Московский феникс

В походе 1572 года Девлет-Гирей уже не ограничился требованием Казани и Астрахани, а поставил более крупную политическую цель — завоевать Россию. Об этом повествуют источники. Так, известный опричник Штаден вспоминал: «Города и уезды Русской земли — все уже были расписаны и разделены между мурзами, бывшими при крымском царе; было определено — какой кто должен держать. При крымском хане было несколько знатных турок, которые должны были наблюдать за этим: они были посланы турецким султаном по желанию крымского царя. Крымский царь похвалялся перед турецким султаном, что он возьмет всю Русскую землю в течение года, великого князя пленником уведет в Крым и со своими мурзами займет Русскую землю».

Эти заявления прямо перекликались с высказываниями Мамая перед походом на Москву 1380 года: «приду на Русь и убью князя их... тут и осядем, и Русью завладеем, тихо и беззаботно заживем». Уверенный в успехе Девлет-Гирей заранее выдал крымским купцам разрешение на беспошлинную торговлю на Волге.

Итак, глава России находился в Новгороде. Опустевшую столицу с юга, по линии Оки, прикрывала армия во главе с М.В. Воротынским. Он возглавлял Большой полк, стоявший в Серпухове. Полк правой руки с центром в Тарусе возглавлял воевода Н.Р. Одоевский, полк левой руки в Калуге — князь А.В. Репнин. Сторожевым полком, стоящим в Кашире, руководил князь И.П. Шуйский (будущий герой обороны Пскова). Передовым полком командовали А.П. Хованский и Д.И. Хворостинин (один из победителей крымцев при Волхове). В армии находились также отряд донских казаков во главе с атаманом М. Черкашениным и посланный сюда царем отряд немецких наемников во главе с Ю. Франзбеком.

Крымский хан, уверенный в своей мощи, не использовал на этот раз обходной маневр, а шел прямо на Москву, к главным «перелазам» через Оку. Не зная, где крымцы форсируют реку, Воротынский был вынужден растянуть войска вдоль берега от Калуги до Каширы. У Серпухова, где переправа считалась наиболее удобной и вероятной, он оборудовал главную позицию. Войско стояло на левом берегу в окопах, за частоколом, из-за которого выглядывали пушки. Здесь находился и «гуляй-город» — подвижная крепость из телег, на которые ставились деревянные щиты с прорезями для стрельбы.

Но Девлет-Гирей снова переиграл воевод в выборе места главного удара. Против переправы у Серпухова он выставил небольшой 2-тысячный отряд, который стрельбой и ложными демонстрациями отвлекал русских. Тем временем главные силы крымской армии в ночь на 27 июля форсировали Оку в двух противоположных и слабо защищенных местах. У Сенькиного брода (между Каширой и Серпуховым) и у села Дракино (между Тарусой и Серпуховым). У Сенькиного брода переправился ударный 20-тысячный ногайский авангард мурзы Теребердея. На его пути оказалась лишь небольшая застава из 200 воинов. Они не отступили и геройски погибли, воскресив знаменитый в истории подвиг трехсот спартанцев. В бою у Дракино отряд полководца Дивей-мурзы разбил части воеводы Одоевского.

Несмотря на захват дракинского плацдарма, основные силы крымской армии начали переправляться через Сенькин брод. Через него в 1380 году переправились идущие на Мамая войска Дмитрия Донского. Теперь два столетия спустя в обратном направлении здесь двигались воины Девлет-Гирея.

Русские войска не успели оперативно выдвинуться из Тарусы и Каширы для блокады плацдармов. Быстро завершив переправу, хан в ночь на 28 июля вышел в тыл русской армии и беспрепятственно устремился к Москве по серпуховской дороге. Тогда Воротынский снял свои части с береговой линии и двинулся вместе с «гуляй-городом» вдогонку за ханом. С флангов, наперерез крымской армии, спешно выдвигались Сторожевой и Передовой полки.

Первая фаза сражения отчасти стала повторением ситуации прошлого года. Владеющая инициативой крымская армия находит бреши в обороне, прорывает их и стремительно движется к Москве. Русские воеводы, допустившие ее прорыв, снимаются с позиций и устремляются за ней вдогонку. Но далее события стали развиваться уже совсем по другому сценарию.

