Греческий фактор русской внешней политики в 1853—1854 гг. Планы использования балканских христиан

Анализ переписки Николая I и его ближайших сподвижников, относящейся к 1853 г., демонстрирует, что значительная часть военно-тактических планов увязывалась с возникновением массовых волнений христиан в Оттоманской империи. Отправной точкой стала всеподданнейшая записка «отца-командира», главнокомандующего на юго-западных границах России генерал-фельдмаршала И.Ф. Паскевича от 24 марта 1853 г.

Он указывал, что наступательный план десантной операции на Босфор может вызвать большое количество неоправданных человеческих жертв. Поэтому на первом этапе Паскевич предлагал ограничиться оккупацией княжеств Молдавии и Валахии, находившихся под турецким протекторатом, и объявить, что они не будут очищены, пока Турция не удовлетворит требования России. Занятие княжеств он рассматривал как экономически выгодный шаг, полагая, что на бюджет и на население княжеств можно возложить содержание русских пехотных дивизий. «По крайней мере, фураж нам ничего стоить не будет», — доказывал Паскевич¹. Предвидя затяжную войну на Дунае, он рекомендовал вооружить «христианские племена Турции». «Им недостает оружия и пороху; дать им то и другое», — настаивал стареющий фельдмаршал. Обращая против Турции ее собственных подданных, Россия, как прагматично полагал Паскевич, сохраняет свои силы и сберегает русскую кровь². Идеи на этот счет Паскевич развил в отдельной записке на имя царя, озаглавив ее «Мысли князя Варшавского о пользе учреждения христианских ополчений из болгар, сербов и обитателей Дунайских княжеств»³. В ней говорилось, что комбинация существующих валашских и молдавских воинских частей с так называемыми «охотниками» из представителей балканских народов в перспективе должна привести к формированию «зерна христианского ополчения в Турции».

В сентябре 1853 г., накануне начала войны, Паскевич вновь обратился к царю. На этот раз он предложил создать ополчение уже непосредственно из жителей Балкан: «Выбрав затем из них болгар, сербов и греков, составить из них отдельные роты или команды и распустить за Дунаем прокламации, приглашая всех христиан... присоединиться к составившемуся уже ополчению болгар или сербов, или греков; объявив притом, что каждому явившемуся воину дано будет оружие, порох, провиант и деньги, платимые помесячно». «У нас есть, как упомянуто более страшное для турецкой империи оружие, успеху которого ни одно государство в Европе воспрепятствовать не может: это влияние наше на христианских племена в Турции», — убеждал «отец-командир» своего бывшего подопечного⁴.

Граф Паскевич-Эриванский

В правительственных кругах очень осторожно отнеслись к идее привлечения балканских волонтеров. Еще слишком свежи были воспоминания о недавней венгерской революции 1848 г., в подавлении которой участвовали русские войска, и сильны опасения, чтобы, как выразился сам Николай, «все это освободительное движение не вылилось в революционное брожение». Поэтому на первом этапе в Санкт-Петербурге решили ограничиться зондажом политической почвы и усилением тайной, закулисной дипломатии. В начале января 1853 г. в Черногорию со специальной миссией был направлен знаток Балкан, человек, прекрасно знавший местную обстановку, свободно объяснявшийся по-сербски, Егор Павлович Ковалевский. В августе 1853 г. из Вены в Сербию в качестве специального посланника был направлен еще один опытный дипломат и разведчик Феликс Фонтон⁵. Ему активно помогал российский консул в Белграде Мухин, чья задача, как прямо указывал канцлер Нессельроде, заключалась в подготовке народного восстания в Сербии и Боснии. Весною 1854 г. в Сербию и Черногорию послали русского генерала, грека по происхождению, Ивана Саллоса, которому также поручалось выяснить возможности выступления этих народов. В саму Грецию с аналогичной целью был командирован статский советник Константин Базили, «албанский грек», блестящий знаток Востока⁶. Отметим, что участие семьи Базили в греческом освободительном движении навсегда сохранило в нем глубокое сочувствие угнетенным народам Османской империи и интерес к их борьбе против турецкого гнета. Известно о контактах с командиром греческого повстанческого отряда Цами Каратассосом, высадившимся весною 1854 г. в Халкидики (Македонии), русского консула в Салониках Ангела Мустоксиди⁷. Существуют также отрывочные и не подтвержденные документально упоминания о направлении в Грецию «особого царского агента», который проводил там «кампанию по отторжению Эпира и Фессалии от турок» и якобы передал повстанцам 300 тысяч руб.⁸ В целом усилия всех этих дипломатов, бесчисленных агентов и разведчиков оказались малоэффективными из-за противоречивого требования МИДа — «восстание готовить, но не начинать».

