б) Земледелие, виноградарство и садоводство

Несмотря на преобладающе кочевую скотоводческую экономику в степной части полуострова, крымские татары даже в степях хранили земледельческие традиции, часть которых существовала здесь из глубины веков, а другая была привнесена в Крым позже, золотоордынцами, которые также никогда не были стопроцентно «чистыми» кочевниками. Так, уже после прихода в Крым, но задолго до отказа от кочевого скотоводства, они умели совмещать эти две отрасли хозяйства. То есть весной запахивались поля, засевался хлеб, затем кочевье уходило за Перекоп и возвращалось лишь ко времени уборки урожая (Якобсон, 1964. С. 134). Однако наиболее сильное влияние на судьбы и пути развития степного земледелия оказывало живое наследие древнего крымского населения, прежде всего аборигенов предгорий и гор. И, конечно, традиции греков, римлян и генуэзцев.

На азиатских пришельцев не могли не подействовать и те наглядные выгоды, что крымчане извлекали из товарного производства хлеба и других земледельческих культур. Это видно даже из того, что кочевники уже в первые десятилетия своего пребывания в Крыму не ограничиваются традиционным просом, а сеют все новые виды зерна, поначалу на скромных площадях. Арабский автор первой половины XIV в. аль-Омари отметил, что у них «посевов мало и меньше всего пшеницы и ячменя... чаще всего встречаются у них посевы проса, ими они и питаются» (цит. по: Тизенгаузен, 1884. Т. I. С. 230). Но уже в первой половине XV в. они производят пшеницы и других злаковых даже больше потребности. И, конечно, большую часть хлеба здесь заранее готовили не для собственного потребления, а на продажу горцам полуострова, занимавшимся садоводством и виноградарством (Лызлов, 1990. С. 116; Лашков, 1895. С. 42).

Таким образом, уже в XV в. в Крыму бесспорно велось товарное производство хлеба, а некоторые данные подтверждают, что оно было развито и раньше. Причём хлеб производился в относительно крупных количествах — феномен, совершенно чуждый для кочевой экономики. На этот счёт имеются документальные доказательства — неоспоримые, как любые официальные (актовые в данном случае) сведения. Речь идёт о ханских ярлыках XV—XVI вв., подтверждающих право обладания мурзами землями и другой недвижимостью, предоставленной им в наследственное владение в качестве удела или сююргала. Именно в этих актах, перечисляющих права и обязанности мурз, перечень их повинностей, как показывает анализ актов, «носит на себе печать развитой земледельческой культуры» (Мухомедьяров, 1990. С. 575).

Как указывалось в предыдущей главе, уже в XVI в. хлебный экспорт Крыма превосходит все иные виды вывоза, в том числе рыбы, соли и тем более рабов: «Крым с его плодородными равнинами делается житницей Константинополя» (Бахрушин, 1936. С. 38). Султанский фирман одно время даже ограничивал экспорт крымского исключительно Портой — это случилось после того, как в пору двухлетнего неурожая Крым спас своим зерном пол-Турции. Тем не менее даже весьма серьёзные авторы объясняют причину набегов крымских татар именно слабостью крымского земледелия: «Хозяйство татар очень часто страдало от стихийных бедствий (засухи), саранчи и эпидемий». Ни садоводство, ни пашенное земледелие «не могли обеспечить даже минимальные потребности массы татар» (Якобсон, 1973. С. 140). Это одно из тех утверждений, что не заслуживают критики, несмотря на заслуженный авторитет их автора.

