Весна 1918: мгла отступает

Видя, что дальнейшее разнуздывание стихии насилия способно привести их режим к закономерному краху, «военно-революционные власти» стали предпринимать отчаянные попытки навести хоть какой-то порядок.

Еще накануне февральской резни в Севастополе руководители городского Совета Н. Пожаров и П. Марченко отправились на Каменную пристань и попытались отговорить прибывающих моряков от погромов, но безуспешно.

«Нас не хотели слушать, — утверждали большевики позднее. — <...> Это было противно воле Совета, и на это заявление нам отвечали: не хотите — не надо. Мы сами это сделаем, а вас больше знать не хотим»¹.

Позднее, когда трагические события «Варфоломеевской ночи» стали свершившимся фактом, власти формально отмежевались от них, осудив действия матросов. 24 февраля 1918 г. на заседании Исполкома Севастопольского Совета военная комиссия Совета издала приказ № 180, в котором говорилось: «...считать всех действующих низко и преступно <...> явными контрреволюционерами, и всеми мерами подавлять подобные преступления, ведущие только к гибели революции»². Вопрос о событиях в Севастополе в этот же день рассматривался на заседании II Общечерноморского съезда. Хотя большинство делегатов съезда были едины во мнении, что случившаяся трагедия легла позорным пятном на весь Черноморский флот, у красного террора нашлись свои защитники. Член Севастопольского Совета Рябоконь заявил: «Это сделал весь трудовой народ. Всю буржуазию надо расстрелять. Теперь мы сильны, вот и режем. Какая же это революция, если не резать буржуев?»³ (Выделено мной — Д.С.)

По итогам обсуждения съезд вынес резолюцию, в которой говорилось: «Заклеймить самым энергичным образом позорное выступление, бывшее в Севастополе... Немедленно создать комиссию для установления степени виновности замешанных лиц и решить, как с ними быть и меры пресечения. Все судовые комитеты и товарищи матросы обязуются способствовать раскрытию этого гнусного дела, дабы показать пролетариату западных государств, что русские социалисты не палачи, подобно царским»⁴.

Однако, как справедливо отмечает в своем материале «Кровавый опыт революций: "Варфоломеевские" ночи в Севастополе 1917—1918» Елена Черноусова, одна из современных авторов, исследующих тему революционного террора в Крыму, выступив с публичным осуждением содеянного, власти, однако, «ничего не сделали для наказания виновных в казнях без суда и следствия»⁵.

Реакция матросов на происшедшие в городе события и резолюцию съезда была неоднозначна. Большинство из них внешне осудило «контрреволюционные выступления». В то же время команда линкора «Свободная Россия» в будущем обещала «выступить с оружием в руках только по зову своих высших демократических организаций», но заявила, что «виновных в этих событиях не должно быть. А если их будут предавать суду, мы выступим им в защиту». Команда эскадренного миноносца «Громкий» считала, что нужно расследовать действия только председателя Центрофлота Романовского. А команда блокшива № 9 (база Минной бригады) и вовсе заявила, что «налагая на нас позорное пятно, вы так же ошибаетесь, как ошибались и мы, называя контрреволюционерами товарищей балтийцев, которые в первые дни революции вели решительную борьбу, уничтожая подспорье царизма»⁶.

В результате виновники к ответственности привлечены не были, только отстранили от должности председателя Центрофлота С.И. Романовского.

В течение последующих нескольких дней Севастопольский Совет, ВРК и Центрофлот сумели стабилизировать обстановку на подконтрольной им территории.

Под угрозой применения оружия бесчинствовавший в крымской столице отряд С. Шмакова был переведен в Севастополь, откуда затем отправлен на Румынский фронт. Самого Шмакова арестовали, и до лета 1918 г. он содержался в тюрьме, откуда впоследствии был освобожден немцами⁷.

5 марта 1918 г. по распоряжению следственной комиссии Севастопольского Совета был арестован военный моряк Лазарь Чернов, задержанный с погромным воззванием в количестве 100 экземпляров, составленным матросом-электриком подводной лодки «Кит» Макарием Осадченко, которого комиссия также распорядилась «немедленно задержать и препроводить в городскую тюрьму». Кроме того, предписывалось «срочно допросить наборщиков в типографии, набравших указанное воззвание»⁸. Красноречивая откровенность последнего заслуживает того, чтобы привести его текст целиком:

«Друзья
Крестьяне рабочие и батраки

Над нашим горлом, горлом пролетариата занесен нож германских империалистов. И вот в такой тяжелый момент, наши кулаки и капиталисты снова поднимают свою голову я и показывают свое змеинное жало. Им во сне и на яву кажется: что их освободят немецкие генералы и шпоры.

Братья лучше смерть чем мы допустим восторжествовать угнетателям народа и раздавим их. Пусть знают, что мы свои завоевания революции не отдадим, но если они нам бросают боевой вызов мы его мы его принимаем. И так товарищи и братья: Все те кому дорога свобода.

