1. Средневековое заблуждение

Традиционная европейская наука Нового времени долго практически не включала Крым в круг своих тем и интересов (как принято выражаться, в «научную ойкумену»). Основная причина этой примечательной ситуации в том, что древний полуостров поочередно входил в состав не двух, не трёх, а многих великих государств: Скифии, Понтийского царства, Римской империи, Византийской империи, Хазарского каганата, Золотой Орды, Османской, Российской и советской империй. Исследователи истории этих великих держав и этнографии их населения рассматривали Крым как некую провинцию, не имевшую самостоятельного значения. И хотя на территории полуострова жили киммерийцы, тавры, скифы, сарматы, синды, хазары, протоболгары и многие другие древние народы, в средневековой Европе стало общепринятым именовать их потомков, то есть всё кочевое и оседлое население причерноморских степей и Крыма, общим именем — татары (Фрэзер, 1983. С. 103).

Об этимологии этого этнонима имеется столько различных мнений, как вряд ли о какой-либо иной. Прежде чем приняться за её освещение, вспомним старый ирландский анекдот. Джентльмен спрашивает у местного жителя дорогу в некую весьма отдалённую деревню. В ответ он слышит: — На вашем месте, сэр, я вообще не тронулся бы в путь.

Поэтому, пускаясь всё же в этот путь — без чего не обойтись — я сознательно подставляю себя под стрелы критики как со стороны моих идейных противников, так и соотечественников, которые имеют смелость мыслить неординарно — честь им за это и хвала. Отнюдь не являясь ни этнологом, ни лингвистом-этимологом, я вынужден остановиться на предпринятых другими учёными попытках исследования этой проблемы. Причём на тех результатах их работ, которые лично мне кажутся наиболее доказательными.

Итак, этноним «татары»

Он давно уже общепринят как в России, так и Европе, но, конечно, ни славяне, ни европейцы сами его не изобрели. Он был заимствован ими где-то на Востоке — это бесспорно. Указывают, что «татарами» (букв. перевод с древнетюркс.: «нетюрками») называли монголов Чингис-хана современные ему тюрки Передней Азии (Крымский, 1930. С. 1). Но есть и иная точка зрения.

Задолго до нашей эры китайцы восприняли самоназвание своих северных соседей как «та-та» (кит. «варвары»). Конечно, это восприятие могло иметь погрешности, но именно так оно вошло в китайский язык той эпохи. Впрочем, на древнетюркском отмечено схожее по звучанию слово, которое имело два значения, весьма отличающихся друг от друга: тат означало или «чужой», или «прекрасный». Но обычно к его конечной согласной примыкала вторая лексема: ар/ир — мужчины, люди. Другими словами, этот этноним (татар или татир) мог обозначать два понятия: то ли «чужаки», то ли «прекрасные люди» (Каримуллин А. Татары: этнос и этноним. Казань, 1998. С. 18; Закиев, 2008. С. 7).

Скорее всего, верно первое толкование, так как древние тюрки позднее стали обозначать вполне сложившимся этнонимом «татар» соседние племена, жившие в Северном Китае (Фасмер, 1964. Т. IV. С. 27). Возможно, его заимствовали и китайцы, которые присваивали упомянутый этноним «та-та» (или «да-да») всем племенам, без различия в их языках — тюркам, маньчжурам, нивхам и т. д. Менее вероятно, что в китайский язык это заимствование пришло из монгольского в форме «татари», что означало «заика», или человек, плохо говорящий на монгольском языке (Фасмер, 1964. Там же).

Позднее уже полностью сформировавшийся этноним татар встречается и в письменных (сибирских) источниках. Например, в словосочетании отуз татар, то есть 30 татар (рунический памятник Кюль-Тегина, VIII в. до н. э.) или тохуз татар, то есть 9 татар (также рунический памятник Могон-чуру, то же время). Неизвестно, был ли этот этноним самоназванием, или его использовали какие-то племена для обозначения своих соседей. Но вот согласно истории Кимакского царства, чьи земли распространялись в VIII—XI вв. на огромной территории Западной Сибири, между Иртышом и современным Казахстаном, некие древние татары заняли господствующее положение среди монголоязычных и маньчжуроязычных народов и передали своё самоназвание как общее имя для этих пёстрых по составу народностей и племён.

