5.1.2. Торговая «война» между Каффой, Керкером и Феодоро в 50-е гг. XV вв.

В этот период яблоком раздора между генуэзцами и правителями Мангупа выступал не город Чембало, а Каламита. Здесь во второй половине XV в. Олобо со своими братьями восстанавливает и постоянно расширяет торговый порт. Каламиту регулярно посещают купцы из «Турции», оставляя в стороне Каффу и Чембало [Atti, 1868, VI, doc. CLI, p. 366]¹.

Так, например, 11 сентября 1454 г. канцелярий консульской курии Каффы Баттиста Барберини писал, что «<...> почти все зихские товары и рабы (omnes res zicieque capita), которые ранее направлялись в Каффу, теперь переправляются в Воспоро (Caffam solentia aduenire ad Vosporum transmittuntur <...>), а доставляемые из Турции, поступают в Каламиту (ex Turchia veniunt ad Calamitam conducuntur). Вследствие этого доход [оффиции] св. Антония стал совсем ничтожным (s. Antonij utilitas inminimo redacta est bono)» [Atti, 1868, VI, doc, XXXIII, p. 111; Данилова, 1974, с. 208].

В августе 1455 г. Томмазо Домокульта докладывал протекторам Банка, что «<...> Алексей со своими братьями творит зло (Alexius cum omnibus fratribus male se habet), <...> строя порт в Каламите (faciunt portum in Callamitta), для охраны которого они решили вооружить галеру (fuit armate galeam)» [Atti, 1868, VI, doc. CL, p. 361; Данилова, 1974, с. 209]².

Несмотря на неоднократные обращения оффициалов с требованием соблюдать условия заключенных соглашений и договоров, положение оставалось прежним, а полученные ответы граничили с грубостью. Поэтому консул пишет: «<...> мы выжидаем подходящий момент и не сомневаемся в том, что они понесут заслуженное наказание, потому что они неблагодарные и высокомерные, а этого, по нашему разумению, господь не потерпит. Ведь они во всеуслышание хвастаются, что пока жив их отец (vivente eorum patre) и господин — император татар (domino imperatore tartarorum), они могут никого не бояться. Из этого вы можете понять, каковы их намерения. Но мы поведем дела сообразно обстоятельствам и дадим вам знать» [Atti, 1868,VI, doc. CL, p. 361; Vasiliev, 1936, p. 213].

А.А. Васильев, рассматривая этот сюжет, «обнаружил» в нем противоречие. В начале донесения говорится об «Алексее и его братьях», а в конце мы читаем: «пока живы их отец и татарский хан». Поэтому он решил внести исправление в источник, начальные строки которого якобы надо читать: «Алексей со своими сыновьями», что полностью соответствует нашим источникам, из которых следует, что у Алексея был сын Иоанн и другие сыновья [Vasiliev, 1936, p. 213].

Во-первых, не вызывает сомнений, что у Алексея I (Старшего) действительно было несколько сыновей, и старшим среди них являлся Иоанн. Во-вторых, упоминаемый генуэзским оффициалом «император татар» — это Хаджи-Гирей. В-третьих, А.А. Васильев противоречит своим же заключениям о том, что Алексей I (Старший) скончался между 1444 и 1447 гг. [Vasiliev, 1936, p. 219]. После его смерти главой правящего на Мангупе дома (по крайней мере, с 1446 по 1458 гг.?) стал Олобо, бывший соправителем отца с весны 1434 г. Именно с ним ведут трудные, но положительно-результативные переговоры (1454—1456 гг.) консул, провизоры и массарии Каффы. Вероятно, поэтому А.А. Васильев, обращаясь к тому же источнику, пишет иначе: «Олобей и его братья, по свидетельству генуэзского документа, "открыто хвастают, что они никого не боятся, пока живы их отец и татарский хан"» [Atti, 1868, VI, doc. CL, p. 361; Vasiliev, 1936, p. 224]. В данном случае комментарии, по-видимому, излишни.

В свое время Н.В. Малицкий, касаясь данной темы, заметил, что «общее построение фразы кажется допускающим и такое толкование, что слово отец здесь употреблено не в прямом или физическом смысле слова, а фигурально и что им назван покровитель мангупских правителей татарский хан: iactant se multum non timere posse aliquem vivente eorum patre et domino imperatore tartarorum». При этом он обратил внимание на некоторые «странности» латинского текста, где говорится в единственном (vivente), а не во множественном числе (viventibus), при этом имя самого отца не названо. Слово domino, стоящее перед imperatore, кажется лишним, придавая особый смысл фразе eorum patre et domino — «их отец и владыка» [Малицкий, 1933, с. 39—40].

