Путеводитель по Крыму
Группа ВКонтакте:
Интересные факты о Крыме:
Самый солнечный город полуострова — не жемчужина Ялта, не Евпатория и не Севастополь. Больше всего солнечных часов в году приходится на Симферополь. Каждый год солнце сияет здесь по 2458 часов. |
Главная страница » Библиотека » В.Х. Кондараки. «Въ память столетія Крыма»
2. Ананъ Самарянинъ Херсонеса Таврійскаго (Разсказъ изъ апокрифическихъ преданій)На южной окраинѣ Тавриды между Ктеноскою и Узкоустою1 бухтами было небольшое каменистое пространство земли съ нѣсколькими заливами, остававшееся никѣмъ не занятымъ. Ясно было, что кочующіе съ стадами своими въ Тавридѣ номады, не имѣли въ немъ надобности и оставили его тѣмъ, кто нашелъ бы удобнымъ для поселенія. Мѣсто это, дѣйствительно, не представляло никакихъ удобствъ для кочевника, но для людей, преданныхъ мореплаванію, нуждающихся въ хорошихъ бухтахъ, изобилующихъ рыбою, оно съ перваго взгляда показалось бы самымъ выгоднымъ пунктомъ въ центрѣ Понта Эвксинскаго, примыкавшаго къ благодатнымъ странамъ Ю.В. Европы, Иракліи и Персіи. А такъ какъ, безъ сомнѣнія, Ираклійцы за много столѣтій до Р.Х. предпринимали отважныя прогулки по Черному морю съ коммерческими цѣлями, то надо полагать, что не однажды заносимые бурями въ Ктеноскую величественную бухту, они не оставляли безъ вниманія своего открытія и воспользовались имъ, какъ только надобность, или другіе обстоятельства, поблагопріятствовали ихъ переселенію. Такъ или иначе, но исторія повѣтствуетъ, что основателями Херсонеса были Иракліоты, выходцы изъ теперешней Анатоліи; а соображаясь съ тѣмъ, что персидскій царь Дарій Истаспъ, рѣшившійся за 515 лѣтъ до нашей эры сокрушить Скиѳовъ, заручился въ числѣ прочихъ союзниковъ, и афтокефаломъ Херсонеса, и войска его отчасти возвращались на родину чрезъ владѣніе послѣдняго, намъ приходится предполагать, что Херсонесъ въ это время достигъ такого цвѣтущаго состоянія, что могъ содѣйствовать войскомъ такимъ сильнымъ монархамъ, какимъ являлся Истаспъ въ лучшую эпоху своего царствованія. Вѣдь не можетъ же коммерческая эмпорія съ нѣсколькими десятками предпріимчивыхъ авантюристовъ въ какія-нибудь 50 или 100 лѣтъ населиться, обогатиться и дойти до состоянія выставлять армію на помощь государю, предводительствовавшему 700 т. войска! Не доказываетъ ли этотъ историческій фактъ, что Херсонесъ существовалъ за нѣсколько столѣтій раньше похода персидскаго царя, но онъ, вѣроятно, не обращалъ на себя вниманія современныхъ народовъ Эллады или о немъ существовали самыя неясныя свѣдѣнія въ видѣ тѣхъ, которыя завѣщаны были Гомеромъ въ Одиссеѣ при желаніи ознакомить читателей своихъ съ теперешнимъ мѣстомъ Балаклавы. Свѣдѣнія эти настолько интересны по удачному описанію, что мы приведемъ ихъ вкратцѣ для соображенія желающихъ вывести собственныя заключенія2. «Мы (говоритъ Улиссъ) вошли въ славную пристань, образованную утесами, которые, круто подымаясь съ обѣихъ сторонъ изъ мрачныхъ безднъ моря, сдвигались между собою и казались великими камнями, заграждавшими входъ и выходъ изъ нея. Люди мои проникнули въ нее съ кораблями, которые, поставивъ рядомъ, связали, хотя тамъ никакихъ волненій не бываетъ и морское лоно ровно сіяетъ. Я же свой черный корабль помѣстилъ вдали около устья и, привязавъ канатомъ подъ утесомъ, взобрался самъ на вершину его, но не видѣлъ нигдѣ ни работниковъ, ни быковъ, хотя дымъ изрѣдка взвивался, подымаясь отъ земли. Тогда избравъ двухъ расторопнѣйшихъ изъ товарищей, я послалъ ихъ узнать, къ какимъ мы людямъ пришли. Скоро представилась предъ ними гладкая дорога, по которой съ окружныхъ горъ на возахъ доставлялись въ городъ дрова. Съ ними повстрѣчалась рослая дѣвушка, которая съ кувшиномъ шла за городъ за водою къ Артакійскому ключу. Отца ея звали Листригонъ Антифатъ и посланники спросили у ней, кто властвуетъ здѣшнею страною и здѣшнимъ народомъ? Тогда она указала на домъ отца своего. Вошедши въ него, посланные встрѣтили жену царя Антифата ростомъ съ великую гору и ужаснулись. Она вызвала изъ собранія супруга, который, прибѣжавъ, съ жадностію схватилъ одного и сожралъ, когда же другіе бѣжали къ судамъ, онъ началъ ужасно кричать и на крикъ его сбѣжалась толпа листригоновъ могучихъ. Много сбѣжалось этихъ великановъ; съ крутыхъ утесовъ они стали метать на суда камни ужасные. Поднялась тревога, крикъ убиваемыхъ и трескъ отъ крушенія снастей. Тутъ злосчастныхъ спутниковъ нашихъ, какъ рыбъ нанизали на колья и всѣхъ унесли въ городъ на съѣденіе. Для насъ въ данномъ случаѣ не представляетъ интереса фантазія поэта, жившаго за 9-ть столѣтій до Р. Х., но важно то, что плывущіе мимо Балаклавы подмѣтили, вѣрно, расположеніе ея бухты и удостовѣрили, что около нея былъ городъ, населенный людьми, которые показались имъ какими-то чудовищами. Чтобы быть независимыми отъ кочующихъ народовъ, поселенцамъ Херсониса прежде всего предстояла необходимость оградиться отъ нихъ рвомъ, каменною стѣною и сторожевыми башнями. Какъ ни тяжелъ былъ этотъ трудъ, но длинная постройка, начиная отъ конца Севастопольской до начала Балаклавской бухтъ, была совершена, что доказывало многочисленность и богатство народонаселенія, сознающаго выгоды и удобства своего уголка. Остатки этихъ гигантскихъ сооруженій, безъ сомнѣнія, просуществовали бы еще много столѣтій, еслибъ ихъ не перевезли на сооруженіе Севастополя на глазахъ извѣстнаго академика Палласа, прожившаго въ Крыму съ 1795 по 1810-ый годъ. Такимъ образомъ, на каменистомъ клочкѣ земли, имѣющемъ около 15 верстъ въ длину и не болѣе 5-ти въ ширину, образовался тотъ славный Херсонесъ, которому суждено было вдохнуть въ великій славянскій народъ ученіе божественнаго посланника небесъ и заслужить отъ благодарнаго поколѣнія, на память грядущимъ вѣкамъ, всероссійскій храмъ или вѣчно говорящій мавзолей, надъ прахомъ давно исчезнувшихъ слѣдовъ дѣятельной борьбы за самосуществованіе. Ничтожный полуостровъ этотъ, безъ сомнѣнія, пользовался у первоначальныхъ колонистовъ названіемъ Трихосъ3, сохранившимся у многихъ греческихъ писателей, но впослѣдствіи, когда онъ отдѣленъ былъ отъ материка стѣнами и башнями и принялъ видъ искусственнаго острова, его назвали Херонисомъ или островомъ, сдѣланнымъ человѣческими руками. Отъ Херониси не трудно было переиначить его имя въ Херсунь и Херсонесъ. Этимъ послѣднимъ именемъ окрещенъ былъ и городъ, владѣющій шестью бухтами, изъ которыхъ каждой предназначено было особенное отправленіе обязанностей, начерченное на каменныхъ столбахъ, выставленныхъ по обоимъ берегамъ. Городъ примыкалъ только къ тремъ изъ нихъ, но не мало было построекъ и около остальныхъ заливовъ и въ особенности на прибережьи Ктенуса, изобиловавшаго богатыми рыбными уловами. Въ то время, съ котораго мы желаемъ начать нашъ разсказъ, Херсонесъ, окончательно избавленный отъ частыхъ нападеній Тавроскиѳовъ полководцемъ Митридата Понтійскаго, находился въ номинальной зависимости отъ римскихъ императоровъ и наслаждался безпредѣльнымъ покоемъ. Массы Самарянъ, выискивающихъ подобныхъ пунктовъ, стремились въ нему и употребляли всѣ усилія захватывать болѣе выгодныя занятія. Они занимались искусствомъ врачеванія больныхъ, чеканили монеты, приготовляли золотыя и серебряныя украшенія, такъ любимыя иракліотками, содержали косметическія заведенія, банкирскія конторы и смѣло занимались промѣнами произведеній, какъ привозныхъ, такъ равно и собственныхъ съ внутренними жителями Тавриды. Ихъ дружба, единодушіе и взаимное вспомоществованіе, при строгомъ исполненіи законовъ религіи, какъ-то невольно заставляли Херсонесцовъ считать ихъ лучшими гражданами и довѣрять наблюденіе за благочиніемъ и городскими нуждами. Такія привиллегіи ободрили ихъ и въ самое непродолжительное время они воздвигнули великолѣпную синагогу и завладѣли такъ сказать первыми ступенями торговли и администраціею ея. Гордымъ предпріимчивымъ ираклійцамъ, проводящимъ жизнь свою въ непрерывныхъ плаваніяхъ по берегамъ Понта Эвксинскаго такіе люди казались очень полезными сотрудниками и очень выгодными, какъ въ отношеніи нравственныхъ принциповъ при обращеніи съ женскимъ поломъ, такъ равно и въ покорномъ содѣйствіи сбыта туземцамъ привозныхъ товаровъ. Правда, Самаряне никогда не пользовались искреннею расположенностію грековъ за то, что считали послѣднихъ идолопоклонниками и гнушались раздѣлять съ ними пищу, но это никогда не давало повода къ серіознымъ столкновеніямъ по общимъ интересамъ, такъ какъ ираклійцы не любили въ свою очередь иновѣрцевъ, придающихъ особенное значеніе храмовымъ обрядамъ и презирали пропагандистовъ, мечтавшихъ хвастнуть преимуществами религіи отцовъ. Столкновеніе предупреждалось тѣмъ еще, что евреи эти занимали крайніе кварталы, куда не имѣли надобности проникать веселыя группы отважныхъ моряковъ, искавшихъ подобныхъ себѣ кутилъ и забіякъ въ капеліяхъ4, расположенныхъ между акрополемъ и небольшою бухтою, примыкавшею къ этому укрѣпленію. Въ капеліи эти строго воспрещалось заходить женщинамъ и евреямъ, подъ угрозою быть побитыми каменьями — и постановленіе это выставлено было не только на городской площади, но и на углу самарянской улицы за подписью главнаго равина Самуила, сына достопочтеннаго Ахея, снискавшаго благодарность Херсонесцевъ, за устройство обширныхъ систернъ и прекраснаго колодца, обезпечившихъ водою восточную окрайну города. Появленіе евреевъ въ Херсонесѣ относилось къ незапамятнымъ временамъ, и всѣмъ извѣстно было, что предки ихъ появились въ приморскихъ городахъ Тавриды изъ Кавказскихъ ущелій, гдѣ не легко было снискивать насущное пропитаніе и гдѣ безпрестанно приходилось подвергаться нашествію враждующихъ народовъ, жаждавшихъ господства надъ обширною и богатою страною, соприкасающеюся съ Персіею и малою Азіею. Въ Таврикѣ же, отдаленной отъ всякаго рода поводовъ къ столкновеніямъ огражденной бурнымъ моремъ, ничтожной по пространству и подраздѣленной на крошечныя самостоятельныя владѣнія, не нарушалась благодатная тишина кровопролитіями, вслѣдствіе чего туда стремились всѣ, потерявшіе отечество свое, съ убѣжденіемъ пользоваться равноправіемъ и почестями по заслугамъ. Къ этому вдобавокъ еще на окраинахъ ея обитали племена эллинскаго происхожденія, не придававшія никакого значенія религіознымъ вѣрованіямъ иностранныхъ гостей, когда эти послѣдніе съ почтеніемъ относились къ ихъ вѣрованіямъ или по крайней мѣрѣ не тщеславились передъ ними своими преимуществами. Для грека того времени нужны были люди, говорящіе его языкомъ, понимающіе его стремленія и содѣйствующіе его предпріятіямъ, а такъ какъ всѣ эти требованія охотно могъ исполнять ради покоя своего корыстолюбивый еврей, подвергнувшійся гнѣву Божію со дня Вавилонскаго плѣненія и не искавшій болѣе господства на землѣ, то, естественно, между этими людьми не могло быть серіозныхъ разладицъ. Веселые и безпечные Херсонесцы, презиравшіе мелочныя выгоды коммерціи, охотно предоставляли въ ихъ распоряженіе свои магазины съ цѣнными произведеніями, которыя привозили на корабляхъ изъ отдаленныхъ странъ и вполнѣ довольствовались тѣми выручками или промѣнами, которые совершали эти дальновидные и находчивые люди, не отвлекая хозяевъ отъ его врожденныхъ наклонностей къ умственнымъ и физическимъ наслажденіямъ. Самымъ же лучшимъ развлеченіемъ для Херсонесцевъ въ тѣ времена считались искони существующія встрѣчи съ единоплеменниками своими, которыя назывались хронятики5. Встрѣчи эти или лучше сказать съѣзды талантливыхъ представителей изъ разныхъ городовъ, имѣли громадное значеніе и представляли, такъ сказать, живыя выставки умственныхъ и художественныхъ способностей и открытій, которыя сообщались