Главный «распорядитель волонтеров»

29 декабря 1853 г. в Бухаресте Горчаковым было окончательно утверждено «Положение для сформирования баталиона волонтеров в Придунайских княжествах». Этот день по праву может считаться точкой отчета для будущей истории Греческого легиона. Авторами положения были генерал-лейтенант Н.И. Ушаков, назначенный осенью 1853 г. дежурным генералом при Горчакове, и генерал-лейтенант И.Е. Саллос¹, прибывший из Санкт-Петербурга с «высочайшим поручением» сформировать в княжествах один или несколько батальонов из греков, валахов, молдаван, болгар и сербов для действий против неприятеля совместно с русскими войсками.

Как вспоминал Ушаков, так как из Петербурга не было прислано «никаких определительных оснований для руководства при сформировании волонтерных батальонов и составления для них штатов», Горчаков приказал генералам составить проект подобного положения, отведя им, по своему обыкновению, «не более одного вечера»². К утру проект положения был представлен на утверждение главнокомандующему.

В «Положении» было указано, что в Придунайских княжествах планируется сформировать всего один батальон, состоящий из 4 рот. В батальон могли вступать «не только жители Молдавии и Валахии, но и других племен», то есть греки, болгары, сербы и т. д. Изначально предполагалось, что в каждой роте будет насчитываться по 100 человек, унтер-офицеров — 8 (32), фельдфебелей — по одному (4), знаменосцев по одному, священников — 4, младших офицеров — 4, ротных командиров — 4, командир батальона — 1. При этом в «Положении» Горчаков сделал осторожную ремарку, что «число этих чинов со временем может быть увеличиваемо». Позже было решено увеличить и количество самих батальонов, доведя их до восьми. Число нижних чинов в батальонах и разделение их поротно, как указывал в своих «Записках очевидца» Ушаков, соотносилось с моделью формирования пехотных подразделений регулярной русской армии. Единственным исключением был этнический принцип, по которому наполнение рот производилось из «людей одного племени, т. е. греков, румынов, сербов или болгар, отнюдь не смешивая их с собой»³.

От батальона волонтеров не требовалось регулярного строя — «они должны быть преимущественно приготовляемы к цельной стрельбе, россыпному строю и, что особенно важно, к партизанским действиям». Использование волонтеров в военных действиях определялось распоряжениями главнокомандующего российскими войсками в княжествах. Важным был пункт, согласно которому российское правительство брало на себя определенное социальное обязательство по «попечению о семействах убитых, а также об увеченных и их семействах».

За получаемое ими содержание офицеры и нижние чины батальона должны были покупать собственную одежду и вооружения — от казны были выделены «ружья со штыком и сума с патронами, на перевязи». Грекам, в частности, выдали устаревшие кремневые ружья, сумы с перевязями, тесаки с портупеями, доставленные из разных русских арсеналов, даже самых отдаленных — из Новогеоргиевского и Брест-Литовского. Из Фокшанских складов было предписано отправить в Цугаешту-ноу, расположенную по дороге от Бухареста в Браилов, 1500 кремневых ружей и 60 тысяч боевых патронов. Еще 1000 ружей и 40 тысяч патронов из подвижного № 14 парка, находящегося в Бухаресте, были направлены в селение Гайсени⁴.

Были предприняты определенные меры по материальному стимулированию добровольцев. Российское правительство установило для них специальные повышенные оклады жалованья, намного превышающие аналогичные оклады для русских солдат. На практике произвол и злоупотребления начальства и в особенности задержки жалованья, доходившие до 4 месяцев и более, проблемы с обеспечением продовольствием и обмундированием приводили к постоянным возмущениям среди волонтеров.

Таблица 4. Табель окладов жалованья по положению о формировании волонтеров в Придунайских княжествах⁵

Для сравнения укажем, что в период Крымской (Восточной) войны годовой оклад рядового солдата российской армии не превышал 2 руб. 70 коп. серебром, в гвардии же он составлял 4 руб. 50 коп. плюс 90 коп. на именины⁶. Однако в военное время и за границей, в том числе и при прохождении службы в княжествах Молдавия и Валахия, войскам выплачивался «усиленный оклад», удваивающий первоначальную сумму. Так, нижним чинам в армейской пехоте полагалось 5,55 руб., фельдфебелю — 20, 55 руб. К этим суммам полагались еще и надбавки в виде амуничных, кормовых и порционных денег, определяемых по многочисленным табелям что в среднем давало прибавку в размере 1,5 руб. к жалованью по чину⁷. Суммарно на одного солдата николаевской армии приходилось от 48,30 руб. до 57 руб. в год⁸. Этих средств явно не хватало. Концы с концами удалось сводить только за счет собственного натурального хозяйства и довольствия нижних чинов, так называемого «приварка», добавочной пищи к солдатскому пайку от местного населения⁹.