Действительно, подобные нюансы в практике отношений между правителями государств отражали признание вассалом прав «старшинства» своего сеньора. Например, когда перед сражением на р. Ворскле 5 августа 1399 г. велись переговоры между великим князем Витовтом и золотоордынским ханом Тимур-Кутлуком, то со стороны Витовта в ультимативной форме прозвучало требование: «<...> покорися и ты мне и буди мне сын, а яз тебе отец (выделено мной — В.М.), и давай ми всяк лето дани и оброк» [Юргевич, 1872, с. 152; 1вак1н, 1996, с. 86].

По свидетельству Дуки, когда Сулейман после разгрома турецкой армии Тимуром в Ангорской битве (28 июля 1402 г.) прибыл в Константинополь, то обратился к императору Мануилу II Палеологу (1391—1425 гг.), стоя на коленях, со словами: «Я буду тебе сыном, будь же и ты моим отцом. Отныне да не растет между нами сорная трава, и да не будет интриг, провозгласи лишь меня правителем Фракии» [Ducas. XVIII. 2; Литаврин, Медведев, 1991, с. 357]. Из этого можно сделать вывод, что правители Феодоро признавали вассальную зависимость от крымского хана Хаджи-Гирея, и именно эти установившиеся отношения отражены во фразе латинского источника «<...> их отец и господин — император татар».

По-видимому, упоминаемый Томмазо Домокульта «Алексей» получил во владение от своего отца (?) Иоанна или его дяди Олобея (?) (реальную степень родства между ними на настоящий момент установить невозможно) при разделе территории Готии порт и крепость Каламиту. Вероятно, монограмма этого же Алексея (внука Алексея I (Старшего) и племянника Олобея?) помещена на строительной плите с датой «19 июля 1459 г.» из замка Фуна, где он отмечен в последний раз (другие сведения в опубликованных источниках о нем отсутствуют).

Таким образом, документы переписки оффициалов Каффы с протекторами Банка Сан-Джорджо свидетельствуют о том, что Олобо и его «братья» (Кейхиби, Бердибек?) считают себя свободными от ранее принятых обязательств, касающихся условий ведения торговли через порт Каламиты, чем наносили ощутимый ущерб коммерции генуэзцев в бассейне Черного моря.

Об этом особенно отчетливо говорится в письме протекторов от 8 февраля 1458 г.: «Как известно, господин Тедоро и его братья (dominus Tedori et fratres ejus), вопреки праву и привилегиям (contra jura et priuilegij) города Каффы, открыто сооружают порт в Каламите (portum in Calamita publice fiere faciunt), где к великому ущербу для пошлин (in grauem jacturam vectigalium) Каффы нагружаются и разгружаются корабли» [Atti, 1868, VI, doc. CCCLXXV, p. 816; Данилова, 1974, с. 209].

О крупной торговле рабами в 70-х гг. XV в., шедшей через порты Крымского ханства, располагавшимися в Западном Крыму (Ле Салине, Каркините = Гезлеве), и Феодоро — Каламиту, свидетельствуют генуэзские документы 1474 г. После похода Хайдера, совершенного по инициативе ширинского бека Эминека в земли Верхней Валахии и Польско-Литовского королевства, в плен было захвачено около 15—18 тысяч человек. После доставки в Крым их продали в рабство и вывезли в Турцию или Египет именно через эти три порта [Atti, 1879, VII, № 1104].

Изменения, произошедшие в отношениях между Каффой и Феодоро в начале 50-х гг. XV в., очевидны. Если после заключения мира в ноябре 1441 г. Алексей I (Старший) имел возможность вести торговые операции только через Монкастро, то во второй половине XV в. правители Мангупа, при активной поддержке Хаджи-Гирея, используя порт Каламиты, открыто налаживают торговые отношения с Причерноморскими государствами и успешно конкурируют с генуэзскими факториями [Heyd, 1886, II, p. 213; Heers, 1960, p. 364; Данилова, 1974, с. 209—210].

Как уже отмечалось, Альфонсо Ассини обнаружил один любопытный документ (письмо консула Каффы Борруэля Гримальди к дожу Пьетро Кампофрегозо от 31 января 1453 г. [Musso, 1976, p. 137—138]), в подробностях сообщающий о «молчаливой войне, до сих пор пребывавшей в тени бряцания оружием. Это торговая война, которая бушевала на Черном море еще до падения Константинополя» [Assini, 1999, p. 18].

Если представленные выше материалы генуэзских источников свидетельствуют об озабоченности в Каффе нарастающим торгово-экономическим усилением Каламиты, то в донесении Гримальди раскрываются механизмы этой борьбы. Оказывается, уже в начале 50-х гг. в ее порту была сосредоточена большая часть турецкого торгового флота, значительное количество товаров и купцов. Отсюда они следовали к Керкеру, который недавно (1449 г.) император татар (imperatoris tartarorum) сделал местом своего пребывания (mansionem), приказав выстроить большой «praetorium»³, создал таможню и извлекал значительную прибыль. Автор послания с горечью констатирует, что он (Хаджи-Гирей) усвоил урок генуэзцев, цивилизовал свои обычаи и живет «не так, как жили императоры татар, а как если бы он был латинским купцом» (non ut solent imperatores tartarirum sed uti esset mercator latinus) [Assini, 1999, p. 18—19].

