часто временные) и неглубокие колодцы-накопители того же названия. И те, и другие устраивались в степных лощинах накануне снеготаяния. Вода в них отстаивалась и была годной для питья на протяжении значительного времени. Надо признать, впрочем, что она отличалась от колодезной воды весьма специфическим вкусом. Возможно, он происходил от степного разнотравья, скрывавшегося под водой, и пить её могли только степняки — народ вообще закалённый и ко всему привычный.

Наконец, в степи (в частности, феодосийской) устраивались искусственные пруды. Их обмуровывали местным камнем на специальном растворе (с добавлением цемянки), отчего они становились водонепроницаемыми. Питались эти резервуары исключительно дождевой водой и весенними талыми водами. Некоторые из этих прудов сохранились до начала XX в. (Вадзинская, 1914. С. 9).

В Предгорье и на Южном берегу процветало искусство поливного земледелия. «Поскольку лето здесь по большей части очень сухое и речушки легко иссякают, татары проявляют огромную заботу о поливе земель, проявляя при этом поистине великое мастерство. Без помощи какого-либо нивелира их опытный глаз находит малейший склон, так что они нередко из единственного источника тянут обширную сеть канавок, покрывающих угодья целого села. Их постоянно видишь у этих сооружений, они поддерживают их в рабочем состоянии: то они перекрывают часть канавок, направляя воду через траву и камни, чтобы поднять уровень в иссякающих руслах водоводов, то сбрасывают излишки воды, образовавшейся после ливня, то прокладывают новые канавки, если старые слишком размыты» (Engelhardt, Parrot, 1815. S. 43—44). А вот как российский путешественник описывает село Дуванкой, находящееся на Предгорье (район Бахчисарая): «Селение прекрасное! Тополи, минареты, чистенькие татарские домики, сады, орошённые ручьями, искусственно приведёнными для поливания виноградников, — всё это даёт ему вид картинный, прелестный» (Муравьёв-Апостол, 1823. С. 57).

Искусство мелиорации не только помогало в добывании хлеба насущного, но и давало неоценимую свободу в выборе мест заселения, не привязывая их к источникам воды, которые могли находиться в неудобных местах, вдали от плодородных почв, среди каменных россыпей и т. д. «Татаре, избирая себе места для жития обыкновенно или в долинах или по косогорам, и не взирая на то, есть ли тут вода или нет, от вершины рек или с высоты реки, положению их деревни равной, прокапывают по горе в сторону, сколько бы вёрст до их деревни ни было, каналец в аршин... шириной и оным отводят часть реки к своему жилищу, дому или мельнице, а от их отводят таким же образом другие, проводя такой же каналец для себя, так что река, которая была всегда велика и глубока, и истекала бы вся в море, ныне остаётся в земле и служит рассеянным по горам и косогорам татарским домам каждому напоением... и справедливо, в иных местах отведённый канал на одной версте течёт уже несколько сажен выше в параллеле с начальною речкою» (Зуев, 1783. С. 140—141).

Особое место в культурной традиции крымских татар занимают чешме и другие фонтанчики, устраиваемые в горной глуши, так же как и сама вода в мусульманской культуре играет роль, не совсем похожую на значение, которое придают этому важнейшему из минералов европейские христиане. Один из них не без удивления отметил: «Религиозное благоговение, с которым татары относятся к своим фонтанам, заставляет их не щадить никаких расходов, если дело касается чистейшей воды» (Clarke, 1810. P. 465). Поэтому оплатить устройство чешме и дальнейшее его поддержание в порядке издавна считалось добрым делом, но куда более богоугодным поступком было собственноручное его сооружение.

И вот нередко можно было встретить в горной глуши одинокого труженика, мирно обтёсывающего камень за камнем, подгоняющего их друг к другу, вырезающего на них подходящий к душевному настроению аят из Корана или скромный тарих с датой основания чешме. Часто это были люди богатые или старые, то есть располагающие свободным временем больше молодых бедняков. Они и дороги в одиночку прокладывали, причём эта традиция сохранилась и после аннексии. Так, уже в XIX в. некий одинокий старик несколько лет самостоятельно ремонтировал, подсыпал, улучшал дорогу между Карасубазаром и Феодосией, чем заслужил всеобщее уважение. «А татарин богатый, вполне мог бы отдыхать; а видите, как мучается!» — с удивлением говорили о нём проезжему местные русские жители (Васюков, 1904. С. 13).

Проще, чем в степной зоне полуострова решались проблемы водоснабжения в центральной его части, где водные жилы были и обильней, и находились ближе к поверхности, как, к примеру, у подножья горы Агармыш: «Реки́ в Старом Крыму нет никакой, и одни фонтаны довольствовали его своей водой. Уцелевшие поднесь сии фонтаны весьма искусно сделаны: вода ведена с гор подземными трубами, которые переходя из одного бассейна в другой, доходят наконец до своего извержения, отделяя некоторые протоки в огороды поселян» (Сумароков, 1800. С. 79).

