Дмитрий Лосев. Учитель русской словесности. О Юрии Галабутском и его ученике Максимилиане Волошине

ЛОСЕВ Дмитрий Алексеевич (р. 1968) (Феодосия)
Журналист, издатель, краевед. Главный редактор Издательского дома «Коктебель», альманаха «Крымский альбом», газеты «Феодосийский альбом». Автор-составитель и редактор книг, в том числе: А. Грин «На облачном берегу» (Феодосия, 1995); «Феодосия, мой древний град» (1997); В. Купченко «Киммерийские этюды» (1998); С. Елпатьевский «Крымские очерки. Год 1913-й» (1998); М. Волошин «Я к нагорьям держу свой путь» (1998). Статьи публиковались во всех выпусках «Крымского альбома».

Вот уже и окончание полного гимназического курса. В пятницу, 6 июня 1897 года, двадцатилетний Максимилиан Кириенко-Волошин, известный в Феодосии поэт, получает аттестат зрелости. В учебном документе, в основном, «четверки» — по Закону Божию, логике, латинскому языку, математике, физике, географии. Знания по греческому и немецкому языкам оценены на «три». Но есть и две «пятерки». Одну поставил учитель истории Дмитрий Владимирович Мышкин¹, вторую — Юрий Андреевич Галабутский², преподававший русский язык и словесность.³

Годы спустя, в январе 1902-го, в письме подруге юности Волошин назовет Галабутского «единственной светлой точкой между всеми педагогами русского классического болота, которую я встретил за все свое долголетнее странствование по русским гимназиям»⁴. Будущий поэт был признателен своему любимому учителю за многое. Именно Галабутский первым дал оценку поэтическим опытам своего ученика, поддержал, впервые опубликовал его стихотворение, а еще научил любить родной язык, увлек русской литературой. Оглядываясь на годы, проведенные в Феодосийской мужской гимназии, Волошин писал об учителе: «Я думаю, не один из его учеников обязан ему своим «спасением» от классической гимназии. Это единственный умный и толковый педагог, которого я знал и к<ото>рый умел возбудить интерес к русскому языку и к русской литературе в таких идеальных оболтусах, какими сверкала в мое время Феод<осийс>кая гимназия»⁵.

Все годы своей жизни в Феодосии учитель русской словесности Юрий Андреевич Галабутский был в городе личностью известной и уважаемой. В разное время он преподавал в различных учебных заведениях Феодосии — в дореволюционной гимназии, и в советском педтехникуме. Уезжал из города и вновь возвращался. Помимо своей основной, преподавательской, деятельности, он откликался на многое в проблемах города, что было по силам опытному педагогу. «В свое время он мечтал о профессуре и написал магистерскую диссертацию, но материальные и семейные условия заставили его тянуть долголетнюю лямку провинциального учителя»⁶, — писал Волошин. Наверное, так бы и кануло в Лету имя учителя русского языка, если бы не его знакомство с Волошиным, переросшее в многолетнюю дружбу, и мемуары об Айвазовском⁷, написанные Галабутским всего за несколько лет до смерти. Именно эти обстоятельства и сохранили для феодосийцев память о талантливом земляке.

Вообще, о Юрии Андреевиче мы знаем не так много. Практически все известные факты его биографии были выявлены в архивах, воскрешены и нашли отражение в литературе благодаря Владимиру Петровичу Купченко. Выдающийся литературовед, биограф Волошина, создатель Дома-музея в Коктебеле, узнав о готовящихся к публикации в «Крымском альбоме» мемуарах Галабутского, любезно поделился всеми имеющимися у него сведениями и документами, которые могли бы рассказать о гимназическом учителе поэта. Эти неизвестные свидетельства и прочитанное ранее в ряде работ Купченко помогли составить портрет человека.

