Пепел Третьего Рима

Провал Астраханского похода турок вновь открывал для Девлет-Гирея возможность ведения самостоятельных операций. Получив от султана добро на свободу действий, хан в 1570 году организовал разведывательный набег на южные окраины России, а также поход на Северный Кавказ для ликвидации там союзников Москвы. Так, весной 1570 года царевич Адыл-Гирей разгромил Кабарду и заставил присягнуть на верность Крыму перешедших на сторону России черкесских князей. Обезопасив свой тыл, Девлет-Гирей совершил весной 1571 года поход на Москву. Численность его войска по разным оценкам составляла от 40 до 100 тыс. человек.

Русское государство находилось в то время в состоянии критической изоляции, а также конфронтации сразу с тремя сильными соседями — Швецией, Речью Посполитой и Крымским ханством. Противоборство шло на огромном фронте — от донских степей до Карелии. В довершение ко всему в Казанской земле вспыхнуло восстание, которое потребовало отправки туда дополнительных войск. Главные московские рати еще осенью прошлого года ушли в Ливонию — осаждать Ревель, а в это время с юга в их столицу уже ломился незваный гость. В данный период южное направление становится главным источником военной угрозы России.

Весной 1571 года к Оке выступило русское войско во главе с воеводами И.В. Шереметевым (Меньшим), И.Д. Бельским, И.Ф. Мстиславским, М.И. Воротынским. Из-за большой протяженности береговых укреплений их силы были растянуты на значительное расстояние. С отрядом опричников к Оке подошел и царь Иван Грозный, который занял участок обороны у Серпухова.

Походу на Москву предшествовало прибытие к Девлет-Гирею перебежчиков, продолживших традиции Семена Бельского. Среди них были пострадавшие от опричнины дети боярские. Они поведали хану о тяжелой ситуации в стране и слабой защите российской столицы: «Во всех городах московских два года сряду был большой голод и мор, много людей померло, а много других государь в опале побил, остальные воинские люди и татары все в Немецкой земле; государя ждут в Серпухове с опричниною, но людей с ним мало». По сообщению летописи, изменники прямо предложили Девлет-Гирею: «ты ступай прямо к Москве: мы проведем тебя чрез Оку, и если тебе до самой Москвы встретится какое-нибудь войско, то вели нас казнить».

Еще нехоженый крымцами путь указал им белевский сын боярский Кудеяр Тишенков. Благодаря его наводке, хан совершил глубокий обходной маневр, пройдя, по данным историка Волкова, через неохраняемые «перелазы» в верховьях реки Жиздры. Такой маневр стал полной неожиданностью для русских воевод. Данным обходом Девлет-Гирей достиг того, чего в свое время не добился хан Большой Орды Ахмат — беспрепятственно «перелез» через Угру и обошел с запада войска, защищавшие берега Оки.

Фланговый маневр оказался успешен из-за невозможности для русской армии создать сплошной фронт длиною свыше сотни километров и прикрыть все переправы. Придерживаясь тактики пассивной обороны, воеводы предоставили инициативу Девлет-Гирею выбирать место главного удара. Хан ею воспользовался в полной мере.

Впервые за пятьдесят лет после нашествия Мухаммед-Гирея крымцам удалось перейти Оку и устремиться к Москве. Получив сведения о появлении у себя в тылу отдельных крымских отрядов, опричные части отступили на Бронницы. Минуя Москву, царь отправился в Ростов¹.

Многие исследователи оценили подобный поступок царя как трусость. Однако, по мнению историка Сергея Цветкова: «никакой трусости не было — Иван поступил так же, как поступали до него все московские князья, когда они чувствовали недостаток сил для отражения татарского вторжения: в этом случае они бросали столицу и ехали на север собирать полки... Хрестоматийное выражение Кутузова гласит, что «с потерею Москвы не потеряна Россия». К тому же Грозный и не думал «терять» Москву; по его приказанию опричное войско присоединилось к земскому, чтобы вместе отстаивать столицу». Как раз блокада царя в Москве была желанным вариантом для нападавших. При отсутствии в те времена налаженных и надежных средств связи глава государства терял возможность руководства страной, что грозило ей кризисом и потерей управляемости в военное время.

