Гражданская война в Крыму и первые годы после установления советской власти

Задолго до исхода, когда Добровольческая армия покидала Кавказ и перебиралась в Крым, свое последнее пристанище, Раевские, в отличие от других частных владельцев, благоразумно покинули южнобережные имения. Не только они, но и многие другие местные жители не верили, что Белой армии удастся отстоять маленький Крымский полуостров.

В годы лихолетья жизнь здесь круто изменилась. На дорогах не стало слышно бубенчиков татарских лошадей, привозивших в города из горных долин сено, дрова, фрукты. Опустели некогда шумные базары, а не вскопанные поля и заброшенные виноградники напоминали о военном времени, которому всегда сопутствовали голод и смерть. Первыми вспышками крайнего ожесточения и агрессивности низших классов стали грабежи дворцов и особняков зажиточных слоев населения. Одним из первых был разграблен Мордвиновский дворец в Ялте, находящийся в роскошном парке недалеко от базара. К вечеру дорога у подъезда дворца была покрыта осколками разбитых люстр, посуды, камнями и белой известью штукатурки.

Навсегда остался в памяти очевидцев приход в Ялту из Севастополя в ночь с 8 на 9 января 1918 года миноносца «Гаджи-бей» с большевистской командой. Матросы высадили десант в 200 человек и совместно с местным отрядом Красной гвардии вступили в бой с татарскими «эскадронцами». В то время в городе, в доме композитора А.А. Спендиарова, жила семья великого певца Ф.И. Шаляпина. Дочь певца Ирина Федоровна позже вспоминала, как от мощных выстрелов миноносца содрогался весь дом, как с боями «эскадронцы» отступали в горы. Неделю продолжались бои в Ялте и ее окрестностях, поддерживаемые огнем с кораблей.

Дочь известного писателя и общественного деятеля С.Я. Елпатьевского, Людмила Сергеевна, уже в эмиграции, вспоминая те времена, писала: «Больные любовались нарядным белым миноносцем, с блестевшими на солнце медными жерлами пушек. Больные видели, как поворачивались их жерла во все стороны Ялты, зажигая солнцем золотые блики. Неясные, ласкающие звуки неслись снизу проснувшегося города в это чудесное зимнее утро. И вдруг внезапный торжественный рокочущий выстрел с миноносца прокатился над городом и через несколько секунд мягко разорвался, как бы осел где-то. И вдруг прогрохотало второе « Ба-а-а-бах», как им показалось, над головой, и они увидели золотые жерла, направленные на Дарсановскую гору, где стояла наша дача. И вдруг сбоку где-то внизу рассыпалась ответная дробь пулеметов: то отвечали татары и белые добровольцы с балконов и крыш дач. К вечеру все стихло... Офицерский лазарет был совершенно разрушен, и большевики уже овладели набережной и нижней частью Ялты».

Началось великое противостояние двух армий, двух идеологий...

В те годы опасность подстерегала мирное население повсюду. В тылу образовался целый фронт «зеленых», среди которых было много дезертиров из Красной и Добровольческой армий. «Зеленых» насчитывалось в Крыму до 10 тыс. человек. Местное население, недовольное властью, которая ничего им не давала, а только требовала все новых повинностей, сочувствовало «зеленым», прятавшимся в горах. Благодаря этому они были неуловимы и просуществовали не только до окончательного установления советской власти в Крыму, но и позже. Часто они совершали набеги на селения и на проезжающих по дорогам, чтобы добыть себе пропитание.

Так, например, в одном из секретных донесений начальнику Красноармейской (так стали называть тогда Ялту, но новое название, к счастью, не прижилось) угормилиции сообщалось о бандитских вылазках бело-зеленых в июне 1921 года. Банда всадников из отряда Муладзе в количестве 21 человека, из них 8 татар, остальные русские, 12 июня в районе деревни Улу-Узень взяли барашка у пастуха, приказав ему молчать, «а то с ним иначе разделаются», и скрылись по направлению к Чатыр-Дагу. Вскоре «зеленые» в количестве уже 50 человек ворвались в Ревком, «отобрали у дежурного милиционера винтовку и патроны, а у другого милиционера сделали обыск, при обыске отобрали винтовку, патроны, документы, часы и кольцо. Кроме того, из милиции взяли муки около 5 пудов, потом зашли к гражданину Куртию Усеин и сломали замки в двух сундуках и забрали домашние вещи». Конечно, главной целью бандитов была добыча еды.

Голодали тогда все. Особенно тяжело было в зимнее время. Ели хамсу — маленькую рыбешку, которую в мирное время употребляли для удобрения садов. В годы Гражданской войны ее сушили, толкли из нее муку и делали лепешки вместо хлеба. Жареные желуди заменяли кофе, а чай заваривали из травы, шиповника и моркови.

Однако не голод был самым страшным испытанием для жителей Крыма, а страх смерти. Военно-полевые суды и расстрел — вот наказание, которое чаще всего применялось к большевикам и им сочувствующим. Недаром портовые рабочие в своих частушках пели: «От расстрелов идет дым, то Слащов спасает Крым». Не меньшей жестокостью отличались и красные. Массовые расстрелы белых офицеров, оставшихся добровольно после эвакуации Врангелевской армии, тоже факт истории того времени.

После установления советской власти во всех городах и небольших населенных пунктах появились приказы следующего содержания:

«Приказываю всем гражданам, прибывшим в Крым из Советской России после октября 1917 года и всем служившим в армии Деникина и Врангеля, как-то: офицерам, рядовым, чиновникам, контрразведке, государственным служащим и т. д. явиться на регистрацию с 11 по 12 января сего года включительно. Сей приказ распространяется на служащих советских учреждений. Предупреждаю, что уклонившиеся от регистрации будут привлечены к строгой революционной ответственности.

Председатель Ревкома...»

Бывшие участники белых армий должны были при регистрации указать в анкетах фамилию, имя и отчество, возраст, настоящее место службы и должность, национальность. А также отмечались общее образование, военное, служба в царской армии, служба в Красной армии и в Белой армии, имеющиеся награды, обстоятельства пленения и дальнейшее движение. В анкете имелись графы о наличии родственников, политических убеждениях и о том, кто из большевиков может за них поручиться.

Почти все заполнявшие анкеты, в том числе русские, украинцы, татары, евреи, греки, служили сначала в царской армии. Потом многим пришлось служить в Белой и в Красной армиях. В Крыму же некоторые из них оставались как местные жители, не решившиеся эвакуироваться. На вопрос о политических убеждениях большинство регистрирующихся, стараясь угодить новой власти, отвечали: «большевик» или «сочувствующий большевикам», реже писали «анархист-социалист» или «беспартийный».

Не только участники Белого движения должны были заполнять регистрационные бланки, но и все жители Крыма. В этих анкетах кроме всего прочего обязательно надо было отвечать на вопросы, какие имеются средства к существованию и есть ли земля или другая недвижимость.

В городах стали действовать Следственные камеры Революционного Военного Трибунала. Всем гражданам, пострадавшим от грабежа, насилия, разбоя, спекуляции во время Гражданской войны, предлагалось обращаться в эти Следственные камеры. Ревком Крыма призывал людей, «осведомленных о таких преступлениях, в том числе о явном и злостном дискредитировании Советской власти, обращаться в означенные Следственные камеры для принятия соответствующих законных мер».

Несмотря на установление советской власти, обстановка в Крыму по-прежнему оставалась тревожной. Поэтому появилось Постановление Ревкома о первомайской амнистии. Всем гражданам, находящимся в горах, Ревком предлагал осознать свою преступную, бесполезную борьбу с рабоче-крестьянской властью, сложить оружие и явиться добровольно в ближайший Ревком. При этом лицемерно гарантировалась безнаказанность за совершенные преступления. Тем, кто добровольно спускался с гор без оружия, выдавалось временное удостоверение на 7 дней и предписывалось следовать в г. Красноармейск (Ялту) в уездную комиссию, где решалась его дальнейшая судьба. Предсказать ее сейчас совсем не трудно. Количество уничтоженных в 1920—1921 годах до сих пор не установлено, но очевидно, что счет идет на десятки тысяч человек.

