Каффа

События, предшествовавшие XIII столетию, не оставили в Феодосии почти никаких следов. Последнее упоминание о ней содержится в трудах церковного автора IX века Епифания: «Феодосия днесь град ни стона человеча в ней есть». Позднее даже и само имя этого некогда процветавшего эллинского центра будет забыто, а возникший на его руинах новый город унаследует свое название уже от прилегавшей к Феодосийскому заливу местности — Каффа.

Предпосылки грядущего расцвета Каффы вызревали далеко от берегов Таврики. Важнейшая из них заключалась в хозяйственном прогрессе средневековой Европы и резком возрастании на этом фоне международной торговли. В XIII—XV веках ее центрами были две итальянские республики — Генуя и Венеция. Истоки их морской колониальной мощи берут свое начало в Крестовых походах западноевропейских феодалов на Ближний Восток (XI—XIII вв.). Оказав крестоносцам помощь в высадке их на берега Леванта¹, обе получили исключительные привилегии для торговли в этом обширном и развитом в коммерческом отношении регионе.

Идеология первого крестового похода целиком определялась религиозным лозунгом «освобождение гроба Господня», а его прагматический смысл — стремлением европейцев к захвату новых земель и открытому разграблению богатств Востока. Хотя и Венеция, и Генуя состояли в числе активных организаторов этого и последующих походов, их устремления имели, в сущности, несколько иной подтекст. В основе экономического благополучия обеих лежала торгово-посредническая деятельность, построенная на механизме извлечения прибыли из разницы цен на произведенную в различных странах продукцию. Та и другая, таким образом, были заинтересованы в сохранении зарубежных центров производства и торговли при одновременном упрочении там собственного положения, а крестовые походы рассматривались ими, прежде всего, как средство к преобладанию в бассейне Средиземного моря. Особенно ярко это обстоятельство отразилось в истории четвертого Крестового похода, завершившегося взятием Константинополя (1204 г.), и разгромом торгового конкурента итальянского купечества — Византии.

Доспехи и вооружение рыцарей-крестоносцев XI—XII вв. Реконструкция В. Бруна

К этому времени и вплоть до середины XIII века основные торговые пути между Востоком и Западом пролегали через портовые города Сирии, Палестины и Египта. Разрушение монголами Багдада, переход к мусульманам Триполи и Акры, папский запрет на торговлю с Египтом привели к утрате этих коммуникаций для Европы и, как следствие, к возвышению роли черноморских портов во всей международной торговле. После распада Византийской империи на несколько самостоятельных феодальных государств итальянские купцы, особенно венецианцы, бывшие одними из главных организаторов похода на Константинополь, получили возможность для бесконтрольной навигации и посреднической торговли в пределах всего Черноморского бассейна. Наиболее благоприятные условия для создания здесь генуэзских колоний появляются после восстановления Византийской империи и с заключением между Генуей и Михаилом VIII Палеологом выгодного для Генуи договора (1261 г.). Стремление обеих морских республик к установлению торговой монополии в Причерноморье выливается в острую конкурентную борьбу и прямые вооруженные столкновения между ними.

К середине XIV века преобладание Генуи становится явным. Завоеванный ею приоритет был следствием нескольких причин. Колониальная политика Венеции почти целиком определялась государством, а ее торговля в значительной мере строилась на операциях с дорогими восточными товарами, поставки которых находились в полной зависимости от превратностей политической ситуации в регионе, состояния торговых маршрутов на всем их протяжении, включая не только морскую дорогу, но и караванные пути. В противоположность этому, Генуя опиралась в большей степени на деятельность частных лиц, на купеческие компании и объединения. Не упуская выгод от большой международной торговли, они делали ставку на преимущественное развитие торговли внутрирегиональной, местной².

Рейд Генуи. Неизвестный средневековый художник

Показательна география генуэзских и венецианских колоний. В числе северопричерноморских городов Венеция ориентировалась, в основном, на Тану (г. Азов), расположенную в устье Дона. Именно Тана была конечным пунктом знаменитого караванного маршрута: Пекин — Хотан — Кашгар — Бухара — Ургенч — Сарай, получившего название Великого шелкового пути. Помимо нее, на всем Черном море, не считая отошедшей впоследствии к генуэзцам Солдайи (Судак), Венеция владела еще только одной факторией — в Трапезунде, который так же, как и Тана, имел караванное сообщение с городами Средней Азии, Китая и поддерживал связь с государствами Ближнего Востока. В то же самое время Генуя располагала в Причерноморье, по крайней мере, полутора десятками разбросанных всюду факторий, через которые проходили не только восточные товары, но и поток предназначенной для региональной торговли местной продукции. По ряду причин каффская колония заняла среди них главенствующее место. При ее создании генуэзские купцы не могли не считаться с опытом соседней Солдайи — широко известного в Западной Европе, на Руси и в Азии торгового центра. В конце XIII века его новому возвышению способствовало, в частности, то обстоятельство, что он находился значительно ближе, чем Херсон, к Азовскому морю и Керченскому проливу, через которые шли суда, загруженные в Тане. Обладая этим же преимуществом, Каффа располагала еще и прекрасным, закрытым от жестких северных и западных ветров, рейдом Феодосийского залива. Однако, этот сам по себе важный аргумент не был единственным и определяющим.

Последний крестовый поход приблизительно совпал по времени с другим масштабным событием — объединением монгольских племен вокруг Чингиза, выбранного общемонгольским ханом. Эта, поначалу маленькая, кочевая держава вскоре покорила Китай, Персию, Среднюю Азию, завоевала Северный Кавказ, большую часть приволжских, донских степей и Причерноморья. Таврика отошла в состав одного из самых обширных уделов империи, управлявшегося внуком Чингиза — ханом Батыем. Этот удел превратился со временем в могущественное государство со столицей Сарай на нижней Волге. Оно вошло в историю под названием Золотой Орды. Административным центром Крымского улуса Орды стал Солхат (Старый Крым). Уже во второй четверти XIII века здесь пребывает один из ее нойонов — военачальник, подвластный золотоордынскому хану³.

География расселения татар на полуострове ограничивалась вначале только территорией восточного и частично юго-восточного Крыма. Их вторжение не имело фатальных последствий для местного, в большинстве своем христианского, населения. В наибольшей степени от татарской агрессии пострадала Солдайя, но и здесь после нескольких, следовавших один за другим, и, казалось бы, катастрофических ударов жизнь быстро восстанавливалась заново. Иначе сложилась судьба западного Крыма. Существовавшие там поселения и города, включая Херсон, после набегов эмира Ногая уже не нашли сил для нового подъема. В результате этих событий центр экономической жизни Таврики надолго переместился в восточный Крым.

Изображение татаро-монгольских воинов. Китайская миниатюра XIII в.

Распространив свою власть на огромные, протянувшиеся от Китая до Черного и Азовского морей, пространства, татаро-монголы создали в их пределах самую передовую по тем временам систему коммуникаций, включавшую в себя отлаженную ямскую службу, сопроводительные охранные грамоты, сеть караван-базаров, инспекции — все то, что делало, по утверждениям европейских путешественников, путь из глубин Азии через подконтрольные хану территории наиболее удобным и безопасным. Теперь снаряженные там караваны могли беспрепятственно следовать в черноморские порты и Приазовье. Часть их, минуя Тану, направлялась в Солхат-Крым, который таким образом втягивался в международную торговлю.

Располагая еще и значительным собственным производительным потенциалом, Солхат объективно нуждался в партнере для обеспечения товарооборота как в причерноморском регионе, так и с Европой. По замыслу генуэзских купцов, эту роль, в числе прочего, должна была взять на себя Каффа.

По некоторым данным, генуэзцы впервые посетили акваторию Феодосийского залива в конце XII века. Сама же колония была основана позднее — вероятно, в 1270-е годы. По одному из свидетельств, тогда здесь уже существовало какое-то поселение, находившееся в руках татар. Выкупив у них землю Каффы, итальянские купцы обязались в обмен на право беспрепятственной торговли выплачивать князю Оран-Тимуру пошлину за ввоз и вывоз товаров.

Первые строения Каффы возводились на вершине Карантинного холма. По сообщению византийского писателя Никифора Григора, колонисты довольствовались там вначале «небольшим пространством земли, на которой жили без всякой другой ограды, как только рва и насыпного вала». В течение всего лишь полутора десятилетий на этой территории были выстроены упоминаемые в деловых записях склады для товаров — фондуки, резиденция консула, больница св. Иоанна, церковь св. Франциска, капелла генуэзцев, а также собственные дома граждан Каффы, подавляющую часть которых составляли латиняне. Судя по сохранившимся документам, они поддерживали тесные связи с Солхатом едва ли не с первых дней создания фактории. В каффских нотариальных актах фигурируют вывозившиеся оттуда шелк-сырец трех сортов, кожа, меха, пряности, красители, золото, дорогие ткани⁴. Эти предметы попадали в Таврику разными путями. Большинство восточных товаров доставлялось из Хорезма. Дорогие меха: белка, горностаи — могли поступать из Руси. Другую часть их — как, например, невыделанные шкуры животных, кожу, конский волос, мед, воск — составляла продукция местного производства. В это же время Каффа устанавливает торговые контакты с Египтом, Индией, Ираном и осуществляет посредническую деятельность в пределах Черного моря.

Успешное с самого начала предприятие генуэзских коммерсантов встретило ожесточенное сопротивление Венеции. В 1296 году она отправила в Каффу военную экспедицию в составе двадцати шести галер под командованием Джиованни Саранцо. Ее удачному завершению воспрепятствовал лишь внезапно нагрянувший мороз: часть судов нападавшей стороны осталась во льдах, и только семнадцати кораблям удалось с трудом вернуться в свои порты⁵. Этот первый в истории колонии вооруженный конфликт открыл череду других тяжелых потрясений, которые были предопределены дестабилизацией экономической и политической обстановки в Таврике, оказавшейся на рубеже двух столетий ареной междоусобной борьбы внутри Орды. Хотя Каффа могла рассматривать Солхат-Крым как некое продолжение своего торгового причала, а последний — видеть в ней собственный морской порт, их взаимоотношения не были свободны и от серьезных внутренних противоречий, способных перерастать в прямые вооруженные стычки. Особенно они обострились к 1307 году, когда, не имея возможности противостоять натиску татар, граждане Каффы покинули город, предварительно разрушив его. Жизнь в нем возродилась только после смерти князя Тохту, с разрешения хана Узбека⁶.

С 1316 года Каффа, наряду с Пера⁷, стала главным оплотом генуэзцев в Причерноморье. Ее чиновничий аппарат возглавлял консул, ежегодно назначавшийся из Генуи. При консуле состояли советы провизоров и старейшин, в обязанности которых входило наблюдение за торговлей, строительством и другими важными делами. Далее шли: два управляющих финансами (массарии), штат судей (синдиков), военный начальник города, командир наемного войска, полицмейстер и базарный пристав.

Сразу же после возобновления деятельности колонии на старых земляных валах началось возведение ограды из скрепленных известковым раствором бревен. В дальнейшем все городское строительство осуществлялось по специально разработанному детальному плану использования земли. В первую очередь был реконструирован центр экономической жизни фактории — гавань. Природные особенности акватории залива и прилегавшей к нему местности допускали единственный вариант размещения портовых сооружений: в излучине береговой линии, подле северо-западного склона Карантинного холма. Эта топография предопределила планировку укреплений Каффы и, как следствие, основные черты ее архитектурного облика.

Фортификаторы Каффы опирались на передовые идеи европейских инженеров, основанные на учете уровня развития вооружений и накопленном к тому времени опыте ведения военных действий как на суше, так и на море. В период основания итальянских колоний на Черном море военная техника качественно оставалась почти той же, что и тысячу лет назад. Первое огнестрельное оружие европейцев — аркебуза — появилось в середине XIII века. Однако, оно не сразу вытеснило основное и наиболее надежное стрелковое оружие средневекового воина — арбалет, широко применявшийся в бою на протяжении, по крайней мере, еще двух последующих столетий. Арбалет представлял собой усовершенствованный металлический лук, стрелявший тяжелыми железными стрелами на расстояние до 700 м.

Воин с арбалетом. Средневековый рисунок

Средневековая баллиста

Требюшет (катапульта) — осадное орудие для заброса за стены осажденной крепости тел погибших животных.

Артиллерийские орудия распространились в Европе позднее. Вначале ими были деревянные, скрепленные обручами, или кованые короткоствольные пушки — бомбарды, стрелявшие камнями весом до 300 килограммов на дистанцию около полукилометра. По своим боевым качествам они мало в чем превосходили известные еще с античных времен метательные орудия — катапульты и баллисты. Катапульты приводились в действие энергией скрученных веревок из пеньки, волоса или кож. Баллисты были способны бросать каменные снаряды весом до 150 килограммов — прицельно, а катапульты — навесно. Дальность их стрельбы достигала, по разным источникам, 300—600 метров. Обе машины предназначались для уничтожения живой силы, причем катапульты чаще всего использовались при осадах крепостей. С их помощью через стены, помимо камней, забрасывались горючие вещества, а иногда — с целью распространения инфекций — даже трупы людей и животных.

В XIV веке в качестве разрушающих орудий применялись традиционные тараны, состоявшие из скрепленных между собой бревен и твердого — обычно металлического или оббитого железом — наконечника. Подвешенные к специальным несущим рамам и установленные на катки, они становились основным элементом конструкций стенобитных машин, которые использовались для пробивания брешей на самых слабых участках оборонительных линий, прежде всего — ворот. Впрочем, ввиду неизбежности больших потерь к прямому штурму крепости прибегали редко. Чаще нападавшая сторона вела длительные осадные действия в расчете на ограниченность жизнеобеспечивающих ресурсов ее гарнизона.

Осада предусматривала особые инженерные мероприятия, которые, при всем их разнообразии, в основном сводились к «минированию» оборонительных сооружений, то есть к подкопам под них. С этой целью под штурмуемый объект подводились подземные галереи. Иногда потолки галерей укреплялись деревянными жердями. В нужный момент они поджигались, в результате чего стены обваливались. В зависимости от конкретных обстоятельств арсенал нападения мог включать в себя, кроме упомянутых, еще и некоторые другие, иногда самые неожиданные боевые приемы. В целом же спектр возможностей, предоставленных обороне, был значительно более широким и, будучи правильно организованной, она, безусловно, имела перевес над атакой.

Варианты подкопов под крепостные стены

Каффская крепость возводилась с начала 1340-х годов в несколько этапов. На первом из них временные оборонительные сооружения заменяются постоянными каменными, составившими кольцо стен протяженностью более 1400 метров. Эти стены пролегали в направлении от уреза вдоль современных улиц Портовая, Горького, Мичурина, Ленина до перекрестка ул. Ленина с ул. Желябова; отсюда — к морскому фасаду, замыкавшему западный и восточный фланги. Они охватили, помимо Карантинного холма, еще и не застроенный ранее, ближайший к причалу участок прибрежной полосы. Куртины⁸ восточного и частично морского флангов были поставлены на предварительно подрезанные склоны холма так, что уровень поверхности укрепленной территории значительно превышал отметку грунта вне крепостных стен. Этот строительный прием препятствовал эффективному применению стенобитных орудий.

Стены, достигавшие 11—13 метров по высоте и 2 метров в поперечнике, венчались специальной оградой — бруствером. В бруствере устраивались прямоугольные проемы — бойницы, вследствие чего он имел вид зубчатого парапета. Периметр крепости включал в себя 16 башен⁹. С учетом места и значения каждой они могли быть трех- или четырехстенными, в основании — круглыми или квадратными, а в высоту — двух- или трехъярусными. Башни являлись опорными пунктами ограды крепости. Отсюда обеспечивался продольный — фланговый — обстрел атакующих. В случае захвата одной из куртин, эти сооружения препятствовали распространению противника по всему кольцу стен и могли быть использованы их защитниками в качестве временных убежищ. Поэтому настилы ярусов и внутренние лестницы, обычно деревянные, не закреплялись капитально. При необходимости они легко разбирались, что иногда могло существенно затруднить действия нападавшей стороны. Самые важные из этих объектов — в частности, сохранившаяся до наших дней угловая трехъярусная башня в юго-восточной части крепости¹⁰ — не имели входа с земли. В них можно было проникнуть только через проемы вторых этажей, расположенные на уровне боевых площадок куртин. Наиболее слабые с военной точки зрения равнинные участки укреплялись особенно тщательно и в первую очередь. Так, судя по дате завершения строительства угловой круглой башни западного фасада, припортовая линия обороны была готова к 1343 году, хотя полное окончание работ заняло все последующее десятилетие¹¹.

Цитадель Каффы. Реконструкция С. Бочарова

Западный фасад цитадели Каффы. Рисунок К. Кюгельхена. 1820

Этот самый короткий (приблизительно 120-метровый) фронт сосредоточил пять башен. Четыре из них были трехъярусными, причем самые мощные, ближайшие к урезу залива, имели навесные бойницы, предназначенные для отвесного обстрела оснований стен на подступах к причалу и к расположенным там же морским воротам Каффы.

Вероятно, что первым капитальным оборонительным сооружениям Каффы сразу же отводилась роль внутренней крепости — цитадели. Ко времени их строительства вне пределов Карантинного холма уже существовали многочисленные кварталы — «бурги». Для сообщения с ними в ее стенах со стороны суши были обустроены, по крайней мере, четверо ворот: три проема — вблизи портовых объектов и один, частично сохранившийся до наших дней, — в юго-восточном секторе крепости.

Руины башни Джиованни ди Скаффа. Фотооткрытка нач. XX в.

Одновременно с внутренней крепостью, в 400 метрах южнее, отстраивался другой грандиозный объект — башня Джиованни ди Скаффа, известная еще и под иным, верно отражавшим ее настоящее предназначение названием, — «Замок». Она представляет собой в основании круг, внешний диаметр которого составлял 26 метров¹². Двухметровые в поперечнике стены сложены, большей частью, из очень крупных камней известняка. Нижний ярус башни использовался, вероятно, как хозяйственно-складской блок. Можно предположить, что там имелся собственный источник питьевой воды, скорее всего — колодец. Свод первого этажа завершался системой каменных арок, принимавших нагрузку массивного межъярусного перекрытия. Сюда можно было проникнуть, очевидно, только через единственный, запиравшийся падающей решеткой, вход, устроенный в толще стены в виде развернутого наискось узкого коридора. Два верхних этажа, имевших каминное отопление, были пригодны для жилья. Они перекрывались деревянными настилами. Таким образом, башня Джиовани ди Скаффа обладала всеми качествами донжона — главного и последнего укрепления, способного выдерживать длительную осаду в условиях полной изоляции ее защитников.

Башня Джиованни ди Скаффа была включена позднее во второе — внешнее — кольцо оборонительных сооружений города, на основании чего можно заключить, что бурги, расположенные подле стен верхней крепости, с самого начала считались находившимися в пределах границ колонии. Вместе с тем, поначалу ей явно отводилась какая-то специальная роль, которая должна была вытекать из стратегического замысла каффских фортификаторов.