отдаленнымъ соплеменникамъ съ цѣлью поддерживать и развивать въ нихъ любовь въ научному и изящному. Кромѣ этого хронятики служили способомъ дружественныхъ сношеній народа, разбросаннаго на огромномъ пространствѣ и не имѣвшаго возможности давать о себѣ и своихъ открытіяхъ свѣдѣній инымъ путемъ. Обычай этотъ не могъ не нравиться Херсонесскимъ евреямъ, которые въ свою очередь получали отъ путешественниковъ извѣстія о творившемся въ Іерусалимѣ, Египтѣ и другихъ мѣстахъ, населенныхъ избраннымъ народомъ, безъ терпѣнія ожидавшимъ тогда обѣщаннаго искупителя. Вслѣдствіе чего многіе изъ нихъ принимали самое горячее участіе наравнѣ съ представителями города, чтобы достойнымъ образомъ принять дорогихъ гостей, которые ожидались, судя по времени года съ каждымъ днемъ. Въ виду чего посланы были нарочные въ отдаленные скиѳскіе лѣса за оленями, козами и дикими кабанами, другіе направлены въ садовыя долины за сладкими фруктами, третьи въ Сугдаю за винами, а четвертые въ Пантикапею за сладкотѣлыми мурунами (осетрами) и другаго рода маринованными, солеными и сушеными рыбами, которыя не ловились въ другихъ моряхъ тогдашняго міра. По распоряженію Самуила, построена была на еврейской площади легкая палатка, въ которой поставлены были рядами высокіе помосты для всѣхъ больныхъ іудеевъ и желавшихъ имѣть новые зубы6, такъ какъ въ числѣ хронятиковъ всегда находилось нѣсколько врачей, сдѣлавшихъ новыя открытія въ медицинѣ, цѣлебность которыхъ доказывали на дѣлѣ и затѣмъ уже открывали свои секреты. При каждомъ помостѣ долженъ былъ находиться одинъ грамотей съ листомъ папируса и готовымъ къ письму каламомъ7, чтобы записать средства и разъясненіе этіологическихъ причинъ болѣзни. За балаганомъ этимъ сдѣлано было сѣдалище для жрецовъ и весталокъ, какъ экспертовъ и великихъ знатоковъ врачебнаго искусства. На противоположной сторонѣ площади выставлены были херографы или рукописи на греческомъ языкѣ, въ которыхъ подробно описывались для любопытныхъ путешественниковъ обязанности каждаго гражданина, его профессія и образъ жизни. Кромѣ этого Самуилъ принялъ на счетъ своихъ единовѣрцевъ убранство площади статуй и постройку эстрады передъ акрополисомъ для народнаго собранія, обыкновенно обсуждающаго въ это время законоположенія, требующія измѣненія или дополненія, избирающаго новыхъ чиновниковъ и въ тоже время рѣшавшаго участь важныхъ преступниковъ. Заботясь о послѣднемъ, почтенный равинъ надѣялся повліять на геліастовъ или присяжныхъ, которые избирались изъ всѣхъ гражданъ, присутствующихъ на народномъ собраніи, имѣющихъ право пересматривать и измѣнять рѣшенія. На этотъ разъ равину, какъ-то особенно желалось показать усердіе свое, потому что въ городской темницѣ находилось нѣсколько евреевъ, осужденныхъ въ святотатствѣ жрецами за прикосновеніе грязною рукою къ божественному лику Діаны. Самуилу казалось, что народъ непремѣнно осудитъ ихъ на смерть и постановленіе будетъ исполнено, если геліасгы не замѣнятъ казнь изгнаніемъ изъ Херсонеса. Въ числѣ провинившихся былъ одинъ изъ племянниковъ учителя, котораго онъ надѣялся со временемъ поставить на свое мѣсто, но, увы теперь приходилось думать только о его оправданіи, чего не такъ легко было достигнуть при томъ вліяніи, которое оставилъ на судебную власть недавно задушенный префектомъ Макрономъ императоръ Тиверіи-Клавдій, ужасная власть котораго доходила до Херсонеса и гдѣ онъ также имѣлъ доносчиковъ, которымъ покровительствовалъ наравнѣ съ прочими за представленіе повода показать свою кровожадность и могущество даже въ отдаленной провинціи. Если евреи заботились о встрѣчѣ хронятиковъ, то понятно, съ какимъ вниманіемъ относились къ этому важному дѣлу полноправные хозяева города, дорожившіе честью и славою больше, чѣмъ всѣми остальными сокровищами міра. Къ этому граждане Херсонеса знали, что имъ нечего теперь бояться тяготѣвшей надъ ними много лѣтъ варварской руки Тиверія, утверждавшаго, что всѣ люди созданы для рабства, — такъ какъ на римскій престолъ провозглашенъ былъ съ восторгомъ Калигула, сынъ славнаго Германика, успѣвшій на первыхъ порахъ ознаменовать себя добрыми подвигами и обѣщавшій въ будущемъ великія блага для всѣхъ подвластныхъ ему народовъ. Не менѣе суетились прелестныя гетеры, считавшія себя въ штатѣ служительницъ нѣжной Афродиты и имѣвшія право надѣяться на почести со стороны иностранныхъ гостей, могущихъ найти между ними многихъ, не уступающихъ умомъ и познаніями ни прославленной Аспазіи, ни восхитительной Фринѣ, служившихъ нѣкогда моделью для воспроизведенія лучшихъ статуй знаменитыхъ скульпторовъ. Эти женщины, съумѣвшія заставить народъ вѣрить, что молитвы ихъ имѣютъ свойство отвращать бѣдствія, пріобрѣтали особенное значеніе во время гощенія хронятиковъ на томъ основаніи, что могли занимать ихъ въ ксенодохіяхъ и служить представительницами степени развитія женщинъ Херсонеса. Въ такое время имъ даже власти предоставляли средства улучшать свои наряды и украшенія, потому что отъ красоты и любезности женщины многое измѣнялось въ глазахъ строгаго наставника людей. Проще, въ то время безусловно вѣрили, что красота свободной женщины, при умѣніи управлять языкомъ, не только счастливитъ и опьяняетъ мущину, но и направляетъ къ высокимъ чувствамъ и стремленіямъ; что отъ вліянія красоты создается поэтъ и художникъ, что передъ красотою всѣ преклоняются и чувствуютъ возрожденія духа, — словомъ красота вездѣ является повелительницею міра, а потому въ сознаніи благъ, происходящихъ отъ вліянія ея, употреблялись всѣ мѣры, чтобы не подвергать нуждамъ и злословію тѣхъ гетеръ или куртизанокъ, которыя вполнѣ соотвѣтствовали своей профессіи по уму и наружнымъ достоинствамъ. Обсуждая положеніе древней гречанки, вступающей въ брачный союзъ съ тѣмъ, чтобы служить государству и давать ему новые живые побѣги, мы находимъ ее съ отроческаго возраста на столько занятою домашними дѣлами, что она не имѣла времени ходить на публичныя зрѣлища или избѣгала ихъ, чтобы не прослыть отвлекающеюся отъ священной обязанности матери, которая прежде всего обязывала ее развивать въ дѣтяхъ мужественность и патріотизмъ, давать имъ примѣры уваженія и чести своимъ поведеніемъ, заботиться, чтобы мужъ смотрѣлъ на нее тоже, какъ на дитя, чуждое понятія соблазновъ, ревности и другаго рода пороковъ. При такой строгой аскетической обстановкѣ, конечно, должны были явиться такія женщины, которыя торжественно отказывались отъ тяжелыхъ семейныхъ узъ и предавались изученію философіи, чтобы не казаться невѣжественными членами въ обществѣ мущинъ, которымъ онѣ имѣли полное право подражать послѣ отверженія обязанностей матери. Естественно, что выступали на поприще это только такія, которыя твердо были убѣждены въ своихъ несомнѣнныхъ достоинствахъ увлекать и очаровывать красотою формъ, граціею манеръ и даромъ слова. При такихъ условіяхъ не всякая красавица могла достигнуть этого высокаго положенія; достигавшія же пользовались громкою извѣстностію и возбуждали всеобщую зависть со стороны замужнихъ женщинъ, которыя въ тоже время чрезвычайно гордились, если мужья ихъ пользовались благосклонностію этихъ любимицъ народа. За гетерами древняго міра всегда слѣдовали толпы молодыхъ людей, которымъ онѣ казались какими-то высшими существами и возбуждали въ нихъ желаніе прославлять ихъ одами и другаго рода произведеніями, нерѣдко служившими поводомъ развитія художественныхъ талантовъ и толчковъ къ важнымъ твореніямъ. Въ виду такого могущественнаго вліянія даже степенные философы, принимающіе участіе въ хронятикахъ, дѣлали гетерамъ визиты, а иногда и нарочно пріѣзжали изъ отдаленныхъ странъ, чтобы взглянуть и побесѣдовать съ тѣми, имена которыхъ не разъ доходили до ихъ слуха, которыя улыбкою пробуждали дремлющія страсти и приводили въ восторгъ своею игрою на цитрѣ и чудною мелодіею ими-же составленныхъ пѣсенъ. Всѣ эти филантропы отлично знали, что знаменитый Периклъ изумлялъ слушателей своихъ только тѣми рѣчами, которыя составлялись Аспазіею, что геній Сократа развился послѣ дружественныхъ сношеній съ куртизанкою Діотимою; что богоподобная Ліэна, ставящая дружбу выше многихъ добродѣтелей, заслужила въ Аѳинахъ статую львицы безъ языка за то, что предпочла умереть въ страшныхъ мученіяхъ, но не выдать тайну заговора Гармодія, извѣстную ей во всѣхъ подробностяхъ. Таковы были куртизанки древняго міра. А такъ какъ Херсонесъ во многомъ не отставалъ отъ Аѳинъ и старался перенимать отъ него все, что принято было этимъ славнымъ градомъ народной мудрости, то, конечно, и у него было нѣсколько гетеръ, могущихъ, безъ стѣсненія, прославиться въ любой столицѣ міра, еслибъ имъ суждено было не въ этомъ отдаленномъ уголку играть свои плодотворныя роли подъ маскою свободныхъ женщинъ. Но изъ всѣхъ между ними отличалась красотою, умомъ, граціею и другими достоинствами Уранія, дочь Парѳенокла, въ честь которой выставлена была уже на площади Аксія похвальная надпись, а впослѣдствіи, когда она умерла, то сооружено было мраморное надгробіе съ представленіемъ эллинки съ двумя сражающимися гладіаторами8. Уранія наслѣдовала отъ отца своего огромное состояніе, которое строго распредѣлила въ расчетахъ, чтобы оно хватило ей на роскошную обстановку, праздничную жизнь и пособіе бѣднымъ. Обязанная въ числѣ прочихъ гражданъ давать мѣстному пританису отчетъ о способахъ, доставляющихъ ей средства къ существованію, она для избѣжанія этого выставила у дверей своихъ мраморную доску съ надписью, что владѣетъ 200000 минами9, которыя распредѣлила на 100 лѣтъ. На случай-же смерти раньше ста лѣтъ весь запасъ предназначила въ пользу городскаго гимназіума и ремесленныхъ заведеній для воспитанія дѣтей, какъ павшихъ въ битвахъ за отечество, такъ равно и тѣхъ, которыя сдѣлали что-нибудь полезное для согражданъ. Въ заключеніе она заявляла, что намѣрена всю жизнь держаться партіи патріотовъ. Послѣднее требовалось въ то время отъ всѣхъ горожанъ, которые не смѣли оставаться нейтральными подъ угрозою лишенія правъ гражданства, которое, какъ извѣстно, пріобрѣталось происхожденіемъ отъ свободныхъ родителей. Уранія чаще всего принимала у себя архонта и членовъ городскаго совѣта, съ которыми вела рѣчь о дѣлахъ, касающихся общаго блага. Кромѣ этихъ почтенныхъ старцевъ къ ней часто заходилъ молодой воинъ Ксанѳъ, пользующійся ея безпредѣльною дружбою и не разъ уже доказавшій соотечественникамъ свою храбрость, ловкость и готовность умереть за славу отечества. Послѣ Ксанфа Уранія посвящала многіе часы на бесѣду съ молодымъ еврейскимъ учителемъ Ананомъ-Симономъ, который съ особеннымъ умѣніемъ разъяснялъ ей библейское ученіе и изрѣченія великихъ пророковъ и который пользовался въ средѣ гражданъ Херсонеса уваженіемъ за разумъ и обширныя познанія въ искусствѣ терапіи. Уранію всего больше изумлялъ Ананъ разсказами объ ожидаемомъ ими Мессіи, давно уже обѣщанномъ Богомъ, для спасенія человѣчества отъ первороднаго грѣха, соединенія ихъ въ едино стадо и предоставленія счастія и блаженства, которому не будетъ конца. — Отчего-же этотъ Мессія до настоящаго времени не является? спрашивала молодая женщина, когда учитель оканчивалъ о немъ свое повѣствованіе на основаніи пророчествъ. — Дѣла Божія непостижимы для нашего ума, но мнѣ кажется, что время настало; что Спаситель людей нынѣ находится въ священномъ градѣ. — Отчего-же вы не пошлете кого-нибудь въ Іерусалимъ, чтобы убѣдиться въ этомъ? — Оттого, что мы привыкли ожидать этихъ свѣдѣній отъ первосвященниковъ нашихъ, которые обязаны сообщать о всемъ чрезвычайномъ подвластнымъ имъ раввинамъ. Но увы, съ тѣхъ поръ, какъ въ Палестинѣ царствуетъ Иродъ, а въ главѣ синагоги стоятъ Анна и Каіафа, мы