Поворот в этой кризисной фазе сражения состоялся благодаря мужеству и решимости проявивших инициативу командиров. В критический для страны час судьбу битвы взяли в свои руки воеводы Передового полка Хованский и Хворостинин. Они достигли арьергардных частей Девлет-Гирея, не уклонились от боя, а решительно атаковали крымскую армию, навязав ей сражение в чистом поле.

Первым в районе реки Пахры настиг ханское войско авангард во главе с князем Дмитрием Хворостининым. В это время головные части ханского войска подходили к Пахре. Задние — к Молодям (село на реке Рожайке). Тут и их нагнал Хворостинин. Он бесстрашно атаковал крымский арьергард, смешал его ряды и «домчал» его до самой ханской ставки. Этот сильный неожиданный удар вынудил Девлет-Гирея остановить прорыв к Москве.

Опасаясь за свой тыл, хан повернул назад, чтобы сокрушить идущую следом армию Воротынского. Только уничтожив русское войско, Девлет-Гирей мог достичь поставленных политических целей. Зачарованный мечтой о покорении Москвы хан пошел на большой риск. Сделав столь крупную ставку, он отбросил обычную тактику крымского войска (набег-отход) и позволил втянуть себя в масштабное сражение. Оно длилось несколько дней и представляло ряд интенсивных маневренных боев.

После разворота ханских сил на 180° Хворостинин с Хованским оказались перед лицом всей крымской мощи. Но воеводы не растерялись. Тонко выверенным отходом они начали заманивать посланный против них крупный 12-тысячный отряд к «гуляй-городу», который двигался от Серпухова к Молодям. Когда крымская конница приблизилась к «гуляй-городу», по ней грохнул залп из пушек и пищалей. Понеся потери, та отхлынула. Так завершился первый этап битвы — воеводы остановили прорыв хана к Москве и навязали ему крупное генеральное сражение.

Пару дней в районе от Пахры до Молодей шли маневренные стычки — «с крымскими людьми травилися, а съемного бою не было». В этих сшибках Девлет-Гирей прощупывал позиции Воротынского, опасаясь подхода войск из Москвы. Когда же выяснилось, что русским в ближайшее время ждать помощи неоткуда, хан 31 июля атаковал их базовый лагерь, оборудованный у речки Рожайки (Рожай), близ Молодей. Там за «гуляй-городом» находились возглавленные Хворостининым стрельцы и немецкие наемники.

«Дело было велико и сеча была велико», — пишет летопись. Упорные атаки крымцев, забрасывающих лагерь тучами стрел, отражались огнем пушек и пищалей. Крымская конница попала в непривычные для нее условия боя. Это было первое крупное полевое сражение, в котором она в таких масштабах столкнулась с русской пехотой и массированным применением огнестрельного оружия за передвижными укрытиями, недосягаемыми для легких всадников.

Имей Девлет-Гирей осадную артиллерию, он разнес бы «гуляй-город» в щепки. Но в столь дальний поход хан не взял тяжелые пушки, мешавшие быстроте передвижения. Сейчас их недостаток приходилось восполнять горами трупов, уповая на численный перевес. Но оборонявшиеся не пасовали перед обилием атакующих и даже переходили в дерзкие контратаки. Фактически «гуляй-город» сковал основные силы крымской армии, лишил ее маневра и дал возможность русским навязать хану свой вариант сражения. «Если бы у русских не было гуляй-города, то крымский царь побил бы нас, взял бы в плен и связанными увел бы всех в Крым, а Русская земля была бы его землей», — отмечал участник битвы опричник Г. Штаден.

Вынужденные идти в лобовые атаки, крымцы несли тяжелые потери не только в рядовом, но и в командном составе. Во время штурма «гуляй-города» погиб предводитель ногайской конницы Теребердей, трое знатных крымских мурз. Во время одной из вылазок был захвачен в плен другой крупный военачальник — Дивей-мурза, выехавший на рекогносцировку местности. История сохранила имя удальца, пленившего известного крымского полководца. Этот подвиг совершил суздальский сын боярский Иван Шибаев, сын Алалыкин.