Иностранный гость, посетивший Крым в начале XVII в., сообщал, что в эту пору пшеница и «прочие хлеба» культивировались и в горно-прибрежной части полуострова, часть урожая при этом отправлялась в Стамбул на продажу (Дортелли, 1902. С. 131). Более того, как сообщает другой автор, ещё в более раннюю эпоху земледельческие угодья были дифференцированы: крымцы делили свои угодья, согласно особенностям почвы, на участки «пахотные, луговые и пастбищные», а это говорит как о достаточно высоком профессионализме в этой сфере хозяйственной деятельности, так и об оседлости. Потребление собственного хлеба стало у бывших кочевников столь привычным, что в случае неурожая не жалели денег на закупки его за рубежом. Так, в засуху 1517 г., когда «от солнца и хлеб, и трава выгорели», Мехмед-Гирей просил у московского князя Василия III разрешения купить большие запасы зерна в Путивле (Памятники, 1895. С. 358—360). Эти факты лучше иных свидетельствуют о стойких традициях зернового земледелия и оседлости¹.

Молотьба хлеба: по мере наматывания корды на столб круги упряжки сужались, затем она двигалась в обратном направлении. Рис. из: Pallas, 1801

Известно, впрочем, что довольно рано, ещё до 1420-х гг., крымские татары заимствовали у греков и итальянцев Крыма высокое искусство виноградарства и садоводства (Броневский, 1867. С. 348; Мухомедьяров, 1990. С. 575). Дело было не в том, что в Крыму вообще отсутствовали эти отрасли хозяйства, об их высокоразвитом состоянии в античный и византийский период говорилось выше. Но с тех пор прошло немало времени, на протяжении которого виноградарство и плодоводство не то что пришли в упадок, но утратили былые связи с мировыми центрами этой аграрной отрасли, расположенными в Южной Европе. Поэтому виноградарство Крыма оказалось несколько отстранённым, если не изолированным от этого региона, где тем временем были выведены новые, перспективные сорта лоз. Теперь благодаря возобновившимся деловым контактам и совместному с колонистами производству виноградарство Крыма снова выходит на европейский уровень².

Об этом свидетельствует ряд источников, в которых отражены богатый выбор и высокое качество сельскохозяйственной продукции, экспортировавшейся в этот период в южном направлении. Что же касается количественной массы вывозимых продуктов, то она никак не могла быть достигнута силами одних лишь колонистов; они с течением времени втягивали в производственный процесс всё больше местных крестьян. А те активно заимствовали новые технологии, сорта растений, южноевропейскую агрикультуру в целом. Что же касается недавних иммигрантов, то распространение земледельческих навыков, вся перестройка семейной экономики пришлых кочевников в оседлую шли далеко не стихийно. Этому процессу активно содействовали ханы. Известно, что первые Гиреи, заинтересованные, естественно, в умножении числа подданных, заботились как о переселении в Крым кочевников (в основном с Волги), так и о закреплении их на новом месте — а что может лучше привязать к земле вчерашнего вольного сына степей, чем зерновое хозяйство!

И вот, в степной части Крыма, в пустых ковыльных просторах, начинают появляться всё новые селенья; число их умножалось и при Хаджи-Гирее, и при Менгли, и особенно при Сахибе I (1537—1551). Все переселенцы сохраняли свои старые скотоводческие традиции, но развивали, повторяю, и новые, земледельческие. Уже при Менгли-Гирее хан и беи целиком согласовывали свои походы с земледельческим календарем, что вполне определённо указывает на всё больший вес, который получало зерновое пахотное хозяйство по сравнению с чисто скотоводческим. Об этом говорят и источники российских архивов. В одном из донесений с южной границы, датированном 1491 г., прямо говорится, что с наступлением полевой страды хан «улусы свои на пашни и на жито распустил». Далее указывается, что Менгли-Гирей в поход ратью не пойдёт, пока «хлеб свой [не] возьмёт» или «как жнитво будет» (Памятники, 1884. С. 108, 117, 191). Да и сам хан в своих грамотах к соседним монархам ссылался на хозяйственные заботы, перед которыми на задний план отступали политические интересы: «Как жито поспеет и мы... дело королёво сделаем» или «учнём его воевать, как жито поспеет» (Памятники, 1895. С. 20, 39).