В качестве базовых лагерей для формирования отрядов добровольцев были выбраны деревни, находившиеся неподалеку от Бухареста: Цугаету-ноу, Цугаету-веки, Маковей, Колдарешти, Лучиу, Конанеци, Олбешти и Можика. В них, по подсчетам русского командования, могло быть расквартировано до 1200 человек¹⁰. Формируемые отряды волонтеров были распределены к частям, которыми командовали генерал-адъютант А.Н. Лидерс и генерал-лейтенант П.П. Липранди. Для усиления волонтеров к ним были прикомандированы офицеры и нижние чины из русских пехотных дивизий — 10 офицеров и 92 рядовых, а также 27 военнослужащих валахской и молдавской милиции¹¹. В их задачи входило обучение добровольцев «рассыпному строю и некоторым нашим движениям, необходимым на войне, по нашим европейским понятиям, назначены были в каждый батальон по нескольку унтер-офицеров, барабанщиков и горнистов из нашей пехоты», — отмечал в своих «Записках» Ушаков¹². «Всю зиму и весну, когда была хорошая погода, мы провели в упражнениях: копали шанцы, строили редуты, готовились к бою», — вспоминал об этом периоде болгарский волонтер Христо Найденов¹³.

Знамя болгарских добровольцев

Первым начальником батальона волонтеров князь Горчаков назначил генерала И.Е. Саллоса, специально указав в одном из разделов «Положения», что «главным распорядителем по сформированию и заведованию сим баталионом назначается генерал-лейтенант Саллос»¹⁴. Вся биография Саллоса была так или иначе была связана с гвардией, с Санкт-Петербургом, с двором. Но вряд ли можно упрекнуть Саллоса в том, что он совсем не был знаком с боевой жизнью. «Саллос был происхождением грек, — так писал о нем еще один участник обороны Севастополя Вязмитинов, — родители его, кажется, жили в турецких владениях, где Иван Егорович провел детство и первую молодость. Перебравшись потом в Россию, он вступил в военную службу, где ему повезло, так что впоследствии он командовал одним из гвардейских пехотных полков»¹⁵. На самом деле Иван Саллос происходил из рода знатных бессарабских землевладельцев и бояр, имевших греческие корни. Службу он начал в 23-м егерском полку, получив первый офицерский чин в апреле 1817 г.¹⁶ В 1825 г. был переведен лейб-гвардии Павловский полк, шефом которого был цесаревич Александр Николаевич¹⁷. С этого момента началась его довольно успешная карьера гвардейского привилегированного офицера. Саллос участвовал в подавлении восстания декабристов, когда Павловский полк во главе со своим командиром полковником Арбузовым «одним из первых явился на Исаакиевскую площадь и из последних возвратился в казармы, когда уже везде восстановлено было прежнее спокойствие и порядок»¹⁸. Многие офицеры полка, в том числе и штабс-капитан Саллос, были удостоены «особой монаршей признательности за примерный порядок, усердие и точность в исполнении монарших повелений». Как офицер 1-го батальона полка Саллос принял участие и в Русско-турецкой войне 1828—1829 гг., где вновь отличился во время осады крепости Варна и был награжден орденом Св. Анны 3-й степени с бантом и серебряной медалью за турецкую войну¹⁹. 1 января 1834 г. он был произведен в подполковники с одновременным переводом в лейб-гвардии Гренадерский полк. В 1841 г. за выслугу лет он был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени, а в 1843 г. ему был присвоен чин генерал-майора. С 1846 по апрель 1853 г. И.Е. Саллос был командиром лейб-гвардии Гренадерского полка и штаба 3-й гвардейской пехотной дивизии, дослужившись до звания генерал-лейтенанта. За десятилетия службы при дворе Саллос окончательно превратился в типичного «паркетного генерала», к которому вполне применимы знаменитые слова Чацкого из «Горя от ума»:

Как тот и славился, чья чаще гнулась шея;
Как не в войне, а в мире брали лбом,
Стучали об пол не жалея!
Кому нужда: тем спесь, лежи они в пыли,
А тем, кто выше, лесть, как кружево, плели.
Прямой был век покорности и страха,
Все под личиною усердия к царю.