Такой союз племён действительно существовал, сохранившись до начала XIII в. С иными, родственными по культуре и происхождению монгольскими племенами у тогдашних татар были скорее враждебные, чем дружественные отношения, их вооружённые столкновения длились с переменным успехом весь XII в. Наконец в начале XIII в. монгольский вождь Темучин (более известный под именем Чингис-хан, род. 1155/1162 г.) наголову разбил татарское войско и подверг этот племенной союз форменному геноциду. Были умерщвлены все мужчины-татары по известному критерию: рост оставшихся в живых не должен был превышать высоты тележной оси. Но и после этого все кочевые тюркские племена, встречавшиеся на пути великого хана, назывались монголами «татар». Так, навсегда уходя со сцены мировой истории, обречённое племя оставило потомкам своё бессмертное и грозное имя (Кычанов Е.И. Жизнь Темучина, думавшего покорить мир. М., 1973. С. 62).

Отчего это произошло — мы можем только догадываться. Здесь наиболее уместна, очевидно, старая истина: «победитель всю жизнь носит отметины побеждённого», нестираемые шрамы, полученные в бою. Чингизидам, влившимся в многомиллионную тюркскую степь (о происхождении древних тюрков речь пойдёт ниже), выпала судьба ассимиляции. Они приняли язык, а затем и религию количественно преобладающих тюрков, а также этноним «татары». Но теперь он означал не побеждённых чужаков, а свой, новый суперэтнос Золотой Орды, позднее распавшийся на ряд народностей, в том числе и на крымских татар.

Итак, Чингис-хан (или, возможно, его преемники-Чингизиды) назвал всех своих подданных, новых и старых, татарами. А когда великая Монгольская империя распалась, стали усиливаться и расширяться самостоятельные монгольские государства Батыя (Улус Джучи), Хулагу (завоевавшего, кроме ближних земель, ещё и Двуречье, Арабский халифат, Восточную Анатолию и Сирию), Чагатая и Хубилая (покоривших Северный Китай). Теперь стал неизбежным странный этноним монголо-татар. Некоторые историки, несмотря на неоднократно высказанные сомнения в научности этого определения, по-прежнему считают его обоснованным, хотя их позиция не выдерживает современной критики.

Впрочем, единого народа пока, конечно, не образовалось. Согласно монгольскому трактату «Сокровенное сказание» (1240), в том ареале существовало несколько племён, называвшихся татарскими: «В суровую зиму года Собаки повелел Чингис-хан воевать с татарами: чаан-татарами, дутау-татарами, алухай-татарами» (Цит. по: Бардамова Е.А. Концепт времени и пространства в языковой картине мира «Монтой нюуса тобшо» // Актуальные проблемы монголоведения. Санжеевские чтения. Вып. 6. Улан-Уде, 2006. С. 59). Вполне вероятно, что это были диалектально различавшиеся или даже разноязычные племена, имевшие между собой не слишком много общего.

Позже этноним татары стал распространяться на протяжении некоторого времени вместе с экспансией его носителей на просторах Центральной Азии. Рукописи отзываются о татарах как о самом могущественном и влиятельном из множества соседних среднеазиатских племён, большую часть из которых они покорили. Именно поэтому термин, и без того неточный, приобретает постепенно нарицательно-обобщающее значение. Из этнонима он превращается в символ статуса, в знак высокого достоинства его носителей. Этот смысловой сдвиг вполне объясняет, отчего почётное имя татар, после того как погибшие племена наградили им своих палачей-монголов (кстати, монголы — тоже имя собирательное и весьма приблизительное), постепенно распространяется на всё большее число разноязычных племён Азии.

Согласимся с тем, что любой этноним должен отражать действительность, то есть в данном случае — языковую, культурную и антропологическую общность племён и народов. Но так называемый монголо-татарский этнический конгломерат, повторяю, такой общностью никогда не являлся. Подданные властителей этого государства не стали предками ни булгаро-татар, ни афганцев, ни узбеков, ни персов, ни китайцев, когда-то формально входивших в его состав в качестве частично или полностью покорённых народов. У них была собственная этническая, культурная, языковая история.