Все те кому дорога честь ихних жен детей, отцов, матерей. Приходите к нам Вашим выборным в Совете Раб.<очих> и Батр.<ацких> депутатов и поступайте в ряды борцов за международное дело пролетариата, в ряды красной народной армии. Пусть знают наши угнетатели что не наша погибель пришла, а настал грозный час расплаты, час народной кары, за все свои испытания. Они ищут Варфоломеевской ночи что ж мы дадим ее им. (Выделено мной — Д.С.)

Да здравствует пролетариат всех стран

Желающие товар.<ищи> могут записываться кроме Совета также в сельских комитетах»⁹.

В конце марта 1918 г. предотвратили попытку самосудов в Алупке, которые намеревались устроить представители ялтинских органов власти. По приказу Ю. Гавена были арестованы и доставлены под усиленный караул в арестный дом Морского ведомства в Севастополе комиссар по борьбе с контрреволюцией Горянский, комиссар Красной армии Рябицкий, член комиссариата по борьбе с контрреволюцией Кидин, помощник комиссара по борьбе с контрреволюцией Шевцов и председатель революционного трибунала Ялты Пономаренко¹⁰.

Но эти меры были приняты слишком поздно и, в сущности, ничего не могли изменить.

Февральские убийства офицеров и обывателей и безнаказанность виновников привели к тому, что на состоявшихся в начале апреля 1918 г. выборах в Севастопольский Совет большевики и их союзники, левые эсеры, потеряли доверие горожан, и к власти пришли правые эсеры и меньшевики. Повторные выборы ленинцы вновь проиграли.

Внешнеполитическая обстановка складывалась также не в пользу сторонников военно-коммунистической власти.

Пытаясь сохранить господствующие позиции в условиях политической нестабильности, отягощенной германским наступлением, ленинское правительство вынуждено было пойти на скорое заключение мира с Германией и ее союзниками. 3 марта 1917 г. мирный договор в Брест-Литовске был подписан, отдав под германскую оккупацию территорию в 2 млн. квадратных километров (Белоруссию, Украину, Прибалтику, Бессарабию, Польшу, Финляндию), на которой до начала войны проживала треть населения Российской империи (более 62 млн. человек), где располагалась 1/3 пахотных земель, 9/10 угля. Страна потеряла 9 тыс. заводов, 80% площадей сахарной свеклы, 73% запасов железной руды. Кроме того, Советская Россия обязывалась демобилизовать Черноморский флот. На Балтике ей была оставлена только одна военно-морская база — Кронштадт¹¹.

Выполняя условия Брестского мира, Украинская Советская Республика разорвала федеративные связи с Советской Россией. Заключив 17 января договор с Центральной Радой, германцы приступили к фактической оккупации Украины, стремительно продвигаясь на юг. Над Крымом нависла угроза изоляции и захвата — вопреки Брестским договоренностям — войсками кайзеровской Германии.

В этих условиях 19 и 21 марта 1918 г. провозглашается создание Таврической советской социалистической республики (ТССР, Республики Тавриды).

На состоявшемся накануне совместном заседании СНК Украины, уполномоченного СНК РСФСР и представителей Крыма было решено, что Крым как часть РСФСР должен соблюдать условия Брестского мира и не выступать открыто против австро-германских войск¹².

Члены Совнаркома Крыма. Весна 1918 г.

Было заявлено о принадлежности Черноморского флота провозглашенной республике, избран ее руководящий орган — СНК ТССР, который возглавил присланный из центра политработник Антон Слуцкий. Пытаясь выстроить дипломатический барьер на пути германских войск в Крым, ЦИК Республики Тавриды заявил о признании условий Брестского мира, о чем известил телеграммой правительства ведущих европейских держав. В то же время надежды на результативность этого хода не было даже у некоторых членов Таврического ЦИК.

Как вспоминал впоследствии Ю. Гавен, «часть руководителей Крымской большевистской организации, особенно севастопольские работники, не возлагали надежд на этот дипломатический барьер, который т. Слуцкий, председатель Совнаркома совреспублики Тавриды, и ряд других крымских работников хотели построить на Перекопе путем объявления Крыма самостоятельной республикой»¹³.

Положение полуострова стало объектом пристального внимания высшего советского руководства. Подтверждением чему служит письмо Ленина чрезвычайному комиссару Украины Георгию Орджоникидзе от 14 марта 1918 г., в котором Владимир Ильич просил обратить «серьезное внимание на Крым и Донецкий бассейн в смысле создания единого боевого фронта против нашествия с Запада» и «убедить крымских товарищей, что ход вещей навязывает им оборону и они должны обороняться независимо от ратификации мирного договора»¹⁴.

