Путеводитель по Крыму
Группа ВКонтакте:
Интересные факты о Крыме:
Самый солнечный город полуострова — не жемчужина Ялта, не Евпатория и не Севастополь. Больше всего солнечных часов в году приходится на Симферополь. Каждый год солнце сияет здесь по 2458 часов. |
Главная страница » Библиотека » С.А. Пинчук. «Крымская война и одиссея Греческого легиона»
Роспуск и последующее реформирование отрядов греческих добровольцев. Мысли об объединении с Греческим Балаклавским пехотным батальономКо времени фактического окончания Дунайской кампании русское командование решило распустить вооруженные отряды из валахов и молдаван общим числом около двух тысяч человек, воевавших в составе Мало-Валахского отряда. Вопрос о дальнейшей судьбе остальных балканских добровольцев буквально повис в воздухе. В конце июня 1854 г. в рядах русской армии насчитывалось не более 2500 болгарских и 1800 греческих волонтеров, которые, несмотря на обратный переход русских за Дунай, еще оставались на службе. Внутри русского командования не было единства по отношению к балканским волонтерам. При этом сам Николай I изложил свою точку зрения на этот вопрос в письме от 23 июня 1854 г. «Покуда надо, думаю, временно распустить волонтерные отряды; полагаю, тоже лучше всего обезоружить Валахские и Молдавские войска, с собой уводить их нельзя и распустить по домам», — писал Николай I1. В то же время он указывал, что не следует отказывать тем, кто пожелает поступить к нам на службу, — «тем не отказывать, (принимать) не в отдельном составе, а разбить по полкам»2. Считая, что на месте Горчаков и иже с ним лучше ориентируются в ситуации, царь распорядился «сделать по сему предмету распоряжения, какие сами по обстоятельствам признаете лучшими»3. В свою очередь Горчаков считал, что роспуск «против воли» волонтеров, оставшихся на русской службе, произвел бы «невыгодное впечатление». «Греки, узнав о распрях наших с Австрией, — докладывал осторожный Горчаков, — изъявили желание быть употребленными на Трансильванской границе. Думаю, что в случае войны с Австрией они будут там полезны, но дабы не возбудить преждевременного опасения, я стягиваю теперь всех волонтеров к Дунаю»4. Однако уже в начале августа Горчаков засомневался относительно волонтеров. Он вновь обратился к военному министру, но с диаметрально противоположным предложением, указывая, что «нет причин оставлять их в сборе и поэтому они могут возвращаться в дома свои»5. В то же время, как чиновник и бюрократ, Горчаков не хотел, чтобы военный министр еще раз докладывал царю уже обсужденный ранее вопрос. Во многом это было связано и с особенностями личного характера главнокомандующего, который изнемогал при одной только мысли: «Что скажут об этом в Петербурге? Как бы не подумали дурно?» Горчаков, как едко подметил В. Кондараки, «даже при ясном и верном взгляде на предметы, не мог остановиться с твердою уверенностью на вернообдуманной мысли. В минуты решимости он начинал рассматривать предмет и мысль со всех сторон, которыми ворочал, изменял и переставлял до того, что терял и мысль, и предмет»6. Вот почему в текст письма он вставил приписку филантропического свойства, оставлявшую возможность для административного маневра: «Единственно из участия к их положению, оставлю при войсках только тех из них, которые не могут ни возвратиться в отечества, ни оставаться в княжествах при настоящих обстоятельствах»7. О преобладании пессимистических настроений в среде волонтеров говорит служебная записка Саллоса на имя Горчакова. 30 июля 1854 г. Саллос лично опросил волонтеров «в числе 912 человек». По его замечанию, «хотя некоторые из них с большим неудовольствием и должны были согласиться оставить службу в числе 340 человек; но вообще все объявили, что они теперь находятся в следующем положении: что, оставляя службу, должны или умереть с голоду, или по нерасположению к ним валахов быть схвачены и выданы туркам, удалиться же свое отечество они не находят никакой возможности, ибо границы для них совершенно закрыты»8. Саллос полагал выдать каждому по 10 коп. серебром в сутки, пока они не найдут себе «средств к пропитанию». Горчаков на этом документе сделал следующую лаконичную отметку карандашом: «Уменьшить плату, отправить на низовья Дуная. Дать начальника майора Карновича». Саллос повторно обратился к Горчакову. На этот раз он акцентировал внимание на просьбе волонтеров «не распускать их». «Будучи уроженцами из Греции, Сербии и Булгарии, они не имеют ни оседлости, ни родственников в княжествах, не имеют никаких средств существования и, отринутые от нас, не будут знать, что делать, куда идти; ибо в отечество возвратиться