Эвлия Челеби отмечал, что в Кефе насчитывалось 4060 колодцев: «В колодцах при домах, находящихся на поверхности заросшего плющом холма, вода пресная, а в колодцах, находящихся внизу, слегка солоноватая». Кроме того, в окрестностях города для сельскохозяйственных нужд устраивались по балкам запруды-ауты, но небольшие (Чугин, 1882. С. 183). Для питья, конечно, самой лучшей считалась вода 125 источников (в это число входило два десятка родников, оформленных в виде фонтанов). Как указывает современный автор, два из них сохранились до сих пор, вода в них поступала из искусственных, весьма сложных технически водосборных устройств в недрах горы Тепе-Оба (Катюшин, 1998. С. 135). Вскользь о них уже говорилось выше, приведём описание городского подземного бассейна: «Главное водохранилище при всём разрушении (во время аннексии. — В.В.) свидетельствует о важности [всего] сооружения. Оно складено в земле из камня, тремя пространными коморами со сводами, на поверхности находилось [только] красивое здание... и проведённые от него фонтаны были в состоянии довольствовать весь город водою, даже при осаждении его от неприятеля». (Сумароков, 1803. Т. II. С. 91—92, 96).

Сложнее решалась эта проблема в городах и сёлах Керченского полуострова, где подпочвенные воды, особенно прибрежной полосы, сильно засолены. Здесь крымские татары «по избрании покатого места прокапывают по уклону до низменного положения борозды, окружают его насыпью, обложенной камнями, и от сего стекающая в бассейн дождевая вода чрез долгое время не портится, не зеленеет и без нужды служит ко всякому употреблению» (Там же).

Инкерманский акведук. Литография А. Брауна по рис. П. Боккаччини. Илл. из: Montandon, 1834

Со временем эти сооружения только совершенствовались: «В Кефе некоторые фонтаны сохранились с глубокой древности, их великолепно украшают мраморные резервуары, покрытые барельефами и старинными надписями. Во всех мусульманских странах принято с благоговением относиться к охране и поддержанию в порядке общественных акведуков. Такого рода устройства есть на каждой улице Кефе, некоторые из них имеют бассейнчики для стирки, другие источают воду, чистую как хрусталь для утоления жажды горожан и для омовения перед входом в мечеть...» (Clarke, 1810. P. 445).

Такие резервуары были не нужны в Акмесджите, где мощный выход воды возле дворца калги (позже его назовут Петровским источником) был достаточен практически для всего города. Его суточный дебит превышал 5000 вёдер, а вместе с другими, близлежащими родниками выходило до 14 000 вёдер (Монастырлы, 1890. С. 113). Эту воду развозили по всей территории города в арбах-бочках, запряжённых волами или верблюдами. Но имелись и подземные водоводы, доставлявшие влагу из источников южных пригородов.

На Южном берегу издревле существовала, постоянно использовалась, возобновлялась и ремонтировалась, совершенствовалась и развивалась система водоснабжения, крайне сложная и, на первый взгляд, хаотичная, но на деле в высшей степени продуманная, экономичная и эффективная: «Весьма искусно они пользовались обилием горных ручьёв: везде у них были фонтаны или бассейны, а речки были обращены на поливку садов и табачных плантаций» (Крым, 1930. С. 80). А вот другое наблюдение: «Отличные садоводы... с необыкновенным искусством и терпением сберегают воду и отводят её на свои плантации и сады. Как бы высоко ни была табачная плантация, на неё непременно татарин сумеет провести воду из ближайшего ручья и искусственно её орошает. На самой большой высоте он делает прудки и каменные водохранилища» (Андриевский, 1892. С. 23—24).

А в Бахчисарайской долине каналы «были искусно проведены вдоль по нагорной стороне так, что незнающие полагают, будто вода течёт вверх» (Паллас, 1793. С. 76). От магистральных каналов вода расходилась «через малые крытые водоводы, проложенные по одной стороне главных улиц», откуда она доставлялась в дома (Гендерсон, 2006. С. 197). Судя по описанию, это было нечто вроде арыков, но если в Средней Азии население удовлетворялось (и удовлетворяется до сих пор) их открытой формой, то в Бахчисарае благодаря перекрытиям вода сохраняла первозданную чистоту и естественную прохладу. Само собою, «в городе [было] изобилие фонтанов с превосходной водой» (Ромм, 1941. С. 69). В степи же, где родники крайне редки, приходилось копать артезианские колодцы, то есть пробиваться ниже первого слоя воды, иногда негодной для питья.

Так было в районе Гёзлёва: «в окружности Козлова иные колодцы до 50 сажен в глубину (около 115 м. — В.В.) простираются; оттуду её лошадьми вытаскивают, вода столь чиста и холодна, что самой лучшей ключевой или речной воде ничем не уступит» (Габлиц, 1785, 4—5). Такие колодцы встречались по всей необозримой крымской степи. Этот способ добывания воды в сухой степи был не только поразителен сам по себе (откуда он пришёл, не из Великой Степи ли?), но и органичен, он стал неотъемлемой частью культуры тюркского населения степного Крыма¹. Глубокие колодцы не зависели от времени года, в отличие от запруд в степных балках. Они давали отличную воду постоянно. Как весной, когда степь, уже напитавшаяся зимними дождями, нежно зеленела, быстро набирая свою сочную, животворную силу, так и осенью, когда на фоне выжженной тускло-жёлтой травы ярко выделяются лишь отдельные тёмно-зелёные кусты тоже сочного, но, увы, несъедобного юзерлика.