В воспоминаниях сослуживцев и подчиненных личность Саллоса не всегда выглядит однозначной: преобладают негативные тона и отзывы о нем как о человеке угодливом, знавшем, как «лучше приложиться к царской руке и где поцеловать», «трусливом», «жадном сребролюбце-греке»²⁰. Все помыслы Саллоса были поглощены вопросами обогащения. «Я на вашем месте просил бы денег, денег и денег, просил бы тридцать тысяч рублей, а то что? — одни чувства благодарности!» — так он напутствовал офицера Жеденова, попавшего в сложную ситуацию, а затем удостоенного монаршей милости.

При дворе Саллоса, впрочем, «без достаточного основания считали знатоком народностей Балканского полуострова»²¹. Поэтому когда при дворе и в ближайшем окружении Николая I дискутировался вопрос о том, кого направить на Балканы, то выбор пал, естественно, на человека, проверенного временем и событиями на Сенатской площади. В октябре 1853 г. в интимном дневнике шефа жандармов Леонтия Дубельта появилась следующая запись: «Состоящий в гвардейском корпусе генерал-майор Салос послан в Молдавию и Валахию формировать милицию»²².

Добавим, что во всей этой истории с назначением Саллоса руководителем волонтеров есть определенный парадокс: человек в молодости, отличившийся во время подавления мятежа декабристов, стал руководителем таких же мятежников, восставших против своего легитимного правителя — султана.

Флаг болгарских волонтеров

К процессу набора волонтеров решили подключить не только частных агентов — болгар и греков, но и местные власти. Так, в январе 1854 г. префектура жудеца Брэила объявила, что «...Дунайские княжества решили сформировать добровольческий батальон, состоящий из четырех рот молдаван, румын и любых других православных народностей, проживающих на территории княжеств»²³. Для усиления отрядов добровольцев опытным офицерским составом канцелярия вице-председателя Административного совета Молдовы 8 марта 1854 г. сообщила гетманству Молдовы, что на основании приказа генерала Будберга 8 унтер-офицеров милиции Молдовы должны быть предоставлены в распоряжение генерал-лейтенанту Саллосу для перевода в добровольческий батальон²⁴. Православные добровольцы, записавшиеся в Молдове, должны были стянуться к монастырю Галата, откуда через Васлиу, Бырлад, Фокшань, Бузэу отправиться на фронт под командованием грека, капитана Антонио Гинеса²⁵.

Примечательно, что из положения о формировании волонтеров в Придунайском княжестве царем был исключен пункт о наличии знамени у этого воинского подразделения. Царь, опасавшийся любой национальной символики, которая могла бы трактоваться в качестве поддержки России национально-освободительных устремлений балканских народов, «не соизволил разрешить волонтерам иметь знамена»²⁶. Вместо этого у волонтеров «значконосцы» носили так называемые «ротные значки». Такими линейными, или жалонерными, значками в пехотных, инженерных и специальных частях, а также в военно-учебных заведениях и дружинах ополчения обозначались места батальонов и рот для указания мест сбора, линии построения и квартирования. Носили их на штыках винтовок или на древках, выкрашенных в цвет древка корпусного знамени. Это ограничение, по мнению Ушакова, стало «первым ударом как для охотников, так и для народа; ибо многие богатые купцы и жители в Придунайских княжествах, на собственные свои, значительные пожертвования, собирали по нескольку десятков волонтеров с тем, чтобы иметь свое особое знамя, которое обыкновенно вышивали дамы и девицы из их семейств»²⁷. Греки вскоре смогли обойти это распоряжение, обставив появление флага в своем подразделении торжественным церковным ритуалом. Церемония была приурочена к памятной дате греческой истории — началу Греческого восстания в марте 1821 г. Еще одним памятным символом стало появление феникса — символа возрождающийся Византийской империи на фирменных печатях. Отметим, что это изображение являлось государственным гербом Греции в период правления первого президента Греции И. Каподистрии в 1827—1831 гг. И на печати первого греческого батальона был также изображен феникс с распростертыми крыльями, держащий в своем клюве крест. Вокруг изображения шла надпись «Α᾿ ΤΑΓΜ. ΛΕΓ. ΕΞΕΑ. ΕΛΛ. 1854» («Штаб-квартира первого батальона греческих волонтеров греческого волонтерского легиона»)²⁸.