не могут», — убеждал Саллос главнокомандующего. В этой связи сам Саллос, внимая к мольбам волонтеров, объявил им, что при войсках останутся только те из добровольцев, кто действительно не может оставаться в княжествах, но на условиях уменьшенного содержания9. Генерал А. Лидерс Горчаков в итоге прислушался к мнению Саллоса, повторив слово в слово его аргументацию в своей записке военному министру 17 августа 1854 г.10 Возражений из Санкт-Петербурга не последовало. Поэтому, получив санкцию на очередную перетряску организационной структуры, Горчаков первым делом сократил расходы на содержание добровольцев. Теперь, согласно его распоряжению, рядовым в сутки вместо 26 коп. стали выдавать «круглым числом» 6 руб. серебром ежемесячно, ротным командирам — 30, а младшим офицерам — по 15. Вместе с тем священникам, знаменосцам и фельдфебелям содержание оставили без изменений. Далее Горчаков вознамерился отправить волонтеров на низовье Дуная, «где по берегу морскому», по его мнению, они«могут принести еще пользу»11. Не дождавшись указаний «сверху», Горчаков отдал приказ стягивать разрозненные отряды греков к Дунаю, отрапортовав об этом в военное ведомство12. Отдельные крупные партии добровольцев предлагалось раздробить, закрепив за частями русской армии. В окончательном виде это предложение прозвучало в очередной бюрократической записке от имени военного министра к царю. Долгоруков, как он писал, намеревался расформировать волонтерские отряды, некоторые оставить, «но не в отдельном составе, а разбить по полкам». Николай I согласился с этим «соломоновым решением», сочтя позицию военного министра и Горчакова вполне «справедливой». На рапорте Долгорукова царь собственноручно начертал карандашом: «Сделать по сему предмету распоряжения, какие сами по обстоятельствам признаете лучшими»13. К августу 1854 г. у самого императора вызрела в голове идея о том, что в перспективе «можно было бы иметь в виду этих волонтеров, со временем присоединить греков, если не встретится препятствие к Греческому Балаклавскому батальону»14. Горчаков стал добросовестно прорабатывать этот вопрос, желая получить «предварительные соображения, каким образом было бы удобнее исполнить вышесказанную монаршью волю касательно присоединения со временем греческих волонтеров, ныне состоящих на службе у нас, к Греческому Балаклавскому батальону». Вначале он обратился к командиру 5-го армейского корпуса, при войсках которого состояло 11 рот волонтеров (6 — греческих и 5 болгаро-сербских, общей численностью 1242 человека) генерал-адъютанту А.Н. Лидерсу. Лидерс занял радикальную позицию, предложив всех добровольцев, которые, по его мнению, оказывались «вовсе не нужными» и обременительными для казны, разогнать и «призреть другим способом»15. Ровно через два дня, 22 октября 1854 г., после своего резкого заявления, Лидерс изменил свою точку зрения ровно на такую, какую было угодно услышать и Горчакову, и государю императору. «Меру сию я нахожу тем более полезною, — уверял Горчакова Лидерс, — что с окончанием войны можно было бы предложить сим Грекам поселиться в Крыму, наподобие Греческого Балаклавского баталиона, который при нынешних обстоятельствах оказал полную преданность»16. Тем не менее желаемой цели — избавиться от недисциплинированных и весьма раздражавших его ополченцев — он все-таки достиг, отправив их от себя подальше — в Крым, к Меншикову. Начальник его штаба генерал-адъютант П.Е. Коцебу, самый маленький генерал русской армии (его называли Крошка-Коцебу за удивительно малый рост — всего 138 сантиметров), тут же написал секретное письмо новороссийскому генерал-губернатору, убедительно прося его «до времени сохранять дело в совершенной тайне». Меншиков дипломатично отмолчался. После катастрофы под Альмой и кровопролитной ничьей при Инкермане такая малость, как батальон «туземных» добровольцев, его, в сущности, мало волновала. Как и его знаменитый прадед, бывший ближайшим сподвижником и фаворитом Петра Великого, Александр Сергеевич Меншиков считался одним из трех главных фаворитов Николая I. Уступая по влиянию на царя фельдмаршалу И.Ф. Паскевичу, он успешно соперничал с третьим фаворитом, шефом жандармов А.Ф. Орловым. Меншиков был раздражен «странным равнодушием» Горчакова, располагавшего «боевою, испытанною, 100-тысячною армией в Фокшанах и огромною артиллерией», игнорированием его предупреждений о возможном «покушении» англо-французских войск на Крым17. И хотя Горчаков, не дожидаясь распоряжения свыше, все же направил в конце июля в Крым 16-ю пехотную дивизию, она прибыла к Перекопу только за неделю до Альминского сражения, измотанная трудным переходом. Поэтому, даже отчаянно нуждаясь в резервах, собирая войска по крохам, в том числе и снимая казаков с кордонов, Меншиков не спешил давать ход обращению Горчакова по поводу греков. 