Англичанка, путешествовавшая по Крыму через три года после его захвата, начала свой путь с Перекопа. И «везде, где только ни останавливались, просила из любопытства воды, и везде находила её прекрасною» (Кравен, 1795. С. 262). Причём устройство этих колодцев не требовало затрат от казны, да вряд ли её и хватило бы на дорогостоящие и многочисленные эти сооружения. «Много есть примеров в Крыму, что татары не жалели огромных пожертвований для вырытая общественных колодцев и устройства фонтанов, известных под названием вакуфных, и не забывали даже при смерти делать в пользу того особенных завещаний, тщательно исполняемых наследниками» (Спасский, 1850. С. 12).

В предыдущей главе вскользь упоминалось о существовании в средневековом Крыму таких величественных памятников технической культуры, как водоводы-акведуки. Это были искусственные каналы-ложа, переброшенные через ущелья и пропасти и опиравшиеся на многометровые колонны и широкие арки. При их сооружении и использовании одной из главных проблем было обеспечить надёжную изоляцию водяного потока от каменного его ложа. Иначе даже тонкая струйка воды неминуемо вела к размыванию опор и полному обрушиванию акведука.

Эта сложная задача успешно решалась смотрителями крымских акведуков на протяжении всех прошедших до аннексии веков. Ситуация изменилась, когда древним водоводам после оккупации и аннексии стала «покровительствовать» новая администрация. Они разделили судьбу множества других, хоть и не столь грандиозных памятников крымскотатарской культуры. Акведуки были частично разрушены русской армией ещё в ходе военных действий. Так, рухнул самый длинный в Крыму Еникальский акведук на Керченском полуострове, ранее всего оказавшемся в руках захватчиков (Scott, 1854. P. 211). В наступивший мирный период, когда и опоры, и каменные ложа требовали срочного ремонта, до них никому не было дела. Поэтому в дальнейшем, лишённые надлежащего ухода, десятки таких водоводов на глазах ветшали, один за другим приходили в негодность и были разобраны на камень в эпоху застройки Крыма дворцами и виллами новых хозяев. Тем не менее, по описанию развалин одного из акведуков, находившегося близ Еникале, можно составить себе общее представление о такого рода сооружениях.

Этот водовод находился «в четырёх верстах от города и двух от пролива... На пространной лощине 166 сажень (почти 400 м. — В.В.) представляют попорченные, иные же разрушенные каменные столпы с дугами (то есть арками. — В.В.) на них, поверх которых вода, миновав дол, проходила в город по трубам. Какой почтенный памятник Мусульман! Сие драгоценное сооружение, какова меньшего размера мы во многих здесь местах (курсив мой. — В.В.) видели доказывает, что они не щадили иждивений для общественного блага и весьма отличались в оном роде искусства» (Сумароков, 1803. Т. II. С. 122—123).

Очевидно, один из самых грандиозных акведуков был выстроен близ Судака. Этот вывод можно сделать, исходя из особенностей использования этого сооружения: «На берегу моря находится большой и широкий акведук. Воды, что текут из низин и с гор через этот акведук, вращают множество мельниц, омывают сады и огороды, а затем впадают в море» (Челеби, 1999. С. 78). Понятно, что для вращения даже нескольких водяных мельниц было бы совершенно недостаточно скромной струи воды, идущей на полив. Конечно, это был настоящий многоводный поток, который нёсся по гребню каменного сооружения, способного удержать его в своём ложе. Труднее представить себе, какой мощности должны были быть колонны, способные нести многотонное каменное тело акведука, к тому же ещё и высоко над землёй...

Сохранилось редкое (если не единственное) изображение одного из крымских акведуков, некогда расположенного близ Инкермана. К сожалению, не самого большого из подобных сооружений: хоть у него и было 10 арок, но при высоте почти в 4 м он имел длину всего 15 м (Montandon, 1834. Р1. 12). Английский путешественник того же времени видел следы ещё одного, более длинного акведука, некогда подводившего воду из горных источников к Херсонесу, где её постоянно не хватало. Автор выразил естественную надежду насчёт восстановления старого водовода (Jones, 1827. P. 262—263), но, насколько известно, при российской власти не были предприняты даже попытки к его возрождению.

Примечания

1. С этими гениальными по инженерной мысли сооружениями можно, конечно, сравнить более мощные современные артезианские скважины. Причём не в пользу последних, по убеждению историка, тонко чувствующего поэзию старинных степных колодцев, поивших в старину сотни тысяч овец: «Видно, что воды было мало и за ней ухаживали, как за любимой женщиной. Новый стиль проще и ближе к изнасилованию: бурение, насосная станция, труба, водопровод, кран. Тут овцам нет места». (Шамир, 2010. С. 208).