26 марта 1918 г. СНК Республики Тавриды принял решение о «революционном призыве» саперов и артиллеристов, а также мобилизации на оборонные работы 2% буржуазии. На следующий день от имени СНК и Таврического ЦИК была разослана телеграмма, в которой подчеркивалось, что возраст мобилизованных представителей буржуазии должен быть от 18 до 30 лет, и направить ее нужно в Чонгар. Одобрив эти меры, 28 марта съезд Советов Балаклавы указал на необходимость привлечения буржуазии к рытью окопов без ограничений по возрасту, и не двух процентов, а всех способных к земляным работам. В свою очередь 29 марта Ялтинский Совет предложил мобилизовать буржуазию с 18 до 45 лет, но взять на учет всех, высылая мобилизованных по мере требований Совнаркома.

Практическое воплощение подобных инициатив грозило обернуться неминуемой смертью для многих стариков и больных.

Как следствие, в отдельных местностях мобилизационные мероприятия власти вызвали недовольство большинства населения. Так, в Феодосии объявленная Советом мобилизация на фронт всех «буржуев» (без возрастных ограничений, включая учителей и гимназистов) привела к тому, что 18 апреля с акциями протеста выступили профсоюзы металлистов, фабричных и портовых рабочих, сапожников, инвалидов и др. В результате пришлось ее отменить¹⁵.

В целом руководство Республики не уделяло обороне полуострова достаточного внимания. Не осознавая всей серьезности положения, многие высшие советские функционеры наивно полагали, что, не добравшись до Крыма, немецкие части разложатся и остановятся сами, либо их остановят на подступах.

Даже когда германские войска уже находились на Перекопе, председатель СНК Тавриды А. Слуцкий говорил на делегатском собрании черноморцев:

«Немцы не могут прийти в Крым, ибо мы признаем Брестский договор; если же по какому-либо недоразумению они все же придут сюда, то стоит только показать им Брестский договор, и они сейчас же уйдут»¹⁶.

Несогласованность действий и неумение организовать оборону нисколько не мешали большевикам и их союзникам обращаться к излюбленному средству — террору.

Наркомюст Республики Тавриды утвердил предельно упрощенную систему следствия. Еще в феврале 1918 г. был создан наркомат тюрем. На мартовском губернском съезде Советов приветствовалось, что «комиссариат сумел поставить дело так, что тюрьма представляет из себя не место наказания, а место признания своей виновности»¹⁷. Таким образом, задолго до сталинских судебных процессов 1930-х гг. признание арестованного объявлялось «царицей всех доказательств», и для его получения негласно разрешалось применять различные методы (включая физическое воздействие).

Выступая 12 марта 1918 г. на общем собрании Советов Феодосии, А. Мокроусов призывал «уничтожить всю буржуазию, не разбирая средств»¹⁸. И это — после массовых боен, устроенных накануне красногвардейцами и матросами в Севастополе, Евпатории, Ялте и других городах!..

Тем не менее, с каждым пройденным днем положение коммунистов и их союзников становилось все более шатким. Не имея в своем распоряжении ни надежных вооруженных сил, ни широкой народной поддержки, большевики уже ничего не могли с этим поделать.

То там, то тут происходили антисоветские выступления. Отдельные районы полностью освободились от контроля ревкомов. Так, в Евпатории меньшевики подчинили себе местный Совет, и в городе возобновили работу прежние органы власти. 15 апреля 1918 г. совместное заседание Евпаторийской городской думы и уездного земского собрания отменило «все земельные декреты о создании коммунистических и рабочих артелей» и оставляло в силе законодательные акты о земле, существовавшие до Октябрьского переворота. Этим же решением в уезде восстанавливались все прежние учреждения и органы местного самоуправления, владельцам возвращались предприятия, имущество и денежные средства, изъятые большевиками путем контрибуций и принудительных конфискаций¹⁹.

В Симферополе острая нехватка продовольствия привела в середине марта к социальному взрыву. На рыночной площади голодная толпа растерзала городского комиссара продовольствия Наума Глазова. Вместе с комиссаром был зверски убит его сын, организатор городского Союза рабочей молодежи, пытавшийся защитить отца²⁰. Это событие описано в цитировавшемся выше романе А. Домбровского «Красная Таврида»:

«...То, что он увидел на базарной площади, было ужасно. Он у видел окровавленного человека, который неподвижно лежал на земле, а вокруг него орущую и размахивающую руками возбужденную толпу.

— Это кто? — спрашивал Венька у стоящих рядом, но никто, казалось, не слышал его. — Да кто же это? — схватив за плечи какую-то старуху, закричал ей прямо в лицо Венька.

— А Наум Глазов, — ответила старуха, злорадствуя. — Тот самый. Глазов, который всех нас ограбил, оставил голодными! Семка Глазов, симферопольский комиссар продовольствия! Теперь он нажрался земли! — старуха победно завизжала и вырвалась из рук Веньки.

— Ведьма! Зараза! — крикнул ей вслед Венька. Пока он это прокричал, старуха успела добежать до убитого и принялась, прыгая вокруг него, пинать его ногами.