Родился Юрий Андреевич в Одессе 23 апреля (6 мая) 1863 года. Получив профессию учителя русского языка и литературы, в 1886 году, как пишет в мемуарах сам Галабутский, он был направлен в Феодосийскую гимназию, где он проработал почти одиннадцать лет — до июня 1897 года. К этому времени и относятся его знакомство с великим Айвазовским и общение с гимназистом, будущим «коктебельским мудрецом» Максимилианом Волошиным. О знакомстве Кириенко-Волошина и Галабутского известно нам из гимназического дневника поэта. Запись от 3 октября 1893 года лаконична: «Дал Галабутскому свои стихи. Что-то будет!»⁸

А вот более обстоятельно о том, что побудило показать свои первые стихи именно Галабутскому и его реакции на них, Максимилиан Александрович вспомнил и занес в свой дневник уже спустя почти сорок лет. 10 марта 1932 года он записал: «Когда я стал расспрашивать товарищей <из> других классов об их преподавателях, то многие из них мне указали на самого интересного и талантливого — учителя русс<кого> языка Галабутского. Я взял тетрадку своих стихов и пошел ему показывать, Он жил в классическом месте Феодосии — на Карантинной горе, в доме Купидонова. У меня осталось в памяти благообразное молодое лицо с мягкой украинской усмешкой, его ласковый прием. Через несколько дней я узнал его более подроб<ный> отзыв о моих стихах. Это было так. Первым товарищем, с котор<ым> я более подружился, был Владимир Калагеоргиев Алкалаев⁹, сын богатых херсонских помещиков, баловень своих родителей. Он в эти дни заболел. Я был у него, когда к нему приехал доктор<...> Алексеев¹⁰.<...> Поставивши больному градусник, он стал занимать пациента разговором. И спросил его, не знает ли он в гимназии ученика Кириенко? «А почему он Вас интересует?» — спросил больной. «А мне Галабутский говорил, что недавно к нему пришел Кириенко и оставил тетрадь со стихами, стихи очень хорошие, настоящие, он очень их хвалил и говорил, что из него выйдет поэт «большого размера — будущий Пушкин». Тут я не выдержал и закричал: «Ведь это я!» Д<окто>р Алексеев, чел<овек> умный, тактичный и злой, почувствовал, что он сделал непростительную педагогическ<ую> ошибку. Поспешил взять свои слова обратно. Но дело уже было сделано. Я ушел от Алкалаева сияющий и счастлив<ый>, торжествуя свое крещение. От Галабутского и пошла моя феодосийская слава»¹¹.

Ю.А. Галабутский. Фото ок. 1900 г.

Старый район Феодосии, где жил Ю. Галабутский. Фотооткрытка нач. XX в.

Отзыв Юрия Андреевича значил многое, с его мнением считались, поэтическому чутью доверяли. Стихи юного поэта сначала признали его педагоги, а затем известность вышла и за гимназические стены.

20 сентября 1894 года Феодосийская мужская гимназия хоронила своего многолетнего директора Василия Ксенофонтовича Виноградова¹². Галабутский выступил с речью: «...Я к вам обращаюсь, наши питомцы!<...> Да, крепкими узами взаимной сердечной любви вы связаны были с почившим вашим наставником, отцом и другом! Неужели же теперь, когда и этот дорогой прах будет взят землею, порвется та духовная нить, которая соединяла вас с почившим, неужели конец духовному единению, которое в течение многих лет, словом и примером, созидал он в стенах этого учебного заведения? Нет!<...> Сохраните же как святыню то, что отдал он вам!..¹³

Уже на кладбище, у могилы была произнесена речь учителем Д.В. Мышкиным, а ученик шестого класса Максимилиан Кириенко-Волошин прочел свое стихотворение «Над могилой В.К. Виноградова»¹⁴:

Да, он умер... Полны изумленья, Мы стоим пред могилой немой, Будто здесь отдохнул от мученья Кто-то близкий, любимый, родной...¹⁵

Среди присутствовавших на похоронах был И.К. Айвазовский. В дневнике 1932 года Волошин писал: «Когда умер Виноградов, я почувствовал, что мне необходимо стать выразителем обществ<енного> мнения. Я написал небольшое ст<ихотворение>, котор<ое> прочел на его могиле. Это фактическ<и> было первое мое напечатанное стихотворение — в маленьком сборничке, составленном феодос<ийскими> преподавателями и посвященном памяти В.К. Виноградова»¹⁶. Книжка, о которой говорит Волошин, была составлена и подготовлена к печати Галабутским. По всей видимости, она была издана в конце лета 1895 года (дозволена цензурой в июле),¹⁷ хотя в воспоминаниях Волошина и письме Галабутского указывается апрель.

