5.1.1. Политические отношения между Каффой и Феодоро в 1453—1455 гг.

Первые признаки произошедших изменений проявляются уже весной 1454 г. Когда правителю Феодоро Олобо удалось получить от одного задержанного турка сведения о намерении османов совершить нападение на побережье Газарии, он направил письмо в Каффу. В нем сообщалось о приготовлениях Мехмеда II к военной операции в бассейне Черного моря. Консул Каффы Деметрио ди Вивальди специально отметил дружественный политический жест «Олобея из Тедоро» (Olobei de Lo Thedoro) в послании от 21 октября 1454 г. протекторам Банка [Atti, 1868, VI, doc. XXXIV, p. 113]. Сменивший его в 1455 г. на этом посту Томмазо Домокульта в донесении, датированном июлем того же года, ссылается на «соглашения и договоры» (conuentiones et pacta), достигнутые между генуэзцами и господином Феодоро Олобеем [Atti, 1868, VI, doc. CL, p. 36].

Значительно большую ясность в сложившиеся политические отношения между Каффой, Феодоро и Крымским ханством вносит недавно обнаруженное Альфонсо Ассини (не опубликованное А. Винья) письмо (извлечено из связки Канцелярии, № 223). Оно оказалось в очень плохом состоянии. Повреждения не позволяют установить имена отправителя, получателя и дату, но, по мнению А. Ассини, таковыми являются консул Каффы Томмазо Домокульта, провизоры и массарии Антонио Леркари и Дамьяно Леоне, которыми подготовлен обстоятельный отчет попечителям Банка Сан-Джорджо о положении дел в Черноморских факториях. Хронологическое изложение событий следует за их же письмом, написанном в июле — августе 1455 г., и предшествует ответному посланию протекторов от 27/28 ноября 1456 г., что позволяет датировать его февралем 1456 г. [Assini, 1999, p. 6].

Помимо констатации сложностей, связанных с поставками продовольствия в город и необходимостью усилить его защиту, в донесении особое внимание уделяется внешним сношениям с правителями Причерноморских государств. Здесь, кроме известных событий, дополненных новыми деталями (потеря замка Ilice, отвоевание замка Batiarium, возвращенного Илларио де Марини;охота за изменившими коммуне наемниками (socii), предводительствуемыми Якопо ди Капуа, часть из которых удалось захватить в Монкастро), описываются установившиеся хорошие, но не лишенные взаимных трудностей (оффициалы пишут: «действуем скрытно» — «useremo la dissimulazione»), отношения с сыном Алексея I (Старшего) Олобеем, и очень плохие — с «проклятым императором» (maledicto imperatore) татар. Хаджи-Гирей (Agi-kerai) оказывал сильное давление на оффициалов, добиваясь получения от Каффы новой дани [Assini, 1999, p. 6].

В сложившейся ситуации консулы решили предпринять дипломатические шаги, используя Олобея в качестве посредника. С целью урегулирования затянувшегося конфликта с Хаджи-Гиреем, массарий и провизор Дамьяно Леоне отправился в Феодоро, где после 10 дней трудных переговоров «<...> он смог достичь соглашения, на основе которого татары удовлетворились старинными правами на Каффу. И сейчас наконец-то он смог получить императорскую привилегию. Большего он сделать не смог из-за отъезда императора в Валахию, но все это не смягчает тяжелого впечатления, что договор турок с татарами, о котором консулам говорили, раньше или позже вылился бы в осаду города» [Assini, 1999, p. 6].

Таким образом, Томмазо Домокульта, Антонио Леркари и Дамьяно Леоне удалось в довольно критический для фактории момент избежать не только открытого военного столкновения с татарами, но и восстановить (хотя и формально) status quo в условиях и размерах выплаты дани Хаджи-Гирею, существовавших до июля 1454 г.