На следующий день атаки поутихли, но положение осажденного «гуляй-города» стало критическим. Там было много раненых, кончалось продовольствие. Штаден вспоминал, что в это время пленный Дивей-мурза дерзко заявил воеводам: «Эх, вы, мужичье! Как вы, жалкие, осмелились тягаться с вашим господином, с крымским царем!» Те отвечали: «Ты сам в плену, а еще грозишься». На это Дивей-мурза возразил: «Если бы крымский царь был взят в полон вместо меня, я освободил бы его, а вас, мужиков, всех согнал бы полонянниками в Крым!» Воеводы спросили: «Как бы ты это сделал?» Дивей-мурза отвечал: «Я выморил бы вас голодом в вашем гуляй-городе в 5—6 дней». Он видел, что русские уже ели своих лошадей. Лагерь становился для них «территорией смерти». Но безвыходность ситуации придавала воинам решимости драться до конца.

2 августа правитель Крыма, опасаясь шедших к Москве подкреплений (сообщение о 40-тысячной рати, посланной царем, было перехвачено крымцами), не стал дожидаться, пока голод с жаждой покончат с защитниками «гуляй-города», и бросил против них основные силы. Наступила кульминация битвы. Хан не считался с потерями, к которым его войска были традиционно чувствительны. Втянувшись в масштабное сражение за сотни километров от родных мест, он в то же время не мог не осознавать, что поражение грозит его армии катастрофой. Поэтому хану нужна была только победа.

Однако конница не могла взять укрепления. Для этого требовалось много пехоты. И тогда Девлет-Гирей прибегнул к нехарактерному для крымцев приему. Хан велел всадникам сойти с коней и вместе с янычарами идти на приступ в пешем строю. Это был риск. Крымское войско лишалось главного козыря — высокой маневренности. Но игра стоила свеч.

На молодинском рубеже решалась дальнейшая судьба не только двух армий, но и двух государств. Как и многие другие судьбоносные противостояния, битва при Молодях отличалась высокой доблестью сторон. Накал сражения дошел до того, что атакующие в ярости пытались разломать деревянные щиты руками. Но русские, соответствуя величию момента, сражались не менее самоотверженно, побили многих и «рук татарских бесчисленно обсекли». За спиной у бойцов Хворостинина находились Москва и Россия, родные дома и семьи. Стойко бились и немцы, которым тоже грозили рабство или смерть. Это был, пожалуй, первый в истории пример русско-германского братства по оружию.

Когда казалось, что «гуляй-город» вот-вот падет, воевода Воротынский, обладавший полководческим чутьем критической точки боя, предпринял умелый маневр. Используя базовый лагерь как приманку для главных сил хана, воевода скрытно провел свою конницу по лощине. Обойдя атакующих, он неожиданно ударил им в тыл и послал условный сигнал защитникам «гуляй-города». Тогда, дав залп, из полуразрушенных укреплений ринулись в яростную контратаку бойцы во главе с Хворостининым, который стал подлинным героем и творцом успеха в битве при Молодях.

Крымские воины, непривычные биться в пешем строю с кавалерией, да к тому же находившиеся на пределе сил, не выдержали двойного удара. Их армия всегда была чувствительна к нападениям с тыла. Вспыхнувшая паника низвела лучших конников империи до положения толпы, бросившейся спасаться от всадников Воротынского. Многие погибли, так и не сев на коней. Среди погибших были — сын, внук и зять Девлет-Гирея. К ночи побоище стихло. Собрав остатки войска, хан начал отход. Последний бой разгорелся 3 августа у Оки, где был истреблен 5-тысячный ханский арьергард. Одни были убиты, другие «в воду вметались, да потонули...». Остатки крымской армии стремительно уходили в степь, не грабя, «не путьми, не дорогами, в мале числе». Так завершилась великая многодневная битва на просторах от Оки до Пахры.

Это была последняя крупнейшая битва Руси со степью. Удар при Молодях потряс крымскую мощь. Девлет-Гирей не смог повторить прошлогодний триумф. Хан оказался не готов к затяжным боям. В них его войска понесли огромные, а главное — невосполнимые потери, поскольку в походе участвовало основное боеспособное население Крыма. По некоторым данным, домой, в Крым, вернулось всего 20 тыс. воинов. Из янычар не спасся никто. По свидетельству Андрея Курбского, после Молодинской битвы ходившие с татарами в поход «турки все исчезоша и не возвратился, глаголют, ни един в Констянтинополь».