Обложка сборника

В изданный сборник помимо речей преподавателей и стихотворения Кириенко-Волошина составитель включил наброски автобиографии Виноградова и свою статью «Василий Ксенофонтович Виноградов как педагог» из журнала «Педагогический Еженедельник»¹⁸. Автор много хороших слов говорит о директоре Феодосийской мужской гимназии и особо подчеркивает мысль: «В педагогическом деле, направленном к тому, чтобы воспитать в юношестве это «святейшее из званий», слова педагог и человек, по-видимому, должны быть синонимами. В действительности далеко не всегда так бывает, и о педагоге-человеке говорят обыкновенно, как о явлении редком. Причина этого грустного факта кроется, между прочим, в чрезвычайной трудности и, так сказать, исключительности педагогического дела».¹⁹

О Галабутском-учителе в дневнике Волошина записей немало. 3 октября 1893 года: «Мы будем систематически изучать рус<скую> литературу послегоголевского периода. Галабутский говорил, что надо изучать в таком порядке: Тургенев, Гончаров, А. Толстой, Писемский, Достоевский. Господи! Как было бы хорошо!»²⁰

В своем позднем дневнике Волошин вспоминает ценные педагогические качества своего учителя. Рассказывая о гимназических сочинениях, он подчеркивает, что Галабутский «мог оценить подаваемые ему работы». И далее: «Должен сознаться, что он от моих «сочинений» иногда приходил в отчаяние и возвращал мне тетрадку со словами: «Как фельетон это очень хорошо, но как гимназическое сочинение это настолько выпадает из всяких рамок, что нельзя это ценить никакой отметкой»...»²¹ Поэт вспоминает и конкретный случай, связанный с сочинением на тему о «Памятнике» Пушкина. Перед этим сочинением Волошин познакомился со статьей Д.И. Писарева «Пушкин и Белинский» с полемическим развенчанием «устарелого кумира». Мысли, навеянные работой выдающегося критика, отразились в гимназическом сочинении. «К счастью, в Галабутском не было никакой «формальности» и никакого формального отношения к делу»²², — подчеркивал Волошин.

Не только в гимназии Кириенко-Волошину удавалось общаться со своим любимым учителем. Иногда Максимилиан бывал у Галабутского дома, брал для чтения книги.²³

Феодосийских фотографий Юрия Андреевича сохранилось немного. Пожалуй, на самой ранней из них Галабутский сидит за столиком вместе с Волошиным и другими гимназистами. Снимок был сделан 8 декабря 1896 года. В этот день в помещении женской гимназии состоялся литературно-музыкальный вечер. Премьера спектакля «Бежин луг» «прошла прекрасно». Режиссером выступил Волошин, который на вечере еще и читал стихотворение Фруга «Дочь Иефая». Волошин написал матери: «Говорят, что некоторые чуть не заплакали, а Айвазовский, когда дошло до самого трагического места, закрыл лицо руками»²⁴.

Наступивший 1897 год стал для Галабутского последним в Феодосийской мужской гимназии. Весной новый директор гимназии Василий Федорович Гролих²⁵, исполняя предписание по Новороссийскому учебному округу, указал каждому преподавателю дать расписку в том, что «он не будет брать взяток и писать доносов». Юрий Андреевич отказался подписать такую бумагу. Волошин вспоминал: «Никто из других педагогов никак понять не мог, что он мог найти обидного в такой расписке. А сделал он это как раз в тот момент, когда должен был состояться его перевод в Одессу, о чем он мечтал всю жизнь»²⁶.