Этому процессу хозяйственной переориентировки содействовала доступность земли: по крымско-мусульманской традиции бывшие пустоши, на которые «садились» новые хозяева, переходили в их собственность в полном соответствии с шариатом (Законоведение, 1850. С. 449—453). Это относилось и к тем, кто селился на домене хана, калги или нуреддина (о титулах калги и нуреддина см. ниже). Запахивая любую пустую землю, поднимая целину степи, выравнивая и расчищая почву под кору (горную пашню) или чаир, пахарь становился её собственником. При этом он отнюдь не превращался в крепостного, чем-то обязанного верховному владельцу земли (для того, чтобы занять участок, лишь иногда требовалось формальное разрешение имама), — чрезвычайно важный факт для понимания дальнейшего развития крымского общества. Причём это мусульманское в основе право распространялось и на христиан. Так, например, вблизи деревни Аян (домен калги) таких участков было более тридцати (Лашков, 1895. С. 79), и нам не известен ни один случай отсуживания верховным владельцем сколь угодно обширных территорий земли у крестьян. Очевидно, было просто бесполезно обращаться с такого рода тяжбой в самый авторитетный, духовный суд кадиев, незыблемо руководствовавшийся в своих решениях чётким определением шариата: «Ожививший (то есть впервые обработавший. — В.В.) землю — ею и владеет».

Лёгкий плуг сабан для обработки виноградных междурядий. Рис. из: Pallas, 1801

Уже в XVI в. крымская пашня раскинулась на огромных просторах степи — это была «та часть полуострова, в которой живёт хан со своими татарами, от Перекопа к озеру до Крыма; обработанная, ровная и плодородная...» (Броневский, 1867. С. 345). До наших дней дошло большое число так называемых кадиаскерских записей начала XVII в., касающихся земледельческих участков по долинам рек Альмы, Качи, Салгира, в окрестностях Бахчисарая, Акмесджита и далее, на всем протяжении степной части, вплоть до Гёзлёва. Судя по этим записям, — а как источник они неопровержимы — повсюду на этих землях уже стояли многочисленные деревни и хутора крымских татар-земледельцев и оседлых животноводов (Сыроечковский, 1960. С. 13).

Ещё один важный признак широкого развития земледелия и оседлости — расширение частной собственности на землю. Уже в XVI — начале XVII в. (по сохранившимся источникам, а на деле, возможно, гораздо раньше) на крымской земле совершаются сделки о купле-продаже значительных участков частновладельческой земли. Так, в деревне Карагач (Бахчисарайское каймаканство) местный житель Караман Чоры продал Сияшь-аге участок земли площадью не то в полтораста, не то за двести гектар³. И это — не исключительный случай, так как тут же приводятся сведения о подобных сделках, которые заключили другие крымские татары-владельцы: Урлюк Эвмер, Дутый Аджи, Джан Акмас, Болек, Али-паша и так далее.

Итак, уже в середине XVI — начале XVII в. татары сеяли не только излюбленные кочевниками не требующее полива крупнозернистое красное и жёлтое просо и скороспелый ячмень, но и пшеницу, причем в немалых количествах, судя по цене: «воз пшеницы, нагруженный так, что его может везти только пара быков, стоит не более 2 экю» (Люк, 1625. С. 477). Ясно, что речь здесь идет о товарном хлебе. Ячмень, в отличие от пшеницы, не вывозили. Ячменную или просяную поджаренную муку, а также толокно брали с собой в походы; из проса же изготавливался популярный слабоалкогольный напиток буза, дошедший до наших дней. Вывозили за море в основном пшеницу, отчасти рожь. В XV в. только для Турции ежегодно грузили до 150 кораблей с крымским хлебом (Peyssonnel, 1787. P. 165).

Менее значительны были посевы риса, овса, тари и чечевицы, целиком шедшие на внутреннее потребление. Зерновые запасы татары хранили не в амбарах, а по древнему способу — в ямях-орузах, изнутри обложенных сухой соломой или обмазанных глиной. Иногда обмазку делали из обычной земли: главным был не материал, а тщательная просушка ёмкости перед закладкой. Для этого готовый оруз доверху заполняли соломой и выжигали её. После опорожнения оруза такую операцию повторяли — так одновременно уничтожались и возможные зерновые болезни. Любопытно, что орузы сохранялись в крымскотатарском хозяйстве до XIX в. включительно.