Воеводы спешно двинулись к Москве, стараясь упредить подход к столице крымской армии. Они достигли города чуть раньше, в тот момент, когда передовые части Девлет-Гирея показались в районе Замоскворечья. Воеводы не стали атаковать крымцев в поле, а отошли в столицу, заняв оборону внутри города. Часть русского войска осталась в пригородах.

Замоскворечье в то время не имело защитных сооружений. Тем не менее попытка ханского авангарда прорваться в городской центр по Большой Ордынке успеха не имела. Большой полк воеводы Ивана Бельского отразил удар. Кроме земской армии в обороне Москвы принял участие опричный полк В. Темкина-Ростовского. Крымцы прекратили уличные бои и рассыпались по окрестностям столицы, где занялись грабежом и захватом пленных.

Казалось, опередив хана, воеводы надежно защитили столицу. Но правитель Крыма опрокинул их расчеты. Он не стал втягиваться в гибельные для него бои внутри города с крупными воинскими подразделениями. Девлет-Гирей уничтожил находившиеся там войска методом, примененным Менги-Гиреем при взятии Киева 1482 года. Он устроил защитникам Москвы огненную ловушку. 24 мая, в день Вознесения, хан, который находился в Коломенском, послал свои отряды к незащищенным посадам Москвы, приказав их поджечь. Рассыпавшись по окраинам города, крымская конница начала зажигать деревянные строения.

По одному из свидетельств, которое подтверждается и другими современниками: «Утро было чрезвычайно хорошее, ясное и тихое, без ветра, но когда начался пожар, то поднялась буря с таким шумом, как будто обрушилось небо». Возможно, очаги возгорания горожанам и удалось бы загасить, но роковое сочетание сухой погоды и сильного порывистого ветра обернулось трагедией. Пламя вырвалось из-под контроля и стало быстро растекаться по городу с хаотичной деревянной застройкой. Огненная напасть усугубилась взрывом крупных запасов пороха, складированных в башнях Кремля и Китай-города. «Да в ту же пору вырвало две стены городовых: у Кремля пониже Фроловского мосту против Троицы, а другую в Китае против Земского двора; а было под ними зелия; ино и досталь людей побило многих», — сообщает об этом летопись².

Русское войско, смешавшись с беженцами, утратило порядок и дисциплину. Его предводитель воевода Иван Бельский, раненный накануне, пытался искать спасения от огня в каменном погребе, где и задохнулся от дыма. Свой состав и боеспособность сохранили лишь отряды, находившиеся вне города, «на лугах», прежде всего Передовой полк М.И. Воротынского, который спустя год спасет столицу от нового нашествия.

Получив дополнительный жар, пламя буквально за несколько часов уничтожило весь город. Он превратился в один огромный костер, став могилой для его обитателей. Боясь покинуть Москву, окруженную массами крымской конницы, люди бросились спасаться в Кремль. Но он не мог принять всех страждущих. Обезумевшая толпа застряла в воротах, «три ряда шли по головам друг друга и верхние давили нижних». В конце концов, ворота захлопнули, и люди оказались один на один с огненным смерчем. В нем погибла огромная масса вошедшего в город войска и мирных жителей. Город превратился в груды пепла и развалин, из которых кое-где торчали печные трубы. Посреди дымящихся руин мрачно возвышался частично разрушенный Кремль.

По свидетельству современников, реку Москву запрудило от трупов, которые спускали вниз по течению специально отряженные для этого люди. По данным опричника фон Штадена, после пожара в живых не осталось и 300 боеспособных людей. «Башни или цитадели, где лежало зелье, взорвались от пожара — с теми, кто был в погребах; в дыму задохлось много татар, которые грабили монастыри и церкви вне Кремля... Одним словом, беда, постигшая Москву, была такова, что ни один человек в мире не смог бы того себе представить!» Шесть часов бушевал огонь (по другим известиям, три часа), истребив все, что могло гореть. Так Девлет-Гирей уничтожил Москву с находившимися там войсками и жителями. Крымская же армия особых потерь не понесла. Если учесть, что крымцам раньше не поддавались даже слабые крепости, то это был уникальный успех.

