в) Рынки сбыта и регионы использования рабов

Таким образом, рынок сбыта рабов для их непосредственного использования находился весьма далеко от Крыма, в Западной Европе и на Ближнем Востоке. И вот тут-то весьма важно правильно расставить акценты. Как это, например, сделал французский историк цивилизации Фернан Бродель по отношению к Африке: если там и возникла «торговля людьми, то, конечно же, потому, что Европа её желала и навязывала. Но дело также в том, что Африка имела дурную привычку заниматься ею задолго до прибытия европейцев, направляя торг в сторону мусульманского мира, Средиземноморья и Индийского океана. Рабство было в ней эндемичной, повседневной структурой в рамках социального строя...» (Бродель, 1992. Т. III. С. 447—448).

Здесь дано почти зеркальное отражение истории работорговли в обширных территориях вокруг Чёрного моря и к северу от него. Ближайшей к Крыму страной, где рабский труд практиковался массово, напомню, была Россия. Возникнув в седой древности, рабовладение благополучно продержалось здесь все Средние века и формально, а не в реальности, было отменено, как мы помним, лишь в конце XVIII в.¹ Но рабский труд остался. Ещё раз опередим события: рабский труд практиковался Россией и в XVIII, и в XIX вв. В частности, после захвата Крыма началось порабощение и его свободного населения. Именно при Екатерине II крепостное право в России «превратилось в полную зависимость крепостных, ставших частной собственностью землевладельцев» (Ключевский, 1993. Т. III. С. 325). Этот же учёный был вправе охарактеризовать Россию той эпохи как «строго рабовладельческое царство античного или восточного типа» (Ключевский, 1956. Т. IV. С. 329).

В 1950-х гг. в Евпаторийском краеведческом музее экспонировалась картина маслом, изображавшая невольничий рынок у гёзлёвских ворот Одун-базар-капусы (причём с внешней их стороны, где никогда никакого базара не было). Живописец довольно бойко изобразил душераздирающую сцену раздела славянской семьи между несколькими покупателями, то ли татарами, то ли турками. Но такие сцены можно было наблюдать и на территории России с той только разницей, что продажи там совершались не 5—6 раз в году, как в Крыму, а ежедневно в десятках тысяч городов и деревень огромной империи. Это уже не говоря о знаменитой Салтычихе (подмосковной помещице Д.Н. Салтыковой), насмерть запитавшей более 70 человек и единственной помещице, как-то наказанной за зверство. То есть за свойство характера, совершенно несоединимое с образом работорговца из Крыма. Садистские наклонности разорили бы его, чего не опасалась та же Салтычиха, владевшая тысячами «подопытных», годных для её кошмарных экспериментов.

Итак, для Руси-Московии-России рабский труд был обычной практикой, немыслимой без работорговли, которая и процветала на протяжении всего указанного многовекового периода. Избытки внутреннего рынка шли на экспорт. Как указывалось выше, ещё до того, как начался взрывной рост спроса в Западной Европе, никто не гнал к морским портам рабов такими массами, как русские князья (причём из числа собственного населения, прямо как африканские племенные вожди). Об этом со всей определённостью говорят источники доханских X—XI вв. При этом Крым играл роль важнейшего перевалочного пункта, торгового терминала, но не более того (Карпов, 2000. С. 218).

Второй крупный регион, потреблявший рабов — Египет. Здесь в обороте были, как в Московии, и мужчины (в основном для пополнения султанской армии мамелюками) и женщины (для гаремов знати), понятно, что первых требовалось гораздо больше (Варваровский, 2008. С. 88). Третье направление работорговли — Европа, главным образом, Италия. Поскольку только этот рынок сравним по длительности существования с российским, а также ввиду того, что он сыграл столь заметную роль в истории Крыма, стоит рассмотреть его особенности внимательнее.

Итальянская работорговля, по сути, не исчезала со времён Римской империи, но в XIV в. она значительно расширилась. К двум старым рынкам, Генуе и Венеции, добавился третий — Флоренция, а общий оборот резко возрос. Объяснение — в переменах, вызванных Возрождением. Процесс распада больших семей, участившиеся внебрачные связи — всё это увеличивало количество домашних очагов и, значит, потребность в прислуге. Взять же её было неоткуда, оставался единственный выход — покупка рабов. Проблема эта была настолько горящей, что итальянцы даже издали закон, по которому ни один раб не мог идти на экспорт, пока не будет полностью удовлетворена потребность всех городов, в том числе провинциальных (Лучицкий, 1886. С. 13).

Число рабов поэтому исчислялось многими тысячами, особенно в Южной Европе, о чём свидетельствовали и приведённые выше цифры из французских исследований. Спрос же здесь, в отличие от Египта, был, главным образом, на женщин; он и поддерживал итальянскую работорговлю до конца XVII в. (Wolf, 1982. P. 202). Поэтому вполне правомерно замечание о том, что «в кровь любого народа Европы от Северного моря до Средиземного влилась обильная струя русской, татарской, черкесской, турецкой и африканской крови» (Харт, 1999. С. 24).

Итак, открылся во всю ширь европейский рынок, а славу работорговцев Причерноморья русские разделили с итальянскими колонистами Крыма, в предпринимательской деятельности которых «работорговля заняла одно из ключевых (курсив мой. — В.В.) мест. В XIV—XV вв. она приобрела поистине международный характер» (Карпов, 1986. С. 139). То есть прекрасные экономические возможности сельского хозяйства Крыма отошли на второй план по сравнению с торговлей рабами — точнее, с перепродажей партий рабов, регулярно поступавших на европейский рынок со всего огромного региона Восточной Европы через Северное Причерноморье. При этом главными центрами её были не только Кафа и Тана на севере, но и стамбульская Пера, а также Синоп и Трапезунд на юге Чёрного моря — там прочно обосновались итальянские фактории, работавшие в полном контакте с местными властями. Кроме того, кафинская торговая кампания Оффиция Св. Антония имела свои филиалы на местах, то есть в регионах, поставлявших рабов (Карпов, 1986. С. 140).

Главным центром работорговли в Крыму была генуэзская Кафа. Здесь уже в XIII в. существовала специальная контора, занимавшаяся скупкой рабов у оптовых поставщиков и частных лиц. По мере накопления живого товара партии его отправлялись на кафинских же судах за Босфор. Вначале сбыт рабов происходил исключительно в арабских странах, отчего эта крымская контора и называлась не по-итальянски Туггар аль-Хасс. В том же веке уже существовала монополия кафинских генуэзцев на всю причерноморскую работорговлю (есть одиночное свидетельство о том, что генуэзцы торговали рабами и в Чембало. См.: Шавшин, 1994. С. 13). Рабов, собственно, мог скупать по всему побережью и вдоль торговых речных путей кто угодно. Но затем этот товар должен был отовсюду доставляться в Кафу и перепродаваться там местным купцам, единственным, кто имел лицензию на вывоз рабов через Босфор в Средиземное море (Еманов, 1995. С. 131).

Способы оплаты товара были при этом весьма разнообразны. В частности, практиковался и бартер (на анатолийском рынке за рабов давали хлопок). В денежном же отношении за одного раба, который на северо-западе Московии стоил не более 10 коп. (ПСРЛ. Т. XIII. Стлб. 265), на крымских рынках XVI в. приходилось отдавать в среднем 250 ахче или 4 золотых дуката. И эта сумма не считалась чрезмерной (хорошая верховая лошадь ценилась вчетверо дороже), так как на месте потребления, в Турции или Италии, цена поднималась ещё выше — до 25—50 золотых (Ivanics, 2007. P. 194). Об общем же объёме крымской работорговли можно судить по тому, что только Турция получала от неё в середине XVII в. доход в 18 000 дукатов (Inalcik, 1994. P. 131).

Не оставались в накладе и венецианцы с генуэзцами. Торговая прибыль за один рейс доходила у них до нескольких сотен процентов. Что же касается не частной, а государственной экономики, то достаточно сказать, что в начале XV в. Венецианская республика лишь на пошлинах с ввезённых рабов получала в среднем 50 000 дукатов ежегодно — и это не считая прямой коммерческой прибыли (Eck, 1940. S. 32).

Примечания

1. Рабы на Руси назывались холопами. Там превратиться из свободного человека в раба было довольно просто. Для порабощения человека имелось немало путей и помимо наиболее известного — захвата смерда в плен соседним князем. Было достаточно жениться на рабе «без ряда» (т. е. без соответствующего договорного оформления), принять должность тиуна без того же ряда, родиться в семье холопа, долго оставаться закупом (наёмным батраком за денежное жалованье), не отдать долг или плату за собственный выкуп из плена или попасть на «поток и разграбление». Наконец, можно было продаться из бедности самому, что случалось тоже нередко. Рабство на Руси позднее получило такой размах, что с XVII в. пришлось даже учредить особый Холопий приказ для контроля за этим видом собственности. Нельзя не заметить, что в отличие от сторонников гипотезы о «крымском рабовладении» отечественные и зарубежные специалисты по русскому рабовладению опираются на огромный массив документальных данных (Панеях В.М. Кабальное холопство на Руси в XVI в. Л., 1967; Hellie R. Slavery in Russia 1450 — 1715. Chicago, 1982). Следы традиции рабства неизгладимы: в конце XX в «за десятилетие около 500 000 женщин из бывшего СССР были вывезены за рубеж. Это и понятно. Ведь современная работорговля приносит такую же выгоду, как и 200 лет назад» (АиФ, № 48. Декабрь 2000. С. 22).