В этой связи необходимо обратить внимание на важную и, очевидно, определяющую особенность планировки цитадели — ее контакт с морем. Обращенный к нему фронт мог считаться наиболее безопасным, поскольку участие флота вероятного противника в осадных действиях из-за слабости корабельной артиллерии того времени ограничивалось захватом морских коммуникаций, а исход блокады определялся, в конечном счете, степенью успеха военных операций на суше. В вооруженных стычках со своим основным конкурентом на морской арене — венецианцами — каффские колонисты могли рассчитывать на поддержку метрополии. В том, что касалось возможной блокады Каффы татарами, то она не могла быть полной. В этом случае город оставался открытым морю, и его защитники сохраняли почти неограниченные возможности для пополнения людских ресурсов и доставки в осажденную крепость на кораблях собственной флотилии продовольственных и боевых припасов. Располагая хорошо защищенным причалом, они могли использовать свой морской транспорт еще и для активных противоосадных действий, в частности — с целью высадки десантов. Выполнив поставленную задачу, участники десантных операций должны были бы искать защиту в самой цитадели или, если это не удавалось, в каком-то ином убежище. Вполне вероятно, что данную функцию брал на себя Замок.

Остатки стен башни Джиованни ди Скаффа. Современное фото

Окончание строительства Замка пришлось на 1342 год¹³. Последовавшие вскоре события подтвердили своевременность предпринятых колонистами фортификационных мероприятий. Уже в следующем году Каффа подверглась нападению войск хана Джанибека. Тогда не вполне еще готовая крепость выдержала ожесточенный прямой приступ и затяжную осаду татар, в ходе которой, по выражению Н.Н. Мурзакевича, одного из первых исследователей итальянских колоний, каффцы «не ужасались и даже из осажденных превратились в осаждающих»¹⁴. Пользуясь преобладанием на море, они сумели дезорганизовать тыл неприятеля и завершить эту войну весной 1344 года решающей ночной вылазкой, в результате которой Джанибек потерял стенобитные орудия и более пяти тысяч воинов.

Упомянутый конфликт между Солхатом и Каффой разворачивался на фоне общепричерноморского кризиса, вызванного переменой направления важных торговых дорог. В первой половине XIV века большая часть левантийских товаров доставлялась к берегам Черного моря по маршруту Тавриз¹⁵ — Трапезунд . В начале 1340-x годов из-за феодальных смут в восточной Анатолии сообщение по нему прерывается. С этого времени в крупной международной торговле Запада с Востоком главным стал караванный путь в Среднюю Азию через Тану — Поволжье¹⁶. Перспективы возвышения Таны одинаково затрагивали интересы причерноморских стран, итальянских морских республик и Золотой Орды. В борьбе за преобладание в Приазовье те и другие использовали весь арсенал дипломатических средств, а когда они казались недостаточными — без колебаний прибегали к силе оружия.

Схватка за Тану переросла в шестилетнюю войну между двумя основными торговыми соперниками — Генуей и Венецией (1350—1355). Итоги этой войны, несмотря на явный перевес генуэзцев, были неоднозначными: с одной стороны, Венеция сохранила свои позиции в Тане, с другой — навигация венецианцев (как, впрочем, и других торговых агентов) по Азовскому морю оговаривалась рядом выгодных для Генуи условий, которые еще более укрепляли ее собственный авторитет и возвеличивали Каффу как центр всей черноморской торговли.

Татарские конные воины XIV в. Реконструкция М. Горелика

В организации региональной торговли генуэзские коммерсанты руководствовались уже сложившимися в Северном Причерноморье традициями и, прежде всего, опытом греческих купцов. Таврика поддерживала тесные связи с Киевской Русью, Византией и другими странами черноморского бассейна задолго до появления здесь итальянцев. По свидетельству В. Рубрука, посетившего Крым в 1253 году, одну из значительных статей этого экспорта составляла соль. Рубрук сообщает, что за нею «ездят со всей Руси» и «морем также приходят за этой солью множество судов, которые все платят пошлину по своему грузу». Генуя установила монополию на ее разработку, контролируя это направление торговли как важнейшее на протяжении всей истории каффской колонии.

Очевидно, столь же доходными были рыболовный промысел и рыботорговля. Ими славилось Приазовье, откуда, по данным Рубрука, «в беспредельном количестве» вывозили сушеную рыбу константинопольские купцы. На каффском рынке особенно высоко ценились икра и рыба осетровых пород. Испанский путешественник П. Тафур, побывавший в Каффе в первой половине XV века, пишет о том, что донского осетра можно встретить в Кастилии и даже во Фландрии, а происходившую отсюда же икру в бочках — «во всех странах». Он специально описывает способ ее приготовления: «Пока она нежная, ее прессуют ножом, а затем кладут в медные жаровни, в которых икра затвердевает. Эта икра очень соленая»¹⁷.

Генуэзские торговые суда — навы. XIV—XV вв.

Операции с «дешевыми» товарами нередко оказывались не менее прибыльными, чем торговля дорогостоящей восточной продукцией. В объеме «дешевых» товаров существенное место занимали продукты животноводства. Они шли не только на удовлетворение местных потребностей, но и вывозились в Европу. Особым спросом пользовалась кожа, которая широко применялась в то время для изготовления парусной оснастки и такелажа судов. Кроме того, Каффа поставляла на внешний рынок в небольших, правда, количествах сыр, солонину, топленое сало¹⁸. Иногда через нее проходили крупные партии зерна. Венецианец И. Барбаро, путешествовавший в Причерноморье почти одновременно с П. Тафуром, отмечал высокие качества пшеницы: «крупная и родится сам-пятьдесят», — и находил ее подобной той, что выращивалась в Падуе¹⁹. Перечисленные товары поступали, в основном, в города Южного Причерноморья. Эта тенденция наметилась уже в начальный период генуэзской колонизации. Так, судя по записям нотария Ломберто ди Самбучето, Каффа отправила туда в марте—августе 1290 года на частных генуэзских судах 1095,6 тонны зерна, 3991, 2 тонны соли и от 90 до 300 тонн осетров, то есть не менее 5280 тонн продовольственных грузов. В обмен на них в обратном направлении доставлялись холст, ковры, шелковые и шерстяные ткани, вино и фрукты²⁰.

Каракка

Значительную роль в экономике Каффы играла торговля рабами. Вначале ими были, по преимуществу, выходцы с Кавказа. Известно, что почти половину из всего проданного в Каффе в 1289—1290 годах числа рабов составляли черкесы. Цена на них колебалась от 200 до 600 аспров²¹. Наиболее высокий спрос на невольников пришелся на середину XIV века, что объясняется последствиями страшной эпидемии чумы, уложившей в могилу едва ли не половину населения Западной Европы. Однако, и в более поздние времена Каффа оставалась тем рынком, где, по словам Тафура, продавались « рабы мужского и женского пола больше, чем где-нибудь еще в мире». Он, к слову, и сам купил здесь девушку «за меру вина».²² В Каффе действовала даже специальная Коллегия св. Антония, созданная исключительно для сбора пошлин за торговые операции с живым товаром²³.

Транзитная торговля Каффы сосредоточилась на двух направлениях. Главный путь — морской — пролегал через Черное и Средиземное моря к берегам Италии. Приток восточных товаров туда порою был так велик, что Генуя и Венеция вынужденно ограничивали их ввоз на собственные рынки объемом, равным стоимости вывозимой продукции. Взамен пряностей, драгоценных камней, шелка, коленкора, ситца, бархата, индиго, сандалового дерева, жемчуга, лекарственных товаров из Западной Европы в Каффу поступали железо в брусках, некоторые цветные металлы, а также изделия из меди, полотняные суконные ткани, стекло, краски, мыло и сахар, который считался медикаментом. Другой торговый маршрут связывал Каффу со странами Восточной Европы. Эта дорога, проходившая в направлении Львова через Каменец-Подольский и Трежбовль, получила у восточноевропейских купцов название «татарской». История сохранила некоторые имена каффских коммерсантов-армян: Лазаря, поставлявшего во Львов шелк-сырец, и Таукрадяна, державшего там во второй половине XIV века пряности, жемчуг и шелк. Львовские купцы столь же прочно обосновались в Каффе. По некоторым данным, они имели здесь собственный торговый квартал²⁴.

Средневековый невольничий рынок. Жанровый рис. С. Юкина

Стремясь к установлению монополии в черноморской торговле, Каффа строго регулировала правила деятельности собственных предпринимателей в других торговых центрах. Устав Каффы 1316 года²⁵ не разрешал генуэзцам возить товары в Солдайю и задерживаться в этой фактории более, чем на три дня. Под угрозой большого штрафа им запрещалось приобретать какую-либо недвижимость в Тане и зимовать в ней. Регламентировался порядок проведения торговых сделок даже с Солхатом. Каффские купцы могли покупать товары на его рынке, но ни в коем случае не доставлять их туда. Тем самым Каффа присваивала исключительное «складочное право», которое позволяло ей обогащаться за счет всевозможных пошлин от торгово-посреднических операций и перевалки грузов. Эта целенаправленная и последовательно реализованная политика постепенно сделала Каффу крупнейшим терминалом генуэзцев не только в Крыму, но и на всем Черном море.

Арабский путешественник Ибн-Батута, побывавший в Каффе в 1334 году, охарактеризовал ее как «большой город» и «известную гавань мира», в которой он видел «до 200 судов, военных и грузовых, малых и больших»²⁶. В этом сообщении Ибн-Батута явно прибегает к количественному преувеличению, которое используется как художественный прием, способный передать наилучшим образом его личные впечатления от знакомства с жизнью колонии. Море и в самом деле играло в ней определяющую роль. На рейде залива всегда стояла какая-то часть каффского коммерческого флота. Чаще всего это были парусно-гребные суда — фусты. Они предназначались для ближних перевозок, хотя бывало, на этих судах ходили и в дальние походы. Сохранилось упоминание, по крайней мере, об одном таком случае: в 1374 году некий отважный мореход, житель Каффы Лука Тариго, вооружив фусту, прошел на ней через Керченский пролив, реки Дон и Волгу в Каспийское море; он грабил там все встречавшиеся корабли, был сам ограблен по пути домой калмыками, но сумел вернуться²⁷. Для сообщения с портами Черного моря и Европой в XIII—XIV веках применялись, в основном, галеры — универсальные парусно-гребные суда с косыми латинскими парусами. Оптимальная вместимость и хорошие ходовые качества делали галеру пригодной для использования как в коммерческих, так и в военных целях. По этой причине состоятельные каффские купцы предпочитали данный тип судов всем другим.

Боевая галера отличалась от транспортной только платформой для воинов, размещенной на носу корабля, да еще выступавшим вперед тараном, устроенным в его надводной части. Кажется, что подобными, чисто военными, кораблями Каффа вовсе не располагала. При необходимости колонисты переоснащали для военных нужд любые купеческие суда, сколь-нибудь удовлетворительно отвечавшие требованиям практиковавшейся тогда тактики морских схваток. В первой половине XIV века она мало чем отличалась от приемов ведения морского боя предшествовавших времен. Артиллерия была впервые применена в сражении на море испанцами в 1333 году. Следующий такой документально подтвержденный случай произошел лишь в 1379 году в войне между Генуей и Венецией. В это время, помимо бомбард, на кораблях устанавливались малокалиберные длинноствольные, обычно закрепленные на тросах, пушки, стрелявшие свинцовыми пулями на расстояние до 120 метров. Оба вида пушек из-за несовершенства их конструкций успевали сделать только два-три выстрела за время всего боя. Эти орудия не могли нанести значительного ущерба судам противника, поэтому исход морского сражения решался абордажем.

В дальних морских походах купец часто поневоле становился воином. Средневековый мореход был вынужден держать при себе на случай возможного нападения группу хорошо подготовленных в военном отношении людей, а также арсенал некоторых специальных средств защиты — например, жидкое мыло или металлические орехи с остриями, которые выбрасывались на палубу в момент попытки захвата судна. В историю вошел подвиг генуэзца Симоне да Кварто. В 1340 году во время очередной вспышки пиратской войны на Черном море он вооружил семь транспортных галер, прибывших с ним в Каффу, и тринадцать торговых судов, находившихся тогда на ее рейде. Под его командованием этот флот разгромил хорошо вооруженный отряд корсаров Синопа, состоявший из двенадцати галер и нескольких других кораблей²⁸.

Обстоятельства военной операции Симоне да Кварто, кроме того, что они как нельзя лучше иллюстрируют некоторые особенности жизни колонии, позволяют сделать еще и отдельные косвенные выводы, базирующиеся на чисто арифметических подсчетах. Это относится, прежде всего, к упоминаемому в документах числу торговых судов, одновременно находившихся на рейде Каффы и пригодных к участию в серьезном морском сражении, — 20. Если каждое из них приближалось по классу к средней галере,²⁹ они все вместе были способны принять в свои трюмы около 3000 тонн грузов. Помимо галер, в акватории залива могли стоять еще и тяжелые, почти не применявшиеся в бою, парусные корабли-навы, а также не подлежавшие по разным причинам к использованию в составе военной флотилии прочие суда. Однако, для представления об объеме перераспределявшихся тогда через Каффу товаров достаточно уже и названной цифры. На том же основании можно попытаться составить некоторое представление о количестве каффцев, принимавших участие в экспедиции Симоне да Кварто. Если хотя бы половина вышедших с ним в море экипажей была укомплектована местными моряками, а на борту каждого судна находились по 100 воинов, то общее их число приближалось, очевидно, к 3000 человек. Кем именно были эти воины и моряки?

Средневековое артиллерийское орудие — бомбарда

Все население колонии подразделялось по социально-правовому статусу на привилегированный слой «генуэзских граждан», куда входили как прямо связанная с метрополией аристократия, так и генуэзские купцы плебейского происхождения, и на «негенуэзцев», которых представляли две основные группы: состоятельные люди — «граждане Каффы» и низы, называвшиеся в документах «обитателями». В реальной жизни это правило корректировалось подтекстом, который подразумевал размежевание между латинянами и остальными жителями Каффы по конфессиональному признаку. Каффские латиняне — не только выходцы из Генуи, но и купцы из Падуи, Венеции, Милана, Флоренции, а также католики-переселенцы из Франции, Испании и некоторых других стран Европы — преобладали численно только в начальный период колонизации.³⁰ К концу XIV века они находились там в абсолютном меньшинстве. По данным каффского казначейства, в 1386 году здесь проживали греки, составлявшие более половины всех горожан, вторыми по численности были армяне, далее шли татары, грузины, русские, готы, евреи, черкесы, венгры, болгары³¹. Рано проявившая себя отрицательная для Генуи динамика происходивших в ее колониях демографических процессов вынудила эту республику принимать упрощенную процедуру наделения гражданством разных лиц, бравших на себя под присягой двух или трех свидетелей определенные обязательства, и, прежде всего, те, что касались уплаты налогов³².

Стремясь к стабилизации латинского населения в Каффе, власти колонии особо поощряли генуэзцев, приобретавших недвижимость и желавших вступить в брак с местной женщиной. В XV веке здесь даже существовал порядок, в соответствии с которым каждый из этих граждан получал льготы в строительстве собственного дома и денежное вознаграждение в размере одного сомма в месяц³³. Подобные браки часто были смешанными. Они приводили к появлению особых демографических групп: пуланов, являвшихся потомками латинян и сирийцев; гасмулов — детей отцов-латинян и матерей-гречанок; франко-кардасов, происходивших из итало-черкесских семей. Представители этих смешанных группировок считались «генуэзцами» вне зависимости от знания латинского языка и характера вероисповедания.

Итальянский костюм XIII—XIV вв. Реконструкция В. Бруна

Права генуэзцев зачастую предоставлялись татарам, грекам, армянам, евреям и вообще тем каффцам, которые прожили там со своими семьями более одного года. В таком случае на них распространялись те же привилегии, что и на «генуэзских граждан». Эта политика способствовала созданию в Каффе особой жизненной среды и своеобразной общности людей разных национальностей, что предопределило, в конечном счете, устойчивость и относительную независимость колонии³⁴. Указанные обстоятельства проявились особенно ярко во время кризиса посреднической торговли 1360—1380-х годов и вызванного им ослабления связей итальянских факторий с Европой. Каффа тогда сумела сохранить свои позиции на Черном море и даже упрочить их. Воспользовавшись затруднениями конкурентов, она подчинила себе в 1365 году венецианскую Солдайю.

По мере роста экономического могущества Каффы изменялся и ее архитектурный облик. Строительство цитадели было завершено в 1352 году при консуле Готифредо де Зоалио. Ее стены замкнули, вероятно, уже оформленную в основных чертах архитектурную систему, которая должна была соответствовать доминирующему положению верхней крепости на фоне всего городского пейзажа. Застройка Карантинного холма строго регулировалась Уставом Каффы 1316 года. Принятые им правила предусматривали снос некоторых возведенных здесь прежде и не соответствовавших новым градостроительным требованиям строений, например, некоей «своего рода церкви», сооруженной бывшим епископом каффской колонии «братом Джеромо». Тот же Устав предписывал консулу Каффы обязательную распродажу этой земли на торгах. Продаже не подлежали только участки, предназначенные для прокладки улиц, устройства площадей и строительства культовых сооружений. Обладание какой-либо недвижимостью оказывалось, таким образом, доступным лишь состоятельным гражданам. Помимо их собственных домов, здесь размещались главные общественные здания: дворец консулов Каффы, ратуша, храмы, — а также торговая площадь, казармы с их арсеналом, помещения портовой, складочной, таможенной служб, мастерские ремесленников, постоялый двор, харчевни, провиантский и топливный склады.

Граждане Генуи. Фрагмент росписи зала банка св. Георгия. Генуя

Земли бургов, лежавшие вне пределов цитадели, находились в ведении консула и передавались в аренду прочим жителям Каффы. Исключение из этого правила делалось для участков, принадлежавших храмам.

Вся территория Каффы подразделялась на «контрадо» — городские ячейки, объединявшие людей по этническому и профессиональному признакам. По некоторым данным, в городе и его предместьях насчитывалось около 60 контрадо. Более половины из них носило название церквей, вокруг которых, собственно, и формировались кварталы греков, армян, сирийцев, латинян и представителей других конфессий. Некоторые контрадо связывались по именам с конкретными лицами, стоявшими во главе родственных кланов, другие — со спецификой преобладавшего в них ремесла, как, например, «квартал кузнецов». Наконец, иногда им присваивались еще и названия соседних архитектурных сооружений: башен, ворот, таможен³⁵. Каждый такой контрадо был по-своему изолирован от всего остального города. Его основа — индивидуальные дома с небольшими, обнесенными высокими глухими стенами, дворами. Эти постройки могли быть одно- или двухэтажными. Дома ремесленников и торговцев обычно совмещали две функции: жилую и производственную. В таком случае жилые помещения располагались на верхнем уровне, а в нижнем — цокольном — этаже размещались мастерские и лавки. Фасады этих домов выходили на главную улицу квартала или маленькую, объединявшую всю группу входивших в нее строений, собственную площадь контрадо³⁶.

Разделение территории Каффы по принципу этнической принадлежности отразилось на характере ее общей планировки. Со второй половины XIV века она представляла собой хаотичное нагромождение узких, как бы сбегавших с окрестных холмов, улочек, которые собирались иногда в более крупные потоки, направлявшиеся к организующим тот или иной районы города центрам — соборным храмам.