Тем не менее внимание официального Петербурга было приковано к Греческому королевству, чья внешняя политика в ходе разрастающегося международного конфликта уверенно «дрейфовала» в сторону России. Из Афин на Певческий мост, где располагался российский МИД, шли оптимистичные сообщения о том, что общество «совершенно подготовлено к сильному и общему восстанию» и все надежды «на улучшение своей участи связывает с Россией»⁹. Однако каких-либо серьезных шагов по укреплению намечавшегося военно-политического альянса между Россией и Грецией так и не было предпринято. Единственным исключением стал двухдневный визит в Афины начальника штаба Черноморского флота и портов вице-адмирала В.А. Корнилова, назначенного в свиту князя А.С. Меншикова, отправлявшегося на переговоры в Константинополь. 15 марта 1853 г. на пароходе «Громоносец» Корнилов прибыл в столицу Греции, где провел встречу с королем и членами правительства. Официально визит русского адмирала в Афины объяснялся археологическими и историческими интересами адмирала. Греками визит Корнилова воспринимался как часть политической линии России, связанной с миссией Меншикова, и как факт моральной поддержки территориальному расширению страны в случае военного конфликта России с Турцией¹⁰. Была и потаенная, закулисная часть этого визита. Меншиков направлял Корнилова в Смирну и Пирей с разведывательной целью «для осмотра французской эскадры, с особою запискою о военных судах этой эскадры»¹¹. Сам Меншиков, как пишет отечественный историк О. Петрунина, параллельно с турками вел переговоры с греческим посланником Метаксасом о возможном участии Греции в войне на стороне России¹².

Император Николай I

На деле все ограничилось дипломатической игрой, своего рода зондажом военно-политического потенциала греков. Николай I стремился обеспечить свободу внешнеполитического маневра в переговорах с западными державами, не торопясь связывать себя какими-либо обязательствами по отношению к Греции, чьи правящие круги и общество жаждали воссоединения всех греческих земель и территориального расширения. Поэтому он советовал греческому королю «сидеть спокойно у моря, ждать погоды»¹³. Более откровенно он высказался 21 февраля 1853 г. в разговоре с английским посланником сэром Гамильтоном Сеймуром. Полагая, что он говорит с джентльменом, царь неосторожно обмолвился, что не намерен допустить восстановления Византийской империи или территориального расширения Греции, способного превратить ее в «сильное государство»¹⁴. Опасностью восстания балканских христиан Николай всего лишь пытался шантажировать как турок, так и Австрию. Е. Тарле в «Крымской войне» процитировал замечание царя на донесении российского посланника в Великобритании барона Бруннова. Тот выражал опасения по поводу возможного срыва мирных переговоров из-за волнений среди христианского населения Турции. «Вот где опасность, на которую я указываю австрийскому императору, — с удовлетворением сделал ремарку Николай, — тут я ничем не могу воспрепятствовать»¹⁵. И только гипотетически, «по необходимости», он рассуждал о перспективах появления на Балканском полуострове автономных государств, которые впоследствии могли бы «вновь стать тем, чем они были, княжествами, христианскими государствами и, как таковые, вновь вступить в семью христианских стран Европы при гарантии свободы религии, организации, их отношения между собой и с соседями»¹⁶. Образно говоря, вся внешняя политика Николая на Балканах на рубеже 1853—1854 гг. напоминала неустойчивую чашу весов. Пока на одну тарелку западными союзниками не была опущена тяжелая гиря в виде вооруженной коалиции, тем самым опрокинув весь часовой механизм, царь сохранял интерес к своему виртуальному детищу.