Старинный крымский серп. Ниже — кухонный топорик — балтачыкъ для рубки мяса. Коллекция Одун-базар-капусы, фото автора

Западный исследователь подробно описывает такое древнее сооружение, по сравнению со старым временем увеличившееся в размерах. Форма оруза была бутылкообразной, причём «горлышко» было довольно узким (чтобы только мог пролезть взрослый человек), достигая длины 0,5 м. Глубина же бывала и до трёх с половиной метров при ширине 2 м. По заполнении ёмкости её горло «запечатывали» соломой, сверху насыпался и трамбовался холмик высотой в 30—40 см. Входило в такую яму около 600 кг зерна. Иногда копали и более крупные, вместимостью в полторы тонны, но их использовали для общественной, казённой и других надобностей, так как такой объём хлеба, не будучи использован быстро, в открытом орузе мог испортиться. Практичнее было иметь несколько ям на семью — для меньшего риска прорастания или загнивания хлеба. Причина такой живучести зерновых ям, очевидно, в их практичности. В отличие от амбаров, они не требовали особых затрат на строительство, им не нужен был никакой присмотр или уход, а хлеб в закрытых орузах хранился поразительно долго, до 20 и даже 50 лет, тогда как запас проса хозяин мог завещать и правнукам: оно лежало в орузе невредимым до ста лет (Буров, 2006. С. 83).

Не везде в Крыму так цвели персики, как в Бахчисарае и окрестных долинах, но груши, яблоки, сливы, вишни и, конечно, орех росли повсюду. Маслина была распространена лишь на Южном берегу.

Овощей крымцы в эпоху Средневековья практически совсем не выращивали, считая, что Аллах создал зелень лишь на потребу лошадям. Зато табак правоверным отнюдь не запрещался; согласно крымскотатарской пословице, «кто после еды не закурит, у того или табаку нет, или ума». Выращивали его и на вывоз, поэтому каждую осень крымские табачные папуши можно было видеть не только на бахчисарайских или старокрымских, но и на украинских и даже стамбульских рынках, где в табаке знали толк.

Таким образом, уже в XV—XVII вв. можно обоснованно говорить о широком развитии земледелия как отрасли экономики крымских татар, полностью обеспечивающей собственные потребности в хлебе, а также спрос на внутреннем и внешнем рынке. Более того, в зерновых районах Крыма, в основном в степи, уже сложилась развитая многопрофильная товарная хозяйственная структура. Серийные источники (главным образом это многочисленные завещания) упоминают о пахотных землях, плантациях технических культур, фруктовых садах, мельницах, виноградниках и другой ценной недвижимости, о родовом достоянии, передающемся по наследству (Секиринские, 1991. С. 143).

Примечания

1. К сожалению, даже самые современные исследователи иногда считают, что крымские татары и позднее, в XVI — первой половине XVII вв. по-прежнему оставались сплошь кочевниками (см., например: Атаманенко, 2010. С. 20).

2. В лучшем состоянии оказалось садоводство, не столь нуждавшееся в обновлении, поскольку продукция садов и чаиров в основном уходила на внутренний рынок, не столь требовательный, как внешний. Здесь не наблюдалось никакого упадка, ведь старинные плодовые сорта вообще не подвержены влиянию времени. Яблони, груши, сливовые деревья при умелой подрезке могут плодоносить многими десятилетиями, шелковица и при менее тщательном уходе сохраняет плодородие столетиями, а маслина или орех могут достигать и тысячелетнего возраста.

3. Названная в источнике величина — 55 занов (ИТУАК, 1996, № 24. С. 84—85) — не слишком удобна для перевода в современные меры, поскольку не указывается, о малом зане идет речь (3 десятины) или о большом (5 десятин).