Памятники архитектуры Феодосии по Н. Барсамову

Главным храмом латинян была церковь св. Агнессы. Очевидно, она располагалась на территории цитадели. В Каффе им же принадлежали еще более двух десятков храмов и, по крайней мере, два монастыря: в дошедших до нас документах упоминаются католические церкви Пресвятой Девы Марии, Успения Пресвятой Матери, святых Франсиска, Георгия, приход св. Николая, убежища св. Иоанна и святых Козьмы и Димиана³⁷. На основании тех же данных можно установить, что греческая община имела приход св. Феотокоса, а также церкви Апостолов, святых Димитрия, Феодоро, Анастасии, Варвары, Акиндины, Кириака, Параскевы, Никиты, Василия³⁸.

Культовые сооружения армян были, возможно, самыми многочисленными. Имеющиеся на этот счет свидетельства крайне противоречивы. Некоторые армянские источники утверждают, что их приход располагал к середине XV века 45 церквами³⁹. Что касается генуэзских документов, то в них упоминаются только три армянских храма: Пресвятой Троицы, св. Григория и св. Саркиса⁴⁰. К ним, однако, следует добавить не присутствующие в итальянских записях, но известные по рукописям армян церкви — Пресвятой Богородицы, Вознесения, Сретения, Воскресения, св. Креста, святых Анны, Тороса, Николая, Иакова, Антона, Симеона, Оксента, Минаса, Сорока Мучеников, а также сохранившиеся храмы святых Георгия (ул. Нахимова), Архангелов Михаила и Гавриила (ул. Тимирязева), две церкви феодосийского Карантина — святых Иоанна Богослова, Иоанна Предтечи и, может быть, часовню св. Георгия.⁴¹ Группа последних размещалась в пределах армянского квартала, который занял ближайшую к цитадели территорию в восточной части Каффы. Очевидно, где-то рядом располагались греческий и, возможно, русский кварталы.⁴² Выделявшийся своим архитектурным обликом арабский квартал Тугар-аль-Хасс находился, вероятно, подле западного фасада цитадели. С южной стороны с ним соседствовала еврейская община, у которой были две синагоги.⁴³ Источники сообщают, кроме того, о татарских мечетях и мусульманском кладбище, известном с конца XIII века.⁴⁴

К концу XIV века Каффа являлась одним из самых многолюдных городов побережий как Черного, так и Средиземного морей.⁴⁵ К тому времени ее бурги давно переросли территорию внутренней крепости — изначального ядра колонии. Здесь существовали бесчисленные лавки мелких торговцев и мастерские кустарей, предназначавшиеся для обслуживания горожан: гончаров, мыловаров, портных, парикмахеров, булочников, мясников. Там же разместились и отдельные объединения ремесленников, как, например, цехи скорняков и каменщиков, а также некоторые важнейшие службы, обеспечивавшие большую торговлю и мореходство, в частности, — судоремонтная и судостроительная, в которой были заняты цехи канатчиков и конопатчиков, прядильщики и ткачи парусов, плотники и кузнецы. Этот город нуждался в надежной защите, какую ему могла дать только новая крепость. К принятию решения о ее строительстве склонял еще и другой убедительный аргумент: внешнее кольцо оборонительных сооружений придавало дополнительную прочность самой цитадели, на территории которой находилась резиденция консула, именовавшегося тогда ввиду реальных заслуг колонии «главой Каффы и всего Черного моря».

Мастерская ткачей. Мельница. Средневековые гравюры

Судостроительная мастерская. Средневековый рисунок

Внешняя крепость Каффы возводилась по разрешению генуэзского дожа Антониотто Адорно при трех консулах: Джакомо Спиноле, Пьетро Газано и Бенедетто Гримальди.⁴⁶ Основные ее объекты были отстроены в 1383—1385 годах. Вероятно, однако, что отдельные районы города начали укрепляться еще раньше. Судя по некоторым данным, в его пределах существовала собственная крепость армян — Айоц Берд, которая огораживала упоминавшийся армянский квартал на Карантине. По преданию, каждый живший там армянин будто бы должен был, в зависимости от достатка, поставить для ее строительства определенное количество надписанных его именем камней.⁴⁷ Высказываются предположения, что одна из стен этой крепости примыкала к следующей после угловой, сохраняющейся и поныне, башне цитадели⁴⁸, в то время как прочие ее куртины оказались включенными в состав общего кольца внешних оборонительных сооружений Каффы.

Создатели второго оборонительного пояса руководствовались правилами, мало чем отличавшимися от тех, что лежали в основе замыслов первых фортификаторов Каффы. Некоторые основания для суждения об этой крепости дают существующие еще местами, разрозненные и обычно перестроенные, остатки входивших когда-то в нее строений. В целом же, ее облик может быть реконструирован по рисункам и планам, выполненным, большей частью, в конце XVIII — начале XIX веков. Среди опубликованных материалов наибольший интерес вызывают план Каффы, сочиненный оберквартирмейстером Иваном Фохтом в 1777 году, и подобный ему документ с подробной экспликацией хозяйственных, культовых и оборонительных сооружений, относящихся к 1784 году⁴⁹. Оба плана несколько различаются между собой по конфигурации городских кварталов, числу и характеру расположения башен и ворот крепости, что объясняется приблизительностью исполнения того и другого, а также тем обстоятельством, что эти топографы нашли крепость сильно разрушенной, а сам город — почти мертвым. Он запечатлен в таком виде в офорте работавшего здесь примерно тогда же неизвестного художника, который донес нам подробную панораму картины, открывшейся ему со стороны Митридатского холма.

Характер общей планировки Каффы вполне отражал ту роль, которую играло во всей ее жизни море. Город представлял собой как бы амфитеатр, сценой которого выступал Феодосийский залив. Именно здесь, в море, находился условный геометрический центр полукольца крепостных строений, огибавших Каффу. Противоположная ему, располагавшаяся на южной окраине города точка топографически совпадала с доминантой всего урбанистического пейзажа — Митридатским холмом и возвышавшейся над ним башней св. Фомы. Зрительная ось, проложенная между этими двумя полюсами, проходила, приблизительно, через обращенные к рейду морские ворота и главный причал Каффы, которые разделяли морской фасад крепости на две примерно равные части: западную, фланкированную башней св. Константина⁵⁰, и восточную, вобравшую в себя защитные линии цитадели и цепь прилегавших к ней с этой стороны внешних укреплений⁵¹.

Конфигурация стен крепости была, по-своему, задана самой природой. Местный рельеф изобиловал руслами водотоков. Обычно сухие, во время нередких для юго-восточного Крыма ливней они резко преображались, превращаясь в бурные, внезапно повсюду заполнявшие город, потоки воды, грязи и камней. Каффские инженеры решили данную проблему посредством особого устройства крепостных рвов, которые должны были, по возможности, совмещать две функции: оборонительных сооружений и водоотводящих каналов. Они проложили их так, что, принимая на себя стоки окрестных гор, те сбегали, подобно рекам, со склонов Митридатского холма: в северо-западном направлении — к башне св. Константина; в северо-восточном — в сторону башни Джиованни ди Скаффа, и далее, иногда рассекаемые балками и ручьями, — к морю. Следует предполагать, что обустройство рвов предшествовало возведению прочих крепостных строений. Эти рвы, достигавшие в поперечнике 10—30 метров и глубины 3—4 метра, укреплялись с обеих сторон каменными стенами, препятствовавшими размыванию их каналов. Особое внимание уделялось качеству кладок внутренней стены рва — эскарпа, защищавшего подошвы куртин и фундаменты башен. Впоследствии они тщательно оберегались.⁵²

План Каффы. 1777

Панорама Каффы конца XVIII — начала XIX вв. Офорт неизвестного художника

Протяженность внешнего оборонительного кольца Каффы составляла почти 5,5 километра. Ее периметр включал в себя более 30 башен, не считая привратных. Эти сооружения отстраивались, в большинстве своем, совершенно так же, как стены и башни верхней крепости. В том и другом случаях использовался одинаковый строительный прием: двухметровые по толщине кладки имели внешние и внутренние панцири, сложенные из крупных, лишь местами подработанных нерегулярных камней; между ними заливался скрепляющий известковый раствор с бутом. Верхние части стен укреплялись дополнительно деревянными связями, как правило — дубовым брусом. Строительные материалы добывались, чаще всего, на месте. Обычный «дикарный» камень-известняк разрабатывался в поверхностных пластах в ближайших к городу окрестностях.⁵³

Устав Каффы разрешал ее жителям добывать камни «на каждом пустопорожнем месте или пустопорожней земле, кому бы они ни принадлежали», если только этим «не причинялся вред промыслу землевладельца». Иногда его поднимали со дна моря, что бывало при расчистке фарватеров на подходах к причалам. Полагают, что какая-то часть материалов для строительства укреплений завозилась из соседней деревни Отузы или, может быть, из опустевшей деревни Тузлы, располагавшейся на Керченском полуострове близ горы Опук. Случалось, что этот груз доставлялся морем. Так, например, по одному барку камней должны были поставлять в Каффу за каждую стоянку в ее гавани шкиперы «судов с квадратными парусами».⁵⁴ Для исполнения рельефных деталей и некоторых других важных в художественном отношении элементов архитектурного декора применялся редкий по своим природным достоинствам мелкозернистый камень благородных охристо-серых оттенков.⁵⁵ Его получали в небольших количествах на карьерах, располагавшихся в предгорьях поблизости к дороге, ведущей на Солхат.⁵⁶

Недостаточная водостойкость местных монолитов и сложные гидрогеологические условия, особенно характерные для прибрежных районов города, вынуждали фортификаторов Каффы к поиску соответствовавшего данным обстоятельствам технического решения устройства строений крепости и, прежде всего, объектов ее морского фасада. Он принимал на себя мощную волновую и ветровую нагрузки, что угрожало, в первую очередь, прямому фронту стен равнинного сектора приморских укреплений.⁵⁷ По этой причине на вплотную примыкавшем к башне св. Константина западном его фланге были устроены самые короткие — порою, менее, чем двадцатиметровые — куртины. Поставленные между ними едва не вплотную друг к другу трех- или четырехстенные башни играли в данном случае роль не столько опорных пунктов обороны, сколько своеобразных пилонов, которые препятствовали вывалу стен. На соседнем с цитаделью участке с той же целью использовался иной строительный прием. Его дополнительная устойчивость обеспечивалась особой конфигурацией стен, принявших там очертания цепи сопрягавшихся и выдвинутых вершинами к морю треугольников. Наконец, вдоль всей этой конструкции отсыпалась специальная земляная насыпь, скреплявшая подножия куртин и башен изнутри.⁵⁸

Внешнее оборонительное кольцо Каффы. Реконструкция С. Бочарова

Общий вид Каффы со стороны Карантинного холма. Рисунок из альбома К. Кюгельхена. 1820

Восточный фланг морского фасада внешней крепости повторял в своей планировке извилистую линию уреза, что естественным образом придавало возводимым здесь стенам относительно большую прочность. Он включал в себя две отстоявшие довольно далеко друг от друга башни. Одна из них — угловая — была как бы встроена в нависший над морем обрыв холма так, что второй ярус ее бойниц почти соответствовал уровню отметки грунта внутри крепости. Другая, занимавшая срединное по данному фронту положение, известна под названием «Башни дока» (turris darsene).⁵⁹ Она, очевидно, реконструировалась генуэзскими колонистами, а, может быть, отстраивалась ими заново в начале 1470-х годов. Это четырехстенное строение необычно по своему виду. Внешне его отличает не свойственный прочим подобным оборонительным сооружениям вход с земли, устроенный в виде широкого проема с полуциркульной аркой поверху. Единый внутренний объем перекрыт крестовым сводом, который образован пересекающимися коробами на подпружных арках, поддерживаемых пилястрами. Доковая башня хорошо сохранилась, что кажется удивительным. Омываемая морем, она продолжает стоять на таком ненадежном грунте, как песок, на протяжении почти пяти с половиной столетий. Устойчивость ее конструкции объясняется особым устройством основания: оно сплошь заполнено глиной, которая, скрепив всю постройку снизу, сообщила той эффект «поплавка».

Очевидно, что функции Доковой башни не ограничивались военными целями. Само название башни содержит характеристику рассматриваемого района крепости как места, где ремонтировались и строились корабли.⁶⁰ И вполне может быть, что здесь хранилась какая-то часть судостроительного арсенала каффской верфи. Что касается самой верфи, то она, вероятно, размещалась в соседстве с доковой башней у подножия Карантинного холма. Этот арсенал показан на планах старого города как прилегающее к цитадели с востока специально огороженное архитектурное пространство площадью около 0,2 гектара. Существует не подкрепленное надежными источниками мнение, что здесь находился некий Замок⁶¹. Однако, описываемая территория представляет собой не что иное, как искусственный котлован. Она сообщалась прежде с морем посредством канала, пригодного для подъема и спуска на воду довольно больших кораблей. Вход в канал был оформлен в виде широкой арки, прорезавшей смежную с цитаделью куртину внешней линии прибрежных укреплений. Ее изображение присутствует на одной из гравюр с видом на каффскую крепость первой половины XIX века. Скорее всего именно этот проем упоминается в генуэзских документах как «Ворота дока» (porta darsena)⁶².

Доковая башня. Рисунок из альбома Е. де Вильнева. 1853

Ворота дока должны были иметь изначально какие-то собственные защитные сооружения. В связи с указанным обстоятельством обращает на себя внимание один объект, известный среди прочих арсенальных башен Каффы лишь по названию turris pavisata. Термином «pavisate» у моряков обозначались сети, которыми они обвешивали корабль с тем, чтобы скрыть от постороннего взгляда происходившее на его борту. Это же слово могло означать также иное ограждение, например — опущенные в воду цепи.⁶³ Вполне вероятно, что сети или цепи упомянутой башни перекрывали вход в канал дока.

По сообщению немецкого путешественника И. Шильтбергера, в начале XV века в Каффе насчитывалось до 21 тысячи домов, в том числе 4 тысячи — в предместьях, за пределами внешнего оборонительного кольца. Предместья связывали с городом несколько ворот. На основании имеющихся в различных источниках данных можно привести названия восьми таких проемов⁶⁴. Что касается мест их расположения в системе каффских укреплений, то на этот счет абсолютно достоверных свидетельств нет.

Среди подобных сооружений необходимо выделить наиболее важные — так называемые «Кайгадорские» ворота и Ворота предместий. Первые упоминаются в тексте Устава Каффы 1449 года в транскрипции «porta caihadoris», что является, как полагают, ошибкой переписчика, исказившего настоящее название ворот «cacciatore», то есть — «охотничьи».⁶⁵ Есть все основания для предположения о том, что Кайгадорские ворота располагались вблизи башни св. Константина.⁶⁶

Напротив Кайгадорских ворот, рядом с берегом моря, размещалось предместье, известное под названием Cavallari.⁶⁷ Другое предместье охватывало стены Каффы с юго-запада, со стороны предгорий. Этот участок каффских укреплений включал в себя два проема, находившихся, приблизительно, на местах перекрестков современных улиц Тимирязева и Циолковского с ул. Р. Люксембург. Первый из них рассекал весь периметр внешнего оборонительного кольца на две примерно равные части, вследствие чего через него осуществлялось, вероятно, наиболее интенсивное сообщение с городом. Его следует отождествлять, скорее всего, с воротами, которые наряду с Кайгадорскими упоминаются в документах чаще других — Воротами предместий (porta antiburgorum).⁶⁸ Судя по некоторым изображениям и планам крепости, Ворота предместий были устроены в воде проезжей башни. Подобные сооружения имели обычно относительно небольшие двустворчатые ворота с нависавшими над ними крытыми балконами — мушараби, предназначенными для отвесного обстрела проходов. Защищая входные проемы, привратные башни обеспечивали одновременно прикрытие мостов, а в ряде случаев — и переброшенных по ним через рвы водопроводных магистралей.⁶⁹ Второй из указанных проемов связывается с известными по документам Воротами св. Феодоро, носившими то же имя, что и располагавшийся по соседству с ними храм.⁷⁰ Прочие ворота крепости назывались: Ворота с надписями⁷¹, Ворота св. Апостолов⁷², Ворота св. Георгия.⁷³ Их локализация не менее затруднительна. Можно только предполагать, что название «Ворота с надписями» имело какое-то отношение к упомянутой легенде, касающейся обстоятельств строительства восточного сектора городских укреплений армянами.⁷⁴ Ворота св. Апостолов находились, вероятно, в юго-восточной части города.⁷⁵ Этот не существующий ныне проем фланкировался двумя спаренными башнями приблизительно так же, как и сохранившиеся к нашему времени главные ворота Судакской крепости. Его привратные башни удерживали арку входа, который запирался опускающейся на блоках металлической решеткой или деревянным, оббитым железом, полотном. Ворота св. Георгия были обращены, вероятнее всего, к располагавшемуся вне пределов внешнего оборонительного кольца армянскому Георгиевскому монастырю.⁷⁶

Доковая башня. Современный вид

Помимо названных сооружений из числа открывавшихся в сторону суши, в источниках упоминаются Садовые ворота (porta del giardino)⁷⁷, о которых известно лишь то, что они располагались вблизи сада гражданина Бартоломео ди Тоди.⁷⁸

Исследователи Каффы сравнивают ее с Генуей, отмечая подобие окружавших эти города пейзажей, одинаковую в своей основе планировку жилых кварталов и крепостей, а также сходство отдельных архитектурных сооружений, в особенности тех, что размещались в припортовых районах обоих центров. Судя по некоторым данным, якорные стоянки Каффы находились очень близко к берегу, неподалеку от стен цитадели. Небольшая осадка кораблей позволяла им подходить к коротким причалам.⁷⁹ Вероятно, Каффа располагала несколькими причалами, число которых соответствовало количеству ворот морского фасада. Помимо Доковых ворот, источники упоминают три таких проема: Ворота Вонитика, Малые и Большие морские ворота.

Ворота Вонитика (porta Voniticha) унаследовали название одного из приморских кварталов. Очевидно, им отводилась заметная роль в структуре прибрежных оборонительных сооружений. Сообщается, во всяком случае, что 23 апреля 1455 года именно через них под звон колоколов всех церквей, звуки труб и литавр в пределы Каффы вступил Томазо Домокульта — первый консул, присланный Банком св. Георгия.⁸⁰

Большие морские ворота выходили на площадь Коммуны. На ней располагались городская ратуша (Лоджия Коммуны) и новый дворец генуэзских консулов Каффы (Дворец Коммуны), возведенный в 1382 году.⁸¹ Эти ворота показаны на планах города как конструкция из двух спаренных башен.⁸² Одна из них замкнула на левом фланге сразу оба оборонительных кольца, в результате чего смежные с нею куртины внешней и внутренней крепостей образовали на пути к главному причалу со стороны города отдельный, изолированный от цитадели и хорошо защищенный коридор — барбакан. Может быть, как раз этот коридор завершался Малыми морскими воротами, которые были устроены в стене внешней крепости, скорее всего, как обычная калитка.

Ворота юго-восточного сектора внешних укреплений Каффы. Реконструкция автора по рисункам и обмерам конца XVIII — начала XIX вв.