ни разу не видѣли нарочнаго посланника, что заставляетъ меня думать, что въ святомъ градѣ происходятъ какія-нибудь важныя событія. — Я такъ увлечена, Ананъ, твоими разсказами о Мессіи, что не прочь дать тебѣ необходимыя путевыя издержки до Іерусалима и обратно, но съ тѣмъ, чтобы ты первой мнѣ сообщилъ ученіе этого небеснаго посланника. Это знаніе придало-бы мнѣ больше цѣны въ глазахъ посѣтителей моихъ. — Я охотно исполню твое желаніе, госпожа моя, послѣ отъѣзда хронятиковъ. Авось между ними найдется кто-нибудь, который сообщитъ намъ о творившемся въ настоящее время въ обѣтованной землѣ. — Я буду ждать тебя Ананъ — сказала гетера, подымаясь съ мѣста и прощаясь съ учителемъ. — Надѣюсь, что ты сообщишь мнѣ немедленно о всякой новости. Три дня спустя жители Херсонеса въ праздничныхъ нарядахъ съ зелеными вѣтвями въ рукахъ толпились на главной городской пристани въ ожиданіи приближающагося къ нимъ на всѣхъ парусахъ большаго судна, наполненаго народомъ. Только что корабль съ хронятиками остановился, жрецы со штатомъ музыкантовъ и пѣвчихъ запѣли священный гимнъ въ честь боговъ, покровительствующихъ знанію и художествамъ. Тотъ-же гимнъ пропѣтъ былъ и на суднѣ. Послѣ чего выдвинулся въ мантіи своей архонтъ съ другими представителями городской власти и просилъ давно ожидаемыхъ гостей перейти въ приготовленныя для нихъ помѣщенія и хозяйничать въ ихъ градѣ, какъ въ собственномъ домѣ. «Все что вы скажите, все чего вы потребуете и все, чему вы научите насъ — прибавилъ онъ — все будетъ принято по братски и дружески. Оставляю вамъ толпу слугъ, которымъ приказано указать приготовленные вамъ дома и исполнять въ точности всѣ желанія. Оказавъ это, архонтъ удалился съ пристани. Мѣсто его заняла славная Уранія. — Позвольте и мнѣ, добрые филантропы и мудрецы — сказала она звонкимъ мелодическимъ голосомъ — привѣтствовать васъ съ благополучнымъ прибытіемъ въ нашъ охраняемый богами градъ! Для насъ, отдаленныхъ отъ общей матери нашей, дѣтей, большое благо свидѣться съ единокровными братьями, которые везутъ намъ свѣдѣнія о родимой и ея послѣднія наставленія, пожеланія и благословенія. Не теряйте-же времени на продолжительный отдыхъ, если въ немъ не предстоитъ особенной надобности, потому что братья будутъ васъ ждать съ безпокойствомъ и нетерпѣніемъ. Прелестная женщина, окончивъ свое привѣтствіе, повернулась и быстрыми шагами нагнала архонта, съ которымъ скрылась вдали. — Что это за женщина? спрашивали сходящіе на пристань гости. — Это наша знаменитая Уранія, удостоенная похвальною надписью на площади заслугъ — отвѣчали туземцы. — Гетера Уранія? Такъ это она, о которой такъ много говорятъ плавающіе по понту Эвксинскому? Какая прелестная наружность, какая осанка, какія восхитительныя формы стана! Подобныя восклицанія сдѣланы были всѣми хронятиками, что очень понравилось Анану, прислушивающемуся къ каждому слову гостей съ цѣлью не удастся-ли ему открыть въ средѣ ихъ хоть одного единоплеменника, такъ-какъ судохозяинъ собиралъ представителей различныхъ городовъ въ качествѣ пассажировъ изъ своихъ расчетовъ. По выходѣ всѣхъ гостей Ананъ самъ взошелъ на судно, чтобы поразспросить у шкипера не было-ли въ числѣ пассажировъ его евреевъ. — Ты очень кстати пришелъ — отвѣтилъ хозяинъ судна — у меня лежатъ больными отъ качки два еврея, взятые въ Византіи, я извѣстилъ ихъ о благополучномъ нашемъ пріѣздѣ, но они пока не въ силахъ ходить. Сказавъ это, морякъ указалъ учителю, гдѣ онъ найдетъ на суднѣ желаемыхъ лицъ. Ананъ вошелъ въ трюмъ судна и, дѣйствительно, увидѣлъ двухъ единовѣрцевъ своихъ блѣдныхъ, измученныхъ морскою болѣзнію. Взявъ ихъ за руки, онъ вывелъ на воздухъ и немедленно оказалъ всѣ пособія, какія ему были извѣстны противъ этой мучительной болѣзни. Затѣмъ, пославъ за носилками, онъ отправилъ больныхъ въ зданіе общины, имѣвшееся при синагогѣ, обѣщая имъ отмѣнное радушіе со стороны всего кагала и немедленное умовеніе ногъ самимъ раввиномъ. Тѣмъ временемъ хронятики размѣстились въ лучшихъ городскихъ зданіяхъ, на стѣнахъ которыхъ для свѣдѣнія ихъ выставлены были херографы, подробно знакомящіе со всѣми законоположеніями, обычаями, храмами и другими учрежденіями. Пробѣжавъ все написанное, гости сѣли за пышный обѣдъ и начали обдумывать программу своихъ дѣйствій. Когда порѣшенъ былъ этотъ важный вопросъ, архидаскалъ собранія добавилъ о необходимости сдѣлать визитъ прелестной гетерѣ Ураніи, о чемъ сообщить ей заблаговременно для свѣдѣнія. — Такъ и слѣдуетъ, такъ и слѣдуетъ! отвѣчали сотоварищи, взявшись за потыри, налитые виномъ. Выпьемъ же. братья, за неувядаемость этой красавицы. На слѣдующій день гости, въ главѣ архидаскала своего Аполлонія, философа пиѳагорійской школы, силившагося оживить согражданъ своихъ и сдѣлать достойными предковъ — выступили изъ ксенодохій и направились къ архонту маленькой республики, считающейся со времени смерти Митридата Римскою провинціею. — Да помогутъ мнѣ милостивые боги — сказалъ архонтъ, выходя на встрѣчу къ гостямъ — принять васъ, славные единоплеменники, съ подобающимъ почетомъ. Милости просимъ вступить въ нашу обитель и распоряжаться по личному желанію. Хронятики вступили въ обширную пріемную и возлегли на мягкихъ сѣдалищахъ, передъ которыми выставлены были табуреты съ явствами. Когда почтенные люди подкрѣпились утреннимъ завтракомъ, архонтъ приказалъ отворить противоположныя двери и пригласить первостепенныхъ гражданъ въ пріемную для бесѣды съ иностранцами. Затѣмъ онъ обратился къ архидаскалу или главѣ учителей съ вопросомъ, не пожелаетъ ли онъ ознакомить представителей Херсонскихъ гражданъ съ своимъ именемъ, мѣстомъ рожденія и избраннымъ направленіемъ для блага людей? — Меня именуютъ Аполлоніемъ каппадокійскимъ — отвѣчалъ чрезвычайно красивый, среднихъ лѣтъ мущина, смотря на публику — я сынъ пиѳагоровой философіи, врагъ роскоши и шумныхъ удовольствій, малотерпимый аскетъ и казавшійся мистикъ. Для меня безразличны всѣ догматы религій, ничтожны мнѣнія и преданія, я хочу только одного: сдѣлать людей гражданами, а гражданъ людьми, я возмущаюсь противъ тѣхъ, которые подавляютъ свободное развитіе въ ближнемъ духовныхъ силъ и противъ тѣхъ, которые нарушаютъ путемъ насилія существующіе порядки. Истинное благо тогда только есть благо, когда оно является подобно свѣту во мракѣ или подобно мелкому дождю, который постепенно всасывается въ землю, но никогда не принесетъ пользы тотъ ливень, который отважными потоками прокладываетъ себѣ путь и гибнетъ безъ слѣдовъ добра въ необъятномъ Океанѣ. Вотъ въ нѣсколькихъ словахъ мое направленіе. Если ученіе мое заинтересуетъ гражданъ Херсонеса, то я сочту за особенное удовольствіе изложить мои взгляды на обязанности тѣхъ, кто считаетъ себя человѣкомъ и гражданиномъ. — Мы будемъ очень благодарны за каждое слово твое, произнесенное для блага юношества нашего — отвѣчалъ архонтъ, хотя мы старались и стараемся до настоящаго времени требовать отъ всѣхъ, чтобы дѣти ихъ учились всѣмъ словеснымъ наукамъ, гимнастикѣ и музыкѣ и очень довольны, что до слуха нашего не доходятъ поступки, свидѣтельствующіе о неблагодарности дѣтей къ родителямъ. Исключеніемъ служатъ, конечно, такіе, которыхъ отцы ничему не хотѣли учить, а впослѣдствіи вздумали требовать отъ нихъ пособія. Послѣ этого архонтъ спросилъ, какъ живетъ императоръ и есть ли надежда для провинцій узрѣть его милости? — Какъ бы тебѣ отвѣтить на это, чтобы не оскорбить слухъ добраго гражданина — сказалъ Аполлоній — если Тиверій-Клавдій-Неронъ дошелъ на тронѣ до такого варварства, что казнилъ дѣтей и дѣвственницъ, предавая послѣднихъ предварительно насилованію палачей, чтобы не преступать закона, и безпрестанно декламировалъ нашъ стихъ: «послѣ моей смерти хоть сгори земля», то клянусь тебѣ, что теперешній императоръ Кай кесарь-Калигула, изъявившій уже желаніе уничтожить всѣ произведенія Гомера, Ливія и Виргилія, изъ зависти къ ихъ заслугамъ, скоро сдѣлается такимъ тираномъ, какого еще не создавали боги. Слова эти изумили Херсонесцевъ, которымъ не переставали чудиться донощики прошлаго царствованія. Замѣтивъ это, Аполлоній поднялся съ мѣста и съ словами: «радуйся, господинъ» направился къ выходу. Всѣ остальные послѣдовали за нимъ. Отъ архонта хронятики направились къ площади заслугъ, гдѣ ихъ ожидала Уранія, Ксанѳъ и Ананъ съ разставленными на пьедесталахъ статуй сладостями и амфорами съ виномъ. Красавица, пригласивъ гостей къ отдыху и прохлажденію нектаромъ, взошла на высокій форумъ и начала свою рѣчь слѣдующими словами: «Потомки великаго народа! Передъ вами стоитъ Фрина, но не та несчастная женщина, которую обвиняли въ обольщеніи неопытнаго юноши и которая ради спасенія своего должна была сбросить съ себя тунику съ пеплусомъ, чтобы оправдаться красотою формъ передъ изумленными судьями, а Фрина иной страны съ именемъ Ураніи, — Фрина, посвятившая себя свободѣ и службѣ отечественному городу, чтобы жертвовать всѣмъ безъ исключенія, когда это нужно будетъ для чести, достоинства и славы, и не та Фрина съ статуями въ храмахъ вашихъ, которая, тщеславясь своею красотою, держала пари, что сведетъ съ ума Ксенократа, не считая это святотатствомъ. Намекая на послѣднюю выходку вашей женщины, я имѣю въ виду выяснить передъ тобою, мудрый Аполлоній, что самохвальство гетеръ нашей страны никогда не доходило до такого безобразія, что мы больше принадлежимъ къ школѣ Аспазіи и Ліэны и остаемся свободными только для того, чтобы имѣть право входить въ общество мущинъ и наравнѣ съ ними трудиться въ интересахъ отечества. Вотъ какая гетера встрѣчаетъ тебя сегодня на площади заслугъ, гдѣ поставлена и ей похвальная надпись снисходительными гражданами! Надѣюсь, что ты и дружина твоя теперь не станутъ судить обо мнѣ ошибочно и охотно каждый изъ васъ выскажетъ мнѣ свои завѣтныя мысли, если пожелаетъ видѣть во мнѣ ревностнаго проповѣдника и борца за истину. — Женщина! сказалъ Аполлоній, выслушавъ Уранію — изъ немногихъ словъ твоихъ я понялъ, что ты вѣришь въ загробную жизнь, потому что жертвующіе всѣмъ для блага отечества, надѣются вѣчно жить; но если ты не уяснила себѣ, что еще необходимо для полнаго благополучія твоего, то дай мнѣ позволеніе сказать, что всякаго рода воздержаніе послужитъ для тебя лучшимъ средствомъ для соблюденія бодрости духа и чистоты тѣла. Когда я подвизался на службу человѣчеству, то въ сознаніи, что и мясная пища омрачаетъ умъ, отказался отъ нея и взялъ только то, что сама земля предлагаетъ человѣку. Впослѣдствіи я снялъ съ себя кожаную обувь и шерстяное платье, чтобы доказать міру, что человѣчество можетъ существовать безъ содѣйствія животныхъ и что одни только лѣнивыя животныя могутъ нуждаться въ людяхъ. Уранія, я вижу въ тебѣ избранницу неба, которой суждено озарить отечественный градъ свѣтомъ истины, но для этого тебѣ предстоитъ начать съ очищенія желудка. Иди смѣло впередъ, но тихими и вѣрными шагами, не задѣвая и не сталкивая никого съ дороги, помогай, служи и наставляй соотечественниковъ твоихъ въ благахъ завѣщанныхъ моимъ великимъ учителемъ. Да благословятъ тебя боги и да руководитъ тобою геній Пиѳагора! Я окончилъ мое слово и надѣюсь предварительно переселенія моего съ земли услышать кое-что о будущихъ славныхъ подвигахъ дочери Парѳенокла Херсонскаго. — Едва ли я буду въ силахъ сдѣлать что-нибудь такое, которое достигло бы до родины твоей — отвѣчала Уранія. — Кто знаетъ будущее? Въ Иліаду Гомера попалъ и шорникъ. — Твоя правда, но я отлично знаю, что каждый олимпійскій побѣдитель имѣлъ право на статую, однако статуя его выставлялась только послѣ 3-хъ кратной побѣды. Такому правилу придерживаются и наши граждане. Ужъ не сдѣлать ли мнѣ чего-нибудь ужаснаго, чтобы имя мое еще разъ прозвучало въ ушахъ твоихъ? Аполлоній сердито взглянулъ на красавицу, но ничего не произнесъ. Его молчаніе дало поводъ заговорить стоящему около Ураніи молодому художнику. — Если ужасное возмутительно во время акта — сказалъ онъ, то оно прелестно и восхительно на картинѣ, когда вѣрно изображено мастерскою рукою. По крайней мѣрѣ я тѣхъ убѣжденій, что еслибъ мнѣ пришлось изобразить тебя, ну хоть въ обществѣ двухъ сражающихся гладіаторовъ, то живопись признаваемая знатоками за нѣмую поэзію, обратилась бы въ говорящую поэзію. — Я готова удовлетворить твоему желанію, чтобы взглянуть на твое искусство и обезсмертить твой пріѣздъ въ нашъ городъ. — Какимъ же образомъ ты этого достигнешь? — Я прикажу переснять твой рисунокъ на мое надгробіе предъ моей смертью. — Въ такомъ случаѣ назначь мнѣ время и я приду нарочно, чтобы сдѣлать твой портретъ. Послѣ этого разговора гости, сопровождаемые Ураніею, Ксанѳомъ и Ананомъ, осмотрѣвъ всѣ статуи и надписи въ честь доблестныхъ людей, отправились къ акрополису или народному собранію, гдѣ толпились уже сотни гражданъ, заинтересованныхъ городскими интересами и гдѣ для хронятиковъ приготовлены были заблаговременно почетныя мѣста. Уранія посадила около себя Аполлонія и тихо сказала ему, что сегодня будутъ судить нѣсколько молодыхъ евреевъ, которые безъ всякаго злаго умысла ощупали руками ликъ статуи Діаны изъ желанія опредѣлить достоинство мрамора. Жрецъ же приписалъ это желанію осквернить богиню и требуетъ ихъ казни. — Кто будетъ защищать обвиняемыхъ! спросилъ мудрецъ. — Всѣ, кому ни предлагали эту защиту, отказались изъ боязни божества. — Отчего же ты сама не возьмешь на себя этой роли: ужъ не боишься ли, чтобы адвокатскій раеnulае (плащъ) обезобразилъ тебя въ глазахъ народа? — Меня могутъ не допустить судьи до форума на томъ основаніи, что женщина во всякомъ возрастѣ считается несовершеннолѣтнею. — А ты не знаешь, кто призванъ въ качествѣ свидѣтеля? — Самъ жрецъ и его сослуживцы. — Еще одинъ вопросъ: твердо ли ты увѣрена, что обвиняемые не заслуживаютъ наказанія за другіе проступки? — Они еще молоды и не испорчены душою. — Въ такомъ случаѣ надѣйся, Уранія, что Аполлоній Тіанскій будетъ выше предразсудковъ толпы и явится на форумѣ въ качествѣ заступника недозрѣвшихъ членовъ чужой общины. Гетера поблагодарила архидидаскала и что-то шепнула на ухо Анану. Часъ спустя открыто было народное собраніе и горячо обсуждались самые ничтожные вопросы. Всѣ присутствующіе хронятики принимали участіе въ диспутахъ и до такой ясности доводили дѣло, что народъ громогласно выражалъ свое удовольствіе. Молчаливымъ оставался только одинъ Аполлоній, отъ котораго ожидали какихъ-то чудесъ. По окончаніи всѣхъ важныхъ дѣлъ выставлены были молодые іудеи, обвиняемые въ святотатствѣ. Народъ зашумѣлъ и послышались угрозы дерзкимъ пришельцамъ. Вызванные къ форуму свидѣтели ясно и категорически сообщили видѣнное собственными глазами и требовали смертной казни, чтобы смыть безчестіе, нанесенное великой покровительницѣ города. У несчастныхъ молодыхъ людей сперлось дыханіе и начали дрожать ноги. Уранія и Ананъ съ трепетомъ бросали взгляды на Аполлонія, не подымавшаго во все время головы. — Кто скажетъ въ защиту этихъ несчастныхъ слово? послышался громкій голосъ съ форума. При этомъ вопросѣ прекрасное лицо Аполлонія освѣтилось какимъ-то величіемъ и онъ, поднявшись съ мѣста, направился къ эстрадѣ. Въ народѣ послышался гулъ: «великій философъ, любимецъ боговъ, краса Аѳинъ и Рима! молчите, внимайте!» «Граждане — люди счастливаго Херсонеса! заговорилъ онъ — я слушалъ съ изумленіемъ и наслажденіемъ все, что говорилось и совершалось на этомъ мѣстѣ. Ваши представители и руководители не уступаютъ въ чести, правдѣ и заботливости лучшимъ современнымъ мудрецамъ міра и нѣтъ сомнѣнія, что они заслужатъ отъ благодарныхъ согражданъ вѣнки безсмертія, чтобы явиться въ другомъ, болѣе отрадномъ мірѣ съ доказательствами любви и самоотверженія на благо ближняго. Въ виду всего этого я не желалъ бы, чтобы сегодняшнія дѣянія ихъ обагрены были кровавыми пятнами безсмысленныхъ юношей и слезами ихъ отцовъ, матерей, братьевъ и сестеръ. Неужели вы дерзнете себя считать сильнѣе и правосуднѣе великой Діаны? Неужели вы думаете, что оскорбленная богиня сама не могла бы сокрушить дерзкихъ, еслибъ замѣтила въ нимъ тайное желаніе осквернить ее? Скажите мнѣ, который изъ служителей боговъ и богинь не прикасается къ ихъ ликамъ руками не всегда чистыми? А разумъ говоритъ, что законодатель тогда только вправѣ обвинять другихъ въ нарушеніи постановленій своихъ, когда самъ въ точности исполняетъ ихъ. Мнѣ помнится, что подобное обвиненіе однажды пало въ Памфліи на молодую женщину, которая не хотѣла сама оправдываться предъ обвиняющими ее, но когда постановлено было обезглавить ее, тогда одна старушка вышла къ судьямъ и доказала имъ, что они этимъ убійствомъ только исполнятъ затаенную мысль ея племянницы, которая давно ищетъ смерти, но боится грѣха наложить на себя руки. Несчастная влюблена до безумія въ молодаго человѣка, который не замѣчаетъ этого — добавила тетка — и чтобы достигнуть сочувствія она начала ходить въ храмъ Венеры и ежедневно чесать ей руками волосы и показывать зеркало. Дѣлая это съ апокрифическимъ умысломъ заслужить помощь богини, она поймана была на мѣстѣ и обвинена въ преступной цѣли, потому что считала позоромъ открыть тайну сердца. Я вамъ сказала, архонты, правду — заключила старуха, изъ нежеланія взвалить на васъ тотъ грѣхъ, который не желала взять на душу свою невинно обвиненная вами. Теперь дѣлайте съ нею, что хотите. Подумайте же Херсонесцы, что вы находитесь въ такомъ точно состояніи, какъ судьи Памфліи. Эти несчастные также молчатъ, подобно влюбленной дѣвушкѣ. Я увѣренъ, что эти молодые люди сдѣлали проступокъ свой безъ сознанія божественности нашихъ статуй, такъ какъ и мы не признаемъ въ ихъ святостяхъ ничего божественнаго. Потребуйте отъ нихъ искупить свою вину наемомъ весталки, которая бы въ теченіи года омывала статую благовонными водами и покровительница ваша останется вполнѣ удовлетворенною. — Онъ правъ! онъ правъ! заревѣла толпа. Да будетъ по его слову! Аполлоній окинулъ взоромъ собраніе и также важно спустился съ эстрады. Іудеи обложены были денежною пенею въ 500 драхмъ и отпущены на свободу. Народъ началъ расходиться. Всѣ же хронятики, распредѣлившись на группы, послѣдовали за почетнѣйшими гражданами города, пригласившими ихъ на пирушки съ коттабосами10. Къ Ураніи подошла цѣлая толпа самарянокъ и въ томъ числѣ раввинъ съ выраженіемъ благодарности за оказанное ею участіе къ судьбѣ молодыхъ іудеевъ, заранѣе обреченныхъ родителями на смерть или позорное изгнаніе изъ отцовскаго дома. Тѣмъ временемъ прибывшіе одновременно съ хронятиками два іудея изъ Іерусалима, оправившись окончательно отъ болѣзни, оба оказались изъ колѣна Левія. Первый Іосифъ былъ служителемъ великаго храма, а послѣдній слѣдовалъ за нимъ въ качествѣ прислужника и охранителя. Раввину также было извѣстно, что они присланы съ чрезвычайными новостями и дарами для ихъ синагоги, но въ чемъ состояли эти новости — онъ не могъ узнать, такъ какъ Іосифъ, желалъ передать ихъ въ присутствіи старѣйшинъ всей общины. Самуилъ, покорный всякому приказу, слѣдуемому изъ священнаго града, подъ вліяніемъ хорошаго настроенія чувствъ, послѣ оправданія племянника, немедленно послалъ за гостями и всѣми представителями общины, которымъ устроилъ праздничный пріемъ со всѣми знаками гостепріимства, завѣшеннаго библейскими правилами. Послѣ вечерней трапезы и отдыха, Іосифу предоставлено было возвышенное мѣсто съ просьбою повѣдать свою миссію. «Да будетъ всѣмъ вамъ извѣстно — началъ рѣчь свою гость — что я прибылъ отъ благодушнаго и высокоумнѣйшаго первосвященника храма Іерусалимскаго Каіафы съ рукописями священнаго писанія въ даръ вамъ, чтобы не погасъ между единовѣрцами свѣтильникъ вѣры блаженныхъ патріарховъ и пророковъ и чрезвычайнымъ сообщеніемъ событія, которое взволновало не только гражданъ священнаго града, но и всѣ почти сосѣдніе села и города. Обстоятельство это заставило первосвященника нашего изъ боязни, чтобы событіе это, при содѣйствіи злонамѣренныхъ людей не совратило сыновъ Израиля съ пути истинныхъ заповѣдей, сдѣлать распоряженіе, чтобы разосланы были нарочные во всѣ концы, гдѣ обитаютъ іудеи для предупрежденія ихъ отъ дьявольскихъ навожденій. На мою долю выпалъ жребій ѣхать въ Таврику и Босфоръ... — Въ чемъ же дѣло? спросилъ нетерпѣливый Самуилъ. — Дѣло въ томъ, что давнымъ давно образовавшееся общество воспроизвести обѣщаннаго нашимъ предкамъ Мессію, достигло наконецъ своей цѣли. — Мы не понимаемъ твоихъ словъ, замѣтилъ раввинъ Самуилъ, ужъ если ты намекнулъ о какомъ-то обществѣ, то долженъ дать намъ самое точное объясненіе, кто составлялъ это общество и въ какихъ видахъ? — Такъ какъ замѣчаніе твое, равви, совершенно основательно, то я долженъ разсказать вамъ все сначала. Вы знаете, конечно, что Мессія обѣщанъ былъ намъ изъ рода царя Давида, отъ котораго оставался только одинъ вдовецъ Іосифъ столяръ и Іоакимъ, женатый на Аннѣ, происходившей изъ рода Аарона. По мнѣнію галлилеянъ Мессія долженъ родиться не иначе, какъ отъ двухъ этихъ послѣднихъ представителей, но первый былъ уже старъ, а у послѣднихъ не было, въ продолженіи многихъ лѣтъ дѣтей. Это ужасно не нравилось галлилеянамъ. Но какова была ихъ радость, когда Іоакимъ и Анна, поклявшіеся всенародно, что если Іегова даруетъ имъ плодъ въ знакъ благоволенія, то они отдадутъ его на служеніе Ему — вдругъ освѣдомились, что добродѣтельная жена воспріяла его. Тогда нѣсколько изъ ученѣйшихъ галлилеянъ рѣшили во чтобы ни стало воспользоваться новорожденнымъ, если онъ по полу своему будетъ подходить къ ихъ цѣли. — Я прерву тебя вопросомъ, сказалъ одинъ изъ присутствующихъ, потрудись объяснить намъ, желали ли они это сдѣлать по одной прихоти или же по внушенію милостиваго Бога, потребовавшаго отъ нихъ этого дѣла? Ораторъ замялся и съ свойственною книжникамъ дерзостію отвѣчалъ: такъ какъ въ пророчествахъ объ участіи стороннихъ лицъ ничего не говорится, то мы не властны задаваться подобными вопросами. Слушайте, братья, дальше. Новорожденную, согласно обѣту, передали въ храмъ, такъ какъ къ ужасу ихъ она оказалась дѣвочкою. Но, вслѣдъ затѣмъ у заговорщиковъ блеснула надежда сдѣлать ее матерью Мессіи. — То есть посодѣйствовать исполненію пророчества, подсказалъ тотъ же голосъ. — Кто этотъ несчастный, спросилъ Іосифъ, который перѣчить мнѣ? — Это я, отвѣтилъ одинъ изъ гостей, я которому нѣсколько лѣтъ слышится таинственный голосъ о пришествіи въ міръ такъ долго ожидаемаго нами Спасителя. — Братья, удалите изъ среды вашей этого человѣка, заразившагося духомъ лжепророчества, если желаете слушать меня. Собраніе оглянулось, но не осмѣлилось возражать, такъ какъ говорившій былъ учителемъ и настолько былъ мудръ въ познаніяхъ, что нерѣдко приглашался къ мѣстному архонту на совѣщаніе. — Не возмущайся, нашъ добрый гость — замѣтилъ сынъ Ахея — тебѣ никто не осмѣлится противорѣчить въ моемъ домѣ. Мы всѣ слушаемъ тебя съ такимъ же вниманіемъ, какъ и Ананъ, показавшійся тебѣ богоотступникомъ. Продолжай же напрасно прерванную рѣчь. — Дочь Іоакима поступила въ храмъ — продолжалъ гость — и благодаря заботливости священнослужителей не имѣла ни малѣйшаго понятія о порокѣ. Это радовало заговорщиковъ и имъ удалось на удачу привѣтствовать Марію, что отъ нея родится Мессія, котораго она должна будетъ нарѣчь Спасителемъ и помазанникомъ. Но такъ какъ Маріи предстоялъ выходъ изъ храма, а она не имѣла, куда преклонить