Знамя греческих волонтеров

Под своим красным стягом с вышитым на нем львом, древним болгарским символом, изображаемым на знаменах и печатях болгарских революционных организаций, сражались на Дунае болгарские роты²⁹. Известно, что весной 1854 г. двум батальонам болгар диаспорой были присланы знамена. Александр Рачинский, служивший прапорщиком в дружине Смоленского государственного подвижного ополчения, видел их в 1855 г. в крепости Измаил, где в то время находились болгарские роты. Он вспоминал: «Знамя вынули из чехла. Развернулось обвитое золотыми шнурами зеленое поле; на одной стороне, среди двух лавровых ветвей, сиял золотой крест, попирающий луну; кругом надпись: на верность и защиту Православия, Болгарам. На другой стороне, в щите венчанный рыкающий лев, — герб Болгарии и надпись: под покровительством России и Державнейшего Н-1»³⁰.

Но особенно болгарам приглянулась русская униформа. Вооруженные тесаками и длинными гладкоствольными ружьями, они с упоением маршировали по валашским и молдавским улочкам, бойко распевая песню³¹:

Не проклинай меня, милая мама,
не жалей меня, милая мама,
не проклинай меня, милая мама,
хей, хей
Что бросил я ремесло,
ремесло свое ремесло,
ремесло свое ремесло,
хей, хей.
Что записался я волонтиром,
волонтиром молодым бунтовщиком,
волонтиром молодым бунтовщиком,
хей, хей.

В январе 1854 г. новоиспеченный руководитель балканских добровольцев генерал-лейтенант Саллос доложил Горчакову, что в батальоне волонтеров состоит 400 человек, и предположил, что «число их увеличится»³². Предвидя возможные затруднения с финансированием и обеспечением довольствием волонтеров Саллос просил Горчакова, чтобы «отпуск денег для известной надобности» производился по первому его требованию. Ранее на содержание волонтеров из казны было отпущено 472,20 руб. серебром и еще 800 червонцев наличными были лично выданы Саллосу на «разные издержки», в том числе и для оплаты услуг агентов и вербовщиков («на поощрение людей, которые будут ему способствовать к скорейшему сформированию баталиона, а также и на другие надобности»)³³. О том, что набор волонтеров шел довольно интенсивно свидетельствует ведомость, представленная «заведующим батальоном», бывшим капитаном валашской милиции Хаджи Саллосу. Только в селении Гайсени к февралю 1854 г. находилось 859 волонтеров. Из них 502 человека были «славяно-болгарами», 257 — «елинно-греками», 100 — «валахами»³⁴. Начальник 7-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Ушаков доносил, что к нему «являются толпы болгар с оружием и без оного и просят соизволения идти с нашими войсками против турок, а не имеющие оружия просят снабдить их оным»³⁵. Горчаков, узнав об этом, распорядился в первую очередь принимать в волонтеры болгар, имеющих собственной оружие.

Примечания

1. Саллос (или Салос) Иван Егорович (ок. 1800—1874), генерал-лейтенант, командир лейб-гвардии Гренадерского полка и штаба 3-й гвардейской пехотной дивизии, в 1853—1854 гг. занимался формированием отрядов балканских добровольцев, грек по происхождению.

2. Ушаков Н.И. Записки очевидца о войне России противу Турции и западных держав (1853—1855) // Девятнадцатый век. Исторический сборник, издаваемый Петром Бартеневым. Том 2, 1872 г. С. 060.

3. Там же.

4. РГВИА. Ф. 9196. Оп. 5/263. Св. 2. Д. 6. Л. 35—35 об.

5. РГВИА. Ф. 846. Д. 5456. С. 66.

6. Из записок севастопольца // Русский архив. 1867, № 12. Стлб. 1587.

7. Отдел IV. Постановление по части хозяйственной. Денежное довольствие. Жалование // Карманная справочная книга для русских офицеров. СПб., 1856. С. 177—181, 207; Бобровский Павел Осипович. История 13-го Лейб-Гренадерского Эриванского Его Величества полка за 250 лет. Часть четвертая. СПб., 1895. С. 275—278.

