а) Классический и эллинский периоды

Первой великой европейской цивилизацией, с которой вошел в соприкосновение Крым, была древнегреческая. Выше говорилось, что полуостров, его население и природа стали известны грекам и другим народам Малой Азии довольно давно. Трудно сейчас сказать, когда на землю Тавриды впервые ступила нога греческого путешественника — рыбака, купца или воина. Но что касается первых греческих поселений, то они возникли здесь не ранее VIII в. до н. э. И ещё одно бесспорно — страсть к познанию и открытиям, владевшая этим энергичным народом не менее, чем дух предприимчивости, стала причиной появления греческих колоний в Крыму задолго до того «прорыва» Эллады в культуру Востока, который мы связываем с походами великого Александра.

Итак, это были мелкие поселения рыбаков и торговцев, приютившиеся на южной границе опасного мира неведомых племён кочевников-скотоводов, племён изменчивых и малонадёжных для прочного торгового партнёрства. Ситуация становится иной в VII в., когда крепнет и усиливается экономически держава скифов. Лишь теперь в стратегически и экономически важных пунктах, в устьях богатых ценной рыбой рек, в проливах и на лиманах на месте факторий возникают города с греческим населением. На берегу обширной бухты в 600 г. до н. э. милетцы основывают город, ныне именуемый Феодосией. Затем в самом узком месте Керченского пролива, позволяющем установить контроль за проходом судов в Меотиду, разрастается Пантикапей. Этот порт стал перевалочным пунктом для товаров, шедших через Азовское море из Скифии, с севера и северо-востока Крыма, а также с Урала, из Сибири и Средней Азии. Важную роль при выборе места для будущего Пантикапея сыграло наличие здесь гавани с вместительным и хорошо защищенным рейдом, а также пресноводных источников в самом городе и его окрестностях.

Не столь удобными были южные и юго-западные берега Крыма. Две наиболее привлекательные для стоянки бухты у южной оконечности полуострова, без сомнения, использовались с глубокой древности, но лишь в 422 г. до н. э. на берегу одной из них выходцами из Гераклеи был заложен город Херсонес. Отсюда, как и из соседнего Символона (совр. Балаклава), за море отправлялись продукты горного Крыма и рыба, вылавливавшаяся тут же, в бухте, на берегах которой был расположен этот город рыбаков и мореплавателей.

Образование греческих колоний в бассейнах Средиземного и Чёрного морей

И конечно, вдоль всей береговой полосы двух морей — от Азова до Тарханкута — рассыпалась цепь новых и старых мелких рыбопромышленных станций и торговых факторий, крупнейшей из которых была Керкинитида¹, основанная греками лет за сто до Херсонеса (Драчук, Кутайсов, 1985. С. 82—83). Отсюда шел на юг и хлеб, главным образом в города, отправившие некогда своих посланцев в Крым, ведь анатолийское побережье, да и архипелаг никогда зерном особенно богаты не были.

Какими были взаимоотношения колонистов с местным крымским населением? Вначале межэтнические контакты были, как это случалось в других районах греческой экспансии, скорее всего, чисто экономическими и по-деловому сдержанными. Греки осваивали территорию, особенно не вникая в глубоко чуждую и непонятную им культуру и идеологию «варваров», которых они, естественно, опасались. Не исключено, что они эту культуру глубоко презирали, — Аристотель в IV в. лишь сформулировал распространённое у греков убеждение в том, что «варвары» — прирожденные рабы.

Пантикапей и окрестности

Однако потенциальные эти «рабы» многократно превосходили новопоселенцев численностью и военной мощью, и с этим приходилось считаться. Неясная угроза таилась в сердце «варварской» тьмы, в неизведанных глубинах полуострова, век за веком остававшегося для греков загадочным. Угроза эта заставляла их робко жаться к берегам родного Понта, не позволяла продвинуть ни один форпост вглубь Тавриды. Следы их не обнаружены там до сих пор, и вряд ли будут найдены в будущем.

Несколько иным было положение на берегах Керченского пролива, где греки встретили «варварское» население, обладавшее весьма высокой культурой даже по греческим меркам, ибо со 2-го тысячелетия до н. э. оно находилось под мощным культурным влиянием Востока, а Восток был далеко не чужд Греции. Племена эти были подвластны скифам, но, во-первых, скифы и сами были культурным народом, а во-вторых, не подавляли местную культуру.