Неожиданное продолжение истории случилось 19 мая. Накануне гимназисту Волошину передали пожелание самого Айвазовского поговорить о последних событиях в гимназии и в том числе о Галабутском. Для этого Волошин и Александр Пешковский²⁷ приезжали в имение Шах-Мамай. В дневнике молодого поэта в тот же день появляется пространная запись разговора с великим художником:

«Айв<азовский>: Я вас пригласил, господа, потому, что хотел переговорить с вами относительно последней истории в вашей гимназии, т.е. об удалении этого учителя... как его?.. Гала... Галабутского... Так я слышал, что у вас какие-то волнения там...

Я. Волнений между учащимися нет: вы неправильно поняли. Алек<сандра> Ив<ановна>²⁸ употребила в письме слово «волнения» в том смысле, что гимназисты очень огорчены отставкой лучшего и любимейшего учителя.

Айв<азовский>. Да... Так вот, я хотел предупредить через вас других учеников, чтобы они не устраивали никаких демонстраций против директора, потому что это может только повредить Галабутскому. Я же лично в этом деле не могу ничего сделать, так как я недавно беспокоил министра по поводу постройки нового здания гимназии и я не могу его больше беспокоить. Галабутский поступил, конечно, благородно, но ведь другие же подписали эту бумагу, так следовало и ему. Зачем непременно выделяться? Да и он еще там что-то писал попечителю и обвинял директора, что он не ту форму бумаге придал. Ну, видите ли, это неудобно. Придется уже примириться с его удалением. Я вообще... я держусь взглядов... я, собственно, не... не... не...

Мы находились в большом затруднении. Он, очевидно, никак не мог подобрать слово и ждал, что мы ему подскажем, а мы совсем не знали, за кого он себя желает выдать — за либерала или консерватора. Наконец он вспомнил: «Я не сторонник деспотизма и сознаю, что у нас в России совершается много неприятных вещей, но что ж — сознаёшь это, а нужно все-таки примиряться»...»²⁹.

Стены Феодосийской гимназии Галабутский был вынужден покинуть. Но выйти в отставку не пришлось. «Ему сейчас же предложили место в ведомстве императрицы Марии в Керчи»³⁰, — вспоминал Волошин. Об отъезде своего любимого учителя поэт узнал уже в сентябре в Москве из письма Александры Петровой³¹. И тут же написал Юрию Андреевичу.³²

У них завязывается переписка: большая часть ее сохранилась в архиве Волошина в Институте русской литературы в Петербурге (одиннадцать писем Волошина Галабутскому и тридцать семь обратных писем). Переписка продолжается и во время путешествия Волошина по Европе. В декабре 1899 года, полный впечатлений об увиденном, поэт пишет Галабутскому из Берлина. 23 февраля 1900 года Юрий Андреевич советует Максимилиану «описать свои заграничные впечатления, в прозе или стихах»³³. А 30 апреля, получив письмо Волошина со стихами о Париже, считает, что они «очень живы, искренни, словом, хороши». В этом же письме благословляет своего ученика на «журнальный путь»³⁴.

Ко времени пребывания учителя словесности в Керчи относится и его сотрудничество с журналом «Русская школа». Издание выходило в Петербурге, Галабутский публиковался в нем под псевдонимом «Юрий Андреев»³⁵. Немало писал он и для керченской газеты. Уже после отъезда из города, Галабутский признался в письме Волошину: «Увлекала меня работа в новой газете «Южный курьер»³⁶.

В августе 1900-го в Керчи своего учителя навещает Волошин. Беседы, чтение стихов и, конечно, фотография на память, сделанная в ателье М. Рубинчика.³⁷

А уже в следующем году Галабутский покидает Крым, устремляясь в Польшу — «желая быть все-таки поближе к центрам». 25 августа 1901 года он пишет Волошину: «Уже три недели как я в Варшаве»³⁸. Живет на Золотой улице³⁹, преподает в частном коммерческом училище.