Приказы следовали один за другим, они вызывали растерянность и недовольство населения.

Все граждане, у которых оставались холодное и огнестрельное оружие, огнестрельные припасы и охотничьи ружья, должны были их зарегистрировать в назначенные сроки.

«После означенного срока лица, у которых будут найдены вышеуказанные предметы, будут караться как контрреволюционеры по законам военного времени» — гласил очередной приказ. Регистрировали тогда все: духовые и струнные инструменты, ноты, рыболовные принадлежности, швейные машины, средства передвижения и прочие вещи...

Бывшим владельцам Партенита и Карасана не пришлось пережить всех трудностей и ужасов Гражданской войны, испытать унижения, когда напористые представители новой власти производили опись чужого движимого и недвижимого имущества, живого и мертвого инвентаря. В то время они были уже далеко и от Крыма, и от России... Не стали они свидетелями и послевоенной жизни в советском Крыму.

Специфическую обстановку того времени мы постарались передать в приведенных грозных приказах революционных большевистских комитетов.

История имений, с которыми связана жизнь нескольких поколений одной из самых замечательных дворянских фамилий России, предком которой был великий ученый Михаил Васильевич Ломоносов, закончилась. Тогда исчезло и само понятие — «имения», о которых А.П. Чехов писал: «Ужасно я люблю все то, что в России называется имением. Это слово еще не потеряло своего поэтического оттенка». С дореволюционной «поэзией» — частной собственностью — советская власть покончила. Бывшие усадьбы превратились в Дома отдыха и совхозы.

25 января 1922 года был составлен акт приема имений Партенит и Карасан. «Особая экспедиция Полевого штаба и Реввоенсовета Республики, осмотрев имения Раевской «Партенит» и «Карасан» с находящимися в них постройками и угодьями, просит предоставить для устройства домов отдыха в Карасане и Кучук-Лампате все дома с находящейся в них обстановкой за исключением тех, которые заняты рабочими и администрацией. Предлагает направить на отдых в названные имения свыше 360 уставших и больных сотрудников, а также их детей. Имея в виду, что в Карасане совершенно нет обстановки, которая могла бы обслужить приезжающих на отдых сотрудников Полевого штаба и РВСР экспедиции, просит выдать ей удостоверение на право осмотра, а затем и приписки по договору совхоза Мухалатке».

В состав совхоза «Партенит» вошли усадьбы: Карабах Келлера, Саяны Винберга, Ай-Рия Голоперова, Кучук-Ламбат, Партенит Раевских и другие. Среди сотрудников вновь образованного советского хозяйства оказались и некоторые бывшие их владельцы.

Временно заведующий новым совхозом тов. В. Овчаренко издал первый приказ по имению: «Призываю всех сотрудников единого совхоза «Партенит» к дружной и бодрой работе на пользу трудового народа».

Но, очевидно, не все сотрудники совхоза дружно и бодро взялись за работу, так как вскоре последовал другой приказ.

«Ввиду неправильного уяснения некоторыми рабочими и служащими группы, к чему ведет нас создавшаяся в последнее время между нами безразличность, а главным образом — уклонение от своих обязанностей, с сего числа предписываю всем без исключения не делать самовольно отлучки из пределов совхоза, стать на свои места и исполнять все распоряжения Управления. За нарушения приказа виновные будут уволены со службы и удалены из квартир совхоза.
Прочесть приказ всем служащим и рабочим.

Заведующий совхозом «Партенит»
тов. Астахов Андрей Федорович».

По Ялтинскому уезду было национализировано тогда 71 имение.

Бывшие усадьбы начали жить новой жизнью, в новой стране, среди новых людей... Но как бы интересна ни была эта жизнь, о ней поговорим в другой раз. А сейчас, прежде чем покинуть чудный Партенит и продолжить наше путешествие по Южному берегу Крыма, вернемся еще раз к замечательной семье Раевских, которая занимала особое место и в истории России, и в жизни величайшего нашего поэта А.С. Пушкина.