Летом 1853 г. под заунывные звуки генерал-марша русские войска пересекли реку Прут у Скулян. В последующий месяц были оккупированы турецкие вассальные княжества Валахия и Молдавия. Дипломатическая фаза конфликта медленно перерастала в военную. Новости о занятии русскими Ясс и Бухареста и военных приготовлениях Франции вызвали панику на фондовой бирже, обрушив ценовые котировки производителей сельскохозяйственной продукции и зерновых экспортеров¹⁷. Осенью на Дунае раздались первые выстрелы. Султан, провоцируемый Англией и Францией, наконец решился объявить войну России. В то же время боевые действия сторонами практически не велись: сойдясь пару раз в кровопролитном клинче на полях Ольтеницы и Четати, русские и турки занялись изнуряющей позиционной войной. Холода, бездорожье, отсутствие подножного корма ограничивали естественную мобильность обеих противоборствующих армий. Общим был выжидательный modus vivendi. Турки укрепляли линию обороны в расчете на обещанную военную помощь от Лондона и Парижа, а Петербург строил стратегические планы в расчете на действия балканских христиан в тылу врага. Только тогда вспомнили о греках, чье восстание и могло, по словам Николая, «воспламенить славян». Зима и начало весны 1854 г. прошли в напряженном ожидании известий с греко-турецкой границы и возможных перспективах в связи с этим событием — об этом свидетельствует интенсивный обмен мнениями между царем, Горчаковым, Нессельроде и военным министром Долгоруковым. Вот хронология этой переписки.

Греческая карикатура на Россию времен Крымской войны

6 (19) декабря 1853 г. Горчаков в очередном донесении поздравил императора с днем ангела и недавней победой при Синопе. Однако не это волновало русского командующего. Получив информацию о готовящемся греческом восстании, он спрашивал царя, «какое благоугодно... дать этому делу направление». В этом же послании, как бы рассуждая, Горчаков приводил доводы, что греков «поощрять еще рано», так как прекрасно знал взгляды Николая на этот предмет. «Притом в настоящее время восстание этерии на юге — и против воли греческого правительства — могло бы иметь последствием занятие Греции или турками, или англичанами, или французами», — замечал Горчаков¹⁸. 27 января уже нового, 1854 г. Горчаков вновь возвратился к теме греков. По этому поводу он уже успел отписать канцлеру Нессельроде, поэтому для царя оставил многозначительную приписку: «Граф Нессельроде доложит Вам, всемилостивейший государь, донесение насчет греческой этерии. Делегаты уверяют, что восстание начнется в феврале. Но правда ли это?»¹⁹

1 февраля сам Николай, упоминая о почти неизбежной войне с Францией и Англией и осложняющихся в этой связи перспективах военной кампании на Дунае, сам поднял тему предстоящего восстания христиан. «Мы далее не пойдем, доколь не объяснится, какое влияние на дела будет иметь восстание христиан и в какой силе оно разовьется», — то ли вопрошал, то ли размышлял император²⁰. Поэтому в новом плане кампании на 1854 г., собственноручно начертанном Николаем Павловичем, он повторил этот тезис в утвердительной форме: «Положительно принято было не следовать за Дунай, доколь восстание христиан не сделалось бы общим и не приняло таких размеров, чтобы действительно угрожало тылам и сообщениям турок, особенно в горах»²¹. «Быть может, что и греческое восстание повлечет за собой восстание Герцеговины, и, быть может, и Сербии и Булгарии, несмотря на усилия австрийцев их удержать. Тогда, сомнения нет, все обстоятельства примут для нас гораздо выгоднейший оборот», — отмечал он²².