В январе 1902-го в Париже Волошин, рекомендуя Галабутского в новое учебное заведение в Москве, сообщал Л.О. Вяземской⁴⁰: «Недавно он мне писал, что положение его как учителя русского языка в Польше очень давит, хотя их гимназия и не задается идеями обрусения, но на возможность нового перехода отсюда он уже не надеется. Я его могу тебе рекомендовать как единственного педагога, к кот<оро>му я чувствую благодарность, и как удивительно честного и умного человека. В политическом отношении он очень умерен, а в полицейском безукоризнен. Конечно, если бы ему представилась возможность уйти из Варшавы в М<оск>ву, он ухватился бы за неё с радостью, т. к. мечта его жизни — получить место в одной из столиц»⁴¹.

Последнее варшавское письмо Галабутского Волошину датировано 16 марта 1902 года. А уже следующее — из Риги, 14 апреля 1910 года. Юрий Андреевич благодарит за сборник стихов: «Врезалось при беглом чтении яркое стихотворение "В цирке"». И сообщает, что «летом мы все собираемся в Феодосию,<...> конечно, увидимся»⁴².

Летом 1910 года Галабутский с женой Анной Яковлевной⁴³, как и обещал, побывали в Киммерии. 26 июля из Феодосии он писал Волошину: «22-го мы были в Коктебеле, проездом из Судака, но сильный дождь помешал нам разыскать Вас»⁴⁴. Но уже 28 июля, около 11 часов утра Галабутские приезжают в гости к Максимилиану Александровичу в Коктебель.⁴⁵

Помимо преподавательской деятельности Юрий Андреевич не прекращает сотрудничать с журналами. В «Историческом вестнике», издававшемся в Петербурге, в 1905 году бывший учитель Феодосийской мужской гимназии публикует свою статью «Айвазовский в Феодосии»⁴⁶.

Летом 1916 года Галабутский вновь побывал в Крыму. Приезжал из Петрограда в Феодосию. И, конечно, встречался с Волошиным.⁴⁷ А 31 октября поэт сообщает в письме А. Пешковскому, что их гимназический учитель «занимает важный пост в Министерстве торговли и промышленности»⁴⁸ в Петрограде.

В 1917-м Галабутский снова в Крыму. И уже надолго. 14 июля он пишет Волошину: «Вот уже месяц, как я в Ф<еодос>ии. Учительский союз устраивает вечер, на котором я прочту небольшую лекцию на тему "Русская школа на пороге новой жизни"»⁴⁹. Об этом вечере сообщила читателям и газета «Южные ведомости»: «В четверг, 20 июля, в гимназии Гергилевич в пользу Учительского союза будут прочитаны доклады директором Рижской гимназии Ю.А. Галабутским (Русская школа на пороге новой жизни) и М. Волошиным (о Верхарне)»⁵⁰.

Не созерцанием перемен, а собственным посильным участием в общественной жизни города были наполнены дни 55-летнего педагога. И в письмах своему бывшему ученику Юрий Андреевич продолжал сообщать феодосийские новости. 11 июля 1918 года он писал: «...В воскресенье, 21 июля, устраивается в Феодосии «день просвещения». Цель — собрать средства на поддержание школ для взрослых и народного унив<ерсите>та. Накануне этого дня, т. е. в субботу, 20 июля, предполагается выпустить листок-газету под заглавием «День просвещения». Редакция этого издания возложена на меня. Я оч<ень> прошу Вас дать для листа одно-два Ваших стих<отворен>ия...»⁵¹

Следы деятельности Галабутского тех лет сохранились и в документах Крымского госархива. Из них известно, что 4 ноября 1919 года Юрий Андреевич выступал с докладом на заседании Феодосийской городской думы. «Галабутский, инициатор восстановления народного университета, докладывает, что в начале ноября 1919 г. народный университет и народные курсы стараниями городской управы вновь открыты. Оба заведения ранее находились в ведении Союза учителей и выделенной им особой комиссии, но обе организации в этот период не работали из-за внутренних противоречий».⁵²

Любопытные свидетельства начала 1920-х годов о Галабутском сохранились в дневнике Германа Гауфлера⁵³. О самом «Дневнике феодосийского гимназиста», выявленном недавно Владимиром Купченко в семье автора, историки и краеведы отозвались после публикации его в «Крымском альбоме»⁵⁴ как об уникальном документе эпохи. Сын Вениамина Людвиговича Гауфлера⁵⁵, основателя музыкальной школы в Феодосии, соученика Волошина по гимназии, вел записи в 1919—1924 годах. Помимо событий в семье, мальчик фиксировал городские и школьные новости. Дневник наполнен именами феодосийцев, с которыми свела судьба Германа.