Терракотовая статуэтка стоящих юноши и девушки. Пантикапей, IV в. до н. э. Эрмитаж

Поэтому неудивителен неравномерный характер греческого влияния на местное население в классический период — от почти незаметного культурного обмена на юге и юго-западе до интенсивного процесса аккультурации на берегах Керченского полуострова, в районе Боспора Киммерийского. Судя по некрополю Пантикапея, здесь возникает настоящий греческий город, достигший расцвета в конце VI — начале V в. до н. э. Соседний же Нимфей стал в V в. центром не только торговли, но и культуры: здесь чеканилось превосходное художественное серебро, расходившееся по всему Крыму и вообще по Скифии (Ростовцев, 1918. С. 174).

В самом городе жили вожди крымских племён, которые не могли не впитывать богатую греческую культуру — об этом говорят особенности их погребений в нимфейской некрополе. Греческие вазы и другие произведения искусства найдены, кстати, и в погребениях других древних городов и селений Крыма той эпохи. В наиболее крупных из них греки начинают с IV в. до н. э. записывать местные исторические предания и мифы (., 1918. С. 93), очевидно интересуясь и другими областями крымской культуры. Это было неизбежно: ведь здесь уже появляются свои учёные и писатели, риторы, поэты и философы. Однако и в этот период по-прежнему неоднозначной остается проблема этнического взаимопроникновения.

Известно, что греки конца III в. до н. э. обладали более широкими, чем ранее, взглядами на возможность контактов с чуждыми народностями. Именно в эту пору начинается первое оставившее след культурное движение с Востока на Запад. Это касается прежде всего заимствований религиозных ритуалов, суеверий и т. п., но также и научных, философских концепций, большей терпимости вообще. Современник Александра Македонского Исократ утверждал, что этноним «эллин» означает уже не столько принадлежность к грекам, сколько человека определенного культурного круга. И чистота расы играет здесь роль второстепенную: смешанные браки среди аристократов давно стали делом привычным.

Пример раннего смешения культур. Греческий флакон для благовоний (бальзамарий), найденный близ Керкинитиды. Из коллекции автора

Но именно в Тавриде процесс этот пока развивался слабо. И, очевидно, именно из-за греков. Тавры оставались в стороне от «цивилизующего» влияния эллинов. Причина здесь была в чрезвычайно замедленной социальной и имущественной дифференциации этих древних крымчан. В среде же греческих колонистов торговля давно уже выделила весьма зажиточные прослойки судовладельцев, купцов, землевладельцев, городских патрициев. То есть городскую элиту, наиболее склонную к культурному и этническому смешению. Однако речь могла идти о смешении со стратами, стоящими, по крайней мере, на экономически или социально равном уровне, а отнюдь не с небогатыми и малокультурными, с их точки зрения, таврскими пастухами, землепашцами или рыбаками.

Принцип эквивалента был не менее важен и в духовном обмене. Лишь на первый взгляд может показаться необъяснимым вопрос, отчего греки эллинского периода легко воспринимали культурные сокровища весьма неблизких стран, а скифская цивилизация оставалась им, по сути, малоизвестной. Дело в том, что Крым не настолько привлекал греков-интеллектуалов, как, скажем, далекая Индия. Он не мог пока предоставить ни сочинений, способных восхитить Запад, как «Вавилоника» халдейского жреца Бероса, ни развитой, богатой и сложной религиозной системы Египта, настолько пленившей мыслящих эллинов, что смог возникнуть целый греко-египетский культ (Сераписа), — ведь недаром грека Птолемея I называли даже «македонским фараоном» (Светлов, 1983. С. 89). Нет, ничего подобного в бесписьменном Крыму не было и быть не могло — отсюда более прагматичное отношение к нему греков.

Много сил отнимало и соперничество между колониями, прежде всего экономическое. И оно также накладывало отпечаток на греко-тавро-скифские отношения. Так, стоило Пантикапею попасть под власть боспорских царей (середина IV в. до н. э.), как херсонеситы, которых не могли удовлетворить оставшиеся на их долю скудные излишки экономики юго-восточных тавров, распространяют свои притязания на плодородный северо-западный Крым. Они вытесняют обосновавшихся было здесь гераклеотов и надолго включают Керкинитиду в состав своего государства, возводят вокруг неё укрепление, самое мощное среди известных эллинистических памятников херсонесской Хоры. Конечно же, это не могло содействовать укреплению упомянутых связей с таврами, снова оказавшимися на периферии греческих интересов.