8. Свечин А.А. Эволюция военного искусства с древнейших времен до наших дней. Том II. М.—Л., 1928. С. 13.

9. Поэтому совершенно неверным выглядит утверждение о том, что «в отношении довольствия и постоя волонтеры приравнивались к соответствующим чинам русской армии» // Забунов И.Д. Болгарские волонтеры в Крымской войне (1853—1856) // Исследования по истории стран Юго-Восточной Европы в новое и новейшее время. Кишинев: Штиинца, 1983. С. 47.

10. Там же. Л. 33.

11. Ведомость о числе воинских чинов, назначенных в состав формируемых в Придунайских княжествах баталионов волонтеров // Там же. Л. 31.

12. Ушаков Н.И. Записки очевидца о войне России противу Турции и западных держав (1853—1855) // Девятнадцатый век. Исторический сборник, издаваемый Петром Бартеневым. Том 2. М., 1872. С. 061.

13. Чакъров Стоян. Български волентирски отряд 1853/1856 години. Иллюстрирована светлина. Кн. IV—V. София, 1908. С. 11—12.

14. Положение для сформирования баталиона волонтеров в придунайских княжествах // РГВИА. Ф. 9196. Оп. 3/247. Д. 3. Ч. I. Св. 4. Л. 10—14.

15. Вязмитинов А.А. Черная гора и Сербия во время русско-турецкой войны 1854 г. // РС. 1882. Т. 35, № 8. С. 374.

16. Список генералитету по старшинству. СПб.: Воен. тип., 1856. С. 280.

17. Гоувальт О.Х. История Лейб-Гвардии Павловского полка. СПб., 1852 г. С. 51.

18. Там же. С. 176.

19. Там же. С. 202; Адрес-календарь г. 1829. Ч. 1. С. 228; Адрес-календарь г. 1831. Ч. 1. СПб., 1831. С. 175.

20. Случай в Петербурге в 1848 г. Рассказ бывшего гв. офицера. Сообщ. Н.Н. Жеденов // Русская старина. Том LXXVII. СПб., 1890. С. 303—315.

21. Вязмитинов А.А. Указ. соч.

22. Дубельт Л.В. Дневник 1851 г. // Российский архив: История Отечества в свидетельствах и и документах XVIII—XX вв.: Альманах. М.: Студия ТРИТЭ; Рос. архив, 1995. С. 224.

23. Arh. St. Brâila, Prefectura, dosar 516/1854, f. 2.

24. Arh. St. Bucureşti, fond Ministerul de Război, Moldova, 1854, dosar nr. 560, f. 4—7.

25. Ibid. doc. 609, f. 7.

26. РГВИА. Ф. 9196. Оп. 3/247. Св. 4. Д. 3. Ч. 1. Л. 41.

27. Ушаков Н.И. Записки очевидца о войне России противу Турции и западных держав (1853—1855) // Девятнадцатый век. Исторический сборник, издаваемый Петром Бартеневым. Том 2. М., 1872. С. 061.

28. Todorova M. «The Greek Volunteers in the Crimean War», Balkan Studies, vol. 25, 2, Thessaloniki, 1984. P. 545.

29. Изображения льва в Болгарии встречаются в различных исторических памятниках. Царь животных присутствовал на восточных воротах первой болгарской столицы — Плиска (VII—IX вв.). В эпоху Возрождения (XVIII—XIX вв.) лев снова стал распространенным болгарским символом. Монах Паисий Хилендарски пишет в своей «Истории Славяно-болгарской», что лев был на царской печати болгар как символ смелости и непобедимости болгарских воинов, которые дрались, как львы. (Авт.)

30. Походные письма ополченца из Южной Бессарабии, 1855—1856 годы // Русская беседа. М., 1858, № 2. С. 21.

31. Чакъров Стоян. Български волентирски отряд 1853/1856 години. Иллюстрирована светлина. Кн. IV—V. София, 1908. С 11.

32. Генерал-лейтенанта Саллоса рапорт от 18 января 1854 г. № 21 // РГВИА. Ф. 9196. Оп. 5/263. Св. 2. Д. 6. Л. 23—23об.

33. Отношение 1 отделения Дежурства войск 3, 4 и 5 пехот, корпусов от 24 января 1854 г. // Там же. Л. 2—2об.

34. РГВИА. Ф. 9196. Оп. 5/263. Св. 2. Д. 6. Л. 32.

35. Там же. Л. 105.