«Я поступил в группу к Елизавете Николаевне Талызиной⁵⁶, — сообщает двенадцатилетний мальчик 19 октября 1921 года. — Она составила группу в 9 человек и пригласила преподавать самых лучших учителей в городе: Галабутского — по русскому...»⁵⁷ А вот запись 9 мая 1922 года: «В субботу же было рождение Ю.А. Галабутского. Мы ему преподнесли пирог, бюст Толстого и букет. Он был очень рад и весь вечер ходил счастливый, ему напомнились прежние времена»⁵⁸.

Преподавал Юрий Андреевич у Германа чуть меньше года. Из дневника известно, что 21 августа 1922 года «уехал в Петербург учитель из нашей группы — Галабутский. Его провожала вся группа и еще много народу»⁵⁹. Отношение школьников к его урокам Гауфлер замечательно выразил через месяц после отъезда учителя. 22 сентября он записал, что в их группе появился новый преподаватель русского языка и литературы: «Он тоже хороший учитель, но все-таки от него до Галабутского, как от земли до неба. Уроки у него большею частью нудные, скучные».

После долгого перерыва, весной 1924 года, Волошин посетил Петроград. Встречался со многими знакомыми — литераторами, художниками. Тогда же состоялась и встреча с бывшим учителем словесности.⁶⁰ В том же году Галабутский вновь возвратился в Феодосию. И теперь уже навсегда.

25 декабря он писал Волошину: «С 1 октября я опять водворился в Ф<еодос>ии <...> живу в Педтехникуме (быв. здание муж. гимн<азии>, выстроенное Гролихом), где мне дали квартиру, состоящую, впрочем, из одной только комнаты»⁶¹.

В этом же письме Галабутский напоминал поэту, что в новом году исполняется 30-летие его литературной деятельности: «Я считаю началом ее первое напечатанное Ваше стихотворение «Памяти Виноградова» в сборнике, который вышел в середине апреля (15—20) 1895 г.<...> Надо этот день ознаменовать — как Вы думаете?»⁶² Поэт был несколько озадачен этим предложением, понимая и некоторый комизм подобного юбилея (уже много лет не может издать ни одной книги), и условность отсчета. Но все же соглашается и сообщает друзьям о дате чествования — в день рождения, 28 мая.⁶³

М. Волошин. Фото Германа Гауфлера. Крым, кон. 1920-х

Феодосия, ул. Бульварная. Осень 1926—27 гг. Слева направо: Ю.А. Галабутский, Игорь Калачев (внук), Анна Яковлевна Галабутская, Анастасия Яковлевна Лельевр, Мария Яковлевна Лельевр, Лидия Яковлевна Лельевр, учитель Калачев (?), неизвестный. Фото Владимира Николаевича Гольдштейна. Публикуется впервые

Юбилейный комитет в Феодосии возглавил Галабутский⁶⁴. В преддверии чествования председатель комитета просил юбиляра написать свою «Биографическую канву», что тогда же, весной, Максимилиан Александрович и исполнил. В письме Галабутскому от 30 апреля Волошин записал, среди прочего, детские воспоминания Москвы («Обстановка — улица из суриковской «Боярыни Морозовой», т. е. Новая Слобода около Подвисков, где в эти самые годы Суриков, через два дома, и писал свою картину»)⁶⁵. Вспомнил, что дед, М.Я. Кириенко-Волошин, в Киеве в 1886 году объяснил внуку, что «Кириенко» происходит от греческого «господин», а «Волошин» — запорожское прозвище, «выходец из Италии».⁶⁶

Ближе к намеченной дате, юбилейные торжества решено было перенести на именины, 17 августа. Утром этого знаменательного дня на «официальной части» Галабутский и Шенгели⁶⁷ выступили с короткими речами. Были зачитаны поздравительные адреса и телеграммы. А после торжественного обеда, на котором присутствовало человек 170, Волошин прослушал приветствия «от поэтов всех стран, веков и народов». Их блистательно и остроумно сочинили литераторы — гости поэта. Затем последовали балет, концерт и «пантомима из испанской жизни».⁶⁸ Юбилей прошел на радость великолепно. Немалую роль в его успехе сыграл, конечно, и труд Галабутского.

В одном из писем того года Юрий Андреевич сообщал Волошину о приметном событии в Феодосии. Планировалось отметить день памяти Ивана Константиновича Айвазовского, а именно — 25-летие со дня кончины великого мариниста. Директор картинной галереи «Барсамов⁶⁹ просил меня сказать что-нибудь об Айвазовском 2-го мая. Приедете ли Вы?»⁷⁰, — спрашивал Юрий Андреевич. По всей вероятности, хранящиеся в Феодосийской картинной галерее воспоминания о художнике и были написаны Галабутским именно к этой скорбной дате.

В марте 1926 года Волошин некоторое время жил в Феодосии. Приютил Богаевский, выделив для гостя свою знаменитую мастерскую. Поэт находит время для встреч с друзьями, навещает и Галабутского.⁷¹

Пожалуй, последний документ о Галабутском, сохраненный в бумагах его ученика, — письмо от 3 июня 1928 года. Юрий Андреевич сообщает, что «14 июня весь наш педтехникум в полном составе отправляется в экскурсию на Карадаг и по дороге зайдет в К<октебе>ль»⁷².

Скончался Юрий Андреевич летом 1928 года — более точная дата неизвестна. Ему шел шестьдесят шестой год. Он умер в Феодосии — городе, из которого так и не смог уехать навсегда, хотя и желал работать в столицах. Может, притягивал Крым неосознанно — воспоминаниями о годах, что называют золотыми? Ничего не было забыто из тех лет. И тем более, что когда-то здесь прочитал стихи «будущего Пушкина», похвалил и не ошибся.

Примечания

1. Мышкин Д.В. (1878—?), преподаватель истории и географии.

2. Галабутский Ю.А. (1863—1928).

3. Купченко В.П. Труды и дни Максимилиана Волошина: Летопись жизни и творчества, 1877—1916. СПб.: Алетейя, 2002. (Далее — Труды и дни МВ) С. 51.

4. Письмо от 23 января 1902 г. Любови Арестовне Вяземской (1869—1960), педагогу. В архиве семьи Вяземских выявил В.П. Купченко.

5. Там же.

6. Там же.

7. См. в наст. выпуске альманаха.

8. Труды и дни МВ. С. 30.

9. Алкалаев Владимир Семенович (Калагеоргиев, 1879—?) — в 1897 г. поступил на естеств. факультет Киевского ун-та.

10. Алексеев Фома Константинович (1852-ок. 1912), доктор по внутр. и нерв. болезням.

11. Волошин М.А. История моей души / Сост. В. Купченко. М.: Аграф, 1999. (Далее — История моей души) С. 286.

12. Виноградов В.К. (1843—18 сент. 1894).

13. Памяти В.К. Виноградова / Сост. Ю. Галабутский. Феодосия, 1895. С. 43—44.

14. Там же. С. 31.

15. Там же. С. 50.

16. История моей души С. 286.

17. Труды и дни МВ. С. 41.

18. Педагогический Еженедельник, 1895, № 4.

19. Памяти В.К. Виноградова. Феодосия, 1895. С. 34—35.

20. Труды и дни МВ. С. 30.

21. История моей души С. 301.

22. Там же.

23. Волошин М.А. Записные книжки / Сост. В. Купченко. М.: Вагриус, 2000. (Далее — Записные книжки) С. 15.