Князь Горчаков

В январе 1854 г. греческие патриоты организовали вооружённое восстание в Эпире, Фессалии и других греческих землях, находившихся под властью Турции. В письме к военному министру от 3 февраля 1854 г. Горчаков, ссылаясь на информацию афинской газеты «Зон», которую называл «органом партии движения», писал, что «по-видимому, действительно, этерия начинает возбуждать край восстанию». Вместе с письмом Горчаков приложил извлечение из газеты, в которой указывалось, что греки «сражаются под синим знаменем с белым крестом, на котором значится надпись in hocsigno vinces императора Константина. Под крестом надпись: "Свобода или смерть"»²³. На сообщение о восстании практически сразу же, буквально через день, реагирует Николай I: «Между прочим, восстание в Греции началось, но с каким успехом — еще не знаю; любопытно, будет ли иметь отголосок на сербов, надеюсь, что зрителями не останутся»²⁴. 6 февраля из Бухареста следует очередное «верноподданнейшее» письмо Горчакова. Он возвращается к своей прежней аргументации, что восстание греков началось само по себе, без влияния извне и подстрекательств со стороны российского самодержца, которому сама мысль о том, что чьи-либо подданные, даже турецкого султана, его нынешнего политического противника, способны на восстание, кажется порочной. «Вы его не возбудили, но, кажется, угодно Всевышнему вручить Вам, Всемилостивейший государь, это новое оружие против неистовых врагов ваших», — впадает в патетический тон Горчаков²⁵. Полученные «сведения о действиях греческой гетерии» князь также направил графу Нессельроде. Через два дня, 8 февраля, Горчаков вновь поднимает тему греческих повстанцев: «Что же касается до греческой этерии, которая, кажется, уже начала восстание, то может быть полезно и из этого оружия извлечь пользу косвенными мерами»²⁶.

Наконец, 18 февраля 1854 г., Николай, размышляя об эффективности деятельности русского агента на Балканах Фонтона, которому было поручено держать связь с сербами и болгарами, сделал свой вывод: восстание в Греции «серьезно». Но, судя по дальнейшей ремарке: «Будет ли успех действия, не угадаю; боюсь, что рано начали и особенно, ежели нет готового сочувствия в сербах...», — очевидно, что царь все еще сомневался²⁷. Вдогонку предыдущим посланиям Горчаков, получивший новые сведения от греческих заговорщиков, пишет 16 февраля: «Сейчас получил сведение о действиях греческой этерии о восстании; кажется, дело разгорается»²⁸. Но в Петербурге, где скапливалась информация из разных источников о событиях в Эпире, Фессалии и Македонии, не собирались разделить чрезмерный оптимизм своего командующего. «Восстание греков, успех покуда не велик» — это уже ответ царя Горчакову от 24 февраля. «Что дальше будет, быть может оттянет часть англичан и французов туда»²⁹.

«Туда» — это подальше от Валахии и Молдавии, от войск Горчакова, который уже начал планировать операцию будущего десанта через Дунай. Чем дальше затягивал Петербург с планами реальной поддержки греков, тем более зыбкой становилась надежда на то, что восстание станет носить общебалканский характер. В письме императора Горчакову от 20 марта (1 апреля) звучали практически минорные ноты — «разве успехи греческого восстания не воспламенят славян до того, что они пренебрегут угрозами Австрии подымутся без нас»³⁰.

Примечания

1. Планы и предначертания императора Николая Павловича; мнения и записки князя Паскевича // Русская старина. Т. XVI. СПб., 1876. С. 683.

2. Война России с Турцией и её союзники, 1853—1854 гг.: Планы, предначертания и письма императора Николая Павловича; донесения и записки князя И.Ф. Паскевича и кн. М.Д. Горчакова // Русская старина. Т. XVII. СПб., 1876. Выпуски 9—12. С. 146.

3. Планы и предначертания императора Николая Павловича; мнения и записки князя Паскевича // Русская старина. Т. XVI. СПб., 1876. С. 684—687, 695, 700—701.

4. Всеподданнейшая записка князя Паскевича, 11 сентября 1853 г. // Там же. С. 692—693.

5. Љубодраг П. Ристић. Велика Британија и Србија: (1856/1862). Београд: Балканолошки институт САНУ 2008. С. 39—40; Феликс Фонтон (1801 — ум. после 1868) — чиновник Главной квартиры действующей армии И.Ф. Паскевича, участник Русско-турецкой войны 1828—1829 гг., впоследствии дипломат, чрезвычайный посланник и полномочный министр при дворе короля Ганноверского и великого князя Ольденбургского, тайный советник.

6. Никитин С.А. Очерки по истории южных славян. М., 1970. С. 126.