главы, то Галлилеяне для того, чтобы не противорѣчьи, словамъ пророка, задумали обручить ее съ послѣднимъ представителемъ дома Давидова устарѣвшимъ Іосифомъ столяромъ. — Ели ты не лжешь — проговорилъ громко Ананъ, то я начинаю слушать тебя съ благоговѣніемъ, такимъ путемъ долженъ прійти агнецъ Божій. Іосифъ поспѣшилъ прервать его. — Всѣхъ заговорщиковъ было 12-ть человѣкъ. Они, не смотря на бѣдность свою, много странствовали и чрезвычайно многому учились у грековъ и римлянъ и создали себѣ идею восторжествовать надъ всѣми народами новаго рода философіею, которой захотѣли придать божественное происхожденіе. Для достиженія этого имъ былъ нуженъ мальчикъ изъ поколѣнія царя Давида, которому легко было вслѣдствіе всеобщаго ожиданія присвоить славное имя Мессіи и затѣмъ воспитать и образовать его въ точномъ смыслѣ пророчествъ. Цѣль ихъ достигнута была, когда нарѣченная жена Іосифа, прибывъ въ Виѳлеемъ, произвела на свѣтъ Божій сына. Ананъ въ это время пригнулся къ уху Самуила — Ахея и предложилъ ему спросить у оратора, не сопровождалось ли явленіе это какими-нибудь чудесами? Хозяинъ дома громко повторилъ этотъ неожиданный вопросъ. — Чудо было, но случайное — отвѣчалъ Іосифъ — на небѣ явилась странной формы въ видѣ короны чрезвычайно свѣтлая звѣзда, заставившая многихъ изъ волхвовъ не только заговорить о рожденіи какого-то безсмертнаго царя, но даже придти въ Виѳлеемъ поклониться новорожденному, какъ Богу и царю. Наши ученые полагаютъ, что волхвами были одѣты друзья 12 заговорщиковъ. — А неизвѣстно ли вашимъ книжникамъ, кто выставилъ на небо предсказанную звѣзду? спросилъ Ананъ-Симонъ. Іосифъ представился не слышавшимъ этого вопроса и продолжалъ: — Вотъ такъ началась жизнь лжепророка, который впослѣдствіи, окруживъ себя тѣми 12-ю мудрецами-заговорщиками, которые подготовляли его къ проповѣди, вскорѣ вселилъ къ себѣ такое довѣріе народа, что книжники и вообще люди, уважающіе заповѣди и святые законы Моисея, должны были потребовать его казни, чтобы предупредить явленіе богохульниковъ. — И вы его распяли? вскрикнулъ Ананъ съ ужасомъ, подымаясь съ мѣста. — Да, распяли; но кто успѣлъ сообщить тебѣ эту вѣсть? — И вы распяли Мессію, посланника Божія? Того, кто долженъ былъ вдохнуть намъ новую жизнь и сдѣлать царями міра? Полно, гость, не пришелъ ли ты насъ обманывать или напрямикъ увѣрить, что Мессія былъ уже на землѣ, такъ какъ надъ тѣмъ, котораго вы въ ослѣпленіи признаете лжепророкомъ, въ точности сбылись предсказанія пророковъ. — Перестань, Ананъ, мудрствовать тамъ, гдѣ не слѣдуетъ этого дѣлать — возразилъ болѣе мягкимъ тономъ Іосифъ — неужели всѣ ученые Іерусалима были глупѣе тебя? Неужели бы никто изъ насъ не могъ отличить помазанника Божія отъ сына дѣвы Маріи, рожденнаго въ жалкой пещерѣ, гдѣ запирались овцы и куда тебя не загнала бы даже буря? — Конечно, конечно! закричало нѣсколько голосовъ. Но Ананъ не хотѣлъ болѣе слышать ни оратора, ни публики. Онъ быстрыми шагами направился въ сосѣднюю комнату, гдѣ сидѣлъ въ глубокой задумчивости молодой слуга и сопутникъ Іосифа. — Ты тоскуешь, мой другъ, въ одиночествѣ — сказалъ Ананъ — пойдемъ ко мнѣ, а я постараюсь доставить и пищу и развлеченіе дорогому гостю. Молодой человѣкъ молча повиновался. Нѣсколько минутъ спустя Ананъ ввелъ гостя въ домъ свой и разсказалъ матери и отцу, откуда онъ прибылъ. Старики посмотрѣли съ какимъ-то благоговѣніемъ на того, кто пріѣхалъ изъ священнаго города. Накормивши гостя своего, учитель слегка коснулся рѣчи Іосифа о сынѣ Маріи. При этихъ словахъ у молодаго человѣка засверкали глаза. — Неужели онъ осмѣлился сказать что-нибудь дурное объ этомъ божественномъ человѣкѣ, дѣянія котораго мнѣ подробно извѣстны? спросилъ онъ тихимъ, но внушающимъ довѣріе голосомъ. — Твой господинъ называетъ его лжепророкомъ и старается предостеречь насъ отъ послѣдователей его ученія. — Злые люди, они ненавидѣли его при жизни за истину, за чудеса и любовь къ ближнему, а теперь, когда онъ признанъ за Мессію лидами, окружавшими его и видѣвшими его славу, стараются, наперекоръ убѣжденіямъ, распространять самые нелѣпые слухи о томъ, который считалъ всѣхъ ихъ мудрецовъ за лицемѣровъ и злыхъ людей. — Что же они говорятъ? спросилъ Ананъ. — Во первыхъ они называютъ его нищимъ, живущимъ подаяніями, во вторыхъ человѣкомъ, помѣшавшимся на ученіи эллинскихъ и римскихъ философовъ, и наконецъ дерзкимъ магикомъ, умѣвшимъ обманывать толпу народа. — А ты какъ думаешь о немъ? — Если ты обѣщаешь скрыть отъ Іосифа мое убѣжденіе, то я съ особеннымъ удовольствіемъ передамъ тебѣ много такихъ вещей, которыхъ тебѣ никто не разскажетъ. Видишь ли, я провелъ мое дѣтство съ Іисусомъ въ Назаретѣ, а потомъ по переселеніи съ родителями въ Іерусалимъ, всегда почти сопровождалъ его съ тѣми немногими, которые пробыли вѣрными ему до послѣдней минуты. — Но ты такъ молодъ еще. Неужели все это совершилось недавно? — Мнѣ 38 лѣтъ — отвѣчалъ Симонъ — а тому, который распятъ, было-бы теперь 39 лѣтъ. — Такъ онъ умеръ недавно и такимъ молодымъ? — Шесть лѣтъ тому назадъ, но эти 6-ть лѣтъ нисколько не повліяли на память мою. Вотъ какъ теперь я вижу предъ глазами Божественнаго учителя распятымъ, который вмѣсто проклятій громко молился и просилъ небеснаго Отца простить его варваровъ и мучителей, потому что они не узнали его. — Симонъ еще одно слово: скажи мнѣ, какъ поступили съ его одеждою? — Такъ какъ всѣ окружавшіе его воины не могли подѣлиться ею, то былъ брошенъ жребій и она досталась одному, отъ котораго пріобрѣли ее друзья. Услышавъ эти слова, Ананъ схватилъ себя за голову и отчаянно зарыдалъ. — Несчастные, несчастные, они распяли обѣщаннаго Богомъ агнца! твердилъ учитель — какое несчастіе для племени Израиля, какая горькая будущность для поколѣній Боголюбимаго народа! О ради Бога Авраама разскажи мнѣ все, все, что тебѣ извѣстно о Спасителѣ нашемъ и повѣдай, кто наставитъ меня въ заповѣдяхъ его. — Да сподобитъ тебя Іегова этой милости. Я охотно открою предъ тобою путь къ спасенію, если ты послѣдуешь за мною въ Іерусалимъ къ тѣмъ, кому предоставлена власть крещенія Святымъ Духомъ. Къ несчастію я былъ только тайнымъ ученикомъ Іисуса Назареяна и не удостоился никакихъ правъ, хотя и пользуюсь уваженіемъ и любовью какъ матери Господа, такъ и апостоловъ за то, что удостоенъ былъ свыше милостію донести до мѣста распятія крестъ, подъ тяжестію котораго упалъ невинно осужденный агнецъ Божій. — Какимъ-же образомъ ты рѣшился слѣдовать за тѣмъ, который пріѣхалъ къ намъ нарочно, чтобы не допустить вѣры въ пришествіе Мессіи. — Наше маленькое общество самымъ внимательнымъ образомъ наблюдаетъ за всѣми дѣйствіями тѣхъ, которые стараются заглушить божественныя сѣмена, посѣянныя сыномъ человѣческимъ. И вотъ, когда они узнали, что Іосифъ посылается съ этою цѣлью въ отдаленныя страны, имъ угодно было предложить мнѣ сопутствовать ему въ качествѣ слуги, но въ тоже время стараться разносить Евангеліе по слѣдамъ врага человѣчества. Іосифъ, котораго ты слышалъ сегодня, одинъ изъ близкихъ служителей первосвященника Каіафы, одинъ изъ первыхъ, потребовавшихъ казни Іисуса, и одинъ изъ кричавшихъ предъ Пилатомъ, не желавшимъ быть повиннымъ въ крови праведника: «распни его, а кровь его пусть падетъ на насъ и дѣтей нашихъ!» — И этотъ злодѣй осмѣлился явиться къ намъ — вскрикнулъ Ананъ — чтобы осквернить племя непричастное непостижимому злодѣянію, да я готовъ задушить его собственными руками! — Нѣтъ, Ананъ — остановилъ его Симонъ — если ты желаешь быть послѣдователемъ Мессіи, то не долженъ дѣлать зла врагамъ его. Я ужъ сказалъ тебѣ, что онъ молился за нихъ на крестѣ. Эта великая истина показалась сначала непонятною для строгаго исполнителя закона Моисея, но, подумавъ немного, онъ нашелъ въ ней что-то отрадное и величественное даже для человѣка съ врожденными чувствами мести. «Да, мелькнуло у него въ головѣ, если онъ завѣщалъ это, то этимъ доказываетъ свою божественность. Я не долженъ дѣлать зла врагамъ, но сдѣлаюсь служителемъ воли обѣщаннаго и этимъ глубже уязвлю ихъ душу». «Ты совершенную правду сказалъ — заговорилъ Ананъ — месть должна быть свойственна только неразумному животному. Какъ бы я былъ счастливъ, еслибъ ты вручилъ мнѣ запись тѣхъ законовъ, которые завѣщалъ вамъ небесный наставникъ. — Онъ потребовалъ отъ міра только два правила: любить Бога отъ всей души и сердца и любить ближняго своего, какъ самого себя. Все остальное онъ выяснилъ предъ нами въ притчахъ и примѣрами. Все это нынѣ записывается нѣкоторыми изъ учениковъ его для того, чтобы передать отдаленному потомству и, вѣроятно, труды ихъ скоро будутъ окончены, если не помѣшаютъ особенныя происшествія. Ананъ задумался и окончательно пришелъ къ убѣжденію, что ему необходимо ѣхать въ Іерусалимъ для изученія всего завѣщаннаго Мессіею, въ пришествіи котораго онъ болѣе не сомнѣвался. Порѣшивъ на этомъ, учитель Херсонеса захотѣлъ предварительно познакомиться съ дѣтствомъ Іисуса и затѣмъ съ избранными имъ учениками, которые должны были научить міръ несомнѣннымъ истинамъ. Симонъ, для котораго разсказы объ этомъ доставляли большое наслажденіе, не заставилъ себя просить. — Я ужъ тебѣ говорилъ — началъ онъ — что зналъ Іисуса съ дѣтскаго возраста въ Назаретѣ. Родители его жили въ небольшой постройкѣ, которую оставилъ имъ одинъ изъ купцовъ, выѣхавшихъ навсегда изъ города. Вотъ какъ-будто теперь вижу предъ глазами небольшой дворикъ, заросшій любимыми хозяйкою розами, въ углубленіи котораго подъ навѣсомъ работалъ престарѣлый Іосифъ. Надо было видѣть, съ какимъ усердіемъ этотъ потомокъ великаго царя трудился для украшенія храмовъ Божьихъ и удовлетворенія крайнихъ нуждъ подобныхъ себѣ бѣдняковъ! за это всѣ почти жители Назарета дѣлились съ нимъ всѣмъ, что у нихъ было лишняго. Такая искренняя любовь народа избавляла Марію отъ излишнихъ обязанностей по хозяйству и предоставляла ей возможность по цѣлымъ иногда часамъ заниматься съ Іисусомъ священнымъ писаніемъ. Въ это святое жилище очень часто приходили родители тѣхъ 12 избранныхъ впослѣдствіи учениковъ, которые нынѣ пользуются великою властью, дарованною имъ сошествіемъ Святаго Духа. Я не разъ былъ очевидцемъ ихъ слезъ и благоговѣнія предъ Святою матерью, которая ласкою, кротостію и наружностію всегда походила на невиннаго ребенка. Іисусу въ это время было не болѣе восьми лѣтъ; но онъ отличался отъ всѣхъ насъ чѣмъ-то особеннымъ, какъ въ движеніяхъ, играхъ, такъ и выраженіи глазъ. Никто изъ насъ никогда не могъ разсердиться на него, никто не позволялъ себѣ въ присутствіи его сказать дурнаго слова, иначе онъ уходилъ съ негодованіемъ и не показывался къ намъ въ продолженіи многихъ дней. Изъ всѣхъ болѣе онъ любилъ тѣхъ, которые впослѣдствіи послѣдовали за нимъ. Когда они являлись, Іисусъ, какъ бы вдохновлялся удовольствіемъ и предавался всевозможнымъ играмъ, но въ каждой игрѣ его мы какъ-то безсознательно видѣли чудеса. Такъ напримѣръ онъ садился верхомъ на солнечные лучи, врывавшіеся въ комнату, сквозь щели оконныхъ ставенъ, и качался на нихъ, какъ на качеляхъ, въ другой разъ ходилъ по нимъ, какъ на бревнахъ; случалось и такъ, что онъ поднимался какою-то необъяснимою силою къ высокому дереву, съ котораго, собравъ плоды, которыхъ никто изъ насъ не видѣлъ глазомъ, передавалъ ихъ намъ. Но всего памятнѣе для меня то, что однажды послѣ дождя мы надѣлали изъ грязи разныхъ подобій маленькихъ животныхъ и любовались ими. Какъ вдругъ подошелъ къ намъ Іисусъ. — Что вы дѣлаете? спросилъ онъ съ нѣжностію. — Мы надѣлали такихъ прекрасныхъ птичекъ и животныхъ — сказалъ Іоаннъ — что право грустно ихъ видѣть уничтоженными. — А чего бы ты пожелалъ? спросилъ съ улыбкою Мессія. — Чтобы они ожили. Іисусъ приблизился и началъ прикасаться рукою къ импровизированныхъ статуэткамъ и всѣ тѣ, которыхъ онъ толкалъ, или убѣгали или улетали. Этого мало, мы всѣ знали, что при малѣйшей болѣзни, если Іисусъ прикоснется рукою къ больному мѣсту, то боль моментально исчезала. Не постигая настоящихъ причинъ всего этого, мы, конечно, относились къ чудесамъ товарища не иначе, какъ къ случайнымъ шалостямъ, но впослѣдствіи когда увидѣли болѣе важныя явленія, намъ не приходилось считать его обыкновеннымъ человѣкомъ. Мы начали безсознательно бояться его власти, которой онъ хотя и не проявлялъ, но которая проявлялась сама собою въ каждомъ его взглядѣ и словѣ. Никто изъ насъ не дерзалъ говорить предъ нимъ, изъ какого-то страннаго чувства радости и благоговѣнія; всѣмъ намъ хотѣлось услужить и вызсказать ему безпредѣльную преданность. Нашу любовь онъ читалъ въ глазахъ и ласкалъ насъ названіемъ искреннихъ друзей. На 16 или 17-мъ году, мы всѣ почти должны были разстаться съ нимъ и каждому суждено было добывать свое пропитаніе вдали отъ роднаго города до того времени, пока не насталъ тотъ часъ, когда избраннымъ заблаговременно, Іисусъ приказалъ оставить всѣ занятія житейскія и слѣдовать за нимъ. Я былъ въ это время въ Іерусалимѣ и чрезвычайно удивился, когда внезапно глаза мои встрѣтились со взоромъ Іисуса, вошедшаго во храмъ въ качествѣ проповѣдника, которому народъ подготовлялъ за великія познанія законную власть первосвященника. Объ этомъ многіе поговаривали громко и возбуждали озлобленія въ честолюбцахъ, считавшихъ себя болѣе достойными такой почести. Появленіе его на возвышенномъ мѣстѣ, которое думали на сегодняшній день занять другіе книжники, повліяло на всѣхъ точно, какъ ослѣпительный блескъ молніи. Сердце мое затрепетало и я почувствовалъ ужасную ничтожность свою предъ этимъ человѣкомъ, котораго зналъ съ дѣтскихъ лѣтъ. Поднявъ божественные глаза свои къ небу, онъ началъ бесѣду и вселилъ въ душахъ большинства слушателей такой страхъ къ своимъ заблужденіямъ и лжепонятіямъ божественныхъ постановленій, что люди добродѣтельные начали тутъ-же сознавать свои грѣхи и обвинять наставниковъ и руководителей. Проповѣдь Іисуса передавалась изъ устъ въ уста и вскорѣ весь Іерусалимъ заговорилъ о немъ, какъ о пророкѣ. Съ этого времени многіе, искавшіе царствія небеснаго, начали толпами слѣдовать за божественнымъ наставникомъ и удивляться его премудрости, но никто не допускалъ мысли, что предъ нимъ находится Мессія, котораго, Богъ вѣсть, почему ожидали не иначе, какъ сходящимъ съ неба въ сопровожденіи ангеловъ. Признаюсь откровенно и мнѣ не приходила въ голову эта мысль, хотя я и сознавалъ въ Іисусѣ человѣка не совсѣмъ земнаго. Къ сожалѣнію, я въ это время находился въ услуженіи у расчетливаго торговца, который только однажды въ недѣлю предоставлялъ мнѣ свободу, а такъ какъ въ день Субботы всѣ искали Іисуса, то мнѣ почти никогда не удавалось встрѣчаться съ нимъ на-единѣ. Такъ прошелъ годъ и больше. Однажды подошелъ ко мнѣ одинъ изъ послѣдовавшихъ за Іисусомъ по имени Петръ, котораго я зналъ и прежде, но не былъ съ нимъ въ близкомъ знакомствѣ, такъ какъ онъ былъ лѣтъ на 14 старше меня и слылъ за большаго разумника. — Ты чѣмъ занимаешься спросилъ онъ? — Я отвѣчалъ, что служу у книжника Бенъ-Іерла, живущаго въ своемъ домѣ, что противъ большаго храма, но такъ какъ постоянно занятъ въ лавкѣ, то никуда не выхожу. — Между тѣмъ учитель еще недавно вспоминалъ о тебѣ, какъ о ровестникѣ своемъ, — сказалъ апостолъ. — А я день и ночь вижу его предъ глазами моими — отвѣчалъ я — но увы мнѣ вѣрно не суждено повстрѣчаться съ нимъ: я рабъ господина моего. — Не печалься, Симонъ, учитель самъ найдетъ тебя, когда твое желаніе будетъ искреннее. Мы на дняхъ возвратимся на короткое время въ Галлилею, а потомъ Іисусъ намѣренъ посѣтить храмъ Іерусалимскій. Тебѣ не трудно будетъ проникнуть туда. Но я хотѣлъ-бы знать, принадлежишь ли ты къ нашимъ или твой хозяинъ заставилъ тебя считать учителя нашего за лжеца? — Нѣтъ, братъ мой — отвѣчалъ я — никто не можетъ сказать мнѣ дурнаго объ Іисусѣ, котораго я давно считаю великимъ. Вотъ тебѣ все то, что я могу принести въ кассу вашу для увѣренія въ искренней преданности — сказалъ я, передавая небольшія сбереженія мои. Петръ взглянулъ на меня и охотно принялъ мое подаяніе. Я радъ отъ души — сказалъ онъ — твоему наитію. Надѣюсь, что мы встрѣтимся. Онъ ушелъ. Часъ спустя пришелъ ко мнѣ нарочный изъ Каны галлилейской съ извѣстіемъ, что родственникъ мой женится и проситъ меня на бракосочетаніе. Понятно, что я бросился къ хозяину моему Бенъ-Іерлю съ просьбою или отпустить меня на недѣлю, или разсчитать немедленно. Бенъ-Іерлъ изъявилъ свое согласіе на первое. Въ урочный день я пріѣхалъ къ родственникамъ, которые сейчасъ же заявили мнѣ, что не могутъ сдѣлать пиршества для всѣхъ приглашенныхъ, если они явятся, а между тѣмъ надо было пригласить всѣхъ обитателей по-искони заведенному обычаю. Хотя мнѣ и хотѣлось душевно помочь моему родственнику, но къ сожалѣнію я не имѣю ни единаго лишняго серебренника. Бракъ состоялся, но въ то время, когда собралось гораздо больше гостей, чѣмъ ожидалось, внезапно явился на праздникъ Іисусъ съ матерью и учениками своими. Не смотря на то, что всѣ мы знали его и считали своимъ, какая-то боязнь не съумѣть принять его достойнымъ образомъ, начала волновать предстоящихъ: всѣ суетились, выбѣгали и всматривались въ тихую и плавную походку неземнаго человѣка. Наконецъ, онъ вошелъ и произнесъ свое любимое изреченіе: миръ вамъ! затѣмъ сдѣлалъ мнѣ знакъ приблизиться къ нему и спросилъ, не томлюсь ли я того жизнію, которую веду. Господи — вскрикнулъ я невольно — у меня нѣтъ свободнаго часа, я долженъ работать безъ устали, чтобы поддерживать существованіе старыхъ родителей. «Ты вполнѣ поступаешь по закону Божію — отвѣчалъ онъ — дѣлай такъ всегда, чтобы того же заслужить отъ ближнихъ. Строго и честно исполняющему заповѣди предстоятъ двѣ награды: миръ и покой на землѣ и царство небесное въ будущей жизни. Не тщеславься и не говори объ этомъ никому, иначе хвала людей замѣнится заслуженными наградами. Я радъ видѣть тебя такимъ и увѣренъ, что ты будешь любить послѣдователей моихъ и содѣйствовать имъ въ ихъ добрыхъ преднамѣреніяхъ спасти нашъ разстлѣвшійся народъ, въ которомъ не осталось искры ни любви къ Богу, ни любви къ ближнему. Повторяю, Симонъ, что и для тебя настанетъ часъ служенія Господу твоему и ты удостоенъ будешь милости Отца моего». Въ это время подошла къ намъ Мать Іисуса съ печальнымъ видомъ и тихо сказала: у бѣдныхъ людей не хватило вина для угощенія многихъ гостей и они впали въ скорбь, которая тяжка для нынѣшняго дня». Іисусъ взглянулъ на мать и отвѣтилъ: «не насталъ еще мой часъ!» Но блаженная мать увѣренная, что онъ не оставитъ безъ помощи бѣдныхъ хозяевъ, приказала служителямъ приготовить все то, что будетъ сказано ея сыномъ. Іисусъ остановилъ свои взоры на шести большихъ сосудахъ, стоявшихъ въ углу комнаты и предназначенныхъ для омовенія рукъ и, затѣмъ подозвавъ слугъ, поручилъ имъ набрать свѣжей воды изъ ближайшаго къ дому источника и поднести къ нему. Мнѣ, которому памятны были его дѣтскія чудеса, не приходилось сомнѣваться, что и теперь онъ сдѣлаетъ чудо, котораго никто не. ожидалъ. Когда сосуды съ водою поднесены были къ Господу, онъ поднялъ глаза къ небу и, благословивъ воду, приказалъ разносить ее вмѣсто вина. Слуги и всѣ предстоящіе переглянулись съ улыбкою, но вскорѣ поражены были чуднымъ вкусомъ прекраснаго вина. Когда впослѣдствіи о чудѣ этомъ заговорилъ народъ въ Іерусалимѣ, то книжники употребляли всѣ усилія доказать, что источникъ, изъ котораго была почерпнута эта вода, имѣлъ иногда свойство извергать струю воды, ничѣмъ не отличавшуюся отъ вкуса вина. Услышавъ эти слова въ первый разъ отъ хозяина моего, я до того возмущенъ былъ, что хотѣлъ предать проклятію придумавшихъ подобную ложь, но, опомнившись, сказалъ: еслибъ источникъ этотъ, дѣйствительно, обладалъ такими свойствами, то кому ближе было знать это: хозяину ли дома, около котораго онъ находился, или человѣку, пришедшему издалека? Сказанная мною истина изумила Бенъ-Іерла, но онъ, по-видимому, проглотилъ ее съ тѣмъ, чтобы никому не сообщать. О другихъ чудесахъ сына человѣческаго я не стану тебѣ разсказывать изъ боязни, чтобы ты не нашелъ меня пристрастнымъ и кромѣ этого потому, что ты собираешься ѣхать къ тѣмъ, которые никогда почти не разставались съ Господомъ и лучше меня знаютъ обо всемъ, сдѣланномъ имъ. А теперь, я думаю, мнѣ пора возвратиться къ хозяину моему, чтобы не возбудить въ немъ подозрѣнія. Ананъ проводилъ своего гостя, но съ этого дня онъ совершенно измѣнился. Ему вездѣ представлялся божественный ликъ Мессіи, его проповѣди и чудеса, а въ заключеніе раздавались въ ушахъ ужасные крики: «распни его!» или «кровь его да будетъ на насъ и чадъ нашихъ!» Лишь только Іосифъ съ Симономъ выѣхали изъ Херсонеса въ Босфоръ съ тѣмъ, чтобы возвратиться, Ананъ въ первую субботу явился въ синагогу и занялъ мѣсто проповѣдника. «Мы дожили, говорилъ онъ, до того благодатнаго времени, которое обѣщано было Аврааму и Давиду и съ точностію разъяснено только что прочитанными мною словами пророка. Мессія былъ уже на землѣ, но такъ какъ онъ пришелъ не съ громомъ и молніею, чтобы предварительно очистить землю отъ злыхъ людей, то злые предали его казни съ цѣлью безнаказно творить злыя дѣла. Такимъ образомъ исполнилось то, что предвидѣлъ пророкъ. Увѣряю васъ, братья, что злодѣи, посягнувшіе на жизнь агнца Божія, нынѣ боясь заслужить позорной смерти и всеобщаго проклятія, разсылаютъ повсюду участниковъ своихъ съ умысломъ воздержать сыновъ Израиля отъ довѣрія къ истинѣ. Такимъ явился къ намъ Бенъ-Іосифъ съ дарами священнаго писанія. Онъ лжецъ и, вѣроятно, одинъ изъ убійцъ такъ долго ожидаемаго всѣми нами Спасителя. Намъ не слѣдуетъ вѣрить ни одному его слову, а чтобы открыть истину, я положился самъ съѣздить въ Іерусалимъ и сдѣлаю это, если кагалъ предоставитъ мнѣ путевые расходы. — Мы охотно предоставимъ тебѣ все необходимое, было отвѣтомъ народа. Когда же ты намѣренъ предпринять путешествіе? — Я подожду Бенъ-Іосифа, который недолго пробудетъ въ Пантикапеѣ, куда онъ, вѣроятно, направился съ такою же цѣлью, какъ и къ намъ. Изъ синагоги Ананъ пошелъ къ Ураніи и самымъ подробнымъ образомъ разсказалъ о всемъ, что слышалъ о жизни и мученической смерти Іисуса Христа. Разсказъ его произвелъ глубокое впечатлѣніе на гетеру, которая послѣ нѣсколькихъ бесѣдъ съ Аполлоніемъ впала въ какое-то мистическое настроеніе и жаждала новыхъ утѣшительныхъ истинъ. — Я также удѣлю тебѣ на поѣздку частицу моего состоянія, сказала прекрасная женщина, и буду безпредѣльно благодарна, если ты привезешь мнѣ основы ученія этого неестественнаго человѣка. Признаюсь тебѣ откровенно, что современная религія наша не представляетъ ничего такого, которое согласовалось бы съ премудрыми законами Того мудреца, Который устроилъ міръ, и я начинаю изнемогать отъ унынія и сомнѣнія. Аполлоній очень много сообщилъ мнѣ утѣшительнаго, но къ сожалѣнію истина его словъ какъ-то ускользаетъ изъ рукъ и не можетъ быть осязательна. Для такой женщины, какъ я, необходимы истины, которыя не трудно провѣрить собственнымъ умомъ и такое божество, которое не имѣло бы ничего общаго съ ничтожными стремленіями нашими и которое повсемѣстнымъ присутствіемъ оживотворяло бы вселенную. Впрочемъ, я и сама не могу выяснить моихъ внутреннихъ желаній, но сознаю только, что ни вашъ богъ, ни наши боги не внушаютъ мнѣ духовнаго счастія. Да будетъ же твое путешествіе благополучно и да послужитъ мнѣ поводомъ къ тому душевному благу, котораго я, кажется, не позаимствую отъ философовъ. Пока происходили по этому поводу въ Херсонесѣ совѣщанія и собирались деньги на даръ храму Іерусалимскому и поѣздку мудраго Анана, возвратился изъ Босфора Киммерійскаго Бенъ-Іосифъ. Замѣтивъ, что его на этотъ разъ приняли Херсонесскіе собратья далеко не съ такимъ радушіемъ, какъ въ первый разъ, онъ долженъ былъ поспѣшить выѣздомъ, но еще сильнѣе встревожился, увидѣвъ на одномъ съ собою кораблѣ Анана, такъ дерзко нападавшаго на его заявленія. — Ты куда предпринимаешь поѣздку? спросилъ онъ ласково у учителя. — Я ѣду въ святой градъ, чтобы провѣрить твои разсказы о лжепророкѣ. Этого потребовали отъ меня мои сограждане, въ которыхъ ты вселилъ недовѣріе и смущеніе. — Я сказалъ имъ истину и совершенно напрасно ты потратишь деньги, которыя принесли бы большую пользу для нашихъ общихъ святынь. Послушай меня, Ананъ, отдай мнѣ то, что дано тебѣ на дорогу и возвратись къ семьѣ твоей. Ты измучишься напрасно и навѣрно принесешь тѣ же извѣстія, которыя я сообщилъ уже твоимъ соотечественникамъ. Ананъ показалъ видъ, что соглашается съ нимъ, но желаетъ лично побывать въ святомъ градѣ и помолиться на тѣхъ мѣстахъ, гдѣ молились славные праотцы его отцовъ. Два мѣсяца спустя молодой ученый Самарянинъ изъ Херсонеса, при содѣйствіи Симона, былъ принятъ апостолами которые съ первыхъ же дней успѣли окончательно увѣрить его въ божественности Іисуса Христа и окрестить во имя Святой Троицы именемъ Симеона. Но Ананъ не довольствовался и этимъ, ему хотѣлось лично познакомиться съ Лазаремъ, дочерью Іаира и видѣть юношу Наинскаго. Перваго онъ нашелъ въ Виѳаніи и, разсказавъ, зачѣмъ прибылъ изъ отдаленной страны, былъ принятъ имъ съ непритворною радостію. Сестры Лазаря, Марфа и Марія, пришли въ изумленіе, узнавъ отъ нежданнаго гостя, что злые враги Спасителя до настоящаго времени употребляли различныя средства, чтобы не разошлась слава о томъ, котораго они невинно распяли. Въ особенности же Марія, эта прелестнѣйшая и добродѣтельнѣйшая изъ дѣвъ Іудеи казалась возмущенною. Но Анану не это только нужно было знать. Онъ хотѣлъ послушать, что скажетъ объ Іисусѣ Лазарь, такъ какъ онъ былъ уже за предѣлами земнаго міра и безошибочно могъ сказать, точно ли Іисусъ былъ обѣщанный Богомъ Мессія. Въ этихъ видахъ онъ началъ вопросы о дружбѣ хозяина съ божественнымъ наставникомъ и просилъ его не скрывать отъ него ничего такого, которое оказалось бы полезнымъ для доказательствъ отдаленнымъ отъ Іерусалима народамъ о дѣйствительномъ значеніи Христа. — Понимаю, понимаю, чужестранецъ, отвѣчалъ Лазарь, ты желаешь подготовить соотечественниковъ твоихъ къ воспріятію божественнаго ученія Того, Кто не былъ узнанъ нами. Да и могли ли люди, увлеченные роскошью и пороками, предполагать, что человѣкъ, вышедшій изъ дома бѣднѣйшихъ родителей и выросшій на ихъ глазахъ, могъ быть избраннымъ Богомъ. Для нихъ казалось даже дерзостію, что онъ осмѣливался разъяснять нѣкоторыя темныя мѣста изъ священнаго писанія, а потомъ, когда онъ началъ учить насъ и ни одинъ изъ книжниковъ не былъ въ состояніи вести съ нимъ борьбы, тогда, затаивъ безсиліе, они прибѣгли къ злословію и враждѣ. Іисусъ, сознавая, что власть на ихъ сторонѣ и не желая подавать собою примѣръ неуваженія къ установленнымъ законамъ, употреблялъ всевозможныя мѣры не раздражать враговъ и не рѣдко удалялся изъ Іерусалима. Намъ хорошо извѣстно, съ какимъ иногда удовольствіемъ онъ отдыхалъ въ домѣ нашемъ, послѣ перенесенныхъ волненій за истины, оскорбляющія слухъ безбожниковъ, тщеславящихся соблюденіемъ только формъ закона Божія, но презирающихъ въ душѣ всѣхъ, стоящихъ ниже ихъ по средствамъ и общественному положенію. Но они не могли не понять, что если Христосъ долѣе будетъ продолжать свое ученіе, то въ святомъ градѣ и въ Іудеѣ не останется человѣка, надъ которымъ они будутъ господствовать — и они, какъ тебѣ уже извѣстно, избавились отъ него, но упустили изъ вида, что на мѣсто одного стало 12 проповѣдниковъ, воспріявшихъ даръ отъ Св. Духа, а отъ нихъ нынѣ образовалось столько, что было бы безуміемъ продолжать явную вражду. Создатель міра, вѣроятно, зналъ это, что предопредѣлилъ Сыну Своему недолговременное пребываніе между недостойными. Что Іисусъ былъ Мессія, обѣщанный Аврааму и воспріявшій тѣло человѣческое съ цѣлью выразить намъ любовь и заботливость Творца, въ этомъ теперь сомнѣваются только виновные въ его смерти и люди, ослѣпленные своимъ богатствомъ и счастіемъ; всѣ же остальные считаютъ его или великимъ пророкомъ и агнцемъ Божіимъ, принявшимъ на себя грѣхи міра или однимъ изъ тѣхъ трехъ странниковъ, которые являлись праведному Аврааму. Что касается до меня лично, я былъ преданъ Іисусу, какъ преданъ Богу и готовъ былъ умереть у его ногъ. Моя любовь, безъ сомнѣнія, привела его и къ могилѣ моей для того, чтобы возрадовать осиротѣвшихъ сестеръ и сдѣлать свидѣтелемъ своихъ чудесъ, страданій на крестѣ и послѣдующихъ затѣмъ славныхъ событій. — Еще нѣсколько словъ я жду отъ друга Господня — сказалъ Ананъ. Я хотѣлъ бы знать что-нибудь о твоей смерти, о загробной жизни и тѣхъ чувствахъ, которыя жили въ душѣ твоей въ моментъ возвращенія къ жизни. — Смерть моя уподобляется обыкновенному усыпленію, а теперешняя жизнь какому-то очаровательному сну. Мнѣ памятно только, что я долженъ былъ пробудиться по всесильной волѣ Сына Божія, въ которомъ узналъ Іисуса. Этихъ словъ было достаточно для Анана и онъ поспѣшилъ въ Наинъ, а потомъ видѣлся съ Іаиромъ и дочерью его. Удостовѣрившись окончательно, что чудеса эти были сотворены, Херсонесскій учитель въ продолженіи нѣсколька дней выходилъ на Голгоѳу и, припадая лицомъ къ кресту, на которомъ распятъ былъ помазанникъ Божій, ужасно скорбѣлъ объ участи, постигшей его. Вскорѣ послѣ этого онъ освѣдомился, что апостолы распредѣлили между собою направленія, куда каждому слѣдовало идти на проповѣдь. При помощи Симона Анану удалось увидать Марію, мать Господа, которая со дня сошествія Св. Духа никуда не выходила и принимала только преданныхъ учениковъ. Ананъ, вручивъ ей привезенное золото и серебро отъ херсонесскихъ самарянъ, умолялъ святую Дѣву послать одного изъ апостоловъ въ Таврику, гдѣ обитали подъ римскимъ же владычествомъ Іудеи, жаждущіе пришествія Мессіи и ничего не знающіе о совершившемся въ святомъ градѣ. Тронутая его искренностію Богородица потребовала къ себѣ апостола Андрея Первозваннаго и, напомнивъ ему, что настала минута воспользоваться выпавшимъ на долю его жребіемъ, предложила ѣхать въ отдаленную Тавриду. Апостолъ съ благоговѣніемъ принялъ предложеніе и, получивъ благословеніе отъ святѣйшей изъ всѣхъ Дѣвъ, сдѣлалъ Анану знакъ слѣдовать за нимъ. Три дня спустя Херсонесскій учитель былъ уже на обратномъ пути въ Таврику, но къ сожалѣнію недолго долженъ былъ оставаться въ Синопѣ, гдѣ апостолу приходилось начать благовѣстъ и учредить церковь, чтобы на обратномъ пути заняться окончательнымъ устройствомъ ея. Въ Синопѣ Ананъ встрѣтилъ многихъ изъ соотечественниковъ, которые съ изумленіемъ слушали проповѣди Андрея. Съ ними онъ отправилъ подробное описаніе къ Самуилу, сыну Ахея, тѣхъ событій, которыя произошли въ Іерусалимѣ, и просилъ представителей синагоги встрѣтить апостола, имѣющаго прибыть къ нимъ, съ приличными его сану почестями. Два мѣсяца спустя въ большую Херсонесскую бухту вступилъ большой корабль съ бѣлымъ флагомъ, условленнымъ заранѣе знакомъ о пребываніи на немъ апостола. Всѣ Іудеи выступили къ нему на встрѣчу въ главѣ Самуила. Ираклійцы не нашли нужнымъ мѣшать ихъ сочувствію къ гостю изъ святаго града, такъ какъ они не питали къ іудейскимъ вѣрованіямъ ни отвращенія, ни увлеченія. Лишь только Андрей Первозванный выступилъ на берегъ и воздалъ собравшимся привѣтствіе, равинъ возвелъ его на большой камень и, своеручно очертивъ на немъ ступню ноги гостя, приказалъ каменщику глубоко врѣзать ее въ скалу для вѣчной памяти грядущимъ поколѣніямъ. Затѣмъ апостолъ съ пѣніемъ хвалебнаго гимна, введенъ былъ въ обширный городъ, поразившій его многолюдіемъ, дѣятельностію и великолѣпными постройками. Здѣсь впервые Андрей встрѣтилъ славянскихъ скиѳовъ и узналъ, что земля, занимаемая ими, безпредѣльно велика и изобилуетъ многими благами. А такъ какъ апостолу приходилось рано или поздно направиться въ эту сторону, то Херсонесъ казался ему однимъ изъ удобныхъ пунктовъ для изученія славянскаго нарѣчія и перевода Евангелія. Ананъ — Симеонъ по возвращеніи въ отечественный городъ не замедлилъ явиться къ Ураніи и дать ей отчетъ во всемъ видѣнномъ и слышанномъ. Въ добавленіе онъ вручилъ ей массу херографовъ о земной жизни и ученіи Іисуса Христа. — Когда ты прочитаешь все это — и будешь нуждаться въ поясненіи чего-либо — сказалъ прозелитъ — позови меня и я приведу въ твой домъ прибывшаго со мною ученика Господня, который уврачуетъ твою душу и откроетъ предъ глазами твоими новый свѣтъ истины. Гетера съ жадностію начала перечитывать никогда не слышанныя ею раньше этого божественныя слова и дѣянія и въ сердце ее началъ вливаться давно желанный бальзамъ утѣшенія. Чрезъ недѣлю она вполнѣ была пропитана ученіемъ божественнаго наставника и изъявила желаніе воспріять крещеніе отъ руки Андрея Первозваннаго, который нашелъ въ домѣ ея пріютъ и вполнѣ осчастливилъ тѣмъ благомъ, котораго Уранія такъ долго и безнадежно добивалась въ дружбѣ и диспутахъ съ философами и другими замѣчательными посѣтителями отечественной земли. Вскорѣ послѣ этого послышалась новая величественная рѣчь апостола въ синагогѣ Херсонесской. Самаряне слушали его и съ каждымъ днемъ высказывали болѣе и болѣе вѣры въ пришествіе Мессіи. Тогда апостолъ, назначивъ руководителемъ новообращенныхъ Анана — Симона, которому отдалъ на сохраненіе славянскую рукопись, самъ выѣхалъ обратно въ Синопъ съ тѣмъ, чтобы, покончивъ начатое въ немъ дѣло, снова возвратиться сюда и подумать о дальнѣйшей обязанности, выпавшей на его долю. Ананъ, дѣйствовавшій сначала довольно успѣшно, вскорѣ возбудилъ зависть у согражданъ за то, что началъ посвящать въ тайны новаго ученія грековъ идолопоклонниковъ; негодованіе возрастало, но апостолъ не появлялся. Борьба съ богатѣйшими согражданами была бы по силамъ Анану, еслибъ у него утроилось по крайней мѣрѣ число вѣрующихъ со стороны грековъ, и еслибъ Уранія не превратилась въ строгую аскетку, но такъ какъ разладъ въ обществѣ остановилъ дальнѣйшіе успѣхи Симона, то враждебная сторона рѣшилась воспользоваться всѣми средствами, чтобы изгнать изъ среды своей ненавистнаго проповѣдника. Для того, чтобы вѣрнѣе достигнуть задуманнаго, они рѣшились донести случайно прибывшему въ Херсонесъ римскому сенатору о томъ, что Ананъ совращаетъ подданныхъ имперіи съ религіи отцовъ и навѣрно возбудитъ народное волненіе. Сенаторъ, провѣривъ заявленіе и нашедъ его справедливымъ, отдалъ приказаніе изгнать Анана со всѣми послѣдователями за городскія стѣны и обратить ихъ въ каменотесцевъ, обязанныхъ приготовлять на Инкерманскихъ скалахъ матеріалъ для публичныхъ построекъ Рима. Съ приведеніемъ въ исполненіе этого приказанія въ Херсонесѣ никто не осмѣливался болѣе проповѣдовать о Мессіи. Такимъ образомъ сѣмена, такъ удачно посѣянныя апостоломъ, перестали давать отростки въ Херсонесѣ и перенесены были въ дикую мѣстность, изрѣдка занятую остатками Тавро-скиѳовъ послѣ похода Митридатовскихъ войскъ. Здѣсь Ананъ подъ именемъ Симеона продолжалъ поддерживать вѣру въ послѣдователяхъ ученія Христа до тѣхъ поръ, пока настала пора проститься ему съ жизнью. Со смертію его надо было ожидать, что и здѣсь исчезнутъ слѣды христіанскихъ вѣрованій, еслибъ не прибылъ во время римскій