— Так его! Так его! — орали ей из толпы. — В морду цель! В морду, бабка!

Другие хохотали, смеялись, аплодировали. Но вот, растолкав впереди стоящих, из толпы вырвался и бросился к безумной старухе какой-то парень без шапки, без пальто, босой. Он оттолкнул ее от трупа, старуха упала, стала визжать, дрыгать в воздухе ногами.

— Кто убил? — закричал жутко парень. — Скажите, кто убил? — он упал на колени, обнял убитого, приподнял его. — Кто убил тебя, батя? Кто? Кто?

— Так это же сынок Глазова, — узнал кто-то парня. — Предводитель молодых большевиков!

— Семка это! Семка! — закричали другие. — Надо и его прикончить!

Человек тридцать бросились к парню, окружили его, началась потасовка, свалка. Это продолжалось минуты две или три, не дольше. И вот уже на том месте, где лежал один окровавленный труп, стало два. Убитый Семка Глазов лежал рядом с отцом, его руки были втоптаны в грязь»²¹.

В рядах красных войск царило разложение. Сами «военно-революционные» власти признавали, что Красная армия не готова к активным боевым действиям. А. Слуцкий так охарактеризовал моральный дух войск, сосредоточенных у Перекопа:

«Армии содержать мы не в состоянии, надвигается денежный крах. Броситься в войну мы не можем, так как армия превратилась в банду мародеров (выделено мной — Д.С.). <...> В Перекопе лошади уводятся из-под плуга, насилуются девушки...»²²

Оставляла желать лучшего и боеспособность Черноморского флота. Массовая демобилизация, нехватка топлива, дезорганизация, внесенная в ряды личного состава политическими и национальными партиями, ослабили флот как боевую единицу. Даже германское командование в официальном сообщении в Киев отмечало: «Положение, создавшееся на Черноморском флоте, указывает на царящее здесь безвластие»²³. К началу апреля 1918 г. численность личного состава флота составляла 6677²⁴ человек (для сравнения: в 1917 г. личный состав флота насчитывал свыше 40 тыс. человек²⁵).

Объявленная мобилизация в ряды Красной армии также не принесла желаемых результатов. Некоторые отряды, в частности, Евпаторийский, вышли из подчинения и отказались идти на фронт. В связи с этим 28 марта 1918 г. ЦИК Тавриды потребовал от СНК Республики «всей силой доверия и поддержки трудящихся, создавших Советскую власть, подавлять всякую попытку превратить социалистическую армию в орудие против Советской власти».

В двадцатых числах апреля на Южном берегу вспыхнуло восстание крымских татар, которое сами участники называли «народной войной»²⁶. К восстанию присоединились скрывающиеся в горах офицеры и эскадронцы.

Центром мятежа являлась Алушта, где «организовавшийся в ночь на 22 апреля мусульманский комитет фактически взял власть в свои руки»²⁷. Повстанцы разоружили командиров красногвардейских отрядов С. Жилинского и И. Кулешова, арестовали комиссара труда Алуштинского Совета Тимофея Багликова и захватили власть в городе²⁸.

Выступления повстанцев также произошли в Феодосии, Судаке, Старом Крыму и Карасубазаре. В последних трех городах восставшим также удалось захватить власть. Председатель Судакского ревкома Суворов был арестован и зверски убит. Вместе с Суворовым повстанцы казнили других руководителей ревкома — Р.Ф. Ганца, Егорова — и ряд ответственных советских работников²⁹. Красная гвардия, насчитывавшая до сотни бойцов, разбежалась. Как вспоминал ее командир Евгений Шевченко, в день занятия Судака повстанцами «были произведены массовые аресты и учинены расстрелы и зверские расправы над гражданами, служившими в Красной Гвардии, впоследствии выяснилось — одних убитых 11 человек. Одновременно было подготовлено к расстрелу еще 18 красногвардейцев, которые были под арестом, в том числе и я, как начальник Красной Гвардии. Узнав об этом, я бежал из-под ареста в тот момент, когда вышел по естественным делам в уборную»³⁰.

Восстание крымских татар происходило во время германского наступления. Не встретив на Перекопе серьезного сопротивления, 18—19 апреля 1918 г. немецкие и украинские войска начали продвижение вглубь территории полуострова. В этих условиях руководство Республики Тавриды думало только о том, чтобы как можно скорее уехать из Крыма.