7. Papoulidis, Constantinos. Quelques éléments nouveaux concernant les plans insurrectionnels de Tsami Caratasse, sur la délivrance des peuples balkaniques en 1860 // Greek-Serbian Coopération 1830—1908, Institute for Balkan Studies of the Serbian Academy of Sciences and Arts, Belgrade, 1982. P. 107—108.

8. Павлович П.П. Авантюры русского царизма в Болгарии. М., 1935. С. 185; греческий историк Д. Донта, исследовавшая вопрос о восстании 1854 г., также отмечала, что в ту пору в стране действовали «безответственные русские агенты, распространявшие несколько сотен рублей и туманные обещания» // Δοντά, Δόμνα. Η Ελλάςκαι αι δυνάμεις κατά τον Κριμαϊκόν πόλεμον. Θεσσαλονίκη, 1973. Σ. 81.

9. АВПР. Ф. Канцелярия. 1853. Д. 1. Л. 482: И.Э. Персияни — К.В. Несесельроде 4 (16) дек. 1853 г.; Зайончковский А.М. Восточная война 1853—1856 гг. Т. II. Ч. 2. СПб., 1913. С. 639.

10. Kofas, Jon V. International and domestic politics in Greece during the Crimean War. New York, 1980. P. 39—40; Δοντά, Δόμνα. Η Ελλάςκαι αι δυνάμεις κατά τον Κριμαϊκόν πόλεμον. Θεσσαλονίκη, 1973. Σ. 23—24, 26; Grèce //Revue de l'Orient et de L'Algérie: bulletin de la Société orientale, V. II. Tome XV—XVII. Paris, 1854. P. 311.

11. Записка ген.-адъют. князя Меншикова, от 12 марта // РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Т. 2. Д. 5409.

12. Петрунина О.Е. Греческая нация и государство в XVIII—XX вв.: очерки политического развития. М.: КДУ 2010. С. 376.

13. Зайончковский А.М. Восточная война 1853—1856 гг. Т. II. Ч. 1. СПб.: Экспедиция изготовления государственных бумаг, 1913. С. 600.

14. Потемкин В.П. История дипломатии. Т. 1. М., 2015. С. 440.

15. Тарле Е.В. Крымская война. Т. I. М.—Л., 1941. С. 221.

16. Виноградов Н. Восточный вопрос, Балканы и Россия // История. Культура. Этнология. Доклады российских ученых к VII Международному конгрессу по изучению Юго-Восточной Европы (Салоники, сентябрь 1994). М., 1994. С. 116—117.

17. Daily Southern Cross, Volume X, Issue 659, 21 October 1853. P. 3.

18. Война России с Турцией и её союзники, 1853—1854 гг.; планы, предначертания и письма императора Николая Павловича; донесения и записки князя И.Ф. Паскевича и кн. М.Д. Горчакова // Русская старина. Т. XVII. СПб., 1876. С. 163—164.

19. Там же. Книга X. Т. XVII. СПб., 1876. С. 354.

20. Там же. С. 357.

21. Война России с Турцией... С. 359.

22. Там же. С. 360—361.

23. Князь М.Д. Горчаков — военному министру. Букарест. 3 февраля 1854 г. // Русская старина. Т. XVII. СПб., 1876. С. 814.

24. Император Николай — кн. М.Д. Горчакову. С.-Петербург. 5 февраля 1854 г. // Русская старина. Т. XVII. СПб., 1876. С. 815.

25. Всеподданнейшие письма князя М.Д. Горчакова. Букарест. 6 февраля 1854 г. // Там же. С. 816.

26. Там же. Букарест. 8 февраля // Там же. С. 817.

27. Император Николай — кн. М.Д. Горчакову. С.-Петербург. 18 февраля 1854 г. // Там же. С. 818—819.

28. Всеподданнейшие письма князя М.Д. Горчакова. Браилов. 16 февраля 1854 г. // Там же. С. 819.

29. Император Николай — кн. М.Д. Горчакову. С.-Петербург. 24 февраля 1854 г. // Русская старина. Том XVII. 1876. Вып. 9—12. С. 823.

30. Русская старина. Т. XVII. СПб., 1876. С. 827.