Мария Николаевна Раевская

У Софьи Алексеевны Раевской, матерью которой была единственная дочь ученого М.В. Ломоносова, была сестра Екатерина, к которой, кстати, три раза безуспешно сватался известный баснописец И.А. Крылов. Но Екатерина осталась незамужней. Поэтому только дети Софьи Алексеевны и Николая Николаевича Раевского-старшего и их последующие поколения — Ностиц, Орловы, Яшвили, Котляревские, Волконские, Кочубей, Рахмановы, Джулиани — являются прямыми потомками великого русского ученого. Все они могут гордиться своими далекими предками — это, пожалуй, единственное наследство, которое осталось им от них.

Среди ярких представителей знаменитого рода Раевских имя княгини Марии Николаевны Волконской, мужественной женщины, вызывавшей восхищение своих современников, особенно дорого и близко всем. Влюбленный во всех дочерей генерала Раевского великий Пушкин с особенным трепетом относился к младшей дочери — Марии. Ей посвящены строки из поэмы «Евгений Онегин».

Я помню море пред грозою;
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к ее ногам!

Вспомнил этот эпизод и поэт Н.А. Некрасов в поэме «Русские женщины», посвященной подвигу жен декабристов:

Ах, ножки, ножки, где вы ныне,
Где мнете вешние цветы?

Старшая из сестер Раевских, Екатерина Николаевна Орлова, о которой Пушкин писал: «Все его дочери — прелесть, старшая — женщина необыкновенная», была в негодовании на Некрасова за то, что он воспел этот эпизод, объясняя: «Вовсе мы не так были воспитаны, чтобы с молодыми людьми по берегу моря бегать и себе ноги мочить». Но она не знала, что ее сестра Мария в своих еще не напечатанных «Записках» с трогательной простотой рассказала о промоченных ботинках, о том, что там, «во глубине сибирских руд», она хранила скромную память о великом Пушкине, который «нашел эту картину такою красивой, что воспел ее в прелестных стихах, поэтизируя детскую шалость; мне было только 15 лет».

В день рождения Марии Николаевны, который она встречала в далекой Сибири, декабрист Александр Иванович Одоевский подарил ей стихотворение. Из этого стихотворения видно, как дорожили узники теплым участием женщин, приехавших в Сибирь к своим мужьям, которые упразднили расстояние и время, осуществляя постоянную связь несчастных каторжан с Петербургом.

Мария Волконская с сыном. Портрет П.Ф. Соколова

    Княгине М.Н. Волконской

Был край, слезам и скорби посвященный,
Восточный край, где розовой зарей
Луч радостный, на небе там рожденный,
Не услаждал страдальческих очей;
Где душен был и воздух, вечно ясный,
И узникам кров светлый докучал,
И весь обзор, обширный и прекрасный,
Мучительно на волю вызывал.
Вдруг ангелы с лазури прилетели
С отрадою к страдальцам той страны,
Но прежде свой небесный дух одели
В прозрачные земные пелены,
И, вестники благие Провиденья,
Явилися, как дочери земли,
И узникам, с улыбкой утешенья,
Любовь и мир душевный принесли.
И каждый день садились у ограды...
С тех пор — лились в темнице дни, лета,
В затворниках печали все уснули,
И лишь они страшились одного —
Чтоб ангелы на небо не вспорхнули,
Не сбросили покрова своего...

      26 декабря 1829 года.

Посвящал стихи Марии Раевской, своей Беатриче, безнадежно влюбленный в нее знакомый семьи граф Густав Олизар, предводитель дворянства Киевской губернии. Вот что он писал позже в своих мемуарах: «У Раевских я встретил все, что соответствовало потребностям моего общественного положения и вместе с тем было нужно для удовлетворения душевных стремлений образованного человека. Нельзя было не оценить высоко благородства взглядов и прямоты старого генерала, о котором в заметках Наполеона сказано, что он выкроен из материала, «don't on fait les maréchaux». Мать и дочери привлекали к себе всех образованием, любезностью и изяществом».

Богатый польский аристократ, поэт и романтик увлекся Марией, но она не отвечала на его чувства. «Благородная, великая душа ее чувствовала в себе влечение служить религии и любимой родине. Мария Раевская смотрела на призвание женщин с высшей точки зрения и не хотела играть фальшивой роли. Она ясно сознавала, что, при отношениях обеих народностей, русская женщина, желавшая остаться таковой вполне, не может соединить своей судьбы с судьбою прямодушного поляка, счастье которого желала бы составить... Предчувствуя близость решительного объяснения с моей стороны и боясь отказом огорчить заботливого о будущности дочери отца, Мария поспешила принять предложение ухаживающего за ней кн. Волконского», — писал на склоне лет в мемуарах граф Олизар, вспоминая свой драматический роман. С годами он так и не утратил в душе чувства расположения к семье Раевских.

Генерал Н.Н. Раевский ответил на предложение Олизара сердечным и тонким письмом, в котором все же категорически указал на непреодолимую преграду к браку в различии исповеданий и национальностей и в «понимании своего долга». Узнав о предстоящей помолвке Марии и князя Сергея Григорьевича Волконского, Густав Олизар, не дожидаясь увольнения со службы, отправился в 1824 году в Крым, где поселился отшельником в имении Артек, расположенном у западных склонов горы Аю-Даг.