20 апреля 1918 г. началась поспешная эвакуация советских учреждений из Симферополя. Часть руководящих работников бежала на восток. Ей удалось спастись. Другая часть направилась на юг в надежде перебраться в Новороссийск. Оказавшись в Ялте, эта группа связалась с Алуштой, откуда сообщили, что в городе безопасно. Воодушевленные этим известием, члены ЦИК и Совнаркома Республики А. Слуцкий, Я. Тарвацкий, С. Новосельский, А. Коляденко, И. Финогенов, И. Семенов, С. Акимочкин и два члена Севастопольского Совета А. Бейм и Баранов погрузились в автомобили и двинулись в сторону Феодосии. Но 21 апреля 1918 г. они были схвачены повстанцами и препровождены в Алушту. Во время допросов 22 и 23 апреля 1918 г. арестованные подвергались пыткам и издевательствам, а 24 апреля были расстреляны. В живых остались только тяжело раненые Акимочкин и Семенов³¹.

Памятник на братской могиле членов правительства Советской Социалистической Республики Таврида. Фото 1980-х гг.

Вместе с членами правительства Республики Тавриды татарские повстанцы казнили и руководителей Алуштинского Совета³².

Расстрелы советских работников (в том числе керченских) в то же самое время происходили в Бердянске. Здесь в роли экзекуторов выступили белогвардейцы из полка Михаила Дроздовского, занявшие город вместе с германскими войсками³³.

Татары составляли главную, но не единственную силу восстания. Так, в Феодосийском уезде в процессе ликвидации советской власти самое деятельное участие приняли немцы-колонисты, а также пружины порядка» Крестьянского союза Владиславовской волости. Под командованием скрывавшихся у них офицеров они захватили несколько деревень и колоний и двинулись на Феодосию со стороны Сейтлера (ныне — п. Нижнегорск)³⁴. В то же самое время восставшими крестьянами деревень Капсихор (ныне — Морское) и Кутак были убиты 18 матросов, направлявшихся из Алушты в Феодосию³⁵.

В Андреевской волости немцы-колонисты колонии Аблеш под руководством братьев Гергарда и Генриха Блинтов очистили свое селение от коммунистов и разгромили красногвардейский отряд деревни Андреевка. Здесь они провели акцию «наведения порядка»: все не успевшие скрыться члены ревкома, их родители и родственники были перепороты шомполами, отец председателя ревкома А.Ф. Минакова, Ф.Т. Минаков, расстрелян³⁶.

В Цюрихтале (ныне — с. Золотое Поле) восставшие крестьяне перебили членов ревкома К. Исаева (председатель), Д. Ачкасова, В. Майбороду, Ф. Панченко, П. Бухмана, Н. Римша, Аблякимова. Спастись удалось только И.Н. Кутафину³⁷.

Татары обрушили свой гнев не только на коммунистов, но и на христианское население, особенно греческое, с которым повстанцы отождествляли советскую власть.

Полностью была сожжена греческая деревня Актузой³⁸, ее население, включая детей, вырезано. Это послужило сигналом для массовой резни греков, русских, армян в других деревнях на территории, охваченной мятежом.

«В деревнях Кучук-Узень (ныне — Верхняя Кутузовка), Алушта, Уорбек, Б. Ламбат (ныне — с. Малый Маяк Алуштинского горсовета), Коуш (ныне — с. Шелковичное), Улу-Сала (ныне — с. Синапное) и многих других расстреливают и истязают десятки трудящихся русских, греков и т.д. В эти дни в алуштинской больнице была собрана целая коллекция отрезанных ушей, грудей, пальцев и пр.»³⁹

Как позднее писал заместитель председателя Таврического ЦИК, левый эсер И. Семенов, чудом избежавший смерти во время расстрела руководителей Республики Тавриды: «ночью с 23 на 24 апреля русские, жившие в окрестностях Алушты, подверглись нападению со стороны татар; было вырезано несколько семейств, всего около 70 человек. Русские жители, пережившие ужасную ночь, к следующей ночи стали собираться группами и вооружаться, чтобы защититься в случае повторного нападения»⁴⁰.

Александр и Вячеслав Зарубины, авторы неоднократно нами цитировавшейся книги «Без победителей», приводят свидетельство уроженки Ялты Варвары Кизиловой, один из родственников которой, бежавший в город из Гурзуфа (где также шла резня христиан), был схвачен и убит татарами только за то, что выстроенная им пристройка закрывала вид на мечеть⁴¹.

Большевики и их союзники, однако, еще не утратили способности сопротивляться. Вокруг Севастополя создается кольцо обороны. Наступающих повстанцев остановили пулеметы в районе Массандры. Неудачей также завершилась попытка взятия Ялты. Прибывший в город из Севастополя миноносец «Гаджибей» доставил на своем борту десант моряков-черноморцев, который, включив в свой состав местных красногвардейцев, двинулся на Алушту. 23 апреля 1918 г. в 12 километрах от Ялты восставшие татары были разбиты. Матросов поддержало греческое население, и по всему Южному берегу прокатилась волна татарских погромов.