Спустя 165 лет запылает подожженный солдатами Б. Миниха Бахчисарай. Это потом знаменитый английский фельдмаршал Б. Монтгомери выведет одну из первых заповедей войны — не ходи на Москву. Подобный вывод прозвучал, когда над Берлином уже развевалось Красное знамя, и история в очередной раз подтвердила — русские рано или поздно покорят столицу государства, чья армия пыталась разрушить их национальный центр.

Тогда же, в XVI столетии, подобная закономерность была еще далеко не очевидна. И, обозревая из Коломенского пылающую российскую столицу, Девлет-Гирей, скорее всего, испытывал законную гордость, чем размышлял «об эффекте бумеранга». В пламени московского пожара руины Бахчисарая мог скорее разглядеть мудрец или философ. Девлет-Гирей был полководец и воин. Он творил историю сегодня. Здесь и сейчас. За это он получил среди своих подданных почетное прозвище «взявший столицу».

25 мая хан, так и не решившись штурмовать Кремль, засобирался обратно. Его войско, отягощенное добычей, не обладало уже первоначальной боеспособностью и могло стать жертвой контрудара оставшихся «на лугах» отрядов, а главное — крупного русского войска, известие о движении которого к Москве получил хан.

На обратном пути Девлет-Гирей разграбил рязанскую землю, превратив цветущий край в пустыню. «Большая часть дворов и острогов стоят в ней пустыми, остальные сожжены», — пишет иностранец, посетивший рязанскую землю вскоре после набега крымцев. Подобного разорения здесь не помнили со времен Батыя.

О страшном разорении Москвы свидетельствует и папский легат Поссевино, который в 1580 году насчитал там не более 30 тыс. населения, хотя еще в 1520 году Москве имелось 41 500 домов и не менее 100 тыс. жителей. «И если великий князь правил бы еще сотню лет и даже более того — что, конечно, невозможно — то и тогда он не мог бы преодолеть того разорения, какое крымский царь причинил Москве и Рязанской земле», — так охарактеризовал последствия этого нашествия Г. Штаден в записке императору Рудольфу II.

Девлет-Гирей решил поскорее получить политические выгоды от своего успеха. Уже 15 июня 1571 года, когда Иван Грозный возвращался в Москву, в селе Братовщине, на Троицкой дороге, к нему прибыли гонцы от хана. Они вручили царю ханскую грамоту, где говорилось: «Жгу и пустошу все из-за Казани и Астрахани, а всего света богатство применяю к праху, надеясь на величество божие. Я пришел на тебя, город твой сжег, хотел венца твоего и головы; но ты не пришел и против нас не стал, а еще хвалишься, что-де я московский государь! Были бы в тебе стыд и дородство, так ты б пришел против нас и стоял. Захочешь с нами душевною мыслию в дружбе быть, так отдай наши юрты — Астрахань и Казань; а захочешь казною и деньгами всесветное богатство нам давать — ненадобно; желание наше — Казань и Астрахань, а государства твоего дороги я видел и опознал».

Иван Грозный соглашался отдать Астрахань в совместное русско-крымское управление. Но Девлет-Гирей отказался идти на компромисс и отвечал: «Что нам Астрахань даешь, а Казани не даешь, и нам то непригоже кажется: одной и той же реки верховье у тебя будет, а устью у меня как быть?!» Отдавать Казань русский царь не собирался, и возобновление войны между Москвой и Крымом стало неизбежным.

Царь не был полностью уверен в возможности отстоять столицу и в начале 1572 года начал ее эвакуацию. На 450 санях из Кремля в Новгород были отправлены: государственная казна, архивы, высшая знать (в том числе семейство царя). Тем не менее Иван IV вовсе не опустил руки, а активно готовился к предстоящей схватке. Москва начала восстанавливаться. Ее обнесли валом из земли с дерном с бревенчатыми воротами. Укреплялись и окские берега.