Теперь хан переменил тон. Обращаясь к Ивану IV, он уже не требовал, а неуверенно просил: «Мне ведомо, что у царя и великого князя земля велика и людей много: в длину земли его ход девять месяцев, поперек — шесть месяцев, а мне не дает Казани и Астрахани! Если он мне эти города отдаст, то у него и кроме них еще много городов останется. Не даст Казани и Астрахани, то хотя бы дал одну Астрахань, потому что мне срам от турского: с царем и великим князем воюет, а ни Казани, ни Астрахани не возьмет и ничего с ним не сделает! Только царь даст мне Астрахань, и я до смерти на его земли ходить не стану; а голоден я не буду: с левой стороны у меня литовский, а с правой — черкесы, стану их воевать и от них еще сытей буду».

Тогда Иван Грозный без обиняков заявил, что восстановление бывших ханств — это рост угроз России. «Теперь, — отвечал в письме хану царь, — против нас одна сабля — Крым; а тогда Казань будет вторая сабля, Астрахань — третья, ногаи — четвертая». Гонцу, отправленному в Крым, было запрещено давать поминки. Серьезно ответить Девлет-Гирею было нечем. В подмосковных сражениях полег цвет крымской конницы. После такого разгрома хан уже не имел достаточных ресурсов для крупных походов на Москву.

У стен российской столицы, при Молодях, был отражен наиболее дальний и грандиозный поход войск Османской империи вглубь Европы. Это была самая северная точка их продвижения. Битва под Москвой 1572 года следом за морским сражением у Лепанто (1571) оповестила мир о начале заката Османской империи. Молодинская битва остановила агрессию Турции и Крыма против Русского государства, разрушив их геополитические планы относительно Восточной Европы.

Ратный подвиг воинов Воротынского и Хворостинина спас Россию и поставил, наконец, последнюю точку в ее нелегкой борьбе за Волгу. Поражение Девлет-Гирея у Молодей фактически завершает русско-крымскую войну за наследство Улуса Джучи. Крымское ханство было вынуждено отказаться от серьезных политических притязаний к России.

Значимо это сражение и в истории российского военного дела. По искусству маневра, перехвата инициатив, сочетания обороны с наступлением и взаимодействия родов войск — это одна из самых ярких русских побед. Она выдвинула Михаила Ивановича Воротынского и Дмитрия Ивановича Хворостинина в разряд выдающихся полководцев.

«Сей день принадлежит к числу великих дней нашей воинской славы: россияне спасли Москву и честь; утвердили в нашем подданстве Астрахань и Казань; отмстили за пепел столицы и если не навсегда, то, по крайней мере, надолго уняли крымцев», — так охарактеризовал значение Молодей Н.М. Карамзин.

Хотя в последующем набеги небольших крымских отрядов продолжались, они не шли ни в какое сравнение с нашествиями прошлых лет. Тем более, Турция вскоре ввязалась в очередную войну с Персией, что также снизило напряженность на южных российских границах.

После молодинской победы Иван Грозный объявил программу социального примирения и фактически отменил опричнину. Часть конфискованных земель возвращается прежним владельцам. В разрядах 1573 года царь обращается к войску с призывом службу свою государю показать и со службы не съезжать. Одновременно он производит пересмотр поместных и вотчинных дач с возвращением их по принадлежности старым хозяевам.

Воспользовавшись достигнутым успехом, Иван IV начал деятельную подготовку к наступлению на южных рубежах. В этом стремлении он нашел потенциального союзника — германского императора Максимилиана II, который в то время претендовал на вакантный престол Речи Посполитой. В случае его избрания польским королем Максимилиан обещал заключить с русским царем почетный мир при условиях совместных действий против Турции и Крыма. На польский престол претендовал и Иван Грозный, который в случае его избрания, скорее всего, мог сам возглавить русско-польский союз против Крыма.