Селение Кизилташ (ныне — Краснокаменка Ялтинского горсовета) красногвардейцы и примкнувшие к ним греки вначале обстреляли из пулеметов, затем произвели ряд поджогов. В тот же день, рассказывала впоследствии очевидица Лидия Ломакина, «началась ловля татар красногвардейцами и греками и стрельба по ним; через два-три дня после этого деревня была подожжена в центре... пожар распространился на всю так называемую Старо-Мечетную часть Кизилташа, в коей выгорело до 20 домов; пожаром уничтожено и все находившееся в них имущество»⁴².

В селении расстреляли 13 жителей. Их трупы были обнаружены в могилах и общих ямах обезображенными, «у некоторых... обрезаны уши и носы, разбиты прикладами головы...»; заметно было, что перед казнью несчастных также избивали камнями⁴³.

«В Гурзуфе, — сообщалось в материалах Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков, — было убито более 60 стариков-татар, трупы брошены незарытыми на дорогах, улицах, в виноградниках. Родственникам, решившимся разыскивать своих убитых близких, нередко приходилось прекращать поиски из-за угроз красноармейцев. Совершение погребений было опасным, не было пощады даже духовным лицам: в Гурзуфе и Никите были убиты во время погребального богослужения два муллы»⁴⁴.

Аналогичную картину рисует в своих воспоминаниях князь В. Оболенский: «...большевики жестоко расправлялись с попадавшими им в руки татарами. В Гурзуфе и Кизилташе татар расстреливали и топили в море. Несколько татарских домов было разгромлено и подожжено. Все эти варварства, по слухам, творились, главным образом, местными греками, примкнувшими к большевикам. Трудно сказать, так ли это было на самом деле, или, как это всегда бывает в таких случаях, эти обвинения лишь отражение старой национальной вражды между татарами и греками, возникшей на экономической почве <...>. Узнав о приближении большевистских полчищ, творящих насилия над жителями, все татарское население Биюк-Ламбата, включая стариков, женщин и детей, ушло в горы»⁴⁵.

Тем временем подошедший к Алуште «Гаджибей» обрушил на город артиллерийский огонь. На обратном пути обстрелу подверглись прибрежные селения. Попытки татар организовать оборону окончились полным провалом. 24 апреля 1918 г. красногвардейцы заняли город. Разъяренные гибелью своих «соратников по борьбе» (комиссаров Республики Тавриды), сошедшие на берег матросы «рубили без разбора всех попадавшихся им навстречу татар»⁴⁶.

По данным Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков, в ходе подавления восстания на Южном берегу было убито более 200 мирных жителей, уничтожено имущества на 2 928 000 рублей. Общий же ущерб, причиненный большевиками татарскому населению Алушты, Кизилташа, Дерекоя, Алупки и ряда более мелких поселков, превысил 8 млн. рублей. Тысячи жителей оказались нищими⁴⁷.

Этноконфессиональный конфликт, впрочем, не завершился и после занятия полуострова немцами. Жаждавшие мести за убитых сородичей татары обрушили на греческое население Южного берега Крыма настоящий террор.

«Вечером, — вспоминал о том времени князь В. Оболенский, — мы смотрели на зарева вспыхнувших по всему южному берегу пожаров. Татары мстили греческому населению за кровь убитых братьев. Немало греков было убито в тот вечер, а все их усадьбы разграблены и сожжены. Когда через два дня я уехал в Ялту, то насчитал вдоль шоссе около десятка курящихся еще пожарищ. А по дорогам целой вереницей двигались фуры со всяким скарбом, с заплаканными женщинами и черноглазыми детьми. Коровы, привязанные сзади за рога, упирались и мычали, овцы пылили и испуганно, прижавшись друг к другу, жалобно блеяли...»⁴⁸

Греки фактически изгонялись с Южного берега и части горного Крыма, их имущество грабилось. «На всем побережье между Ялтой и Алуштой, — писала 4 марта (19 февраля) 1919 г. газета "Крымский вестник", — не осталось сейчас ни одного греческого семейства»⁴⁹. (Выделено мной — Д.С.) «Не уцелело ни одной табачной плантации греков, — сообщалось в той же газете 26 (13) марта 1919 г., — ни одного их дома, — все подверглось разрушению»⁵⁰.

Последствия этнического конфликта ощущались еще в начале 1920-х гг.

Несмотря на относительные успехи, достигнутые в борьбе против татарских повстанцев, режим большевиков доживал свои последние дни. Германское наступление не оставляло красным никаких шансов.

19 апреля 1918 г. немцы захватили Джанкой, 22-го — Симферополь и Евпаторию, 29-го — Керчь, 30-го — Феодосию и Ялту.

Эвакуация красных войск напоминала беспорядочное и поспешное бегство.

Вот как, по Н. Кришевскому, происходил уход большевистских частей из Керчи:

«Двое суток непрерывно грузились большевики на транспорты, набивая их награбленным добром. Ящики падали, разбивались, шоколад, кофе, сахар, чай, мыло и материи пудами и свертками валялись на берегу и жители слободки открыто растаскивали на глазах солдат, так как те при всем желании не имели возможности все награбленное нагрузить на транспорта и спешили захватить лишь самое ценное»⁵¹.