Данный документ также позволяет решить один запутанный в историографии вопрос, касающийся возникновения династических распрей и политических неурядиц, происходивших в Крымском ханстве в 1456 г. [Волков, 1972, с. 143—144; Колли, 1913, с. 135—136; Некрасов, 1999, с. 54]. После «отъезда императора в Валахию» в начале 1456 г. один из сыновей Хаджи-Гирея — Хайдер — совершает в Солхате (?) дворцовый переворот, объявляя себя ханом. Магистраты Каффы срочно проинформировали протекторов Банка Сан-Джорджо о произошедших «благоприятных переменах», и в секретной инструкции, посланной из Генуи 27—29 ноября 1456 г., получили распоряжение всячески поддержать «нового императора» (novus imperator) [Колли, 1913, с. 135]. Но Хайдер смог продержаться в Крыму лишь несколько месяцев (до возвращения из дальнего похода отца), а затем вынужден был бежать в Литву (?). Появление Хаджи-Гирея осенью (?) 1456 г. свело на нет все усилия генуэзцев наладить дипломатические отношения, отвечающие их интересам, с его мятежным сыном.

В связи с упоминаемым в генуэзском документе «западном» походе Хаджи-Гирея в Валахию в начале 1456 г., удается прояснить еще один недоуменный вопрос, связанный с установлением сюзеренитета над Монкастро «татарского князя». Данное известие впервые появляется летом 1456 г. и совпадает с моментом начала контрмаркирования в Белгороде-Монкастро Джучидских дирхемов [Коциевский, 1990, с. 156—165; Бырня, Руссев, 1999, с. 222]. Сохранение сюзеренных прав крымского хана над Четатя-Албэ (Mocastro) нашло отражение и в привилегиях, данных Стефаном III (Великим) купцам из Львова 3 июля 1460 г., где также говорится о пошлине татарской, «которая была установлена в Белом городе» [Бырня, Руссев, 1999, с. 258].

Есть основания полагать, что налаживание дипломатических отношений оффициалов Каффы с Хаджи-Гиреем при посредничестве Олобея относится к началу лета 1455 г. Об этом свидетельствует документ, датированный 15 июня 1455 г. [Vasiliev, 1936, p. 232]. В источнике сообщается о расходах в сумме 31 000 аспров, взятых в кредит у «валаха Теодорки де Телиха» (Teodorcha de Telicha velacho)¹ консулом Томмазо Домокульта и переданных массарием Дамьяно Леоне в Феодоро греку Олобею (Olobei greci) в качестве подарка для императора татар (imperatori tartarorum).

В связи с представленными А. Ассини материалами, более понятной становится логика изменений, произошедших в отношении генуэзцев к господину Готии и запечатленных в письме протекторов Банка от 27—29 ноября 1456 г., адресованном Олобо. В нем впервые за все время существования Феодоро звучит почтительное обращение — «сиятельному и могущественному господину Олобею, господину Теодоро» (magnifico et potenti domino Olobei domino Teodori etc.) [Atti, 1868, VI, doc. CCCXIV, p. 660].

В отдельном послании протекторы в таком же тоне дают оффициалам инструкции по поддержанию добрых отношений с правителем Готии: «Так как мы понимаем, что благосклонность великолепного господина (magnificus dominus) Теодоро к вашим усилиям очень важна, то мы пишем ему письмо, которое вы найдете в наших распоряжениях. И мы оставляем на ваше усмотрение, передать ли его господину Теодоро или придержать в зависимости от обстоятельств. Но мы напоминаем, что вы должны жить в мире и дружбе с господином Теодоро, т. к., по мнению всех людей, сведущих в делах Каффы, в такое время его дружба чрезвычайно полезна для этого города» [Atti, 1868, VI, doc. CCCXIV, p. 660; Волков, 1872, с. 144; Vasiliev, 1936, p. 232].

Очевидно, столь доброжелательное письменное обращение правления Банка дошло до Олобея и послужило поводом для обмена интересующей обе стороны информацией. В том же 1456 г. массарии Каффы отмечают пребывание в городе посла господина Олобея — грека Фоки из Феодоро. В следующем 1457 г. для переговоров с оффициалами фактории приезжают Караихиби (Caraihibi)² и Бикси (Biksi) [Bănescu, 1935, p. 33, № 1; Vasiliev, 1936, p. 233, n. 3, 5].