Сосуд аналогичного происхождения, но из позднескифского погребения в бывшем имении Черкеса к югу от Симферополя. Опубл. в: Дашевская, 1991. С. 110

Но устоявшиеся, хотя и довольно вялые эти отношения стали на рубеже IV и III вв. меняться. Скифская аристократия после укрепления государства усиливается и богатеет. Она уже не заинтересована, как ранее, в посреднической деятельности греческих колоний, но сама стремится к захвату торговли и, следовательно, к вытеснению колонистов. К тому же сарматы, появившиеся в это время в Причерноморье, теснят скифов с севера, а это также ведет в свою очередь к усилению скифского нажима на греческие города.

Начинаются военные столкновения, в которых, как правило, побеждают скифы: остатки сгоревших имений херсонеситов встречаются в раскопках середины III в. до н. э. во множестве. Об этом же говорят Полиен и другие античные авторы (Сапрыкин, 1986. С. 142—143). А в знаменитой присяге херсонеситов, буквально высеченной в камне (см. ниже), о многих владениях Хоры уже говорится в прошедшем времени. Да и сам факт этой присяги — свидетельство возросшей военной опасности. Обострилась в греческих городах и внутриполитическая борьба, связанная с недовольством населения его олигархически настроенными правителями.

Короче, к середине II в. до н. э., когда уменьшившийся хлебный вывоз из Крыма ослабил связь колоний с метрополией, скифы овладели всем Северо-Западом, оставив бывшим его хозяевам лишь Гераклейский полуостров с прилегающими угодьями. Столь же сильно были сужены границы колоний Восточного Крыма. Отсюда понятное сближение этих двух ранее конкурировавших греческих областей с целью противостояния скифам. Сблизились они и с понтийскими царями, в частности с Фарнаком. Когда же воцарился Митридат VI Евпатор, то отношения его с крымскими колонистами стали настолько тесными, что в 110 г. до н. э. в некоторых греческих укреплениях Крыма уже стояли Понтийские гарнизоны, помогавшие охранять города от скифов, а полководец Диофант руководил обороной Херсонеса и даже выступил в совместный с херсонеситами поход вглубь Скифии.

Бюст боспорской царицы Динамии (47 г. до н. э. — 17 г. н. э.). Эрмитаж

Диофантовы войны оказались удачными. По их окончании греки возобновили не только прекратившуюся было чеканку монеты, но и вывоз хлеба с Северо-Запада. Установившийся позже новый статус колоний как автономных государств-полисов в рамках Понтийской державы предусматривал (взамен относительной свободы и господства в возвращенных областях) уплату огромной дани Митридату VI Евпатору.

Однако Понтийские цари недолго пожинали плоды победы над скифами. В 47 г. до н. э. их войско было разбито Юлием Цезарем, и Боспорское царство отошло к Риму. Впрочем, и при новой власти Херсонес и Пантикапей сохранили свою относительную независимость и даже усилились. А спустя три века Херсонесу уже подчинился весь Южный берег Крыма.

Несмотря на свою трудную политическую историю (а может был», и благодаря испытаниям), греческие города, а точнее, колонисты-греки, являли образцы экономической и политической предприимчивости и настойчивости в освоении прибрежной полосы, а кое-где и внутренних прилегавших областей. Экономика греческих городов была многосторонней, можно сказать универсальной. Большую роль наряду с хлеборобством играл рыбный промысел. В те времена в Черном и Азовском морях, по словам Страбона, в сети шли осетры, величиной «почти равные дельфинам», водился и тунец (или рыба, похожая на него). Добывались огромные массы мелкой рыбы — султанки, тарани, бычка, а также камбалы и сельди.

Статуя мужчины, I в. н. э., Пантикапей. Эрмитаж

Население городов охотно использовало в пищу мидий и других моллюсков. Рыбный промысел был нацелен на экспорт — об этом свидетельствуют, например, огромные комплексы рыбозасолочных ванн в относительно небольшой Тиритаке (ДТ. С. 53). Помимо этого постоянно возрастало значение животноводства и его товарных продуктов. К началу нашей эры всё больше прибыли крымчанам даёт вывоз кож и шерсти, а также вяленого мяса.

Тем не менее значение товарного хлеба сохранилось в полном объёме. Греки выращивали сами, а также закупали у степняков различные сорта пшеницы, ячмень, просо. Культивировались гречиха и чечевица, вика шла на корм и зелёные удобрения. И на боспорских монетах чеканились символы экономики Крыма — плуг или колос хлеба. Всё большую площадь занимали виноградники, а винные цистерны достигали вместимости 5000 л., что говорит о промышленном характере виноделия. Анализ обуглившихся семян винограда показал, что это были морозостойкие, стелющиеся лозы в предгорьях и элитные, вьющиеся сорта в долинах Южного берега и Восточного Крыма.