Остатки Часовой башни — Ворот Христа в юго-восточном секторе цитадели. Современное фото

Большие морские ворота частично сохранялись до конца XVIII века. Они изображены на нескольких рисунках в виде двухэтажного, разрушенного в самом верху, строения, совмещавшего в себе одновременно и военную, и светскую функции. Первое из отмеченных качеств выразилось в характере исполнения его нижнего яруса: подходы к воротам защищались амбразурами бойниц, а большой арочный проем, служивший главным входом в цитадель, был укреплен двойными воротами с пешеходным шлюзом. В контрасте с ним, второй этаж представлял собой единое помещение, открывавшееся во все стороны десятью широкими окнами, что сообщало всей постройке нарядный и, в общем, не свойственный сугубо оборонительным сооружениям вид. Подобный строительный — а вместе с тем, и художественный — прием не являлся чем-то исключительным в своем роде. Архитектурное оформление больших морских ворот Каффы выполнялось в русле традиций, присущих творчеству итальянских мастеров. Главная особенность итальянской архитектуры XIII—XIV веков заключалась в том, что та развивалась вне какой-либо стилевой регламентации. Можно указать, правда, что по типу применявшихся конструкций она оставалась архитектурой романской. Романский стиль отличала такая черта, как широкое использование несущих арок, будь то перемычки дверных или оконных проемов, но прежде всего — арок сводов. Романские строительные принципы лежали, безусловно, и в основе рассматриваемой конструкции.

Большие морские ворота Каффы. Реконструкция автора

Судя по прорисовкам ворот, в башнях первого этажа размещались винтовые лестницы; стены второго этажа несли ячейки крестовых сводов, совпадавшие в продольной и поперечной осях с полуциркульными завершениями окон. Фасады членились на уровне межэтажного и верхнего перекрытий романскими аркатурными фризами. Карниз строения поддерживал нависавший над ним зубчатый парапет. Описанные детали устройства этого сооружения находят аналогии среди образцов итальянской архитектуры. Похожие на него здания дополнялись там еще вертикальными доминантами в виде угловых башен или навесов. Реконструируя морские ворота Каффы именно таким образом, мы находим, что эта постройка проектировалась как часть комплекса зданий площади Дворца Коммуны. Она символизировала, по-своему, родство Каффы с Генуей, придавая морскому фасаду города облик «второй Генуи» на краю другого мира.

Отдельные сооружения оборонительных линий цитадели как бы воссоединяли и зрительно, и функционально административный центр колонии с прочими районами города. В их числе необходимо отметить, прежде всего, Часовую башню, носившую имя Христа. На ней был установлен крайне редкий по тем временам часовой механизм, при котором состояли специальный мастер и четыре стража, звонившие в колокол по часам.⁸³ В генуэзских документах упоминаются два объекта цитадели, связанные с именем Христа — башня и ворота.⁸⁴ Башня Христа несла на себе строительную надпись, которую иногда ошибочно приписывают угловой башне юго-восточной части внутренней крепости и столь же безосновательно называют именем понтифика Клемента в соответствии с первыми строками лапидарной записи: «когда дарована была милость Клементом папою ...».⁸⁵ Между тем, ее полный текст гласит: «В лето Господне 1348 в день восьмой месяца мая, когда дарована была милость Клементом папою, для возвеличения креста была построена эта башня. Начало свое получила, основанная под покровительством Иисуса. Она всем злым на погибель, а Всевышнему во славу. Консулом был тогда Эрмирио по имени Мондини, которым поистине руководил Христос. Да охраняет Бог эту башню, под именем которого она будет всегда безопасна, ты же сейчас прославляй Его».⁸⁶

Юго-восточный сектор цитадели с видом т.н. «башни Клемента». Современное фото

Вторая башня восточного фланга цитадели — т.н. «башня Криско». Современное фото

Упомянутая закладная плита не соответствует по своим размерам нише, до сих пор сохраняющейся на южном фасаде т. н. «башни Клемента». Можно допустить, что поводом к традиционному заблуждению о ее принадлежности угловой башне цитадели послужило само место, где она была найдена. В таком случае, с Часовой башней-Воротами Христа следовало бы отождествить остатки входного проема, существующего поныне в том же секторе крепости.⁸⁷ Устроенные в виде проезжей башни на самой высокой точке Карантинного холма, эти ворота закрепляли важную архитектурную ось, которая связывала цитадель с южными кварталами города.

Закладная плита со строительной надписью с башни Христа. Фонды ФКМ

Морской фасад Феодосии с видом на башню Константина. Рисунок И. Айвазовского

Внешнее оборонительное кольцо Каффы должно было включать в себя, в силу его протяженности, множество заведомо рядовых объектов. Эти строения возводились ремесленниками из числа местных горожан.⁸⁸ Что касалось наиболее важных узлов, то они отстраивались каждый раз как индивидуальные и, порою, совершенно различные по своему оформлению архитектурные объемы. Так, например, первое из каменных укреплений города — башня Джиованни ди Скаффа — выделялась на фоне окружавшей среды особой монументальностью, которая одинаково подчеркивалась круглой в плане формой, грандиозностью размеров и лаконичностью декора. Стены башни членились понизу одним рядом небольших стрельчатых окон, а верхняя ее часть несла контрастный монолиту каменных масс пояс трехрядного аркатурного фриза с машикулями, что не только не облегчало зрительно облик всего сооружения, но даже усиливало общее впечатление его неприступности. В противоположность тому, доминирующий объект западного участка крепости — башня св. Константина представляла собой образец необычной для оборонного зодчества архитектурной утонченности, ощущение чего достигалось уже самими устремленными ввысь пропорциями и особым подбором точно выверенных в художественном отношении деталей оформления ее фасадов. Это двухэтажное четырехстенное строение было перекрыто облегченным сводом, в чем выразились, отчасти, веяния вошедшей тогда в архитектурную практику Европы моды на готический стиль. От других сооружений крепости башню св. Константина отличало еще и наличие вынесенной наружу площадки кругового обхода, являвшейся, по существу, элементом чисто светской архитектуры — открытым балконом.

Особенности архитектурного средой. О конкретном облике отдельных светских зданий генуэзской Каффы судить трудно. На данный счет сохранились только позднейшие свидетельства русского путешественника А. Демидова, который сообщал, что в начале XIX века приморский район Феодосии все еще имел «совершенно итальянскую физиономию».⁸⁹ В урбанистическом пейзаже средневековых городов особое место всегда занимали кварталы, застроенные представительными зданиями — официальными строениями, дворцами или домами знатных граждан. В то время в Европе существовали правила, согласно которым и сами эти постройки возводились как своего рода укрепления. Те и другие наделялись одинаковым в основе архитектурным декором, обычно — лентой кружев романских арочек с машикулями поверху, и некоторыми иными архитектурными деталями, в частности — рельефной геральдической символикой. Последняя особенно широко распространилась в Каффе. Она стала обязательным изобразительным элементом закладных строительных плит, которые монтировались в стены наиболее значимых оборонительных и гражданских сооружений. Эти плиты непременно включали в себя, помимо памятных строительных надписей, изображение равноконечного латинского креста — герба Генуи и татарской тамги с полумесяцем — герба Золотой Орды, а также подобающие каждому случаю личные геральдические символы консулов Каффы и других знатных должностных лиц.⁹⁰.

Башня Константина. Современное фото

Разнообразная рельефная символика использовалась и в архитектуре объектов водоснабжения — предмета одной из основных забот администрации колонии. Уже самые ранние из принимавшихся Генуэзской республикой постановлений предусматривали специальные меры, направленные на сохранение каффских источников питьевой воды. Бережное отношение к воде выразилось в особом оформлении цистерн, фонтанов и колодцев. Эти водосборные устройства наделялись иногда изображениями святых покровителей,⁹¹ а зачастую — геральдической символикой, которая отражала, может быть, право собственности на источник или водопровод.⁹² До нас дошли фрагменты каменных срубов двух таких колодцев: один — в виде венчающей части с гербом армянского епископа Гриффедо Чигара; второй колодец представлен сегментом горловины с гербом Генуи и фамильной символикой трех знатных генуэзских граждан.⁹³ Изображения гербов сопровождаются в обоих случаях надписями. Первое — армянским текстом: «Построен колодец Амиром лета...». Вторая надпись — латинская: «Михаил из Падуи меня сделал [в году] 1331 в день 5 августа».

Закладные плиты с рельефными изображениями гербов Генуи и Золотой Орды. Фонды ФКМ

Рельефное изображение герба Гриффедо Чигара. Фонды ФКМ

Фрамент каменного сруба колодца с армянской надписью. Фонды ФКМ

Общественные фонтаны Каффы устанавливались, обыкновенно, на небольших площадях как самостоятельные сооружения малых архитектурных форм. Исполненные с особой тщательностью, они были способны объединять разношерстную застройку отдельных кварталов и даже целых районов города. Эти объекты часто обустраивались тем или иным приходом возле принадлежавших ему культовых строений. В таком случае получалось, что путь к источнику воды пролегал по дороге, ведущей к храму, или — если быть более точным — к храмам разных конфессий.

И. Шильтбергер отмечал, что к началу XV века в Каффе жили христиане и «последователи шести различных вероисповеданий». Полагают, что он подразумевал под «христианами» только католиков; остальные — это сторонники армяно-григорианской церкви, греческого и русского православия, иудеи талмудистского и библейского толков и, наконец, мусульмане.⁹⁴ Генуя предписывала властям Каффы щадить религиозные чувства последних, всячески поддерживая при этом католическую церковь и деятельность ее миссионеров. Данное обстоятельство проявилось, между прочим, уже в том, что самые важные сооружения города — как, например, башни крепостей — носили имена наиболее почитаемых католических святых: Константина, Теодоро, Антония, Фомы. Генуя и Каффа отмечали общие для них религиозные праздники, а главный храм католиков — церковь св. Агнессы — был, в сущности, и главным храмом Каффы, поскольку звон его колоколов определял ритм религиозной жизни колонии. По словам современников, церковь св. Агнессы отличалась таким богатством и блеском, что даже «набожнейший в то время Париж не мог представить равной»⁹⁵. Папа римский Иоанн XII пытался даже учредить при этом храме епархию, которая должна была простираться «от Варны в Болгарии вдоль до Сарая и от моря Черного до Русской земли». Главенство католической церкви в Каффе подкреплялось некоторыми экономическими мерами. В частности, храм св. Агнессы получал в пользование шестую часть всех доходов фактории от мореходства. Религиозная пропаганда католических миссионеров имела успех, по преимуществу, среди армянского населения Каффы⁹⁶, прежде всего — купечества, стремившегося получить доступ к управлению делами колонии и ряд других привилегий, и отчасти — у зажиточной верхушки греческой и татарской общин.

Сегмент каменного сруба колодца с изображениями гербов и надписью. 1331. Фонды ФКМ

Часть закладной плиты с гербом консула Марини и латинской надписью о строительстве храма св. Петра и Павла. 1399—1400

В числе сохранившихся в Феодосии храмов армяно-католическому приходу принадлежали две церкви — св. Георгия и Архангелов Михаила и Гавриила. Первая являлась прежде церковью Георгиевского монастыря, располагавшегося вне города, южнее стен внешнего оборонительного кольца⁹⁷. Этот храм дошел до нас в сильно искаженном виде, затрудняющем его характеристику как памятника архитектуры. Позднейшими перестройками, впрочем, так или иначе изменен облик не только данной церкви, но и всех других культовых строений Каффы. На протяжении своей истории они неоднократно переходили в собственность иных, нежели прежде, религиозных общин. Случалось, что католические храмы становились православными, на развалинах христианских построек отстраивались мечети, а в мечетях устраивались христианские церкви. Указанные трансформации сопровождались перепланировками или ремонтом, приводившими к исчезновению некоторых важных деталей архитектурного убранства и видоизменению целых частей этих сооружений, что выразилось, например, в факте повсеместной замены каменных кровель на черепичные крыши.

Подобной участи не избежала и церковь Архангелов Михаила и Гавриила. Храм построен в 1408 году. Он состоит из двух основных частей: большого зала — нефа и поперечного объема — трансепта. По сторонам большого зала проходят узкие коридоры, имитирующие боковые нефы. В средокрестии, на месте пересечения осей центрального нефа и трансепта, установлен восьмигранный барабан с невысоким куполом. Интерьер храма крайне лаконичен. Основной его декор — арки стрельчатого профиля и детали свода, наделенного в боковых крыльях трансепта ложно-готическими нервюрами. Наружным объемам церкви придан вид латинского креста. Над входом в нее изначально размещалась рельефная композиция с изображениями Богоматери, архангела Гавриила и агнца с лабарумом.⁹⁸ Все описанные особенности устройства храма Архангелов свойственны обычным культовым строениям Западной Европы. Полагают, что создатели этой церкви без каких-либо существенных отступлений воспроизвели в ней собственно-генуэзскую архитектуру, образцы которой, несомненно, существовали в самой Каффе.⁹⁹ Следование итальянским образцам проявилось в какой-то мере уже в характере архитектурного оформления армянской церкви св. Иоанна Предтечи, построенной в 1348 году. Этот храм состоит из двух небольших смежных помещений, перекрытых полуциркульными сводами: гавита¹⁰⁰ и главного объема, увенчанного восьмигранным барабаном с куполом. Фасады церкви лишены какой-либо декорировки. Внутреннее пространство, напротив, снабжено изящными архитектурными деталями: арки сводов поддерживаются полукапителями в виде свисающих сталактитов; портал входа в основной зал обрамлен характерной для армянского искусства так называемой «сельджукской цепью», как бы сплетенной из каменных жгутов, и богатым растительным орнаментом.

Церковь св. Георгия на ул. Нахимова. Современное фото

План церкви св. Архангелов Михаила и Гавриила

Церковь Архангелов Михаила и Гавриила. Офорт Б. Погребецкого

Главную достопримечательность храма Предтечи составляет рельефная композиция, передающая евангельский сюжет причащения. Она содержит скульптурные изображения двенадцати апостолов, помещенных на полочках-карнизах ниже конхи алтарной апсиды справа и слева от Христа. В простенках предалтарной части размещены рельефные изображения святых Иоанна Предтечи и Николая. В посвященной этому храму литературе высказывалось мнение, что подобные изображения находят некоторые аналогии в памятниках Армении. Следует заметить, однако, что они представлены там в виде отдельных фигур или в совершенно иных композиционных схемах. Кроме того, рельефные изображения, присущие известной где бы то ни было культовой архитектуре армян, отличаются большей плоскостностью и условностью. В противоположность им, рельефы церкви Предтечи переходят местами в горельеф — почти объемную скульптуру, требующую определенной проработки деталей и ухода от излишней декоративности. Горельефные композиции характерны для убранства католических храмов. Они предоставляли средневековому художнику относительно больший спектр технических возможностей для вызревавшего тогда в Европе нового подхода к трактовке персонажей религиозных сцен, в которых и сам Бог все чаще изображается как измученный, плачущий над страданиями человечества нищий странник.

Прорисовка фрагмента рельефного портала церкви св. Иоанна Предтечи

План церкви св. Иоанна Предтечи

Церковь св. Иоанна Предтечи. Современное фото

Церковь св. Сергия (Саркиса). Современное фото

Скульптуры нашего храма обнаруживают ту же тенденцию. В этом отношении выделяется рельеф Иоанна Предтечи с агнцем.¹⁰¹ Переданная в некоторой динамике и в полный рост, его фигура лишена традиционного налета религиозности. Святой предстает перед нами здесь в образе не божественного покровителя, а в облике обычного, тяжело ступающего по земле человека. Чтобы лучше понять художника, нужно представить окружавшую его обстановку со всеми ее тяготами и несчастиями, предопределенными бесконечными стычками колонистов с военными отрядами Орды и разразившейся в те годы повсюду эпидемией чумы. Неизвестный мастер рельефа Предтечи еще не вполне преодолел в своей скульптуре церковные догматы. И все же ему удалось отразить в камне с помощью лаконичных выразительных средств атмосферу эпохи подобно тому, как то сделал скупым словом армянский миниатюрист, сообщивший на полях выполненной им примерно тогда же и посвященной Богу рукописи: «Закончена книга в тяжелое время, когда появился злодей, надругавшийся над христианами, по имени Джанибек, который все ближние страны держит в страхе день и ночь». Это искусство уже умело говорить о жизни.

Необходимо отметить общую особенность сохранившихся в Феодосии культовых сооружений армян: ни одно из них не повторяет другое ни своим внешним видом, ни внутренним убранством. Среди этих храмов есть, однако, один, соединяющий в себе отдельные черты тех и других — церковь св. Сергия (Саркиса). Она располагалась в центре старого города неподалеку от главного рынка Каффы в соседстве с наиболее оживленными кварталами, вследствие чего имела, может быть, самый большой приход. Этот храм ремонтировался, перестраивался и подновлялся чаще других. Он сочленен из нескольких разновременных объемов: основного зала, гавита и бокового притвора — ризницы. Главная часть церкви представляет собой простую прямоугольную в плане базилику с двумя внутренними боковыми и одной, вынесенной наружу центральной, апсидами. Большой зал и гавит перекрыты полуциркульными сводами. Ризница делится на два смежных помещения — маленькое, перекрытое сводом с ложными нервюрами, и несколько большее по размеру, несущее коробовый свод. С. XVII века при церкви существовал скрипторий, где работали известные армянские миниатюристы. Не дошедшее до нас двухэтажное здание скриптория было пристроено к западной стене гавита. Скрипторий и храм имели общий главный вход, порталом которого служил нижний ярус колокольни, сохраняющийся еще и сейчас в виде не связанного с церковью отдельного архитектурного сооружения.

Хачкар церкви св. Сергия

Прорисовка фрагмента двери церкви св. Сергия с растительным орнаментом

Резная деревянная дверь церкви св. Сергия. Фонды ФКМ

Часовня св. Георгия. Карантин. Современное фото

Церковь св. Сергия продолжала действовать дольше прочих армянских храмов Феодосии.¹⁰² За время ее существования здесь была собрана группа особых памятников — поминальных рельефных плит с изображениями процветших крестов, называемых хачкарами. В соответствии с обычаями армян, эти камни, найденные где-либо среди развалин старых строений или подле заброшенных могил, вмуровывались в стены их церквей. Разнообразные по исполнению, они составляли, в конечном счете, самую характерную черту внешнего и внутреннего убранства всего комплекса построек храма св. Сергия.

Самые простые по архитектуре культовые строения армян целиком повторяли издавна устоявшийся в Таврике тип церквей, в основе которых лежала обычная базилика с одной выступавшей наружу апсидой. Такие же храмы строились крымскими греками. В Каффе подобным образом были устроены греческая церковь Введения, армянская — св. Иоанна Богослова, а также храм св. Стефана и часовня св. Георгия.¹⁰³ Церковь Иоанна Богослова имела притвор, что было вообще свойственно для храмов армян. Она отличалась от названных построек некоторыми специфическими деталями интерьера, присущими только армянской культовой архитектуре, и, в частности, наличием в гавите особого места для молений — кивория. Архитектурный облик двух других упомянутых церквей Карантина не дает ясных оснований для суждения об их принадлежности той или иной религиозным общинам. Противоречивы и существующие на данный счет указания первых составителей планов Каффы: оба храма называются в этих документах то армянскими, то греческими.