Подобное обращение — «magnifico et potenti domino <...> domino <...>» — при составлении оффициальных документов было принято для приветствия суверенных правителей. В качестве примера можно привести титулатуру добруджанского деспота Иванко Тертера в тексте договора от 27 мая 1387 г., которая выглядит следующим образом: «magnificum et potentem dominum dominum Juanchum, filium bone memore magnifici domini Dobordice» (т. e. «великолепным и могущественным господином Иванко, сыном покойного великолепного господина Добротица») [Гюзелев, 1995, с. 127].

Вероятно, Олобо («<...> кто в былые времена обычно оказывал всяческое уважение генуэзцам и почитал их почти как своих господ (illi gui temporibus preteritis solebant Januenses colli ac venerari et fere in dominos habere» [Jorga, 1898, III, p. 218; Vasiliev, 1936, p. 225]) и его братья-соправители, опираясь на поддержку Хаджи-Гирея, вели себя как правители суверенного государства. Хотя, вероятно, они признали (?) верховные права Банка Сан-Джорджо над селениями, расположенными на побережье Готии. В то же время, феодориты совместно с татарами вели активную торговлю через порт Каламиты, отчего Каффа несла большие убытки. В крайне неблагоприятной для Черноморских факторий политической обстановке правление Банка и магистраты Каффы вынуждены были публично признать сложившиеся отношения. Этот акт официального признания, вероятно, и отражен в цитированном фрагменте, где звучит новое обращение к господину Феодоро.

Данное предположение, безусловно, нуждается в дополнительных аргументах. В качестве одного из них можно привести «геральдическую» символику закладной строительной плиты 1459 г. из замка Фуна, на которой отсутствует герб Генуи, помещавшийся на надписи 1427 г. «Владетеля Феодоро и Поморья» Алексея. Из этого может следовать, что сыну Алексея I (Старшего) Олобо удалось добиться от генуэзцев (Банка Сан-Джорджо) признания прав Феодоро на владение морским побережьем («Поморьем»). Причем на первых порах, в 1453—1455 гг., это было осуществлено в одностороннем порядке — de facto, а затем путем ведения переговоров, завершившихся достижением «соглашений и договоров» (conuentiones et pacta), — de jure.

Но протекторы Банка не могли смириться с вынужденным в сложившихся обстоятельствах признанием суверенитета господ Феодоро и подвластной им Готии. Поэтому, когда им удается формально урегулировать отношения с Мехмедом II, протекторы опять начинают заявлять свои права на некогда находившиеся под юрисдикцией Генуи территории. Так, в одном из документов 1458 г. ими утверждается, что «господин Теодоро и его братья незаконно занимают Готию, принадлежавшую городу Каффе» (dominum Teodori ejus fratres gui indebite occupanti Gotiam ad urbem Caphe pertinentem) [Atti, 1868, VI, doc. CCCLXXV, p. 815]³.

Формирование новых политических отношений между Феодоро и Каффой происходило на фоне постоянной угрозы нападения турок и взаимного недоверия, сложившегося за предыдущие десятилетия, когда стороны дважды вступали в продолжительные военные конфликты. Поэтому частыми были инциденты в пограничных областях, связанные с выпадами как со стороны подданных правителей Готии, так и со стороны генуэзцев.

Например, капитан стипендиариев, прибывших весной 1455 г. в Каффу, Джованни Пиччинино уже 6 сентября 1455 г. обратился к оффициалам фактории и попечителям Банка с просьбой предоставить в его распоряжение одну галеру и сотню человек. Как считал Пиччинино, выступив из Чембало, они могли захватить крепость Теодоро, а затем всю Готию («<...> offeriandomi <...> di prendere lo castello de Thedoro <...> che me volin dare saltem homini centum chi me accompagnam cum la galea fin alo Cembalo <...> dubito che tuta la Gotia») [Atti, 1868, VI, doc. CLIN, p. 370; Vasiliu, 1929, p. 327; Малицкий, 1933, с. 41; Vasiliev, 1936, p. 232, n. 3].