В Керкере все покупается за малые цены, потому что доставка товаров из Каламиты стоит очень дешево, а налоги незначительны. Если раньше только Каффа снабжала всю Газарию различными экспертами, то сейчас, наоборот, из Керкера и Солхата ежедневно доставляются многие товары (ковры, рабы, меха), происходящие из Турции. На восточном побережье Черного моря турки создали еще один торговый полюс в Севастополисе, включавший в себя и Белую Зихию. Огромный потоктоваров направляется ими в Копу, где покупают в основном рабов, переправляемых морем в Воспоро, а оттуда в Керкер и Каламиту. Данный караванный путь является тем мостом, который, следуя через Черное море, оставляет в стороне Каффу. Проходящие потоки товаров приобрели размеры, позволяющие предвидеть, что Каффа в скором будущем разделит судьбу Таны, «прежде обширную и населенную, а ныне превратившуюся в ничто» (оlim ampla et opidissima, пипс ad nichilum reducta) [Assini, 1999, p. 18].

Большая дружба между татарским ханом, Олобеем и другими сыновьями Алексея I (Старшего) основывается на взаимном меркантильном интересе. Поэтому они постоянно просят у хана создать новые пристани для удовлетворения спроса растущей торговли с турками [Assini, 1999, p. 19].

Сложившаяся тревожная обстановка неоднократно являлась лейтмотивом многочисленных собраний с участием всех коммерсантов Каффы. Но в итоге было предложено вооружить одну трирему для «патрулирования берегов в попытке заставить уважительно относиться к монопольным привилегиям Каффы, предоставленным старинными договорами» [Assini, 1999, p. 19]. И, как замечает А. Ассини, данный ответ генуэзцев на изменившиеся условия ведения торговли в Причерноморье — «старый (vecchia), слабый, оборонительный и, главное, неадекватный» и «является ясным признаком неспособности Генуи управлять конкуренцией, реагировать на вызов новой тактикой» [Assini, 1999, p. 19].

В целом же, стоит признать, что А. Ассини, точно передавая тон источника, невольно поддается пессимистическому настроению информатора (Борруэля Гримальди). Если же рассматривать возникшую перед негоциантами Причерноморских факторий проблему, то действия генуэзцев по защите своих монопольных прав торговли не выглядят столь уж беспомощными, когда переходят в плоскость ее реализации. Например, в 1455 г. Мартино Вольтаджо, захватив гиппарион с грузом (дар эмира Костамона турецкому султану) в 500 кантариев (примерно 23,8 т) меди (rame sive eris), доставляет его в Каффу [Карпов, 1990, с. 143, прим. 240]. К тому же, магистраты принимают решение отправить имеющееся в распоряжении фактории олово на Хиос, чтобы использовать его при изготовлении бомбард (stagno quod pro fabricandis bombardis) [Еманов, 1995, с. 39].

В том же году Марино Чигала был перехвачен корабль со 100 рабами, шедший из Синопа, который затем был отконвоирован в Каффу. Из двух турецких нав, взятых на абордаж в открытом море, одна доставляется в Чембало, а другая — в Каффу [Atti, 1868, VI, doc. CLI, p. 364—368; Еманов, Попов, 1988, с. 83]. Столь активные действия генуэзцев в 1455 г. приводят к некоторому замешательству торговых партнеров Хаджи-Гирея и феодоритов, вынужденных временно избегать захода их судов в Каламиту [Heyd, 1886, II, p. 389].

Примечания

1. На итальянских морских картах XIV—XV вв. бухта у крепости Каламита называется «Каламитским заливом» (golfo de Calamita), с указанием самого города как Caramit — Calamit — Calomit — Callamita = Kalamita [Kretschmer, 1909, s. 643; Фоменко, 2001, с. 58], а турки в это время именуют ее «Феленк-Бурун» (т. е. «Генуэзский мыс») [Брун, 1879, с. 69—70].

2. Х.-Ф. Байер предлагает несколько отличный перевод данного пассажа: «Алексей вместе со всеми братьями ведет себя плохо; с ними мы враждуем, когда время нам покажется подобающим. Они устраивают порт в Каламите; ввиду этого даже было одобрено вооружить галеру» [Байер, 2001, с. 218].

3. Имеется в виду дворец (praetorium regis), возведенный по приказу Хаджи-Гирея рядом с Керкером в балке Ашлама-дере. На территории самого города Керкер во время правления Хаджи-Гирея возведено здание медресе (?). Это предположение было высказано О. Акчокраклы. Оно основывалось на находке в 1928 г. близ мечети фрагмента камня с надписью «Хаджи Гирей, сын Гыяс-Эддина», а также свидетельстве автора сочинения «Гюльбуни ханан» (Константинополь, 1870 г.) Халим-Гирея [Акчокраклы, 1928, с. 166].