16 ноября 1854 г. Горчаков повторно пишет князю, ссылаясь на полученное им из Санкт-Петербурга письмо военного министра, в котором была изложена позиция царя по вопросу волонтеров. И только 30 ноября Меншиков решил ответить в свойственной ему полувопросительной манере: «...не признается ли полезным составить из этих волонтеров отдельный баталион, сформировав его в Одессе или Вознесенске и по сформированию прислать в Крым на службу, с тем чтобы впоследствии поселить в Крыму, где покажется удобнее по прибрежию моря»18. В отличие от невозмутимого потомка петровского фаворита генерал-губернатор Новороссийского края Н.Н. Анненков буквально «бил в колокола», обращая внимания на то, что у него в Одессе скопилось более 300 греков, ранее служивших в русских войсках19. Анненков опасался, что «эти люди, не имея ни средств к существованию, ни определенного рода занятий, могут вовлечься в проступки и нарушения общественного спокойствия»20. В итоге начальник штаба 5-го пехотного корпуса генерал Коцебу посчитал возможным принять отдельных «одесских волонтеров» на службу, правда, в ограниченном количестве и только при наличии увольнительных билетов с положительной аттестацией. К ноябрю устами своего военного министра отреагировал и Николай I. Он находил отправление волонтеров в Крым и последующее объединение с балаклавцами как меру «весьма полезную, тем более что переселяющихся вновь греков можно будет водворить на землях, оставленных татарами, предавшимися неприятелю»21. Император повелел сообщить о «монаршей воле» по сему предмету Горчакову и Меншикову. Последним штрихом в реализации плана предполагаемого объединения греческих добровольцев с их соплеменниками из Балаклавского Греческого пехотного батальона стало распоряжение генерала Лидерса. Накануне отправки греков в Крым он предписал начальникам русских воинских частей, к которым были прикреплены греки, опросить их на предмет предстоящего похода. Все греки были строго оповещены, что по окончании войны «они могут быть поселены там по прибрежью морскому; в противном случае им будет предоставлено право возвратиться в свое отечество»22. Сложно судить, что повлияло на резкую перемену во взглядах и настроении Александра Николаевича Лидерса. Возможно, сказалось влияние его пассии-гречанки, знаменитой красавицы, жены одного одесского негоцианта. Одесситы, в чьем городе был расквартирован 5-й пехотный корпус генерала от инфантерии, генерал-адъютанта Лидерса, острили, что супруг-рогоносец отзывался о нем не иначе как «мой генерал Лидерс и моя жена» (mon le général Lueders et sa femme)23. Примечания1. О валахских и молдавских войсках // РГВИА. Ф. 9196. Оп. 2/243. Св. 30. Д. 148. Л. 00015. 2. Дело 1-го отделения Южной Армии № 148 «О роспуске волонтеров, находящихся при войсках и о принятии их вновь в войска» // Там же. 3. Дело 1-го отделения Южной Армии № 148. Л. 00018. 4. РГВИА. Ф. 9196. Оп. 2/243. Св. 30. Д. 148. Л. 00015 об. — 00016. 5. Там же. Л. 00045—00045 об. 6. Кондараки В.Х. История Крымской войны с частными эпизодами (портретами и видами). М., 1883. С. 23—24. 7. Там же. 8. Записка генерал-лейтенанта Саллоса от 30 июля 1854 года // РГВИА. Ф. 9196. Оп. 2/243. Св. 30. Д. 148. Л. 00028—00028 об. 9. Там же. 10. Отпуск с отзыва господину военному министру от 11 августа 1854 года за № 13262 // Там же. Л. 60—61 об. 11. РГВИА. Ф. 9196. Оп. 2/243. Св. 30. Д. 148. Л. 61 об. 12. Записка государю императору от 5 июля 1855 года командующего 3, 4 и 5-х пехотных корпусов и отзыв военного министра // Там же. Л. 1—2. 13. Записка государю... Л. 4. 14. Отзыв военного министра от 19 августа 1854 года за № 557 // Ф. 9196. Оп. 2/243. Св. 30. Д. 148. Л. 00064—00065. 15. Там же. Л. 00116. 16. Рапорт Командира 5 Армейского корпуса от 22 Октября 1854 года № 10319 // РГВИА. Ф. 9196. Оп. № 2/243. Св. 33. Д. 00219. 17. Князь А.С. Меншиков 1853—1854 // Русская старина. Том VII. 1873. Вып. 1—6. СПб., 1873. С. 843—844. 18. Там же. Л. 8. 19. Рапорт Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора от 25 сентября 1854 года за № 291 // РГВИА. Ф. 9196. Оп. 2/243. Св. 30. Д. 148. Л. 00066—00066 об. 20. О греческих волонтерах, пожелавших сражаться с неприятелем в Крыму // РГВИА. Ф. 9196. Оп. 2/243. Св. 33. Д. 219. Л. 41. 21. Там же. Л. 5. 22. Отзыв командира 5-го пехотного корпуса от 14 декабря 1854 г. № 12455 // Там же. Л. 14. 23. Скальковский К.А. Воспоминания молодости (по морю житейскому): 1843—1869. СПб., 1906. С. 57—58.
|