Разбирались причины поражения, в частности проводился розыск изменников. Царь был уверен, что перебежчиков, которые навели крымское войско на Москву, направила к хану тайная боярская оппозиция. Началось выявление людей крымской ориентации. Серьезных связей не обнаружилось. Тем не менее выяснилась ненадежность отдельных воевод, готовых идти на сговор с крымцами. Удалось установить, что воевода И.Ф. Мстиславский, возглавивший московское войско после гибели князя Бельского, входил в сношения с Девлет-Гиреем и предлагал хану не уходить, а засесть в сожженной Москве. С Мстиславского, который находился в родстве с касимовским ханом Саин-Булатом, была взята клятва верности «веры христианской держаться твердо и к иной вере не приставать». Впоследствии Иван Грозный в беседе с крымским послом прямо утверждал, что Девлет-Гирей перед походом на Москву имел связь с боярами-изменниками, которые и «прислали к нему с вестью встречного разбойника Кудеяра Тишенкова».

В апреле 1572 года в Коломне царь провел смотр войскам. Был пересмотрен и укреплен командный состав. Во главе армии Иван IV поставил земского воеводу, князя М.И. Воротынского — опытного военачальника, составителя первого русского воинского устава. Исчезло деление, когда опричные полки воевали отдельно от земских сил. Теперь каждый полк состоял из частей обоего типа, а армия подчинялась единому командованию, которое впервые возглавил представитель земщины. Затем в конце мая 1572 года глава государства отправился из Москвы в Новгород. Там он написал завещание — духовную грамоту, в которой призывал своих потомков хранить единство и твердо держаться православной веры.

Одновременно Иван IV надеялся задобрить хана и затянуть переговоры обещанием увеличить размер поминок. Он отправил в Крым наказ послу Нагому — хлопотать у хана и царевичей, чтоб дело о Казани и Астрахани оставили, и тогда обещать не только «Магмет-Гиреевские поминки», но и такие, какие посылает король польский, даже посулить и «Магмет-Гиреевские и королевские поминки вместе». Но с наступлением весны хан заявил, что «лучше не тратить времени в переписке лживой, а решить дело об Астрахани и Казани с государем московским изустно, лицом к лицу». Девлет-Гирей не стал откладывать дел в долгий ящик и терять завоеванную инициативу.

Летом 1572 года, желая подкрепить свои требования силой, хан двинулся на российскую столицу во главе огромной армии, к которой присоединились ногайцы, черкесы, адыги, а также отряд турецких янычар (всего по некоторым оценкам до 120 тыс. человек). Никогда прежде Крым и Турция не выставляли против России столь грозного войска. По численности оно было сопоставимо, если не превосходило силы прежних руководителей знаменитых ордынских нашествий: Батыя, Мамая, Тохтамыша, Ахмата.

Москву царь поручил оборонять князьям Юрию Токмакову и Тимофею Долгорукому Но в городе у них фактически не имелось крупных войск. Единственной силой, прикрывавшей опустевшую столицу с юга, по линии Оки, была 60-тысячная армия во главе с воеводой Михаилом Воротынским³.

Примечания

1. Неудачные действия опричных войск стали причиной их расформирования царем, который разочаровался в боевых возможностях своего детища. Вот, например, что писал царь плененному в степи опричнику Василию Грязнову: «Крымцы так не спят, как вы, да вас, неженок, умеют ловить; они не говорят, дойдя до чужой земли: пора домой! Если бы крымцы были такими бабами, как вы, то им бы и за рекой не бывать, не только что в Москве».

2. Именно после этого трагического события близ Кремля образовался огромный пустырь. Вскоре его обжили предприимчивые торговцы, и расчищенное взрывом пространство превратилось в большую торговую площадь. Вначале, по горячим следам, она называлась Пожар, а затем уже получила свое традиционное, всем известное название — Красная площадь.

3. Есть сведения, что численность русских и крымских войск была существенно ниже. Так, по данным исследователя Р.Г. Скрынникова, к маю 1572 г. русские собрали на южной границе около 12 тыс. дворян, 2035 стрельцов и 3800 казаков. Вместе с ополчениями и боевыми холопами русская армия насчитывала более 30 тыс. воинов. У хана имелось от 40 тыс. до 50 тыс. всадников из состава Крымской, Большой и Малой ногайских орд. В это число не входят представители северо-кавказских народов и турецкие янычары.