Наиболее спорные вопросы поднимаются, прежде всего, в связи с атрибуцией церкви св. Стефана. Она является единственным в Феодосии храмом, сохранившим на своих стенах остатки древней фресковой живописи.¹⁰⁴ В относительно хорошем состоянии до нас дошли лишь участки росписи алтарной апсиды. В ее своде изображен сидящий на троне Христос, слева от него — Богоматерь, справа — Иоанн Предтеча. Ниже размещена сцена причащения: Христос с чашей и подходящие к нему шесть учеников — в левой части алтаря, и Христос с хлебом в руках и такая же группа апостолов — в правой части апсиды. В оси композиции помещено поясное изображение Богородицы с младенцем. На западной стене церкви уцелели фрагменты фрески, передающей сцену «Страшного суда». Живопись этой части храма сильно пострадала от времени. Еще в начале XX века здесь можно было различить отдельные персонажи сюжета: грешников в огненной реке, сатану, сидящего на поверженном Иуде, а слева от двери — изображение Врат рая с фигурами св. Серафима и Богоматери.¹⁰⁵ Специалисты отмечают свойственный фрескам колорит, построенный на сочетании темных и светлых тонов, розового и коричневого цветов, удачно контрастирующих с темно-голубым, лазурного оттенка фоном. Роспись сопровождается греческими надписями. Вся ее структура соответствует греческим канонам, на основании чего и сам храм следовало бы отнести к числу безусловно греческих. Некоторые исследователи отвергают подобные утверждения, ссылаясь на документы, которые упоминают имя строителя церкви — армянского священника Хачатура — и называют некоего пастыря Симеона, принимавшего участие во вселенском Ферраро-Флорентийском соборе¹⁰⁶ в качестве посланника паствы церкви св. Стефана.¹⁰⁷ Их доказательства можно было бы считать бесспорными, если бы имелась уверенность в том, что в Каффе существовал только один храм, названный именем Стефана.

Фронтоны кивориев церкви св. Иоанна Богослова

Армянская церковь св. Иоанна Богослова. Офорт Б. Погребецкого

Известно, что в соседстве с рассматриваемой церковью на территории Карантина располагались, по крайней мере, еще восемь не сохранившихся к нашему времени культовых строений. Любое из них вполне могло носить имя того же, одинаково почитаемого всеми христианами святого.

План церкви св. Стефана

Церковь св. Стефана. Современное фото

Фрагмент фресковой росписи церкви св. Стефана

Рамки поставленных задач позволяют нам избегать приципиальных дискуссий, касающихся некоторых нерешенных вопросов истории колонии, которые приобретают, порою, выраженную этническую окраску. Представляется куда более важным отметить, что за подобного рода разноречиями исподволь стоит признание состоявшегося на почве Каффы факта взаимопроникновения культур различных национальных общин. Реалии жизни фактории с течением времени все явственнее выдвигали на первый план общие для всего ее населения проблемы. Неудивительно поэтому, что здесь существовали определенное стремление к взаимопониманию и невольная тяга к единению. Католический архиепископ Иоанн Галлифонтен, неоднократно посещавший Каффу в конце XIV — начале XV веков, записал: «Здесь говорят на всех восточных языках, и однажды я сумел насчитать целых 35». Вместе с тем, колонисты постепенно выработали особый разговорный язык, доступный как европейцам-латинянам, так и представителям восточных общин. К началу XV века население Каффы слилось в мало с чем сравнимую демографическую группу: «Столько и так необычны племена, которые там собрались, что, поистине, не будь там генуэзцев, то, вероятно, жители тамошние ничем не походили бы на нас, настолько они разнятся в манере одеваться, принимать пищу, в обычаях женщин», — заметил по этому поводу П. Тафур.

К тому времени был уже нарушен и сам этнический принцип, изначально положенный в основу городской планировки: генуэзские документы сообщают, что латиняне снимают жилье у левантийцев, вступают с ними в совместное владение недвижимостью, покупают и продают дома, лавки и землю. Историки, впрочем, далеко не всегда могут выявить истинную этническую принадлежность лиц, упоминаемых в этих деловых записях. В них приводятся имена армян — подданных русских князей; русских, признающих себя слугами татарского хана; болгар, родственных то ли грекам, то ли татарам; венгров, происходивших либо из христианского королевства Венгрии, либо из языческой Венгрии на Волге. При этом, зачастую, вовсе не ясно, кого именно относили к русским, татарам или грекам. Известно, например, что итальянцы считали «Россией» Литовское княжество, а порою, и Польшу. Вполне собирательным было и наименование «татары», закрепившееся за населением Золотой Орды. Захватив обширные земли Приуралья, Казахстана и Поволжья, завоеватели-монголы переняли многие обычаи проживавших там народов, восприняли тюркский язык и, в конечном счете, растворились в среде покоренных ими половцев, волжских булгар и других племен. Греками называли как местных крымских жителей, так и выходцев из Византии, Испании, Сирии и Палестины, если они владели греческим языком или придерживались религиозных воззрений византийской церкви, хотя те и другие могли считать друг друга «иностранцами»¹⁰⁸.

Разнородность населения колонии способствовала постепенному формированию своеобразной синтетической культуры, проявившейся наиболее наглядно в декоративном искусстве и архитектуре Каффы. В ней можно выделить след духовного влияния армян, которые особенно упорно сохраняли культурные традиции, свойственные коренной Армении. Данное обстоятельство проявилось внешне в повсеместном распространении излюбленного ими архитектурного декора — «сталактитовых» капителей, рельефных узоров в виде шестиконечных звезд и разнообразных растительных орнаментов, «сельджукской цепи», широко применявшихся не только в постройках армян, но и в оформлении культовых строений греков, татар и евреев.¹⁰⁹ Вместе с тем, эти изобразительные мотивы не были изобретением одних только армян. Они характеризовали общее ирано-армяно-малоазийское художественное течение, иначе — восточновизантийский стиль, восприятию которого в Таврике способствовали крымские греки, испытывавшие на себе сильное влияние византийской культуры со времен раннего средневековья.

Говоря о культуре Каффы, мы имеем возможность ссылаться не только на сохранившиеся памятники архитектуры или дошедшие до нас документы, но и на данные археологии. Материалы раскопок позволяют установить те страны, которые обменивались через Каффу продукцией своего ремесла, а следовательно — направление изменявшихся с течением времени торговых маршрутов; хронология найденных вещей помогает уточнить периоды зарождения, расцвета и затухания тех или иных центров; обстоятельства открытия и количественное сопоставление изделий массового спроса и предметов роскоши рассказывают о социальном составе и характере быта горожан. Этот инструмент истории способен, наряду с другими источниками, дать представление о локальном уровне культуры колонии, а шире — о степени участия Каффы в процессах становления общечеловеческой культуры. Все имеющиеся на данный счет материалы показывают генуэзскую Каффу как перекресток, где сошлись не только торговые пути из Европы в Азию, но Восток и Запад вообще. Первые знакомства европейцев с Востоком еще не привели к существенным сдвигам в сознании человека средневековья. Его духовный кругозор ограничивался, обычно, пределами религиозного мировоззрения, а горизонты географических познаний — берегами Средиземного и Черного морей. В XIII и XIV веках Вселенная продолжала представляться системой концентрических сфер с плоской Землей в центре мироздания. В средневековой космографии реальные сведения причудливо смешивались с туманными слухами. Эта наука все еще строилась на заимствованных у античных писателей рассказах, где сообщалось о сказочных странах, изобилующих необыкновенными богатствами, об антропофагах с лошадиными ногами и псоглавых людях — кинокефалах. Подобные «наблюдения» фиксировались картографами: «А вот безлюдные пустыни и нечеловеческие лики чудовищных племен. Одни — без носа, все лицо их ровное и плоское. Вид их безобразен. У других уста срослись...», — такова запись на полях одной из карт 1284 года.

Другая Карта мира, сочиненная в аббатстве Сен-Дени под Парижем в XIII веке, показывает Землю как плоский круг с тремя континентами — Европой, Азией и Африкой, расположенными по сторонам Средиземного моря. В Европе указаны города Афины, Константинополь, Рим, Париж, в Азии — Иерусалим, Назарет, Дамаск, Антиохия, Троя, Мекка, Вавилон, Ниневия, в Египте — Александрия и Каир. Иерусалим — «глава всех городов» — помещен в центре Земли. Верхняя часть круга отведена «Раю земному» — месту, «примечательному приятностями, но недоступному для людей»; нижняя — противоположной ему в смысловом отношении области обитания отвратительных Гог и Магог, которая традиционно связывалась в христианской топографии с Востоком. В эпоху раннего средневековья в этих двух «не ведавших единого Бога — Христа» мифических народах видели гуннов, казавшихся исключительно безобразными с виду существами: «... чудовищны и до того сутуловаты, что примешь их за двуногих животных»; «... едва похожи на людей», — такие характеристики дают им христианские писатели.

Точно так же позднее европейцами воспринимались татары. Они именовались церковью не иначе как дети Антихриста, да и само их имя было вначале совершенно определенным — tartari, то есть дети Тартара, царства мрака и смерти¹¹⁰. Христианская церковь пыталась проводить в Золотой Орде миссионерскую деятельность и добилась в этом некоторых успехов. Хотя большая часть татар придерживалась со второй половины XIII века воззрений ислама, тот стал официальной религией Орды только при хане Узбеке. До этого же в их среде было немало христиан. Христианская религия и ислам, безусловно, противостояли друг другу. Европейцы изображали мусульман врагами, в то время как итальянские коммерсанты были принуждены обстоятельствами расширять связи с татарами настолько, что взаимное недоверие должно было поневоле уступать место сотрудничеству, предполагавшему порою даже союзнические отношения. При этом выяснялось, что ислам поощрял торговлю и путешествия, тяга к которым считалась на Востоке неотделимой от похвального стремления к знаниям.

"Карта мира» из аббатства Сен-Дени. XIII в.

Перед отправлением в дорогу путешествующие собирали необходимые сведения о состоянии торговых маршрутов, и тогда обнаруживалось, что географическая осведомленность мусульман намного превосходила опыт европейцев. Восточные купцы черпали знания в «классической школе» арабской географии, которая опиралась на математические расчеты, астрономические наблюдения и практические данные, содержавшие огромную информацию по физической географии, экономике, истории и этнографии всех известных средневековому миру стран. С купцами в дорогу пускались миссионеры и дипломаты, художники и ремесленники, авантюристы и бродяги. Возвращаясь из странствий, они привозили к берегам Черного моря вместе с продукцией восточных ремесел труды арабских мудрецов и поэтов, становившиеся предметом богословских дискуссий. Религиозная обстановка в Каффе благоприятствовала подобным диспутам, способным принимать в силу присущего колонии духа конфессиональной свободы характер философских споров.

Здесь существовали значительные центры культуры и образованности — монастыри: латинские с их школами, где католические миссионеры изучали восточные языки, прежде чем отправиться в далекие страны; греческий — св. Василия, располагавший, по преданию, крупнейшей в Таврике библиотекой;¹¹¹ монастырь св. Антона — главный центр культуры и письменности крымских армян, где не только переписывались книги священного писания, но читались лекции, переводились литературные произведения, философские трактаты и сборники научных трудов.¹¹² Не исключено, что в Каффе изучалась и магометанская наука.¹¹³ Эти монастыри являлись, образно говоря, духовными пристанями фактории. Они осуществляли первичную обработку и «сортировку» поступавшего сюда интеллектуального груза, а Каффа оказывалась таким образом «перевалочной базой» современных знаний, пополнявших и обогащавших науку и культуру ее европейских и азиатских торговых партнеров.

Строительство внешнего кольца оборонительных сооружений Каффы предпринималось на фоне дестабилизации внутриполитической обстановки в Золотой Орде. В результате интриг и дворцовых переворотов после смерти Джанибека (1357 г.) на ее престоле в течение двух десятилетий сменились 25 ханов, причем, некоторые из них правили только по нескольку дней. Междоусобицы обернулись повсеместным ослаблением позиций Орды. В период смут реальную власть в ней получил эмир Мамай, женой которого была дочь Бердибека — сына хана Джанибека и внука хана Узбека. Не являвшийся наследником рода чингисидов и не обладавший поэтому правами на ханский престол, он сумел тем не менее подчинить своей воле улусы, располагавшиеся западнее Волги. Политика Мамая поначалу поддерживалась генуэзцами, справедливо опасавшимися анархии в местах прохождения караванных торговых маршрутов. В 1380 году они даже приняли участие на стороне татар в Куликовской битве, которая, по замыслу Мамая, должна была стать решающей схваткой за восстановление полной зависимости Московской Руси от Орды. Потерпев поражение в этом сражении, а впоследствии — еще и неудачу в стычке с золотоордынским ханом Тохтамышем, Мамай бежал в свои крымские владения¹¹⁴ и был убит в Каффе, как сообщают источники, «из желания горожан овладеть его сокровищами».

Золотоордынский хан со свитой. XV в. Реконструкция М. Горелика

Конец XIV века знаменовался в истории Орды чередой тяжелых столкновений с воинскими отрядами среднеазиатского правителя Тимура. В итоге военных потрясений и внутренних неурядиц, сопутствовавших почти беспрерывным схваткам татарской знати за трон, Золотая Орда распалась на два самостоятельных государства, а к середине XV в. — и на более мелкие части: Ногайскую Орду, Сибирское, Казанское, Астраханское, Крымское ханства, Большую (Великую) Орду и некоторые другие независимые княжества. Еще до распада Золотой Орды Каффа заключила с Тохтамышем несколько договоров, в соответствии с которыми за ней закреплялись права почти на весь Южный берег Крыма. На этой, по преимуществу сельской территории¹¹⁵ процветали виноградарство, садоводство и огородничество. Продовольственный комитет строго следил за тем, чтобы произведенные там продукты поступали в Каффу. За пределы колонии разрешалось вывозить только их излишки.

Развитие внутренней торговли и местных ремесел активизировало денежное обращение, что привело к необходимости выпуска собственной монеты, чеканка которой началась в Каффе не позднее конца XIV века.¹¹⁶ Ее основной денежной единицей стал серебряный аспр с изображением герба Генуи и латинской надписью на лицевой стороне, а также тамгой Золотой Орды и арабской надписью — на оборотной. После середины XV века оттиск герба Генуи был заменен изображением св. Георгия, а тамга Орды — тамгой крымских Гераев. Очевидно, что эта монета предназначалась не только для сугубо внутренней торговли. Выпуск собственных денег соответствовал новым планам генуэзских коммерсантов, стремившихся компенсировать наметившийся упадок большой международной торговли путем наращивания объемов посреднической деятельности в Черноморском регионе. В то время, впрочем, Каффе еще удается поддерживать связи со странами Леванта и вести морскую торговлю — хотя и не столь активную, как прежде — с некоторыми отдаленными центрами. Ее суда продолжают ходить в Геную, Марсель, к берегам Фландрии, на Хиос.¹¹⁷ Основными из перевозившихся тогда грузов являлись зерно, поступавшее на каффские терминалы из районов Северного и Северо-Западного Причерноморья, и рабы.¹¹⁸ Экспорт зерна не был стабильным. В неурожайные годы — например, в 1393—1394, 1420—1421, 1440, 1454—1455 — Каффа испытывала острую нехватку продовольствия и сама импортировала пшеницу из гаваней Восточного Причерноморья и даже из Сицилии. Что касается работорговли, то она процветала здесь при генуэзцах лишь до середины XV века — времени постройки князем Феодоро¹¹⁹ Алексеем порта в Каламите (Инкерман), на который и переориентировались в силу различных причин главные поставщики невольников — мусульманские купцы.¹²⁰

Медные монеты Каффы XV в. — фоллари с изображениями св. Георгия и портала

Банковские менялы. Средневековая гравюра

Жанровые сценки из жизни горожан. Средневековые гравюры

С изменением структуры черноморской торговли значение крымского рынка для Европы сильно упало. Вместе с тем, в первой половине XV века Каффа по-прежнему считалась крупным торговым центром. Современники все еще находили возможным сравнивать ее с самой Генуей и говорили о ней как о городе с 70-тысячным населением. Эта цифра иногда оспаривается исследователями, которые предлагают иную количественную оценку, исходя из приблизительного числа существовавших здесь приходских церквей — 50. Они полагают, что при малой площади храмов, способных вместить не более 100 верующих, все церкви могли бы принять одновременно около 5000 человек; данная цифра удваивается с учетом невозможности участия в молебнах малолетних детей и престарелых прихожан, и тогда получается, что общая численность населения Каффы составляла 10000 человек.¹²¹ Мы можем указать, однако, что ни одна из существующих поныне или известных по раскопкам церквей Каффы не могла поместить в себя разом и ста прихожан. Основываясь на предложенной методике расчета, следовало бы заключить, что в самые лучшие годы в Каффе проживали, примерно, 5000 человек, а среди них, как максимум, — 1000 здоровых мужчин, и тогда становится вообще непонятным, откуда черпались людские ресурсы, необходимые для строительства столь внушительной крепости, кто именно пускался в ее морские торговые и военные экспедиции и кто, наконец, занимался при этом еще и ремеслами грузчика, судостроителя, лавочника, купца и прочими многочисленными делами колонии. Вероятно, все-таки, что население Каффы значительно превышало 10 тысяч человек,¹²² хотя, может быть, оно и в самом деле не было столь многочисленным, как о том сообщают обычно склонные к преувеличениям средневековые авторы.

Быт горожан подчинялся строгому распорядку, который определялся Уставом Каффы, постановлениями Генуи и текущими распоряжениями администрации колонии. Последний Устав Каффы принимался в 1449 году с учетом изменений в международной обстановке и накопившихся в жизни фактории внутренних проблем. Он предусматривал некоторые важные меры по поддержанию в городе надлежащего санитарного порядка, что было особенно необходимо ввиду постоянно существовавшей угрозы распространения эпидемий чумы.¹²³ Медико-полицейский надзор осуществлялся приставом, следившим за исполнением ряда особых требований к содержанию в чистоте улиц и сточных канав перед жилыми домами. Вопросами водоснабжения ведал попечительный комитет, который имел специалиста по выявлению источников питьевой воды. Контроль за состоянием съестных припасов возлагался на продовольственную комиссию. Общественный порядок в Каффе обеспечивался отрядом из двадцати полицейских во главе с полицмейстером и конной стражей, подчинявшейся начальнику наемного войска.

Согласно Уставу, уличная жизнь города прекращалась в 8 часов вечера зимой и в 9 часов — летом. Это время возвещалось продолжительным звоном колокола, установленного на башне Христа. После колокольного звона следовало повсюду гасить свет и закрывать лавки, таверны и притоны. Постоялые дворы могли освещаться на час дольше. Некоторые отступления от указанного правила позволялись лишь на основании именного разрешения консула и по большим религиозным праздникам. Каффа особо чтила божественного покровителя генуэзцев — св. Георгия. Торжества по случаю дня этого святого сопровождались церемонией посещения консулом Кайгадорских ворот, конными скачками и завершались ужином во Дворце Коммуны. Проведение подобных праздников частично финансировалось из городской казны. Казначейство должно было выделять каждой церкви деньги на свечи в ее храмовый день. Оно же ассигновало небольшие благотворительные средства на Сочельник, Рождество, Пасху и брало на себя расходы по устройству праздничной иллюминации и фейерверков, оплачивало стоимость хлеба, вина, фруктов, мяса и сыра для трубачей, рассыльных, солдат, полицейских, конных стражников и свиты консула. Специальные награды из казны полагались также победителям турниров,¹²⁴ священникам, певчим и прочим участникам различных ритуальных действий.

Уличные музыканты и виночерпий на городском празднике. Гравюра XV в.