епископъ, папа Климентъ, воспріявшій въ молодости св. крещеніе отъ апостола Петра и возстановившій противъ себя всѣ власти столицы. Сосланный въ Инкерманъ по повелѣнію императора Трояна, онъ не только поддержалъ погасавшій пламень въ душахъ осужденныхъ и ихъ поколѣній, но сильнымъ словомъ и чудесами вновь началъ вліять на жителей Херсонеса, которые тайнымъ образомъ посѣщали мудраго и благочестиваго проповѣдника. Успѣхи эти или вѣрнѣе неутомимая дѣятельность Климента и въ заточеніи возмутила императора и онъ постановилъ избавить человѣчество отъ безстрашнаго проповѣдника. Съ этою цѣлью отправленъ былъ въ Херсонесъ нарочный посолъ съ правами утопить пропагандиста. Это былъ жестокій Аифидіонъ, который приказалъ схватить Климента и съ баластомъ на шеѣ, въ виду жителей Херсонеса, бросить въ пучину морскую. Съ этого только времени ученіе Христа начало серіозно обращать на себя вниманіе свидѣтелей ужасной мести. Точно великое дѣло предварительно требовало кровавой жертвы, чтобы освятиться въ глазахъ народа. Въ 16-ой части нашего Универсальнаго Описанія Крыма мы довольно подробно писали о всѣхъ замѣчательныхъ мученикахъ, воспріявшихъ вѣнецъ славы въ Херсонесѣ и Инкерманѣ. Но насъ какъ-то горестно поражаетъ мысль, отчего до настоящаго времени Россія такъ безучастно относится къ этимъ священнѣйшимъ послѣ Іерусалима мѣстностямъ? Неужели Кіевъ, Соловецкій и другіе монастыри представляютъ болѣе священныхъ воспоминаній? Если четь-минеи наши не особенно содѣйствуютъ знакомству народа съ замѣчательными іерархами церкви, то неужели не читаются у насъ и такія сказанія, какъ напр. святаго великомученика Ефрема, епископа Херсонесскаго, напечатанныя въ 9 т. Записокъ Имп. одесскаго общества исторіи и древностей, гдѣ между прочимъ приводится чрезвычайное явленіе, отчасти подтверждающееся историческими повѣствованіями до временъ царствованія въ Византіи Императора Никифора. Явленіе это святитель изображаетъ въ слѣдующемъ видѣ: «Послѣ того какъ всечестныя мощи преподобнѣйшаго священномученика Климента безбожными идолопоклонниками, брошены были въ глубину моря и богозданный во глубинѣ храмъ принялъ ихъ, Богъ чудесъ и здѣсь творитъ величайшее чудо. Ученики святаго, вмѣстѣ съ бывшими тамъ вѣрными скорбѣли и молили Бога явить имъ священныя мощи всеславнаго Климента. Это и совершилось. Неизмѣримое море утихло и отступило назадъ, такъ, что глубину сдѣлало для благочестивыхъ проходимою почти на три тысячи шаговъ. Когда они вошли, то нашли комнату въ видѣ мраморнаго храма и тамъ въ каменномъ гробѣ лежащія всесвятыя и славныя мощи мученика. Когда-же они хотѣли взять всечестныя мощи изъ глубины, то святый, явившись имъ ночью, сказалъ: «брать мощи вы не думайте, я даю вамъ вотъ какую благодать: каждый годъ, въ день моего страданія, въ продолженіи семи дней, глубина будетъ открываться и вы до этого мѣста будете ходить по-суху». Слово стало дѣломъ; съ того времени и донынѣ богодѣйственно совершается это великое и дивное чудо, которое не меньше чуда Моисея... Всѣ между нами любящіе благочестіе жители деревень и граждане Херсонеса, услышавъ объ этомъ событіи, приходили смотрѣть на чудо. Въ числѣ ихъ одинъ благочестивый мужъ, съ благочестивою женою своею и малолѣтнимъ сыномъ съ величайшимъ усердіемъ предприняли путь къ святому храму священомученника.... Ставъ у гроба, они усердно молились святому, прося о полученіи чрезъ него, прощенія согрѣшеній и о томъ, чтобы отроку ихъ дарована была жизнь долгая, непорочная и благоденственная и все то, чего родители обыкновенно просятъ для единородныхъ дѣтей своихъ. Окончивъ молитву и приложившись въ мощамъ святаго, они вышли обратно. По выходѣ ихъ, вода опять вошла въ свое мѣсто. Оборотившись и увидѣвъ, что море, прежде удобопроходимое, теперь уже не проходимо, они стали искать своего сына, а онъ между тѣмъ остался въ склепѣ святаго... Что сказать о плачѣ отца и вопляхъ матери? Весь святый праздникъ они обратили въ плачъ... По прошествіи года, когда опять наступили дни памяти святаго, родители отрока, вспоминая о своемъ сынѣ, такъ говорили между собою: «пойдемъ къ святому: можетъ найдемъ какой-нибудь неожидаемый останокъ нашего дитяти; осудимъ святаго и если сами тамъ умремъ, то будемъ причастниками смерти нашего дитяти. Говоря это и еще не окончивъ разговора, они предприняли путешествіе. Когда дошли до мѣста и море отъ берега удалилось, то они первые вошли въ глубину; за ними слѣдовала толпа народа. Приблизившись къ всечестному храму мученика, они, о чудо! видятъ своего сына живымъ, веселымъ, играющимъ. Увидѣвъ чудо изъ чудесъ и пораженные величіемъ чудодѣйствія, они прежде всего возблагодарили промыселъ Божій... а затѣмъ уже стали спрашивать отрока, какъ онъ спасся? Кто поддерживалъ жизнь его? Отрокъ, держась одною рукою за гробъ и, перстомъ другой руки указывая на лежащаго тамъ, отвѣчалъ вопрошавшимъ: послѣ Бога, вотъ кто былъ моимъ хранителемъ и жизнію и пищею и защитою отъ звѣрей!» Родители, полные удивленія и радости, еще болѣе утвердились въ вѣрѣ мученика... Такъ со слезами, ублаживъ святаго и взявъ сына, они отправились домой...» Святой Ефремъ въ дальнѣйшемъ повѣствованіи считаетъ это чудо однимъ изъ самыхъ замѣчательнѣйшихъ въ сравненіи съ бывшими на землѣ. Но развѣ не здѣсь же другой епископъ св. Капитонъ, желая убѣдить іудеевъ и гражданъ Херсонеса въ силѣ божественнаго Спасителя, вошелъ въ огненную лечь и вышелъ изъ нея невредимымъ? Не здѣсь ли томился въ заточеніи другой папа римскій Мартинъ исповѣдникъ, похороненный подобно предшественнику своему Клименту въ Херсонесскомъ храмѣ? Не здѣсь ли почіютъ св. Безсребренники Косма и Даміанъ, св. Ѳеодоръ Студитъ, преподобный Николай, празднуемый христіанами 4-го февраля; Корнилій и Фивъ, св. Домитилла, племянница могущественныхъ Тита и Домиціана, и семь славныхъ епископовъ, память которыхъ чтится 7-го марта? Но вѣдь это только тѣ немногіе, о которыхъ сохранились записи и преданія. Намъ достаточно будетъ сообразить, что если Римъ направлялъ въ Херсонесъ первыхъ послѣдователей ученія Іисуса съ тѣмъ, чтобы они рубили прекрасный камень для его грандіозныхъ зданій, то число несчастныхъ не ограничивалось какимъ-нибудь десяткомъ сосланныхъ. Это свидѣтельствуютъ намъ сотни пещеръ, служившихъ изгнанникамъ пріютами за ихъ глубокую безпредѣльную любовь къ Спасителю міра. Какое должно быть здѣсь было единодушіе, единомысліе и любовь къ ближнему! и это святое гнѣздо, нынѣ забытое, не вызываетъ даже тѣхъ впечатлѣній, которыя порождаютъ римскія катакомбы. Мы показались-бы слишкомъ не дальновидными, еслибъ не допустили, что Инкерманскія высоты не посѣщались лучшими представителями христіанства первыхъ вѣковъ и еслибъ отвергали, что отсюда не распространялся свѣтъ истины съ большими успѣхами, чѣмъ изъ другихъ мѣстностей. Оказанное нами отчасти подтверждается посѣщеніемъ Херсонеса Кирилломъ и Меѳодіемъ, для которыхъ представлялось въ другихъ мѣстностяхъ болѣе дѣятельности, и отчасти къ несчастію расхищенными и испачканными рукописями и приписками къ синаксарямъ, сохранившимся въ Анатолійскихъ прибрежныхъ монастыряхъ. Въ одномъ изъ подобныхъ мѣсяцеслововъ, случайно видѣнныхъ нами у гостившихъ въ Ялтѣ монаховъ изъ монастыря Панагіи Сумела, мы нашли краткое сказаніе, что апостолъ Ѳома посѣтилъ Херсоницу и въ тѣхъ мѣстахъ изобразилъ на камнѣ ликъ Пресвятой Богородицы и путешествіе Симеона-Анана въ Іерусалимъ, желавшаго ознакомиться съ событіями пришествія Мессіи и сдѣлавшагося вторымъ проповѣдникомъ слова Божія въ Херсонесѣ послѣ Андрея Первозваннаго подъ именемъ Симеона. Какъ не странно довѣряться такимъ замѣткамъ, но должно вѣрить въ виду сказанія московскаго священника о. Іакова, бывшаго въ Инкерманѣ съ русскимъ посланникомъ въ первой трети 17 столѣтія и нашедшаго здѣсь мощи какого-то святаго, которыя по омытіи ихъ побагровѣли, аки у живаго человѣка, а когда онъ, въ числѣ другихъ, задумалъ взять ихъ въ Россію, то блаженный сказалъ одному изъ нихъ въ сновидѣніи: «помышляете вы, о други мои, взять мощи мои на Русь, я же хочу по прежнему учинить здѣсь Русь, а имя мнѣ и намять мнѣ въ Семеновъ день11». Не этотъ ли Симеонъ былъ тотъ самый Ананъ, о которомъ сказано въ Синаксарѣ? Мы конечно очень далеки допускать подобныя предположенія, высказанныя нами въ видѣ очерка или обыкновеннаго повѣствованія, пополнявшаго пробѣлъ со времени отъѣзда апостола Андрея до прибытія св. Климента. Но при этомъ передъ нами выступаетъ вопросъ: гдѣ же дѣвались мощи всѣхъ этихъ святителей и угодниковъ Божьихъ? Изъ лѣтописи Нестора намъ извѣстно, что в. к. Владиміръ взялъ изъ Херсонеса только главу св. Климента и часть мощей ученика его Фивы. Куда же скрыты остальные останки священномучениковъ? Неужели и священникъ Іаковъ, который своеручно омывалъ въ Инкерманскомъ храмѣ тѣло св. Симеона, никому изъ туземцевъ неизвѣстное по имени, говорилъ неправду? Нѣтъ, мы не вправѣ обвинять въ такомъ грубомъ невѣжествѣ простосердечнаго духовника; а между тѣмъ въ городахъ Крыма не сохранилось ни малѣйшаго намека даже на преданіе о томъ, чтобы въ Инкерманѣ покоились мощи въ 17-мъ столѣтіи и вдобавокъ такія, которыя многократно выносились и закапывались татарами внѣ храма, но всегда возвращались на первобытное ложе свое. Все же, что намъ удалось открыть по этому поводу въ сосѣдней Байдарской долинѣ отъ татаръ, предки которыхъ исповѣдовали до 1778 года христіанскую вѣру, составляетъ чрезвычайно запутанную сказку, изъ которой въ лицахъ святыхъ шейховъ надо видѣть какихъ-то чудотворцевъ, много сдѣлавшихъ для общаго блага, но не оставившихъ никакихъ слѣдовъ послѣ своей смерти. Примечания1. Ктеноскою бухтою называлась въ древности Севастопольская, а Узкоустою Балаклавская. 2. См. 10, пѣснь Одиссеи о Лестригонахъ. 3. Каменистый. 4. Винный погребъ. 5. Въ переводѣ: годовыя. Обычай этотъ и теперь изрѣдка практикуется. Такъ напр., въ прошломъ 1881 году, одно греческое судно съ молодыми людьми прибыло въ качествѣ хроматиновъ въ Одессу, но не допущено было до сообщенія съ городомъ вслѣдствіе существующихъ безпорядковъ противъ евреевъ. 6. Вставка и пломбировка зубовъ была извѣстна за 500 лѣтъ до Р. Х. 7. Тростниковая палочка, служившая древнимъ вмѣсто нашего пера. Въ Азіи и теперь употребляются эти палочки и называются калемами. 8. Мы указали на эти памятники въ нашемъ Универ. Описаніи Крыма, въ отдѣлѣ древностей Трахейскаго или Херсонесскаго полуострова. 9. Мина содержала 100 драхмъ; 12-ть минъ составляли одинъ талантъ, равняющійся нашимъ 1450 рублямъ. 10. Коттабосомъ называлась у древнихъ грековъ игра, состоящая въ выплекиваніи недопитаго вина на металлическую чашку, поставленную въ отдаленіи на короткомъ подпорѣ надъ большимъ сосудомъ, причемъ чашечка опрокидывалась и со звономъ падала въ сосудъ. Большой сосудъ, надъ которымъ возвышалась балансирующая чашечка, по обыкновенію былъ подножіемъ свѣтильника, который украшался при этомъ гирляндами изъ розъ, такъ какъ игра коттабосъ имѣла и эротическое значеніе и служила для молодыхъ людей оракуломъ любви. Вмѣстѣ съ тѣмъ коттабосъ служила для состязаній въ ловкости и призами назначались пестрыя ленты, вѣнки, яйца, лакомства и поцѣлуи. Чаще всего она устраивалась въ честь женщинъ и дорогихъ гостей, чтобы служить предметомъ для оживленныхъ разговоровъ и требовала много ловкости и упражненія, такъ какъ, изогнувъ руку, нужно было выплеснуть вино такъ ловко и сильно, чтобы оно образовало дугу и упало прямо на цѣль, причемъ ни одна капля не должна была пролиться. Чаще всего изображеніе этой игры мы встрѣчаемъ на античныхъ вазахъ. 11. См. 2 т. Зап. Импер. Одесс. Общ. Истор. и древностей.
|