Часть вторая. Неизвестная мировая война

Есть ли в истории неизвестная мировая война? Вопрос может показаться странным в свете всем хорошо известной хронологии мировых войн XX века: Первой мировой 1914—1918 годов и Второй мировой 1939—1945 годов. Однако, такая неизвестная мировая война вполне себе присутствует в истории, только известна она под другим названием — Крымская война 1853—1856 годов.

О Крымской войне написана целая гора литературы на разных языках, проведены масштабные и очень подробные исследования ее подоплеки, дипломатических маневров, хода боевых действий на суше и на море, а в особенности детально исследовался военный опыт, который в противоборствующих странах привел к значительной реорганизации и перевооружению армий и флотов, выработке новых способов ведения войны. Причем, опыт Крымской войны оставался актуален и в XX веке, в частности, именно по опыту обороны Севастополя в 1854—1855 годах была организована сухопутная оборона Севастополя в 1941—1942 годах, сыгравшая большую роль в Великой Отечественной войне.

Казалось бы, что здесь можно добавить нового и интересного, не пересказывая содержания работ ряда известных историков, таких как Е.В. Тарле, генерал-лейтенанта М.И. Богдановича, полковника Н.Ф. Дубровина, А.М. Зайончковского? Пожалуй, можно добавить общую оценку ситуации, сложившейся в мире в эпоху Крымской войны и подчеркнуть те результаты, к которым она привела. Ну и пересмотреть некоторые укоренившиеся стереотипы.

Несмотря на огромное внимание историков к изучению документов и первоисточников по тому или иному событию, в их трудах зачастую создаются и укореняются разнообразные стереотипы. В отношении сравнительно недавней истории, касающейся XIX и XX веков, эти стереотипы часто имеют политическое происхождение. Крымская война вовсе не избежала этой участи, и даже более того, стала одним из наиболее ярких примеров насаждения и укрепления исторических стереотипов. Частично они брали свой исток из военной пропаганды того времени, поскольку Крымская война была первым в истории крупным вооруженным конфликтом, который активно освещался в газетах, на фронте присутствовали фотографы, впервые в истории запечатлевшие бои на фотографиях, а также военные журналисты. Другим источником исторических стереотипов были послевоенные политические расчеты, требовавшие объяснить причины войны, ее ход, многочисленные неудачи и тяжелые потери, а также отсутствие ясных результатов. «В Англии и Франции, например, стоявшим у власти плутократическим кликам требовалось во что бы то ни стало снять с себя ответственность за серьезные неудачи их армий и флотов в этой войне. В Англии решение такой задачи взял на себя А. Кинглек — лицо, близкое к высшим военным кругам, а во Франции — приближенный Наполеона III барон С. Базанкур. Оба деятеля, не особенно церемонясь с фактами, преподнесли публике повесть о том, как Наполеон III и Пальмерстон совершенно бескорыстно вмешались в русско-турецкий конфликт, чтобы защитить "обиженную" Россией Турцию, как гениально сумели они организовать поход в Крым, как искусно руководили их генералы и адмиралы боевыми действиями англо-французских вооруженных сил и как, наконец, эти вооруженные силы, одержав блестящую победу, с триумфом возвратились домой», — писал И.В. Бестужев¹.

Действительно, нужно было объяснить публике, которая следила за ходом войны по газетным отчетам, почему это Франция потеряла убитыми и умершими от ран и болезней около трети своей армии, Великобритания — около пятой части, но при этом союзники добились весьма скромных целей. Итоги войны не были особо впечатляющими: обмен захваченной небольшой части Крыма на захваченную русскими войсками турецкую крепость Карс, отторжение у России части Бессарабии с выходом к устью Дуная, и запрещение России иметь военный флот на Черном море. Стоили ли такие победы пролитой крови и погубленных жизней? Вот английские и французские историки принялись объяснять, что это была великая и блестящая победа.

Нечто подобное произошло и в России. Так, Д.А. Милютин, который впоследствии был военным министром при Александре II и весьма неуклюже провел войну с Турцией в 1877—1878 годах, писал, что император Николай I уделял внимание только парадной выправке и строю своей армии, не заботясь о подготовке к войне. Подобная низкая оценка николаевской армии могла быть связана как с карьерными соображениями, так и с прикрытием собственных промахов и провалов. Кроме этого на общую негативную оценку Крымской войны повлияло также и то обстоятельство, что до нее российское общество было весьма сильно пропитано имперскими и славянофильскими идеями, ждало славных «викторий» на полях сражения и грядущего освобождения славян от турок. Крымская война, позиционная и кровопролитная, не привела ни к блистательным «викториям», ни к освобождению славян. Вообще, как пишет Е.В. Тарле, первые же сражения — на реке Альме, привели к падению духа и унынию, как при императорском дворе, так и в кругах петербургского общества, и этот упадок духа только усугубился после Инкерманского сражения, сражения на Черной речке и взятия англо-французскими войсками Южной стороны Севастополя. Первыми пали духом как раз славянофилы. Потом начались поиски виноватых.

Это мнение потом было подхвачено уже советскими историками, которые утверждали, что Российская империя была слаба и плохо вооружена, и потому потерпела поражение в столкновении с англо-французскими войсками, оснащенными новейшими вооружениями на суше и на море. Особенно много говорилось про пароходы, броненосцы и новые нарезные ружья. Однако, почему-то не обращалось внимания на два немаловажных обстоятельства. Во-первых, новое вооружение было и у России, в частности морские мины, ракеты, бомбические пушки, паровые канонерки. Во-вторых, что-то хваленая англо-французская армия со всем ее новым вооружением не смогла взять Севастополь за неделю, как планировалось изначально. Вместо этого осада Севастополя продолжалась 11 месяцев, потребовалось шесть усиленных бомбардировок, и даже после взятия города 30 августа (11 сентября) 1855 года русская армия вовсе не была выброшена из Крыма, а заняла позиции на северной стороне Большой бухты вблизи Севастополя. Англо-французский флот не смог ничего сделать ни на Балтике, ни в Баренцевом море, ни на Тихом океане. Неудач союзников было явно больше, чем успехов, но этот момент советскими историками почти не комментировался.

Это вовсе не единственные стереотипы, сложившиеся вокруг Крымской войны. К ним можно также отнести и другие подобные представления. Например, в западной литературе часто высказывалось мнение, что война началась из-за самых пустяковых причин, вроде конфликта из-за ключей от храма Гроба Господня в Иерусалиме, за которые боролись православная община, поддерживая Россией, и католическая община, поддерживаемая Францией. Широко распространено мнение, что Европа объединилась против «европейского жандарма» в лице Николая I и вообще воевала против «северных варваров». Наконец, очень много внимания отводится отношениям между императорскими дворами и лично императорами, дипломатии, из-за чего создается впечатление, что вся Крымская война была чуть ли не личным предприятием правящих монархов.

Все эти стереотипы настолько укоренились в исторической литературе и в культуре, что практически не оспариваются. Они-то и препятствуют тому, чтобы оценить Крымскую войну не как локальный военный конфликт на Черном море, а как мировую войну, которая в мире очень и очень многое поменяла.

Примечания

1. Бестужев И.В. Крымская война 1853—1856 гг. М.: «Издательство Академии Наук СССР», 1956. С. 4.