Остаётся упомянуть ещё об одном известном и бесспорном факте: весьма долгое время термин татары не был племенным или этнолингвистическим самоназванием. Но он стал им, а затем перешёл к ряду народов, часть которых, судя по всему, расставаться с древним именем предков не собирается. К слову, падение Золотой Орды в начале 1430—1440-х гг. положило конец этногенезу татарской народности именно в её лоне. Этот процесс пошёл уже в отдельных ханствах, на которые она разделилась в указанный период. И вот тогда-то, а не раньше, этноним «татар» превратился кое-где из прозвища, которым складывавшиеся этносы наградили соседи, в самоназвание.

Но гораздо ранее свой вклад в эту древнюю путаницу внесли сначала западноевропейские, а затем и российские учёные-востоковеды. Первые, услышав, что где-то за пределами цивилизованного мира живут люди, которых соседи обозначают как «татар», приняли этот термин за «Тартар», то есть Преисподнюю (греч. «тартарос»). После чего всех выходцев из монгольских чингизидских государств, а также территорий, подчинённых Чингизидам, эти авторы стали называть «тартарами», а их место обитания — «Тартарией». Если учесть, что древняя Монгольская империя занимала огромную площадь¹, станет понятной естественная гордость более поздних татарских учёных за родину их предков, к которым они относили без разбора всех подданных чингизидских властителей, хотя, как известно, потомками населения империи и четырёх улусов являются отнюдь не одни лишь татары и другие тюрки, а прежде всего монголы, маньчжуры, китайцы, иранцы, арабы, кавказцы, угро-финны, палеоазиаты и многие другие, отчасти и русичи (Закиев, 2008. С. 9). Отсюда становится понятным, отчего и среди славянских, и европейских авторов по-прежнему сохранялся этноним «татары» для обозначения всего населения Золотой Орды и её потомков.

Чингис-хан на соколиной охоте. Средневековый китайский портрет

Отмечу, кстати, что такой убеждённости не было у восточнославянских летописцев. Не пускаясь в этимологические рассуждения и проявляя разумную осторожность, они записывали в своих хрониках: «Того же лета явишася языци, их же никто же добре ясно не весть, кто суть, и отколе изидеша, и что язык их, и которого племени суть, и что вера их. И зовуть я Татари, а инии глаголют — Таурмены, а друзии — Печенези... Бог же един весть их, кто суть и отколе изидеша, премудрии мужи ведять я добре, кто книга разумно умееть. Мы же их не вемы...» (Лаврентьевская летопись // ПСРЛ. Т. I. С. 1).

А средневековые историки, более осведомлённые в этнографии восточной Сибири и Северного Китая, делили кочевые народы тех регионов на белых, чёрных и диких татар. Вот как об этом пишет известный историк Л.Н. Гумилёв:

««Белыми» татарами назывались кочевники, жившие южнее пустыни Гоби и несшие в империи Кинь (чжурджэнской) пограничную службу. Большую часть их составляли тюркоязычные онгугы и монголоязычные кидани. Они одевались в шёлковые одежды, ели из фарфоровой и серебряной посуды, имели наследственных вождей, обучавшихся китайской грамоте и конфуцианской философии.

«Чёрные» татары, в том числе кераиты и найманы, жили в Степи, вдали от культурных центров. Кочевое скотоводство обеспечивало им достаток, но не роскошь, а подчинение «природным ханам» (то есть соотечественникам. — В.В.) — независимость, но не безопасность. Постоянная война в Степи вынуждала «чёрных» татар жить кучно: огораживаясь на ночь кольцом из телег (курень), вокруг которых выставлялась стража. Однако «чёрные» татары презирали и жалели «белых», потому что те за шёлковые тряпки продали свою свободу чужеземцам и покупали плоды цивилизации унизительным, на их взгляд, рабством.

«Дикие» татары Южной Сибири промышляли охотой и ловлей рыбы: они не знали даже ханской власти и управлялись старейшинами — бики, власть которых была основана на личном авторитете. Их постоянно подстерегали голод и нужда, но они соболезновали «чёрным» татарам, вынужденным ухаживать за своими стадами, слушаться ханов и считаться с многочисленными родственниками. Монголы жили на границе между «чёрными» и «дикими» татарами как переходное звено между ними» (Гумилёв, 1989 «а». С. 390).

