В Дикой бухте

Когда-то очень давно сверху сорвался обломок скалы и покатился с грохотом по каменистой осыпи. Не долетев немного до самого берега, остановился, стих. Прошло несколько сот лет. Море, наступая на сушу, приблизилось к осколку вплотную и теперь омывает волною его шершавые каменные бока. На широком и плоском верху камня, где свободно могли бы расположиться человек двадцать, стоит лицом к бушующему морю лишь один случайно зашедший в бухту путник.

Он смотрит, как огромные волны, с ревом разбиваясь о множество других камней у подножия каменной осыпи, развешивают в воздухе кружево мелких брызг. Резкими порывами ветра обрывки мороси изредка забрасывает на камень и окутывает ими стоящего человека. Он слегка щурится и поворачивает к ветру лицо, ловя соленое дыхание моря.

В окрестности ни души. Все пространство бухты, замкнутой высокими обрывами горы, заполнено шумом прибоя. Гулкие удары волн и глухой шелест гальки сменяют друг друга, как щелчки метронома. Все вместе: и пустынное море, и говор нахлынувших и сбегающих волн, волочащих крупные валуны, и суровые серые скалы и красноватые глинистые осыпи между ними, темная зелень можжевельников повсюду, упругие порывы соленого воздуха и одинокость стоящего на берегу человека задали ритм, уводящий за пределы времени. Время отодвинулось, странным образом исчезла история этих мест, начинаясь где-то в будущем. Еще нет как будто ничего. Ни стоянок первобытных людей, ни поселений тавров, ни культуры готов. Еще не построены античные святилища и храмы византийской эпохи — впереди весь долгий путь людей, однажды потерявших Бога и вновь ищущих дорогу к Нему. Несотворенная история незримо окутывает Аю-Даг.

И здесь все больше проявляется иная история жизни Горы. Стоит сосредоточиться, кажется, и можно разглядеть на ее полотне отдельные эпизоды или, возможно, людей, созидающих свое будущее. Здесь — наивные обитатели горного урочища приносят жертву богам, ощущая свой долг перед Силой, создавшей и поддерживающей мир вокруг их поселения. Чуть дальше мастер из Херсонеса руководит постройкой базилики — раннесредневекового христианского храма, места Собрания людей. Их молитвы вплетены в полотно истории и видны от его начала и до конца... Рядом — фигуры святых, снискавших в своей душе мир, притянувший и нас тоже.

Затем идет белое пятно — там что-то случилось с человеком, который мог оставить свой след. На приготовленном Создателем месте видны наметки рисунка, но воля человека решила иначе, и жизнь его окончилась, не изменившись под влиянием нужных вроде бы дел. То единственное, ради чего стоит работать, осталось не востребовано, остальное с течением времени рассыпалось в прах.

Соотношение видимой и невидимой истории Горы впечатляет. Появились и исчезли леса и родники. На месте больших кипящих жизнью поселений остались только груды развалин. Разрушились базилики. Казалось бы все необратимо осталось в прошлом. Но это не так. Любой путешественник, побывавший в тех местах, где раньше собирались вместе люди, услышавшие зов Творца, ощущает влияние другой части истории. Здесь легко и свободно думается. Здесь душа тянется к создавшему ее Богу. Остается только пойти за людьми, которые в свое время изменили себя настолько, что эта метаморфоза оставила неизгладимый след в веках.

Что может быть опорой, первой ступенькой на этом пути? Скорее всего, то, что Гора всегда открывала людям, — мир природы. Наблюдение за игрой волн, полетом птиц или восходом солнца, трепетанием нежной зелени весеннего леса могут дать отдых душе, освободив ее от перегрузок нынешнего жесткого мира. Душа, свободная от ненужных забот, обязательно устремится к Богу. Пригодится и опыт истории, понимание того, что все пройдет на Земле, исчезнет. Кроме бессмертной преображенной души.

...Солнце покидало бухту и стремилось за обрывы скал. Узкая полоса света, перемещаясь вдоль берега, тончала и, наконец, совсем пропала слева от путника, у основания огромного мрачного утеса. В бухту заглянул вечер, и моментально стало зябко. Выйдя из глубокой задумчивости, человек повел плечами, поднял воротник ветровки и, повернувшись спиной к морю, стал искать глазами тропинку наверх. Уже по дороге домой мелькнула мысль: «Какая все-таки часть истории этих мест видней на Горе?». Но тут под ноги попался камень из руин десятого века, путешественник споткнулся, и мысль осталась недодуманной...

Спускам в бухты могут помешать дожди: даже в хорошей обуви нелегко идти по мокрым камням и земле. Нередко после обильных дождей, случающихся в этих местах, по дну ущелий-спусков в бухты несутся неукротимые потоки; тогда огромные массы камней, переносимые водой, пропахивают русло временной реки, меняя до неузнаваемости привычную глазу картину. Проходит дождь, еще часов пять-шесть по осыпным склонам лучше не ходить даже летом в хорошую погоду — опасно, да и ноги вязнут в глине: неприятно и скользко.