Опасаясь репрессий и мести за содеянное, сторонники красных уходили целыми селами. Многие из них не успели погрузиться на корабли и были впоследствии интернированы германцами. Так, в пригородах Феодосии кайзеровские войска захватили в плен до 700 красногвардейцев из Ново-Царицынской, Владиславовской, Таракташской волостей и Судака⁵².

Только на границе Севастопольского крепостного района наступающие германские и украинские войска встретили организованное сопротивление. Бои здесь продолжались до конца апреля. Отряды красногвардейцев и моряков сдерживали натиск неприятельских войск, и порой довольно успешно. Однако в условиях, когда передовые части германских войск уже заняли Альминскую долину, ни о какой длительной обороне не могло быть и речи. Вопрос стоял лишь о временном сдерживании, пока будет проводиться эвакуация.

В начале апреля в севастопольском порту для этой цели было сосредоточено 20 транспортных судов. Однако погрузка, назначенная на 8 апреля, была перенесена, а на следующий день по приказу меньшевиков, правых эсеров и сторонников Центральной Рады рабочие порта отказались производить погрузку, объявив забастовку. В тот же день на Сенной площади (располагалась на месте нынешнего комплекса зданий Севастопольского национального технического университета (СевНТУ) на ул. Гоголя) собрался многотысячный митинг, во время которого раздавались угрозы в адрес большевиков. Участники митинга приняли резолюцию о необходимости немедленного усиления охраны порта, крепостного района и жилых домов, для чего организовывались вооруженные рабочие дружины и создан «Рабочий революционный штаб», занявший помещение таможни. Во главе этой чрезвычайной структуры стояли меньшевики.

В ночь на 11 апреля 1918 г. по приказу «Рабочего революционного штаба» были вскрыты склады оружия и начато вооружение рабочих, гимназистов, офицеров и членов союза увечных воинов. К утру дружинниками были оцеплены железнодорожная станция, почта, телефонная станция, банк, перекрыты шоссейные дороги, ведущие к городу. Малочисленные красногвардейские и матросские караулы сопротивления не оказали. Захватив броневик на шоссе у тюрьмы, отряд портовой дружины обстрелял караул матросов. Трое моряков были убиты и несколько ранено.

Только благодаря энергичным мерам, предпринятым Военно-Морским комиссариатом и Областным Военно-Революционным штабом (ОВРШ), дальнейшего кровопролития удалось избежать. На следующий день, 12 апреля, Центрофлот разослал судовым комитетам телеграмму, в которой предупреждал, что «могущая начаться кровавая война между рабочими и матросами может привести к гибели всего Севастополя и всего флота»⁵³.

Тогда же состоялось Чрезвычайное пленарное заседание, на котором флот и крепость были объявлены на военном положении, во всех учреждениях устанавливались смешанные караулы: матрос, солдат и рабочий⁵⁴.

Однако в двадцатых числах апреля в городе сложилось новое противостояние: если матросы с готовностью откликнулись на призыв левых эсеров и коммунистов объявить всеобщую мобилизацию и защищать флот и город, то рабочие, примкнувшие к меньшевикам и правым эсерам, не желали напрасного кровопролития и были готовы сдать город без боя, а флот вывести. 25 апреля 1918 г. Центрофлот направил телеграмму Центральной Раде, в которой выражал готовность «немедленно заключить перемирие» и приложить «все старания», чтобы «остановить все войска в тех пунктах, где они находятся». Также Центрофлот предлагал выслать делегатов, которые, «сговорившись о продлении перемирия, немедленно начнут выяснение всех спорных вопросов и предотвращение дальнейшего братоубийства», и просил «дать ответ как можно скорее, ибо каждая минута уносит человеческие жертвы из-за того, что может быть покончено мирно»⁵⁵.

В тот же день специальная делегация из 64-х человек, представлявшая «все слои севастопольского населения» отправилась в Симферополь на переговоры с германским командованием о прекращении наступления, и заявила, что Севастополь сдается без боя, и что на многих кораблях развеваются украинские флаги⁵⁶.

Однако германцы настаивали на оккупации города и разоружении флота. В этих условиях Севастопольский Совет принял решение о немедленной эвакуации флота, армии и населения. На кораблях и в частях были проведены митинги, на которых большинство высказалось за необходимость такой меры.

В ночь с 29 на 30 апреля 1918 г. под огнем противника часть флота была уведена в Новороссийск.

Покидающие порт корабли подверглись артобстрелу. Под его воздействием эсминец «Гневный» выскочил на камни. При оставлении порта команды линкоров и эсминцев чуть было не открыли огонь Друг по другу⁵⁷.

Не встретив никакого сопротивления, 1 мая 1918 г. германские войска вошли в Севастополь.

Советская власть в Крыму пала.

Примечания

1. Севастополь: Хроника революций и гражданской войны. — С. 248.