Поскольку известно, что в многоплеменных тьмах Чингизовых орд, докатившихся до Европы, основную массу составляли все же тюрки, то поневоле напрашивается парадоксальный вывод: европейцы назвали всю эту тюркоязычную массу именем «нетюрки», во всяком случае, именем их пришлых, монгольских предводителей-татар. И в своих ретроспективных хрониках как русские, так и западноевропейские авторы стали задним числом именовать татарами и половцев-кыпчаков, и печенегов, и всех иных пришельцев из Азии. Так этнографический термин стал геополитическим.

Средневековое это заблуждение было лишь отчасти снято этнографами в конце XVIII — начале XIX в. Пришло понимание того неоспоримого факта, что старое деление народов Азии на «белых», «чёрных» и «диких» татар слишком общо и неточно, так как золотоордынцы принадлежали к гораздо более многочисленным племенам и народам, каждый из которых имел собственное самоназвание. Однако к тому времени уже сложилась определённая традиция, согласно которой все нерусские люди российского Востока назывались татарами. Поэтому для различения этих больших и малых этносов общий этноним «татары» стали снабжать дальнейшими определениями, которые могли как-то уточнить, какой именно этнос имеется в виду.

И появились многочисленные парные этнонимы: азербайджанские татары, абаканские татары (хакасы), татары барабинские, болгарские, буджукские, касимовские, крымские, вогульские (манси), сибирские (юкагиры, нивхи, тунгусы и др.) и т. д. Понятно, что никакого уточнения этим добиться не удалось, так как уже из приведённых примеров видно, что в некую искусственно созданную группу татар вошли как тюрки, так и угро-финны (манси), и носители палеоазиатских (юкагиры, нивхи), и тунгусо-манчжурских языков. А в XIX — начале XX в. общий этноним «татары» сузился, его стали относить лишь к народам тюркской языковой семьи, которых теперь называли «тюрко-татары». Наконец, в 1923 г. понятие «тюрки» приобрело своё современное значение.

Почти одновременно вернулись самоназвания к крупным народам Азии. Но по отношению к Крыму и некоторым другим областям термин сохранился поныне и, видимо, никогда не исчезнет, если такое решение не примет сам народ, его носитель (с 1990-х гг. до настоящего времени всё чаще появляется идея именовать крымских татар крымцами или къырымлар. См., например, БК, 2006). Собственно, ничего нового в этом нет, так как именно крымские тюрки и их предки весьма долго себя татарами не называли. Имела место совсем иная традиция: в степном Крыму часть населения называла себя ещё до образования Крымского ханства ногъай (мн. ч. ногъайлар), а часть — кыпчаками (этноним древнего, чагатайского происхождения), тогда как жители предгорий, гор и южного берега именовались татами, о чём уже говорилось выше.

Как утверждают, в Крыму термин «татар» стал искусственно вводиться в XV—XVI вв. с надеждой на восстановление распавшегося улуса Джучи (Золотой Орды), при этом он буквально «навязывался» крымцам сверху (Закиев, 2008. С. 15). Понятно, что, как всегда бывает в подобных случаях, он долго отвергался. Например, крымские поэты и в XVII в. упорно называли себя и свой народ кыпчаками (Изидинова С.Р. Крымскотататарский язык // Языки мира. Тюркские языки. М., 1997. С. 299). А затем, уже в конце XIX в., этноним «татары» в ряде своих сочинений демонстративно игнорирует великий крымский просветитель Исмаил Гаспралы (1851—1914), заменяя его в качестве самоназвания термином «крымские тюрки» («Къырым тюрклери»). О состоянии этой проблемы в настоящее время выше лишь упоминалось, так как её более глубокое исследование не входит в мои задачи. Надеюсь, что в будущем проблема с этнонимом «татары» рано или поздно будет окончательно решена и снята. Столь оптимистический взгляд на эту перспективу основывается на простом факте: крымскотатарские исследователи вопроса не успокаиваются на достигнутом — из печати выходят всё новые труды, трактующие эту тему (см., например: Демирджи, 2011).

Обратимся к ещё одному старому парадоксу крымской истории, также коренящемуся в средневековых заблуждениях. Он заключается в выборе хронологических рамок для исследования истории коренного, титульного населения Крыма. Абсолютное большинство учёных полагало достаточным датировать «начало» складывания крымскотатарского народа первой третью XIII в. — периодом переселения в Крым из Азии кочевников Батыя. Подобная жёсткая «нижняя планка» тех рамок, в которых, как правило, рассматривается история народа, предполагает и единственный вывод: нынешние крымские татары и есть прямые потомки орд Батыя (крымские степняки) или османских турок (жители предгорий и гор Крыма) (СИЭ. Т. 14. С. 144).