Праздничные народные гуляния. Средневековая гравюра

Городская казна формировалась, по большей части, из пошлин и налогов. В середине XV века с населения колонии взимались прямые и косвенные налоги со строений, на съестные припасы, лес, пастбища и многие другие. Значительную статью доходов казны составляли штрафы. Они были, зачастую, очень высокими. Так, например, за выплескивание на улицу помоев на домовладельцев налагался штраф в сумме 25 аспров, что равнялось, приблизительно, стоимости четырех петухов. Ту же сумму надлежало выплатить в наказание за не погашенный вовремя свет. Уставом предусматривались, кроме налогов и штрафов, и некоторые иные поборы. Отдельным каффским чиновникам не полагалось никакого вознаграждения из казны. Размер жалованья других нередко прямо зависел от суммы собранных ими податей. В соответствии с подобным порядком оплачивался, вероятно, труд базарного пристава. Этому служащему предписывалось собирать с каждого из поставляемых в Каффу барка или воза арбузов, дынь, огурцов, чеснока, капусты, каштанов и различных фруктов, устриц, стерляди, камбалы и осетров от 3 до 30 аспров. Большинству чиновников устанавливались относительно небольшие оклады. В частности, назначавшийся только из граждан Генуи военный начальник города получал ежемесячно из общественных средств 100 аспров, необходимых лишь для содержания его лошади. Однако, он имел право взыскивать в свою пользу за тот же период от половины до одного аспра с каждой лавки. Ему разрешалось также налагать штрафы в сумме от 6 до 12 аспров на уснувших на посту или отсутствовавших на положенном месте караульных и до 25 аспров — на хозяев освещенных в неурочное время постоялых дворов. Полицейский пристав мог получить дополнительный доход из казны в сумме от 25 до 50 аспров за исполнение назначенного судом наказания провинившихся розгами, клеймение преступника, акцию членовредительства или смертную казнь. Эти правила стимулировали, по-своему, добросовестное выполнение чиновниками своих обязанностей. Вместе с тем, они явно давали повод для многочисленных злоупотреблений. Каффа славилась процветавшим здесь взяточничеством, чему способствовала официально признанная практика продажи отдельных должностей или предоставления их в виде вознаграждения. Недовольство населения колонии утвердившимися там порядками выливалось в участившиеся в XV веке жалобы и тяжбы, а иногда — и в открытые протесты.¹²⁵ Решения по судебным делам выносились группой генеральных синдиков, состоявшей из двух генуэзских граждан и двух жителей Каффы. Разбор тяжб входил и в круг обязанностей некоторых чиновников. Надзор за исполнением законов на сельской территории возлагался на префекта.¹²⁶ Верховным же судьей являлся фактически консул Каффы. В его дворце находилась машина пыток. Он был обязан появляться в здании суда по объявленным дням не реже 3 раз в неделю, а один раз в месяц — принимать от населения колонии жалобы по поводу неправомерных действий чиновников и выносить по ним соответствующие решения.

В свою очередь, сам консул и высшие начальствующие лица Каффы представали по завершению установленного периода управления¹²⁷ перед судом второй группы синдиков, специально назначавшихся для этой цели из числа генуэзских граждан — двух дворян и двух недворян. Всякое нарушение властями требований Устава, если таковое выявлялось, должно было караться высокими штрафами. Данное правило, впрочем, существовало и прежде. Известно, например, что суд этих синдиков рассматривал дело Теодоро Фьески, который был консулом Каффы в 1441—1442 годах. Проступок консула заключался в том, что он конфисковал у одного из горожан коня для своего сына, направлявшегося управлять в Солдайе, и не вернул тому ни лошади, ни ее стоимости, равной 50 дукатам.¹²⁸ Определенный новым Уставом перечень обязанностей консула Каффы содержал подробный список строгих ограничений. Ему категорически запрещалось иметь какие-либо иные доходы, кроме оклада, который составлял 500 соммов в год. Штат прислуги консула включал в себя всадника,¹²⁹ щитоносца, шесть служителей и одного повара. Их труд оплачивался из жалованья самого консула. В случае, если тот не держал при себе кого-то из перечисленных лиц, он должен был внести в казну сумму, равную окладу последнего, а сверх того — штраф в таком же размере. Консул был обязан поддерживать за счет собственных средств огонь в камине Большого зала Консульского замка, а также кормить своего викария,¹³⁰ двух трубачей, которым надлежало сообщать трубными звуками о времени начала и конца его рабочего дня, и, наконец, одного рассыльного. При замке находились домашний священник, оркестр из трех музыкантов, игравших на гитаре, литаврах и флейте, и еще один музыкант, концертировавший во дворце по вечерам и сопровождавший консула в то время, когда он выходил в город с тем, чтобы посетить церковь.

Некоторые положения Устава были нацелены на предотвращение возможного произвола не только высших чиновников, но и малозаметных в административной иерархии колонии должностных лиц. В нем, в частности, специально оговаривалась недопустимость взимания каких-либо поборов стражами крепостных ворот. Небольшое исключение из этого правила делалось только для охранников Ворот предместий, которые могли брать одно полено с воза поставляемых в город дров для обогрева караульного помещения. Однако, коррупция продолжала разъедать административный аппарат фактории тем больше, чем скорее клонилось к закату ее прежнее могущество. Корыстолюбие чиновников, тяготы налоговых сборов и штрафов привели к очередному выступлению горожан против колониального правительства уже в 1454 году. В конечном счете, продажность властей стала одной из причин трагического конца истории Каффы.¹³¹

Кондотьер (военный начальник) и наемные солдаты. Италия XV в. Реконструкция В. Бруна

Несмотря на рост экономических трудностей, Каффа была вынуждена совершенствовать свои укрепления и возводить новые. В первой четверти XV века завершается строительство башен Джустиниани и св. Константина. Башня Джустиниани замкнула восточный фланг морского фасада цитадели на стыке со стенами внешней крепости. Очевидно, что она предназначалась для прикрытия дока.¹³² Башня св. Константина подкрепляла защиту Кайгадорских ворот. Помимо того, в ней содержалась часть оружейного арсенала, хранение которого оговаривалось особыми правилами. Она запиралась тремя ключами. Один из ключей находился у надзирателя башни, а другие — у двух хранителей, специально избиравшихся для исполнения этой важной общественной обязанности из числа уважаемых граждан Каффы. Генуэзские источники сообщают о складах артиллерийских орудий, каменных ядер, шпаг, алебард, кольчуг и пороха, которые размещались, вероятно, в разных районах города.¹³³ Документы упоминают в качестве арсенальной некую башню Stantalis,¹³⁴ запиравшуюся тремя ключами подобно башне Константина, а также башню св. Антония, единственный ключ от которой держал у себя сам консул. Консул лично контролировал сохранность оружейных припасов и во всех остальных арсеналах. Арсенальные башни и некоторые из городских ворот охранялись небольшими воинскими подразделениями. За башней св. Константина, кроме надзирателя, закреплялся один солдат. Количественно такими же были команды Кайгадорских ворот и Ворот предместий. Караул Ворот предместий усиливался поочередным дежурством четырех наемных воинов. Из четырех сторожей, в обязанность которым вменялась подача сигналов колокола, состоял и персонал башни Христа. Почти неправдоподобная малочисленность постоянного гарнизона стражей Каффы может быть объяснена только надежностью ее укреплений. Наибольшая угроза городу таилась в возможных предательских действиях в темное время суток. Ворота крепости закрывались с последним ударом колокола. После этого ее территория патрулировалась нарядами полиции, которые должны были пресекать случаи скрытного передвижения по улицам Каффы. Устав запрещал горожанам появляться ночью без фонаря далее восьми домов от своего жилья. Отступление от данного правила каралось денежным штрафом в сумме 18 аспров. Кроме того, его нарушитель представал наутро для допроса перед консулом или викарием.

Указанные меры предосторожности вводились явно из опасения вероломства мусульман, которые теперь уже без свойственной генуэзским властям дипломатии назывались в Уставе «величайшими врагами христианской веры». Проживавшим в Каффе «сарацинам» и туркам не разрешалось иметь при себе или хранить где-либо в городе оружие. Отдельные статьи Устава жестко регламентировали отношения с татарами. В них утверждалось, что «... из братской дружбы и связей граждан Каффы или части их с ханом татарским и его подданными ... проистекают большой вред и ущерб для города Каффы и генуэзской общины». На этом основании горожанам запрещалось брать подарки от татар, предоставлять им помещения или принимать их в своем доме, а также «вступать в разговоры с послами хана» как в городе, так и за его пределами. Столь высокая степень недоверия к татарам являлась следствием крайних противоречий в отношениях между ханством и Каффой, неуклонно нараставших после 1428 года — времени утверждения на крымском престоле Хаджи-Герая.¹³⁵ Дальновидный и энергичный политик и воин, он ставил своей целью вытеснить генуэзцев с территории Южного берега Крыма, а при случае — и овладеть Каффой. Власти колонии могли противопоставить экспансии Хаджи-Герая только прямую военную поддержку генуэзского правительства.

Осознавая всю серьезность сложившегося положения, Генуя снарядила в помощь Каффе весной 1434 года экспедицию из двадцати галер с шестью тысячами воинов под командованием полководца Карло Ломеллино. Добившись некоторых локальных успехов в военных действиях на Южном берегу, Ломеллино предпринял 22 июня того же года попытку захвата Солхата. Однако, его восьмитысячное — как утверждают источники — войско даже не сумело приблизиться к стенам ставки Хаджи-Герая.¹³⁶ Отряды генуэзских наемников¹³⁷ были остановлены татарами на подходе к местечку Карагоз.¹³⁸ Известны некоторые подробности завязавшейся здесь битвы. Сообщается, что в тот трагический для Каффы день из-за жаркой погоды солдаты Ломеллино двинулись к Солхату налегке, уложив свои доспехи и личное оружие в повозки. Многие из них, будучи застигнутыми врасплох, сразу же полегли под градом татарских стрел. Другие, чтобы выжить, должны были притвориться мертвыми. Бой продолжался до глубокой ночи. На следующее утро татары отрезали головы павших генуэзских солдат и, доставив эти страшные трофеи в Солхат, выставили их там на всеобщее обозрение¹³⁹.

Ужасающие итоги первой же вооруженной схватки с Хаджи-Гераем обернулись для Каффы унизительным миром и необходимостью выплаты ему большой дани. В последующих отношениях с ханством власти колонии опирались исключительно на политические средства. В результате серии дипломатических маневров Каффа сумела включиться в завязавшуюся еще при жизни Хаджи-Герая¹⁴⁰ борьбу его восьми сыновей за крымский трон. В конечном счете, ей удалось привести к власти шестого сына Хаджи-Герая — дружественно настроенного к генуэзцам Менгли, который будто бы провел молодость в Каффе и, окруженный почестями и вниманием, получил там подобающее принцу образование¹⁴¹.

Однако, воцарение на крымском престоле Менгли-Герая уже не могло изменить предначертанной Каффе судьбы. Ее финальная глава открылась 29 мая 1453 года вместе с захватом турками Константинополя. Османы укрепили берега Босфора и настолько надежно блокировали пролив, что в течение двух лет — с 1453-го до весны 1455 года — в Каффу не прибыло ни одно судно из Генуи¹⁴². Генуя и сама переживала трудные времена. Казна республики была пуста. К середине XV века она задолжала одному из наиболее могущественных финансовых учреждений средневековой Европы — банку св. Георгия, пайщиками которого были представители самых знатных и богатых генуэзских фамилий, огромную денежную сумму, равную восьми миллионам лир¹⁴³. Правительство Генуи рассчитывало поправить дела за счет передачи банку прав на управление своими черноморскими колониями. В свою очередь, правление банка, давно и накрепко связанное коммерческими интересами с торговыми факториями генуэзцев, надеялось, что, получив их в собственное распоряжение, оно сумеет сохранить доходы, которых будет одинаково достаточно как для откупа от турок и татар, так и для обеспечения прибыли. Оформление сделки, закрепившей всю полноту власти на заморских землях Генуи за банком св. Георгия, состоялось в ноябре 1453 года. Протекторы банка еще не успели приступить к реализации намеченных планов, как здесь произошли некоторые события, сразу же поставившие под сомнение обоснованность их расчетов. Одно из них связано с обстоятельствами рекогносцировочного похода по Черному морю турецкого флота в составе 56 галер под командованием адмирала Демир-Кяхьи. Эта эскадра прошла в начале лета 1454 года вдоль берегов Монкастро¹⁴⁴, а затем, разгромив по пути Севастополь¹⁴⁵ и осуществив несколько пиратских акций в Керченском проливе, вышла на рейд Каффы. Бросив якоря вблизи башни Константина на расстоянии пушечного выстрела от города, османы не проявили поначалу каких-либо других явно враждебных намерений. Однако, уже на следующий день на каффском базаре случилась кровавая ссора, в результате которой горожанами были убиты 15 турецких моряков. Руководствуясь чувствами мести, турки попытались на третий день стоянки атаковать крепость, но, потеряв в первые же минуты штурма 10—12 своих воинов, были вынуждены отступить. Последний день пребывания флота Демир-Кяхьи в Каффской гавани сопровождался появлением возле городских стен шестисот татарских всадников во главе с Хаджи-Гераем. Хан встретился с турецким адмиралом и вел с ним какие-то переговоры. После этого османы подняли паруса и покинули залив курсом на Константинополь¹⁴⁶.

Фрагмент росписи стен зала банка св. Георгия в Генуе.

Экспедиция Демир-Кяхьи способствовала воцарению среди жителей Каффы настроений страха и неуверенности, исподволь живших в их чувствах со времен бесславного похода генуэзцев на Солхат. Хаджи-Герай не замедлил воспользоваться этим обстоятельством и вытребовал у властей колонии новую дань в 600 соммов. Никто не сомневался в том, что турки и татары заключили негласный союз, имея в виду развязать в ближайшее время совместные военные действия против Каффы. Это мнение разделялось и властями фактории. «Сколько мы могли судить, — сообщал в Геную консул Каффы Деметрио Вивальди, — адмирал не обладал достаточными средствами для осады, почему турки и татары решили на этот раз разойтись».

Незваный визит турецкой эскадры в Каффу послужил сигналом к массовому бегству горожан. По признанию консула, к осени 1454 года «отсюда уехали граждане, купцы и латиняне, большинство из которых могли бы быть пригодными для защиты... города». «И многие из здешних жителей и сейчас покидают город, тайно унося с собой имущество, — указывал он в рапорте протекторам банка св. Георгия, — и убегают они ежедневно, хотя относительно сторожевых постов мы приняли все меры, какие могли»¹⁴⁷. Нельзя не заметить, что удручающая и, как тогда всем казалось, близкая перспектива войны с союзным татаро-турецким войском лишь обнажила уже существовавшую прежде, но до поры не столь явно проявлявшую себя тенденцию к оттоку населения Каффы. Власти колонии пытались, насколько возможно, препятствовать этому процессу. Устав Каффы не разрешал вывозить из города без специального на то позволения «господских слуг» и запрещал продавать ее жителей в рабство. За поимку раба, бежавшего из Каффы, полагалась большая денежная награда¹⁴⁸. В то же время невольники из других мест — если только они бежали в Каффу не из Солхата — объявлялись там свободными. Однако, эффективность этих мер была незначительной. Во всяком случае, уже к концу 1453 года Каффа могла произвести впечатление «беззащитного, пустынного» и даже «вымершего» города¹⁴⁹.

Неблагоприятная политическая обстановка, сопутствовавшая начальному периоду протектората банка св. Георгия над черноморскими колониями, усугубилась двухлетней засухой и неурожаем, особенно подкосившими крымскую факторию. Каффа остро нуждалась в поставках продовольствия извне, тогда как в ее казне не было средств, необходимых хотя бы для оплаты расходов по поставке сюда зерна.

Угроза голода гнала из каффской колонии не только городских жителей, но и сельское население, прежде всего — неимущих работников, которые пытались найти применение своим силам в других, не столь сильно пострадавших от засухи, регионах Причерноморья. Правлению банка удалось несколько стабилизировать численность горожан принятым в декабре 1454 года чрезвычайным решением об амнистии беглецам и неоплатным должникам. Оно предусматривало предоставление «всем бывшим жителям Каффы» гарантированного права «в течение пяти лет возвращаться туда вместе со своими семьями, имуществом, товарами и капиталом и находиться, пребывать и проживать там и беспрепятственно вести торговые дела». В этом постановлении указывалось, что вернувшимся в Каффу «прощаются любые долги, общественные или частные, не превышающие 200 серебряных соммов, которые они должны были бы выплатить коммуне Генуи, массарии Каффы или каким-либо частным лицам»¹⁵⁰.

В свою очередь, власти колонии пытались урегулировать отношения с турками. К весне 1455 года они сумели добиться от Мехмеда II согласия на ослабление режима блокады проливов, а также некоторых уступок, способствовавших нормализации каффской торговли в Причерноморье. При этом Каффа обязалась выплачивать султану ежегодную дань в 3000 венецианских дукатов. Причина отсрочки ожидавшегося нападения на Каффу заключалась, главным образом, в том, что после захвата Константинополя турки перенесли центр своей внешней политики на борьбу с Венецией и ее союзниками — Венгрией и Албанией. Развязывая войну с ними, Мехмед II явно рассчитывал если и не на прямое содействие, то на косвенную поддержку Генуи. Замысел султана вполне оправдался и на самом деле: поставляя в турецкие порты необходимые османам товары, генуэзские купцы выступили в этом конфликте фактически на его стороне. С установлением относительно мирных отношений с Турцией Каффа решила только часть своих проблем. Общий упадок морской торговли принуждал каффских купцов к поиску новых торговых партнеров в государствах Восточной Европы и упрочению контактов со странами Подунавья, через которые пролегали кратчайшие пути в Западную Европу. Одновременно Каффа расширяет торговые связи с Московской Русью¹⁵¹. Там обосновались итальянские коммерсанты, многие из которых представляли интересы известных генуэзских семей: Спинола, Дель Орто, Заккариа, Империале и некоторых других знатных фамилий¹⁵². Торговый маршрут из Москвы в Каффу проходил через Коломну и Рязань к Дону, а далее — уже как водный путь — по Азовскому и Черному морям. Дошедшие до нас документальные свидетельства о московской торговле с Каффой касаются заключительного периода истории генуэзской колонии. К ним относятся, в частности, две грамоты Ивана III, датированные 1474-м и 1475 годами. Первый из этих документов предписывал московскому послу боярину Беклемишеву потребовать у консула Каффы объяснений по поводу ограбления русских купцов, в результате чего те потерпели убытки в сумме 2000 рублей. Вторая грамота адресована Менгли-Гераю. Она содержала просьбу об оказании влияния на «подвластных» хану каффцев с тем, чтобы они вернули отнятые у русских купцов деньги, и соответствующее случаю угрожающее заявление: «а если не отдадут, то пусть знают, что сие с них насильственно доправлено будет»¹⁵³.

Султан Мехмед II

Русский царь Иван III

Нападение каффских пиратов на торговое судно. Рис. Дж. Эмвлетона

Судя по генуэзским источникам, имущество московских купцов было конфисковано по указанию самого консула в отместку за ограбление каффских предпринимателей какими-то «казаками», которые будто бы являлись подданными русского Великого князя. Упомянутые документы, кроме того, что они дают некоторое представление о масштабах товарооборота между Каффой и Москвой, освещают, в какой-то степени, еще и характер самой эпохи. Совершенно очевидно, что генуэзские и русские купцы поочередно стали жертвами заурядных пиратских акций. В соответствии с нравами времени, разбойничий промысел считался обычным способом приобретения средств к существованию, а при наличии известной удачи — самой верной дорогой к богатству.