2. Крестьянников В.В. «Варфоломеевские» ночи в Севастополе в феврале 1918 г. // Россия—Крым—Балканы: Диалог культур. Научные доклады международной конференции (Севастополь 6—10 сентября 2004) — Екатеринбург НПМТ «Волот», 2004. // http://www.gosarhiv.sevastopol.iuf.net/fulldoc/102004/Krestjnicov1.shtml

3. Королев В.И. Указ. соч. — С. 62.

4. Крестьянников В.В. Указ. соч.

5. Черноусова Е. Кровавый опыт революций: «Варфоломеевские» ночи в Севастополе 1917—1918» // http://odnarodyna.com.ua/articles/4/1883.html

6. Крестьянников В.В. Указ. соч.

7. Бобков А.А. Указ. соч. — С. 371.

8. ГАГС. Ф. Р-266. Оп. 1. Д. 30. Л. 144.

9. ГАГС. Ф. Р-266. Оп. 1. Д. 30. Л. 151 (особенности правописания и пунктуации сохранены).

10. Варфоломеевские ночи в Севастополе. — С. 196—197; Крестьянников В.В. Указ. соч.

11. Уткин А.И. Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне. — Смоленск, «Русич», 2000. — С. 495—496.

12. Гражданская война и военная интервенция в СССР: Энциклопедия. — М.: Сов. Энциклопедия, 1987. — С. 582.

13. Алтабаева Е.Б. Указ. соч. — С. 135.

14. ) Ленин В.И. ПСС, изд. 5-е. Т. 50, — М.: Издательство политической литературы. — С. 49—50.

15. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Указ. соч. — С. 339—340.

16. Королев В.И. Указ. соч. — С. 67.

17. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Красный террор в Крыму: концепция // Крым и Россия: неразрывные исторические судьбы и культура / Материалы республиканской научно-общественной конференции. — Симферополь, март 1994. — С. 32.

18. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей. — С. 268.

19. Королев В.И. Указ. соч. — С. 64.

20. Баранченко В.Е. Указ. соч. — С. 89.

21. Домбровский А.И. Указ. соч. — С. 195—196.

22. Бобков А.А. Указ. соч. — С. 227—228.

23. Королев В.И. Указ. соч. — С. 67—68.

24. Севастополь: Хроника революций и гражданской войны. — С. 275.

25. Гражданская война и военная интервенция в СССР. — С. 660.

26. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Указ. соч. — С. 342.

27. Там же.

28. История городов и сел Украинской ССР. Крымская область. — С. 168.

29. Бобков А.А. Указ. соч. — С. 237—238; История городов и сел Украинской ССР. Крымская область. — С. 508.

30. Бобков А.А. Указ. соч. — С. 238.

31. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Указ. соч. — С. 343—344.

32. Голинков Д.Л. Крушение антисоветского подполья в СССР. Кн. 1. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Политиздат, 1978. — С. 120.

33. Королев В.И. Указ. соч. — С. 68.

34. Бобков А.А. Указ. соч. — С. 237.

35. История городов и сел Украинской ССР. Крымская область. — С. 501.

36. Бобков А.А. Указ. соч. — С. 237; История городов и сел Украинской ССР. Крымская область. — С. 411.

37. История городов и сел Украинской ССР. Крымская область. — С. 318.

38. По мнению Зарубина В.Г., в настоящее время идентифицировать эту деревню не представляется возможным // Письмо Зарубина В.Г. от 2 июня 2011 г. // Личный архив автора.

39. Зарубин В.Г. Об этноконфессиональном конфликте в Крыму (1918 г.) // Выступление на Крымской научно-практической конференции «Христианство на Южном берегу Крыма», г. Ялта, 24 ноября 2000 г. // http://www.kr-eho.info/index.php/uploads/4/index.php?name= News&op=article&sid=172

40. История Крыма с древнейших времен до наших дней. — Симферополь: Атлас-компакт, 2007. — С. 295.

41. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Указ. соч. — С. 343.

42. 1 Указ. соч. — С. 344.

43. Указ. соч. — С. 345.

44. Красный террор в годы Гражданской войны. — С. 212.

45. Оболенский В.А. Указ. соч. — С. 74—75.

46. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Указ. соч. — С. 345.

47. Красный террор в годы Гражданской войны. — С. 213.

48. Оболенский. В.А. Указ. соч. — С. 76.

49. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Указ. соч. — С. 347.

50. Там же.

51. Кришевский Н. Указ. соч. — С. 189.

52. Бобков А.А. Указ. соч. — С. 246.

53. Крестьянников В.В. Четыре месяца из жизни революционного Севастополя. — С. 44—45.

54. Указ. соч. — С. 45.

55. Алтабаева Е.Б. Указ. соч. — С. 148—149.

56. Королев В.И. Указ. соч. — С. 69.

57. Елизаров М.А. Указ. соч. — С. 294.