Казалось бы, этот вывод, в силу своей «очевидности» бесспорный, подтверждённый событиями, которые как общеизвестные в доказательствах не нуждаются. Ведь, в самом деле, Крым заполонили вначале азиатские кочевники, а затем турецкие завоеватели. И для того чтобы окончательно принять данную точку зрения, необходима малость: доказать, что в момент появления в Крыму и «татаро-монгольских», и турецких пришельцев полуостров был необитаем или же население покинуло его, переселившись подальше от страшных узкоглазых чужеземцев².

Однако известно, что в исторически обозримый период, в том числе в интересующие нас эпохи, Крым полностью, то есть целиком не покинула ни одна значительная этническая группа или народ (здесь не рассматриваются, естественно, кампании по выселению части местного населения, т. е. крымских татар, болгар, греков, немцев, армян и т. д., предпринятые царской и советской администрацией уже в Новое время). А ведь такие события мимо народного внимания не проходили никогда, и обычно фиксировались. Так, мы знаем о переселении киммерийцев в Переднюю Азию, хотя это происходило ещё в X—IX вв. до н. э. Нам известны основные события вторжения кимвров и тевтонов в Южную Европу в 110-х гг. до н. э. (вплоть до точных дат сражений их с римлянами) и так далее.

Но ни один античный или средневековый историк или географ, пристально интересовавшийся Крымом, ни словом не упоминает о том, что территория полуострова когда-либо лишалась своего коренного населения. Другими словами, оба вышеупомянутых пришествия (кстати, далеко не самые крупные в истории Крыма) являются не более чем частными её эпизодами. Оба они наложили, безусловно, яркий внешний отпечаток на дальнейшую этническую историю Крыма — точнее, на антропологические особенности степной, предгорной и западной береговой групп его коренного населения. Но они не смогли изменить пути развития коренного народа как целостного этноса, магистральные пути, часто скрытые от наблюдателя, как подводные течения, но такие же мощные и непреодолимые.

В этой связи задача современного исследователя этнической истории Крыма должна быть расширена. Для того чтобы проследить процесс формирования крымскотатарской нации, необходимо углубить хронологический фон исследования, охватив и периоды, предшествующие историческим временам. В частности, лишь такой подход может показать истинный масштаб «татаро-монгольского» и турецкого завоеваний, а также отвести этим частным эпизодам крымскотатарской истории подобающее место в длинной цепи самых разноплановых событий и метаморфоз, на которые она так богата.

Примечания

1. Напомню, что в период максимального расширения Монгольской империи (правление императора Мункэ, 1251—1259 гг.) в неё, кроме собственно Монголии, входили тангутское царство Си Ся, Центральная и Средняя Азия, Закавказье, Иран, Афганистан и т. д. — и это не считая покорённых, но не заселённых азиатами земель, в том числе и Руси. Самый западный ареал распространения как их самих, так и этнонима «татар» — Венгрия (Куфтин, 1925. С. 35). Здесь его, как и на Алтае, и в Монголии, применяли по отношению к нетюркам (словакам, словенцам и другим славянам). Но и в Крыму кроме кочевников-тюрков с древности жили нетюрки — киммерийцы, тавры, готы и т. д. Причём жили не в тюркской степи, а в предгорьях, горах, на побережье юга и востока полуострова. Поэтому их, естественно, и стали называть татами. Это наименование сохранилось на поздних стадиях этнической истории Крыма, когда и степняки-ногайцы, и таты уже стали единоверцами, да и говорили уже по-тюркски, хоть и на различных диалектах.

2. Замечу, что большинство сторонников «татаро-ордынской» гипотезы такими научными поисками себя не утруждает. Взамен они прибегают к так называемой циркульной аргументации, то есть заранее провозглашают то, что требуется доказать. В обобщённом виде ход их мысли примерно таков: «Предки современного крымскотатарского народа, татаро-монголы, заняли крымскую демографическую нишу; а то, что она до них была свободна, пустовала, доказывается тем, что они её заняли, что было бы невозможным, будь она полна». В этой связи достаточно вспомнить о том, что даже один произвольный постулат в подобных рассуждениях вполне и безоговорочно исключает все другие.