Этот источник доходов признавался Каффой официально. В ее Уставе присутствовали специальные положения, определявшие порядок распределения трофеев, завоеванных авантюристами. В случае захвата экипажем каффского корабля¹⁵⁴ «какой-либо добычи», одна ее половина должна была передаваться общине, другая — шкиперу судна. Каффские купцы охотно совмещали коммерческие морские экспедиции с корсарскими рейдами. Известен, например, случай, когда некий владелец бригантины из Каффы ограбил в открытом море сицилийца Андре Теуфорте, хотя тот имел охранную грамоту генуэзских властей¹⁵⁵. Захват чужого имущества на суше поощрялся особо. Лица, овладевшие какими-то трофеями подобным образом, объявлялись их полноправными собственниками. Консулу надлежало «таковых... перехватывающих поддерживать, давать им помощь и оказывать покровительство».

Касаясь некоторых аспектов проблемы пиратства, мы бы не хотели свести ее всю целиком к частным случаям истории Каффы. Само понятие «пиратство» всегда имело широкое содержание и толковалось с древних времен по-разному: «пытаться овладеть чем-либо», «нападать, штурмовать», «совершать нападения на корабли». В более строгом значении оно применялось римлянами, которые соотносили термин pirata исключительно с морским разбоем. В римских юридических сборниках зафиксирован закон, приравнивавший пиратство к профессиям моряка и купца.

В тех же документах сформулировано по-своему классическое определение признаков врага и не врага: «враги — это те, которым ... объявляет официальную войну римский народ, или они сами римскому народу; прочие называются разбойниками». В латинском контексте эти «прочие разбойники» обозначались, в отличие от пиратов, термином latrunculi. Любопытно, что словом latrunculus римляне называли также наемных солдат, а еще — игральные кости. Таким образом, они не видели особых различий между разбойниками и наемными воинами, считая тех и других как бы детьми Фортуны.

Наш короткий экскурс в историю латинского словообразования не имел бы вовсе никакого смысла, если б мы не заметили, что прошедшее со времен падения Рима тысячелетие не изменило, в сущности, ни представления о механизмах возникновения войны, ни отношения к институту наемничества. История каффской колонии изобиловала локальными вооруженными стычками: на суше, чаще всего — с татарами, на море — с венецианцами, византийскими греками, турками. Можно не сомневаться, что эти необъявленные «малые» войны — хотя они иногда перерастали и в серьезные конфликты — являлись в своей основе пиратскими акциями. Неизбежность подобных столкновений предопределялась известным сходством взглядов правящей верхушки мусульман и средневековых коммерсантов, будь то греки или итальянцы: та и другие стороны предпочитали войну, если она сулила им доходы более высокие, чем те, что могли быть получены в условиях мира.

В Каффе существовали две категории профессионалов-авантюристов, подобных римским latrunculus — казаки и оргузии. Генуэзцы называли казаками¹⁵⁶ как своих каффских, так и чужих, в том числе — враждебных им конных всадников, вкладывая в это слово значение «наездник», «удалец, отправляющийся за добычей». Термин «оргузии»¹⁵⁷ применялся по отношению к наемной конной охране. Оргузиями, в частности, назывались двадцать личных стражей консула Каффы. По Уставу, этот отряд должен был набираться только из свободных «хороших, ловких и надежных» мужчин, каждый из которых имел «лошадь, щит, плащ и свое оружие». Интересно, что оба названия нередко употреблялись как тождественные или в словосочетании казаки-оргузии. В данном обстоятельстве отразилась, безусловно, близость специфики рода занятий или, что может быть вернее — общность «духа» тех и других, характеризовавшая их в глазах современников именно как удальцов-искателей приключений. Наемным воинам устанавливались относительно небольшие оклады, причем, оргузий Каффы — например, личный страж консула — получал ежемесячно только 120 аспров, в то время как рядовой наемник из Чембало¹⁵⁸ — на 30 аспров больше. Указанное различие объяснялось довольно просто: Устав предписывал воину из Чембало передавать общине, если ему удавалось захватить какую-нибудь добычу, четвертую ее часть, тогда как наемный солдат из Каффы имел право распоряжаться своими трофеями единолично. Иначе говоря, доходы от разбоя планировались бюджетом фактории. Было бы неудивительно, если б наемное войско Каффы состояло из откровенных бандитов.

Полное облачение легкого пехотинца. Италия XV в. Реконструкция К. Хука.

Сохранилось упоминание о попытке некоего гражданина Гамацо набрать для службы в каффской колонии пятьсот всадников из числа жителей польской Подолии. Сообщается, что на его призыв откликнулись лишь отъявленные головорезы. Едва собравшись вместе, они разграбили и сожгли город Брацлав. Польский воевода Михаил Чарторижский настиг эту неуправляемую толпу на реке Буг и почти полностью истребил ее¹⁵⁹.

Количественный состав наемного войска Каффы не был стабильным. В мирное время его численность ограничивалась, скорее всего, двузначной цифрой. На пороге войны ряды профессиональных солдат могли пополняться в зависимости от финансовых возможностей казны, но с середины XV века она была как раз хронически пуста. Банк св. Георгия пытался присылать в Каффу наемников из Генуи. Подобным экспедициям сопутствовали чрезвычайные трудности. Первый отряд, в состав которого входило приблизительно двести воинов, был отправлен правлением банка в Крым весной 1454 года. Однако, из-за блокады турками проливов он прибыл туда не раньше, чем через год. Судя по всему, каффская колония не располагала в самое критическое в военном отношении время и минимально необходимым количеством солдат. Полагают, например, что накануне штурма турками Солдайи — форпоста Каффы на пути к южнобережным факториям — гарнизон штатных защитников этой крепости включал в себя лишь двадцать наемных солдат, музыкальную команду из двух трубачей, одного барабанщика и одного флейтиста, двух привратников базарных ворот, а также восемь оргузиев консула. То есть — если считать и самого консула — всего 37 человек¹⁶⁰. В свою очередь, жителей Каффы воодушевил эпизод, когда обнаружилось, что однажды к ним сумел-таки пробиться посланный из Италии отряд генуэзских наемников, состоявший из пятидесяти всадников¹⁶¹.

Ввиду малочисленности постоянного состава профессионального войска, колониальные власти должны были опираться в своей военной стратегии по преимуществу на горожан, которые, в случае осады генуэзских крепостей, становились основными их защитниками. Об этом со всей очевидностью свидетельствуют письма, касавшиеся оценки возможных последствий оттока населения Каффы. «Если мы ... хитростью или уловками не удержим здешние народы, — указывалось в донесении каффской курии в Геную, — то ... удержать этот город — дело обреченное». «Если ваши великолепия не примут в скором времени соответствующие меры, ... вы можете считать свой город потерянным, потому что не окажется никого, кто бы мог его защищать», — сообщалось в другом послании протекторам банка св. Георгия¹⁶².

Гражданское ополчение Каффы подразделялось на «сотни» и «десятки». Ими командовали младшие полицейские чиновники, подчинявшиеся военному начальнику города. Тот, в свою очередь, в координации с действиями командира оргузиев осуществлял общее руководство оборонительными мероприятиями горожан. На жителей Каффы ложилась и основная тяжесть работ, связанных с подготовкой крепости к обороне. К середине 1450-х годов она находилась в плачевном состоянии. «Башни дали трещины, зубцы, крыши, лестницы и полы пошили от ветхости так, что многие постройки стали негодными для защиты Каффы», — доносил о результатах обследования городских укреплений архитектор Антонио Ассерето¹⁶³. Между тем, ее оборонительные сооружения нуждались не только в ремонте, но и в реконструкции, что было вызвано существенными достижениями в развитии артиллерии. Турки уже продемонстрировали мощь своих орудий при осаде Константинополя. Применявшиеся османами крупнокалиберные бомбарды — хотя они посылали в цель все еще только каменные снаряды — были приспособлены для сравнительно точной стрельбы¹⁶⁴ и вполне могли нанести ущерб крепостным строениям, в особенности, при обстреле ворот и непрочных куртин. Быстрый прогресс огнестрельного оружия и артиллерии принуждал европейских инженеров к пересмотру правил устройства крепостей. Предпринятые фортификаторами контросадные меры сводились вначале к простому утолщению оборонительных стен, а затем — к отказу от машикулей и зубчатого парапета. С исчезновением этих элементов появилась необходимость усиления продольной обороны укреплений. Для решения данной задачи пришлось видоизменять башни. Их стали устанавливать с большим, чем прежде, выносом вперед, придавая опорным пунктам обороны полукруглую форму, которая предполагала рикошет снарядов, выпущенных противником. Подобные постройки получили название ронделей. В ронделях иногда устраивались капониры для артиллерийских орудий, а на уровне их нижних ярусов — закрытые стрелковые позиции-казематы, уязвимые по тем временам лишь со дна рва. Помимо ронделей, существовал еще один сходный внешне и функционально близкий им тип полукруглых фортификационных строений — демилюны. Они выносились наружу посередине обороняемого фронта с тем, чтобы затруднить обстрел куртин. Указанные нововведения вошли в практику оборонного зодчества не ранее конца XV века. Что касается фортификаторов Каффы, то, принимая меры к совершенствованию ее укреплений, они должны были действовать на перепутье только что появившихся и еще не вполне выверенных технических идей. Учет опасности, проистекавшей от огня «проломных батарей»¹⁶⁵, заставлял их укреплять основания стен крепости и, прежде всего, фронтальный откос рва.

Средневековое артиллерийское орудие — бомбарда

Мортира. XV в.

Объем этих работ оказался столь значительным, что в 1455 году на жителей Каффы была наложена соответствующая трудовая повинность. О характере выполнявшихся тогда фортификационных мероприятий можно судить по строительным остаткам рвов на юго-восточном участке крепости¹⁶⁶ и в районе Митридатского холма. Сохранившиеся здесь части их каменных обкладок выделяются необычным устройством эскарпа. В его откосе присутствуют полукруглые выступы, которые следовало бы считать ронделями в случаях, когда эти объекты охватывают башни, или демилюнами — при условии, что те размещены напротив куртин, если бы они не отличались небольшой площадью полуокружностей и малой высотой. Сооружения такого рода могут быть названы — как не имеющие более точного определения — бастионами, что соответствует итальянскому термину bastionato, обозначавшему среди применявшихся в фортификации понятий любую постройку впереди крепостных стен. Иногда полагают, что эти строения возводились с началом обустройства рва. Представляется, однако, более вероятным, что данные, переходные по своему типу, конструкции появились лишь на заключительном этапе генуэзского периода истории крепости¹⁶⁷. Как бы там ни было, но ремонт защитных линий Каффы, начатый вскоре после установления над колонией протекторства банка св. Георгия, продолжался до последних дней ее существования. Об этом, между прочим, косвенно свидетельствует датированное 1474 годом письмо консула-коменданта Солдайи, — а ее укрепления находились в столь же плачевном состоянии, что и каффские, — в котором он отказал консулу Каффы в просьбе о предоставлении каменщиков, занятых, по его словам, в настолько же неотложном ремонте сооружений солдайской крепости¹⁶⁸. Помимо рвов укреплялись и мостовые переходы, а некоторые из них — как, например, мост у Георгиевских ворот, о котором известно, что он был отстроен в 1467 г. на средства каффского синдика Гаспаро — ставились заново.

По замечанию известного исследователя истории итальянских колоний Л.П. Колли, последние годы существования генуэзской Каффы протекали под знаком всеобщего падения нравов, чему в значительной мере способствовала неблагоприятная религиозная ситуация. Она характеризовалась обострением давнего спора двух церковных партий, на которые раскололась армянская община, а также крайней напряженностью взаимоотношений католического духовенства и представителей иных религиозных конфессий.

Хотя Устав запрещал католическим сановникам «притеснять и беспокоить» иноверцев и не позволял им «накладывать руку на жатву другого народа»¹⁶⁹, высшие духовные власти Каффы не упускали случая для утверждения приоритета своей церкви. Отсутствие веротерпимости особо отличало Джакомо Кампору, занимавшего пост католического епископа в 1441—1455 годах. Проводившаяся им миссионерская деятельность достигла такого размаха, что протекторы банка св. Георгия были вынуждены обратиться к нему с рекомендацией: «... не следует вмешиваться в дела епископов греческих и армянских и всех прочих, которые вами притесняются. Оставьте их, — всему свое время»¹⁷⁰. Конфессиональная конфронтация усугублялась в Каффе столь же ожесточенной, что и в Генуе, борьбой между дворянами-нобилями и простолюдинами-пополанами, противостоянием партий гибеллинов и гвельфов. В нее втягивались не только каффские чиновники, но и рядовые горожане. По образному выражению Л.П. Колли, они все вместе — вне зависимости от чинов и званий — как бы «очертя голову стремились к неминуемой пропасти». Среди жителей колонии все сильнее утверждались анархия и дух вызывающего пренебрежения к законам, что выражалось в широко распространившихся фактах отказа купцов от уплаты в казну пошлин и налогов, в участившихся случаях произвола по отношению к наемным рабочим со стороны помещиков-землевладельцев¹⁷¹ и, наконец, в ежедневно нараставшем числе безнаказанных грабежей и кровавых убийств прямо на многолюдных улицах, базарах и пристанях Каффы.

Генуэзские архивы, касающиеся последнего пятилетия в жизни Каффы, полны рапортов и доносов духовных и должностных лиц, в которых те обвиняют друг друга в различных преступлениях, используя зачастую аргументы, взятые из уличных разговоров и сплетен. Отдельные из этих документов освещают обстоятельства падения Каффы в связи с деятельностью высших чиновников колонии и, в частности, последнего ее консула Антониотто Кабеллы. Его предшественниками на этом посту были, большей частью, широкообразованные представители известных дворянских семей, которым впоследствии иногда удавалось занять кресла генуэзских дожей. В отличие от них, Кабелла происходил из купеческой семьи и вплоть до отъезда в Каффу сам держал в Генуе большой склад мануфактуры. Он слыл человеком неподкупным и честным, но, будучи недостаточно подготовленным, плохо ориентировался в хитросплетениях политических интриг, в то время как властям фактории надлежало вести тонкую дипломатическую игру с татарами, в настроениях которых проявлялись уже не только враждебное отношение к колонистам, но и недоверие к собственному хану.

Среди событий, способствовавших смуте в Крымском ханстве, особо выделяются два случая. Первый из них связан с покушением Менгли-Герая на жизнь своего основного соперника в борьбе за престол — Нордулета, который, наряду с другими его братьями, содержался под стражей в Каффе¹⁷². Попытка убийства Нордулета оказалась для Менгли-Герая неудачной. Она получила широкую огласку и встретила осуждение у большинства мусульман.

Второе происшествие касается перипетий истории с назначением управляющего сельской территорией Каффы. В конце 1473 года с обоюдного согласия крымского хана и колониальных властей эту должность занял татарский бей Эминек. Как выяснилось вскоре, он не разделял политических пристрастий Менгли-Герая. Получив почти неограниченную власть в пределах Кампаньи, Эминек постепенно подчинил своей воле ее население, состоявшее по преимуществу из татар. Однако, едва минул год, как он был вынужден оставить свой пост¹⁷³.

Его отлучению от должности сопутствовал громкий скандал, связанный со слухами о мздоимстве колониального правительства, которое было будто бы подкуплено богатой вдовой недавно умершего управителя Кампаньи для того, чтобы утвердить на этом посту своего сына Сейтака. Менгли-Герай, не соглашавшийся поначалу с назначением Сейтака префектом Каффы, должен был, в конце концов, уступить властям фактории, которые использовали как решающий тот довод, что в их руках находилась судьба прочих принцев из семьи Гераев, имевших предпочтительные права на крымский трон. Унизительные обстоятельства отставки Эминека уязвили чувства большей части его соотечественников. Их недовольство политикой Менгли-Герая обернулось столь серьезным бунтом, что, спасая себя, тот бежал под сень укреплений Каффы.

Зимой 1475 года город уже был осажден восставшими татарами. Не располагая достаточными силами и средствами для штурма каффской крепости, они обратились с просьбой о военной помощи к турецкому султану¹⁷⁴. Соответствующее послание Мехмеду II было отправлено 13 февраля. Эта оказавшаяся роковой для генуэзской Каффы дата открыла неуклонный счет ее последним дням.

Судя по тону рекомендаций, отправлявшихся из Генуи в Каффу незадолго до событий конца 1474-го — начала 1475 года, протекторы банка св. Георгия руководствовались в своей деятельности некоторыми ошибочными представлениями в оценке состояния дел в крымской колонии. Показательно их послание горожанам, датированное 1471 годом. Правление банка призывает в нем каффцев «не поддаваться отчаянию», ссылаясь, в числе прочего, на тот ободряющий факт, что на стороне Каффы стоит крымский хан», и указывает: «В чрезмерном опасении как со стороны населения Каффы, так и со стороны представителей власти Совет видит явную трусость, унижающую достоинство генуэзского имени ... Каффа, слава Богу, за своими мощными, вновь исправленными стенами и при столь многочисленных наемных войсках может смело отражать нападение не только турка, но и любого другого неприятеля»¹⁷⁵. Из приведенных отрывков следует, что Генуя не допускала даже мысли о близкой возможности хотя бы и временной утраты ханского трона Менгли-Гераем, тогда как впоследствии именно это обстоятельство стало одной из главных причин падения Каффы. Так же очевидно, что протекторы банка грешили против истины, когда говорили о «мощи» городских укреплений и о присутствии там «многочисленных» наемных войск. В частности, они сообщали в том же письме, что в Каффу идет корабль с пятью десятками нанятых помесячно «бравых бойцов», а далее предупреждали администрацию колонии о необходимости снизить после того, как «минует опасность», общее число наемных солдат до 200 человек. Несколько позднее правление банка предписывает консулу Каффы Гоффредо Леркари¹⁷⁶ прекратить ремонт крепости и сократить ее гарнизон до 150 профессиональных воинов¹⁷⁷. Указанные ограничения объяснялись тем, что помимо финансовых издержек, обусловленных содержанием наемных бойцов и оплатой работ по приведению в надлежащий порядок оборонительных сооружений, банк нес еще и большие расходы в связи с поставками колонистам оружия, недостаток которого ощущался в Каффе постоянно. Некоторое представление о характере и качестве ее вооружения можно вынести из отдельных положений Устава 1449 года. Он предписывал консулам Каффы по завершении отведенного им периода управления оставлять в подарок оргузиям две пары «хорошей и полной» военной амуниции. По одному комплекту оружия должны были передавать в дар городскому арсеналу военный начальник города и базарный пристав.