Пока в Варшаве решался вопрос о будущем короле, царь приступил к организации крупной военной операции против Крымского ханства. На это была выделена огромная по тем временам сумма — 40 тыс. рублей. Союзником Москвы стали украинские казаки во главе с гетманом Богданом Ружинским. В 1575 году они ворвались в Крым и прошли по нему «огнем и мечом». Следом Ружинский осуществил морской поход и, приставая к берегам Малой Азии, взял приступом Трапезунд, потом овладел Синопом, затем подошел к Стамбулу, пограбив его окрестности.

Готовясь к походу против Крыма, царь встал с войсками в Калуге, распределив полки «по украинным городам». На Верхнем Дону находилась «судовая рать», в составе которой были опытные корабелы с Вятки, Двины и Волги. Ружинскому были посланы деньги, порох и свинец. Ему на помощь также выступили отряды московских служилых казаков во главе с атаманами Андреем Веревкиным, Яковом Прончищевым и Федором Шахом.

Усиленное русскими отрядами войско Ружинского летом 1576 года нанесло поражение крымцам под Ислам-Керменем, взяло и разрушило эту днепровскую крепость. Но такое многообещающее начало не получило дальнейшего развития. В это время польским королем в Варшаве был уже избран ставленник Турции Стефан Баторий. Подобный выбор польского сейма смешал внешнеполитические планы царя и не сулил ему ничего хорошего. Возобновление борьбы за Прибалтику между Речью Посполитой и Россией становилось неизбежным.

И сообщение о победе русско-запорожского войска под Ислам-Керменем уже не смогло убедить Ивана Грозного в необходимости начала большой войны с Крымом и Турцией. Теперь ему грозила большая война на западе. А успешно потянуть две одновременно он не мог. Царь велел собранным для похода войскам возвращаться в Москву.

В связи с возобновлением войны в Ливонии Иван IV в начале 1577 года резко меняет курс по отношению к Крыму, возвращаясь к идее русско-крымского союза. Тем более Девлет-Гирей сам неоднократно проявлял желание возобновить процесс заключения шерти 1564 года. Но его кончина прервала начавшийся было процесс. Впрочем, вступивший в 1578 году на крымский престол хан Мухаммед-Гирей II предложил вернуться к обсуждению вопроса о мирном договоре России и Крыма.

После победоносного похода Ивана Грозного в Ливонию 1577 года крымцы в следующем году сами напали на Литву во главе с царевичем Адыл-Гиреем. Однако новый польский король не стал дожидаться, пока Москва и Бахчисарай заключат союз против Варшавы. Стефан Баторий пожаловался султану, который велел хану оставить польско-литовские земли в покое.

Стремясь изменить крымскую политику, Баторий в 1578 году направил в Крым посольство Марцина Броневского, чтобы обговорить размер высылаемых поминок и склонить хана к нападению на московитов. Однако и русско-крымские, и польско-литовско-крымские дипломатические инициативы закончились безрезультатно. По мнению историка А. Филюшкина: «ни Россия, ни Литва с Польшей не захотели заплатить Крыму столько, чтобы он однозначно стал бы реальным союзником одной из сторон... Татар, несмотря на всю риторику, на самом деле устраивала ситуация перманентного противостояния России и Великого княжества Литовского, поскольку она обеспечивала бесперебойное функционирование «крымского аукциона». Оказание серьезной союзнической помощи одной из сторон могло привести к ее победе, что автоматически бы ликвидировало сам аукцион, чего в Бахчисарае совершенно не хотели».

Оставив в покое зону Поволжья, Крымское ханство все больше выступает в роли противовеса в столкновениях России с другими странами, не выдвигая больше к своей северо-восточной соседке крупных внешнеполитических требований. Именно от Крыма, как отмечал датский историк К. Расмуссен, зависело сохранение равновесия в треугольнике политических отношений между Польско-Литовским государством, Россией и Крымским ханством.

Роль субъекта баланса сил ханство сохранит на протяжении целого столетия. Прежде всего, действия Крымского ханства в качестве своеобразного «балансира» были направлены на выравнивание сил между Россией и Польшей, затягивание их противоборства и поддержание в нем определенного равновесия. Это отвлекало оба государства от борьбы с Крымом и позволяло ему извлекать выгоду из своего положения третьей силы.