Долго еще после ливня блестят на солнце каскады водопадов, низвергающихся с утесов Аю-Дага. Многометровой высоты струи воды, падающие в столбе брызг и сиянии радуги, — какая дивная картина для Аю-Дага! Какой прекрасный вид открывается со стороны Партенита! Несколько мелких водопадиков и один крупный, мощный хорошо просматриваются на горе, нависающей над поселком. Их вид будоражит воображение. Хочется перенестись на крыльях к одному из них, самому большому. Оказаться на дне ущелья, в колодце, рядом с ревущим потоком. Услышать дрожь земли под ногами. Окунуться в дождь разлетающихся брызг. Подставить под волны тумана лицо. Вдохнуть освежающий запах влаги и вкусить неповторимый аромат водопада. Повернуться к скалам, будто ожившим, расцветшим под прозрачной пленкой стекающей воды. Дотронуться кончиками пальцев до мокрых кустов. Прикоснуться к утолившим жажду редким растениям, живущим только в нескольких укромных местах Аю-Дага. Захочется оказаться вновь в поселке под горой и бросить еще один взгляд на водную феерию Аю-Дага. Может показаться, что на Святой горе опять, и навсегда уже, появилась вода. Снова забьют фонтанчики источников в разных местах древней горы, как и тысячи лет назад, вокруг источников вырастут поселения людей. В старом колодце на Монастырском мысу можно будет зачерпнуть свежей, прошедшей сквозь недра горы водицы. Утолить жажду не из пластиковой бутылки, а наклониться над родником, еще лучше — стать на колени и зачерпнуть пригоршнями студеную драгоценную влагу. Отпить немного маленькими глотками и освежить, омыть разгоряченное после похода лицо.

Но, увы, пройдет несколько часов — и иссякнут серебряные струи водопадов. Неведомыми путями уйдет с горы вода. Говорят, она будет бить родниками в море у подножия Аю-Дага, даря морю энергию жизни.

Гора оскудела водой давно, может быть, в XVI веке, после неведомого катаклизма. Вместе с водой ушла бившая ключом жизнь людей на Аю-Даге. Теперь на Монастырском мысу, где мы сейчас стоим, сухо. Перед нами почти засыпанный землей колодец с проросшим и высохшим в нем деревом. Под ногами потрескалась красная глина (пережженная порода — память о вулканическом прошлом). На голом склоне вокруг почти ничего не растет. Только кевовые деревья (фисташки), не боящиеся засухи, простерли к небу свои старые, изломанные, покрытые мхом ветви. Они словно умоляют Небо о дожде или просят вернуть источники на гору, чтобы вернулись люди на Аю-Даг. Люди, которых помнит большая тысячелетняя фисташка, растущая у развалин. Разожгли бы фонарь на маяке Монастырского мыса, как бывало. И проплыли бы, как много веков назад, корабли с пшеницей, направляясь мимо мыса в Константинополь из Херсона или Амастриду из Каламиты... Но те люди уже не вернутся, а нам тоже пора идти наверх...

Необычайные мысли возникают, надо сказать, когда идешь к вершине горы по дороге от Монастырского мыса. За поворотом на Партенит тропа уходит влево, петляет по склону среди невысокого кустарника и неожиданно выходит на широкую поляну. Кажется — вот она, вершина горы. Закончен подъем, и позади утомительная дорога. Отчасти это верно. Последующий путь к вершине не так уж долог и труден. Но он необыкновенно насыщен внутренними ощущениями, переживаниями, чувствами... Порой приходит в голову, будто кто-то невидимый идет рядом с тропой и пытается говорить что-то важное, значимое и для тебя. Ты, улавливая какую-то ничтожную часть этой речи, чувствуешь волнение из-за невозможности увидеть говорящего, вступить в диалог или прервать его. Это состояние бывает знакомо путешествующему по Аю-Дагу, и оно не покидает его во все время пребывания на вершине горы. Ведь в тишине, когда ум оставляет все земное, легче услышать голос Божий. С этого момента в душе нарастает желание ответить Ему. Отвечают по-разному. Кто-то, рисуя на скалах и вырезая на коре деревьев свое имя, свидетельствует о том, что он тоже услышал, но не знает пока, что еще можно сделать. Кто-то строит пирамиды из камней. Кто-то очищает гору от ненужного мусора и хлама. Есть и другие, их больше, покидающие гору с очищенной душой...

Но вернемся на поляну. Сама полянка вполне примечательна, хотя на ней почти ничего не растет и взгляду не за что зацепиться. Глаз привык за время подъема к постоянному напряжению, — дорога ухабиста, к тому же приходится то и дело уворачиваться от колючих ветвей шиповника и держидерева. И вдруг — простор поляны, некая растерянность ума, долго не проходящая... Много раз нужно пройти этим путем, чтобы научиться собирать свои мысли в этом месте. Дальше дорога ведет сперва через поляну в лес, где деревья покрыты мхом и похожи на сказочные декорации. Потом еще на одну поляну. И затем начинается самый интересный участок пути, уже ближе к самой вершине горы. Мы вступаем в →