24. Труды и дни МВ. С. 42—43.

25. Гролих В.Ф., преподаватель логики, директор мужской гимназии с 1894 г., чех.

26. См. прим. 4.

27. Пешковский Александр Матвеевич (1878—1933), гимназический друг Волошина, впоследствии лингвист.

28. Имеется в виду Александра Ивановна Лампси (урожд. Айвазовская; 1852—?), дочь И.К. Айвазовского, владелица имения Шах-Мамай под Старым Крымом.

29. Записные книжки. С. 27—28.

30. См. прим. 4.

31. Петрова Александра Михайловна (1871—1921), феодосийский педагог, друг Волошина с юношеских лет.

32. Труды и дни МВ. С. 52.

33. Там же. С. 72.

34. Там же. С. 73.

35. Известна его публикация в № 1 за 1900 г.

36. Письмо от 15 июля 1901 г. (ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. Ед. хр. 386). В марте 1901 г. Волошин получил (по-видимому, через Галабутского) предложение писать в газ. «Южный курьер».

37. Труды и дни МВ. С. 79. Известно, что в Керчи в 1900 г. он был секретарем педагогического совета.

38. Письмо от 25 августа 1901 г. (ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. Ед. хр. 386). Адрес: Варшава, Коммерческое училище, ул. Золотая, 51.

39. В письме от 10 декабря 1901 г. адрес: ул. Золотая, 37, кв. 21.

40. См. прим. 4.

41. Там же.

42. На письме (ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. Ед. хр. 386) адрес: Рига, ул. Елизаветинская, 23—19.

43. Галабутская (урожд. Лельевр) А.Я. У Галабутских было две дочери — Соня и Милочка.

44. ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. Ед. хр. 386.

45. Труды и дни МВ. С. 252.

46. Историч. вестник. 1905. № VIII. С. 525—536. Видимо, это была первая работа автора об Айвазовском.

47. Труды и дни МВ. С. 409.

48. Там же. С. 412.

49. Письмо из Феодосии (ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. Ед. хр. 386).

50. Южные ведомости, 1917, 20 июля. С. 4.

51. ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. Ед. хр. 386.

52. ГААРК. Ф. Р—2235. Оп. 1. Д. 101. Л. 86. (Сообщено А.А. Бобковым).

53. Гауфлер Герман Вениаминович (1908, Башкирия — 1980, Ленинград), музыкант. Подробнее о нем см. очерк Д. Лосева «Записи, удержавшие время» в альм. Крымский альбом 1999. Феодосия, 2000. С. 182—194.

54. Крымский альбом 1999. С. 195—257. (Публ. Д. Лосева.)

55. Гауфлер В.Л. (1875 — ок. 1943), пианист, член общества «Киммерика».

56. Талызина Е.Н. (в замуж. Вострокнутова), учитель ботаники.

57. Крымский альбом 1999. С. 234.

58. Там же. С. 238.

59. Там же. С. 242.

60. Купченко В.П. Странствие Максимилиана Волошина: Док. повествование. СПб.: Логос, 1997. С. 370.

61. ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. Ед. хр. 386.

62. Там же.

63. Купченко В.П. Странствие М. Волошина. СПб., 1997. С. 392.

64. Там же. С. 394.

65. Труды и дни МВ. С. 11.

66. Там же. С. 15.

67. Поэт и переводчик Георгий Аркадьевич Шенгели (1894—1956) бывал в Коктебеле в 1917, 1918, 1925, 1927, 1928 гг. Начав с признания себя учеником Волошина, в сер. 1920-х настроился резко критически к его творчеству и личности.

68. Купченко В.П. Странствие М. Волошина. СПб., 1997. С. 398.

69. О Барсамове см. прим. 1 на с. 126 к мемуарам Галабутского в наст. выпуске.

70. Письмо от 22 апреля 1924 г. (ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. Ед. хр. 386).

71. Купченко В.П. Странствие М. Волошина. СПб., 1997. С. 404.

72. ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. Ед. хр. 386.