На основе гибридизации (кстати, проводившейся централизованно) привозных, отборных сортов с местным мелкоягодным, продуктивным и выносливым виноградом греки создали новые, крымские сорта, сохранившиеся до наших дней. Очевидно, они обладали искусством, которого не было у других, более поздних пришельцев, русских, пытавшихся в 1780-х гг. привить в Судакской долине токайские и греческие сорта. Известно, что все они скоро выродились (Янушевич, 1986. С. 62). Колонисты разводили сады, где росли не только альта, яблоки и груши, но и инжир и даже гранат — об этом также упоминают античные авторы.

Статуя женщины, I в. н. э., Пантикапей. Эрмитаж

Высокого уровня достигало гончарное и строительное искусство. Неоднократно описаны прекрасные амфоры и пифосы, изготовленные из местных глин. Токарные изделия из местных же пород дерева обнаруживаются в греческих захоронениях Крыма, датируемых IV в. до н. э. и позднее. Металлические инструменты, ещё в VI в. до н. э. привозившиеся из метрополии, в IV в. до н. э. уже производятся на Боспоре в таком количестве, что их экспортируют на север. Очевидно, благодаря крымским грекам многие виды инструментов, например рубанок, позднее стали известны и в соседних славянских странах (Сокольский, 1971. С. 185, 188, 194).

Реконструирован впечатляющий облик общественных и культовых зданий Пантикапея и Херсонеса; многие из них сохранились под слоем земли и даже на поверхности в малоповреждённом виде. Не меньший интерес представляют обычные жилые дома. Вот описание одного из них, стоявшего некогда на склоне горы Митридат: высота каменных оштукатуренных стен — 2,5 м; прочный фундамент на материковой скале; три помещения — жилое, кухня и кладовая — общей площадью 40 м. Судя по инвентарю, дом принадлежал небогатому рядовому горожанину, до нас дошло его имя — Кой (ДТ. С. 58). Имелись и многоквартирные дома на несколько семей.

Жизнь в греческих колониях на рубеже двух эр, до и после Рождества Христова, мало чем отличалась от общеэллинской действительности. На полях наряду с немногочисленными рабами, закупленными в причерноморских степях, трудились свободные крестьяне. Часть этого слоя населения уже не была чисто греческой по крови, среди них было немало и тавров, и скифов, и представителей других племён, связанных с колониями экономической зависимостью. Со временем изменяют свой облик и сами города. Исчезают черты полусельской застройки, улицы спрямляются и в плане становятся не столь хаотичными.

Греческие колонии Северного Причерноморья в античную эпоху

Однако более важными были перемены социального и политического характера. За последние три века своего существования Боспор превращается в типичную торговую державу, стоящую на границе между кочевыми племенами и угасавшим греческим миром. Его существование как государства полностью зависело от регулярного товарообмена между ними, весьма напоминая в этом отношении, скажем, семитический Карфаген на берегах Африки. Боспор существовал, пока в этом были заинтересованы как Афины (они сохраняли здесь верховную власть), так и коренные крымские племена (боспоряне обеспечивали их неподчинение скифам и возможность торговли).

Такое пограничное положение не могло не сказаться на самих греческих городах. Теперь в них концентрируется многонациональное по происхождению искусство, а также ремёсла и наука. Почти полное прекращение притока свежих сил из Эллады, вызванное войнами (в том числе и гражданской, с Римом), такой интернационализации культуры весьма содействовало. Сквозь греческую оболочку в социальной, политической, экономической и культурной жизни всё сильнее проступает местный колорит, чисто крымские элементы. Под местным влиянием меняются основы религии, зарождается массовая культура, отражающая, пусть даже в вульгаризованном виде, идеи великих греческих и зарубежных мыслителей, учёных, политиков. Создается почва для вселенского, экуменического сознания, которое греки назовут космополитическим. Логично предположить, что такого рода воззрения были переданы последними эллинами своим соседям и потомкам. То есть тем, кто нёс это наследие и тогда, когда Древняя Греция исчезла с исторической карты мира.

Примечания

1. Керкинитида — античный, затем скифский город, располагался на территории бывшего евпаторийского Старого Карантина (район мыса Карантинного).