Но магистраты Каффы и протекторы Банка Сан-Джорджо были категорически против предложенного Джованни Пиччинино явно авантюрного плана, считая город Феодоро «сильнейшей крепостью Готии» (un castello fortissimo della Gothia che si chiama Teodoro) [Canale, 1856, III, p. 354]. Поэтому генуэзским чиновникам предписывалось стремиться урегулировать все возникающие спорные вопросы мирным путем.

Именно так поступил консул Солдайи Карло Чигала. Прибыв в город 6 мая 1455 г., уже 14 мая Чигала докладывал протекторам Банка, что «недавно написал несколько писем двум сыновьям покойного Алексея, нашим соседям (aliquas litteras scripsi duobus ex filijs q[ondam] Alexij nobis vicinis), о том, что некоторые из их подданных ведут себя нехорошо по отношению к жителям этого города (pro aliquibus eorum subditis non se bene habentibus cum hominibus istius loci), стараясь убедить их жить в мире и согласии (velint pacifice viuere), имея [за это] с моей стороны хорошее расположение (ad quod те semper bene dispositum inucuient), потому что получил от ваших сиятельств такое предписание (сит sic a magnificentijs vestris habeam in mandatis). Если они будут поступать иначе, то придется подумать о [соответствующих] мерах (si vero secus facient neccesset de remedio cogitare). Как я и полагал, эти письма дали положительный результат (буквально — "принесли [хорошие] плоды" — fructum fecerunt)» [Atti, 1868, VI, doc. CXIX, p. 304; Vasiliev, 1936, p. 231].

К сожалению, Чигала не называет нам имен своих адресантов. Поэтому можно только предполагать, что одним из них являлся владетель Лусты Бердибек, а вторым — Александр (?), пребывавший в селении Фуна⁴.

Тем не менее, несмотря на весьма мирный тон переговоров, проходивших между генуэзцами и феодоритами, консул Каффы Томмазо Домокульта был вынужден сообщить в Геную, что братья господина Готии ведут себя временами довольно дерзко [Atti, 1868, VI, doc, CL, p. 361].

Примечания

1. Теодорка де Телиха был жителем Солдайи. Его подпись находится на документе от 20 июня 1455 г., где он фигурирует среди 18 наиболее знатных и влиятельных граждан города [Atti, 1868, VI, doc. CXXVI, p. 315].

2. В ходе переговоров, которые велись между послами Олобея и оффициалами Каффы, им были преподнесены соответствующие статусу подарки, о чем свидетельствует запись в картулярии массарии: «Pro alapha Caraihibi de lo Tedoro misso per Olobei dominum Theodori» [Bănescu, 1935, p. 35, № 1]. Трудно согласиться с утверждением Х.-Ф. Байера, что имя Карайхиби — тюркское [Байер, 2001, с. 221]. Скорее всего оно имеет адыгское происхождение.

3. До настоящего времени разграничение территории прибрежной Готии на «генуэзскую» и «феодоритскую» является дискуссионным. Например, М.Г. Крамаровский заблуждается, когда пишет о якобы отошедших в управление Генуи 18 селений Готии [Крамаровский, 2003, с. 518], т. к. в татаро-генуэзских договорах 1380 и 1381 гг. речь идет о 18 селениях, принадлежавших городу Солдайе. Число селений Готии в известных договорах специально не оговаривалось, а массарии Каффы отмечают только 11 приморских «казалий» (cazalii Gotie) из 32 средневековых поселений Южнобережья: Лусту, Лампаду, Партениту, Гурзувий, Сикиту (Никиту), Ялиту, Мисхори, Ореанду, Лупико (Алупку), Кикенеиз и Фори (Форос) [Бочаров, 2004, с. 186—193, рис. 1—3].

4. А.А. Васильев на основании данного документа считал, что в Готии в это время правили два сына Алексея, одним из которых был Олобей, и консул Солдайи именно с ним вел переписку [Vasiliev, 1936, p. 231—232]. Есть основания в этом сомневаться, ввиду того, что находившийся на Мангупе Олобей вряд ли мог быть назван консулом Солдайи его соседом.