Полный набор вооружения наемного солдата включал в себя шлем, нагрудный панцирь, щит, копье, а также саблю и шпагу. В это время защитники Каффы уже имели в своем распоряжении кулеврины и сарбатаны,¹⁷⁸ однако, основным индивидуальным стрелковым оружием по-прежнему оставался арбалет. Умение ремонтировать лук и искусное владение им рассматривались как основные достоинства профессионального солдата. Например, оба эти качества специально отмечались в характеристике, сопровождавшей ходатайство о повышении жалования воину Луке Муске, который возглавлял в 1425 г. отряд лучников в Солдайе. Искусство меткой стрельбы из лука должно было обязательно учитываться как определяющее обстоятельство при выборе слуг некоторых из каффских чиновников¹⁷⁹. Что касается пушечного вооружения крепости, то оно было чрезвычайно слабым. Кроме свидетельства о наличии в ее арсеналах некоторого количества артиллерийских орудий — то есть, легких передвижных пушек — сохранились отрывочные упоминания о пятидесяти «осадных скорострелах»,¹⁸⁰ которые правление банка св. Георгия намеревалось отправить в Каффу в 1473 году, и о приезде туда, может быть, как раз в связи с поставкой этих скорострелов двух опытных европейских артиллеристов¹⁸¹. Тяжелыми орудиями, равными по огневой мощи бомбардам османов, Каффа, вероятно, вовсе не располагала.

Набор вооружения и обмундирования итальянских стражников. XV в. Реконструкция К. Хука

Освещая характер частных затруднений, сопутствовавших подготовке Каффы к войне с татаро-турецким войском, следует иметь в виду, что на самом деле эти местные обстоятельства, как бы они там ни складывались, не имели решающего значения в череде других событий, которые в действительности предопределили судьбу колонии. Общая причина падения Каффы заключалась в крушении колониальной системы Генуи. Генуэзская республика переживала тяжелые последствия внутренних раздоров и жестоких поражений, понесенных ею в войнах с королем Арагона и Венецией. В их результате она потеряла к тому же свой регулярный флот. Полный упадок коммерческих связей Генуи ставил на грань банкротства и банк св. Георгия, который строил свое финансовое благополучие во многом на политике предоставления ссуд правительству Коммуны. В создавшейся обстановке Каффа — даже если бы она удвоила собственные усилия — не могла предотвратить уготованного ей конца. Колесо истории генуэзской фактории вращалось уже помимо ее воли, и это был последний его оборот.

Получив приглашение татар к военному союзу, Мехмед II немедленно приступил к приготовлениям, выдававшим решимость турок осуществить, наконец, свои давние планы, направленные на установление полного и безраздельного господства во всем бассейне Черного моря. Захват итальянских колоний был приурочен султаном по времени к началу уборки урожая зерна. Стратегия османов предусматривала проведение масштабных военных операций сразу на нескольких направлениях. Мехмед II сформировал с этой целью две основные группы войск. Одна из них — сухопутная — направилась в мае 1475 года в Молдавию¹⁸². Другой отряд готовился к штурму каффской крепости.

В походе на Каффу участвовали 353 больших и малых корабля с тремя тысячами воинов на их борту, а также вспомогательный флот из 120 понтонов с грузом продовольственных и боевых припасов¹⁸³. Экспедицию возглавляли флотоводец Ахмед-паша и военачальник Диагарж-Якуб. Эта армада снялась с якоря в Константинополе 19 мая. 1 июня она уже стояла на рейде каффской гавани¹⁸⁴. Приветствуемые татарами, турки беспрепятственно высадились на берег и сразу же приступили к осаде городских укреплений. Они установили свою артиллерию напротив Кайгадорских и Садовых ворот, а также близ церквей св. Теодоро и св. Георгия¹⁸⁵. Хотя стены крепости выдержали первые удары проломных батарей османов, Каффа противостояла штурму только четыре дня. На пятый день город сдался, поскольку часть его населения — как утверждают источники, это были, в основном, греки и армяне — восстала против латинян. Осознавая безвыходность положения, генуэзцы пытались накануне вести переговоры с Ахмед-пашой, но тот либо не принимал парламентеров, либо сводил общий смысл ответа им к фразе: «Защищайтесь, если можете!»¹⁸⁶. Сообщается, что конкретными виновниками сдачи Каффы неприятелю стали некоторые будто бы ранее подкупленные армяне и ближайший помощник консула Оберто Скварчиафико, передавший изменникам ключи от крепостных ворот.

6 июня турки уже были полновластными хозяевами города. «Лета 6983 (1475) туркове взяша Кафу и гостей московских много побиша, а иных поймаша, а иных пограбив, на окуп даваша», — так отозвалась на захват крепости русская летопись¹⁸⁷. По свидетельству современников описываемых событий, они «изрубили на куски» большинство итальянцев и «всех почетных горожан». Османы наложили на застигнутые здесь семьи дань, равную стоимости половины их имущества, опустошили частные и общественные склады товаров и продовольствия и, прихватив в качестве трофеев полторы тысячи юношей из числа жителей Каффы, отправили эту добычу в Константинополь. На девятый день после падения цитадели Ахмед-паша дал праздничный обед, на котором присутствовали званые гости — Скварчиафико и горожане, открывшие туркам ворота крепости. Завершив пир, османы поочередно вывели последних на берег моря и каждому отрубили голову¹⁸⁸. Оберто Скварчиафико мог вскоре только сожалеть, что не разделил с ними ту же участь: он умер мучительной смертью в Константинополе, будучи подвешенным на крюк за ребра¹⁸⁹.

Вслед за Каффой, одно за другим, пали и остальные укрепления генуэзцев в Крыму. Наиболее упорное сопротивление османам оказала Солдайя. Ее последним бастионом стал пылающий храм, в котором сгорели заживо консул Христофоро ди Негро и немногие из еще остававшихся в живых защитников крепости. Жестокость, с какой турки расправлялись со своими жертвами, в особенности — с христианским населением колонии, заставляла тех повсеместно бросать обжитые места и искать убежища в окрестных лесах.

Завершив разгром опорных пунктов генуэзцев, османы поручили поимку этих беглецов татарам. Застигнутые где-либо татарскими всадниками врасплох или поддавшиеся на посулы сохранить им жизнь, они подвергались немедленной казни. Отрубленные головы последних итальянских колонистов были доставлены в Константинополь и укреплены на его вратах¹⁹⁰. Может быть, что этот страшный памятник триумфу турецкого оружия когда-нибудь довелось увидеть и Антониотто Кабелле: оставшийся в живых при штурме турками Каффы, он был приговорен ими к каторжной работе на галере.

Драматические события лета 1475 года, сколь бы они ни были тяжелы для Каффы по своим ближайшим последствиям, не означали ее апокалиптического конца. Городу придется вскоре еще раз изменить свое имя и пережить полосу нового расцвета. Но это будет уже совсем иная история.

Примечания

1. Левант — общее название стран, располагавшихся на восточном побережье Средиземного моря.

2. Карпов С.П. Итальянские морские республики и Южное Причерноморье в XIII—XIV вв.: проблемы торговли. Изд-во Моск. университета, 1990. С. 173, 303.

3. Домбровский О., Сидоренко В. Солхат и Сурб-Хач. Симферополь, 1978. С. 27.

4. Старокадомская М.К. Солхат и Каффа в XIII—XIV вв. — Феодальная Таврика. Киев, 1974. С. 167.

5. Мурзакевич Н. История генуэзских поселений в Крыму. Одесса, 1837. С. 22.

6. Там же. С. 24.

7. Итальянская колония в Константинополе.

8. Куртина — участок стены крепости между двумя башнями.

9. Бочаров С.Г. Фортификационные сооружения Каффы (конец XIII — вторая половина XV вв.). — Причерноморье в средние века. 3. 1998. Издание Моск. университета. СПб, 1998. С. 86.

10. Эта башня находится вблизи перекрестка улиц Портовой и Старокарантинной.

11. Balard M., Veinstein G. Continuité ou changement d'un paysage urbain Caffa Genoise et Ottomane — Le Paisage urbain au Moyen Age. Lyon, 1981. P. 86.

12. Башня частично сохранилась, находится на ул. Рабочей. По виду строительных остатков ее иногда так и называют — «Круглая», хотя С.Г. Бочаров вопреки существующей в действительности картине относит это сооружение к разряду полукруглых. Бочарове. Г., ук. соч. С. 91, 97 (Рис. 1, В18).

13. С этой общепринятой (вслед за Е.Ч. Скржинской) датировкой не согласен А.Л. Пономарев. Пономарев А.Л. Территория и население генуэзской Каффы но данным бухгалтерской книги — массарии казначейства за 1381—1382 гг. — Причерноморье в средине века. IV. Издание Моск. университета. СПб., 2000. С. 406. Он полагает, что башня Джиованни ди Скаффа должна была возводиться позднее вместе с оборонительными линиями внешней крепости. Возражая ему, мы можем сослаться на результаты пробных раскопок башни на ее стыке с одной из куртин, осуществленных М.Г. Крамаровским. В ходе этих работ было установлено, что кладки их стен не перевязаны. Следовательно, они и возводились, вероятнее всего, в разное время. Автор благодарит М.Г. Крамаровского за предоставленную информацию.

14. Мурзакевич И., ук. соч. С. 27.

15. Тавриз — крупнейший город Зап. Ирана и главный пункт итальянской торговли на Ближнем Востоке в XIII — пер. полов. XIV вв.

16. Карпов С.П., ук. соч. С. 62.

17. Бадян В.В., Чиперис А.М. Торговля Каффы в XIII—XV вв. — Феодальная Таврика. Киев, 1974. С. 187.

18. Карпов С.П., ук. соч. С. 151.

19. Барбаро И. Путешествие в Тану 1436 г. — Библиотека иностранных писателей о России. Т. 1. СПб., 1836. С. 17.

20. Карпов С.П., ук. соч. С. 170.

21. Аспр — монета, составлявшая примерно двухсотую часть самого крупного из ходившего в Каффе денежного номинала — сомма. Для сравнения: в то время за 100 аспров можно было купить вьючную лошадь.

22. Бадян В.В., Чиперис А.М., ук. соч. С. 187.

23. Данилова Э.В. Каффа в начале второй половины XV в. — Феодальная Таврика. Киев, 1974. С. 210.

24. Бадян В.В., Чиперис А.М., ук. соч. С. 184—185.

25. Свод основных правил, которыми должны были руководствоваться власти генуэзских колоний. Первый такой Устав был издан Генуей в 1290 г.

26. Тизенгаузен В. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. 1. СПб., 1884. С. 280.

27. Мурзакевич И., ук. соч. С. 45.

28. Там же. С. 26.

29. Грузоподъемность подобной галеры, имевшей в длину ок. 40 м, ширину 5—5,2 м и осадку 1,7—1,9 м, составляла до 150 т. На ее борту находились приблизительно 110 гребцов.

30. По мнению А.Л. Пономарева, западноевропейцы составляли почти половину населения Каффы даже в начале 80-х гг. XIV в. Пономарев А.Л., ук. соч. С. 389—390.

31. Balard M., Veinstein G., ук. соч. С. 84.

32. Карпов С.П., ук. соч. С. 318—319.

33. Эта сумма превышала месячный оклад опытного воина.

34. Еманов А.Г. Латиняне и нелатиняне в Каффе (XIII—XV вв.) — Из истории Византии и византиноведения. Л., 1991. С. 110.

35. Balard M., Veinstein G., ук. соч., С. 89—90.

36. Традиционная для средневековья планировочная структура местами сохраняется в Феодосии и сейчас. Она отражена, хотя и в сильно искаженном виде, в характере застройки ул. Караимской, пер. Фонтанного и некоторых других районов старого города.

37. Balard M., Veinstein G., ук. соч. С. 91—92.

38. На самом деле, греческих церквей было больше. К их числу, например, необходимо отнести существующий и сегодня храм — Введения, расположенный на ул. Красноармейской.

39. По мнению большинства исследователей, указ. цифра преувеличена.

40. Церковь св. Саркиса (Сергия) отождествляется с существующим поныне храмом, который находится в сквере на перекрестке улиц Ленина и Морской.

41. Корхмазян Э.М. Армянские миниатюры Крыма (XIV—XVII вв.). Ереван. 1978. С. 96.

42. Во всяком случае, здесь, на соседней к Карантин, холму возвышенности, находился православный греческий монастырь св. Василия.

43. Этот квартал известен теперь как «Караимская слобода».

44. Вероятнее всего, упомянутое кладбище располагалось на северном склоне горы Тепе-Оба, южнее Митридатского холма.

45. Якобсон А.Л. Средневековый Крым. М.—Л., 1964. С. 109.

46. Balard M., Veinstein G., ук. соч. С. 87—88.

47. Корхмазян Э.М., ук. соч. С. 11—12.

48. По устной традиции это строение до недавнего времени отождествлялась с упоминаемой в документах башней Христа. Она известна также еще и по употребляемому до сих пор искаженному названию как «башня Криско».

49. Халпахчьян О.Х. Этапы планировки и застройки Феодосии (с древнейших времен до конца XVIII в.). — Архитектурное наследство. 25. М., 1976. С. 40—41.

50. Башня св. Константина сохранилась. Она находится на территории городского сада вблизи железнодорожного вокзала.

51. В этом районе теперь располагается рыбколхоз.

52. В Каффе существовала специальная должность «надзирателя за рвами». Остатки одного из городских рвов видны на ул. Р. Люксембург на участке между подножием Митридатского холма и ул. Назукина; отсюда, заключенный в трубу и перекрытый скверами на пр. Ленина, он уходит к морю.

53. Сохранились, в частности, отрывочные упоминания о каменоломнях, находившихся неподалеку от армянского квартала вблизи восточных окраин Каффы.

54. Вероятно, тяжелых транспортных судов.

55. Этот камень иногда называют «французом», поскольку он будто бы шел в XIX веке на экспорт. Другое его распространенное у современных строителей название — «феодосиец».

56. Западнее современного с. Солнечного.

57. При оценке особенностей планировки внешнего оборонительного кольца Каффы необходимо иметь в виду, что очертания прибрежной полосы города в районе современной набережной Десантников совершенно не совпадают с прежними. Происшедшие здесь изменения связаны со строительством в конце XIX века морского торгового порта. В результате урез моря был отодвинут от башни Константина и остатков соседствовавших с ней строений на 100 м и более.

58. Эта насыпь пролегала примерно так же, как и существующий ныне сквер на ул. Горького.

59. Виноградов В.К. Феодосия (Исторический очерк). Третье издание. Феодосия, 1915. С. 30.

60. Существование в Каффе кораблестроительного арсенала засвидетельствовано Уставом 1449 г., где содержалось специальное положение о правилах постройки судов.

61. Халпахчьян О.Х., ук. соч. С. 40.

62. Данное сооружение упоминается М. Балларом без указания на его местонахождение. Balard M., Veinstein G., ук. соч. С. 87. Составители справочника-каталога по памятникам Феодосии безосновательно пытались отождествить с Доковыми (морскими) воротами Каффы Доковую башню. Памятники градостроительства и архитектуры Украинской ССР. Т. 2. Киев, 1985. С. 283. Того же, ошибочного, с нашей точки зрения, мнения придерживается А.Л. Пономарев. Пономарев А.Л., ук. соч. С. 434—435.

63. Подобные современным боновым заграждениям. В отечественной литературе за этим объектом закрепилось название: «Башня с опускаемой решеткой». Устав для генуэзских колоний в Черном море, изданный в Генуе в 1449 г. Перевод с латинского текста с примечаниями В. Юргевича. —300ИД. Т. V. Одесса, 1863. С. 823, прим. 21.

64. С.Г. Бочаров локализовал по планам Каффы во внешнем оборонительном кольце по всему периметру пять ворот и одну калитку. Бочаров С.Г., ук. соч. С. 91. На самом деле этих сооружений было, очевидно, больше. Так, например, в своей реконструкции внешней оборонительной линии он не принял во внимание данные натурных наблюдений Н. Барсамова и А. Полканова (Барсамов Н., Полканов А. Феодосия. Прошлое города и археологические памятники. Феодосия, 1927.) и выводы Е.А. Айбабиной, которая выявила при раскопках остатки ворот в южном участке крепости (Айбабина Е.А. Оборонительные сооружения Каффы. — Архитектурно-археологические исследования в Крыму. Киев, 1988. С. 75.)

65. Устав для генуэзских колоний ... С. 824 прим. 43. В противоположность этому предположению А.Л. Пономарев обращает внимание на то обстоятельство, что генуэзские писцы использовали буквосочетание «Caihador» для передачи армянского имени Хачатур и считает, что указанные ворота так и назывались: «Ворота Хачатура». Пономарев А.Л., ук. соч. С. 347, 407. С данным утверждением можно было бы безоговорочно согласиться, если бы нашелся разумный ответ на один важный вопрос: почему прочие ворота Каффы носили имена святых, а главные — имя скромного армянина Хачатура.

66. Бочаров С.Г., ук. соч. С. 91.

67. Вероятно, на том месте, которое сейчас называют Бульварной горкой, хотя Л.П. Колли полагал, что это наименование следует связывать с деревней, находившейся на месте современной окраины Феодосии — района Ближних Камышей. Колли Л. Хаджи-Гирей-хан и его политика (по генуэзским источникам). Взгляд на политические сношения Кафы с татарами в XV в. — ИТУАК. 1913. № 50. С. 123.

68. А.Л. Пономарев помещает Ворота предместий возле башни Константина — там, где, по нашему мнению, находились Кайгадорские ворота. Согласно его выводу, последние находились в юго-восточной части городских укреплений. Пономарев А.Л., ук. соч. С. 432—433, 439. Нельзя не заметить, что в таком случае Кайгадорские ворота открывались бы в сторону мыса Ильи, который на самом деле являлся в топографическом отношении тупиком, не связанным какими-либо коммуникациями ни с ближайшими, ни с отдаленными населенными окрестностями Каффы.

69. Старый гончарный водопровод был обнаружен, например, при ремонте перекрытия одного из мостов, который пересекал оборонительный ровна перекрестке ул. Циолковского и Р. Люксембург. Барсамов Н., Полканов А., ук. соч. С. 31.

70. Колли Л.П. Кафа в период владения ею Банком св. Георгия (1454—1475). — ИТУАК. 1912. № 47. С. 80—81.

71. Это наименование (porta stampage) приводится в комментариях В. Юргевича к тексту Устава 1449 г. Устав для генуэзских колоний ... С. 824, прим. 43. По каким-то причинам в работах современных исследователей Ворота с надписями вовсе не упоминаются.

72. Колли Л.П. Кафа в период владения ею Банком ... С. 81. Бочаров С.Г., ук. соч. С. 93.

73. Пономарев А.Л., ук. соч. С. 433.

74. В таком случае под ними следует подразумевать частично сохранившийся проем на Карантине (ул. Сиренная).

75. Колли Л.П. Каффа в период владения ею Банком ... С. 80. Они располагались, вероятно, на месте перекрестка современных ул. Корабельной и пер. Корабельного.

76. Георгиевские ворота могли находиться, таким образом, на месте перекрестка современных улиц Десантников и Р. Люксембург. Наши представления об их местонахождении расходятся с выводами А.Л. Пономарева, поместившего это сооружение в южной части внешней крепости. Пономарев А.Л., ук. соч. С. 433, 439. Невозможно во всем согласиться и с данными Л.П. Колли. Он явно ошибочно считал Георгиевские ворота главными воротами Каффы и, в соответствии с тем, размещал их в соседстве с башней св. Константина. При оценке планировочных особенностей каффской крепости со стороны суши Л.П. Колли, кроме того, упустил из виду известный к тому времени по сообщению В. Юргевича факт существования Ворот с надписями и, что самое удивительное, Ворот предместий. Колли Л.П. Кафа в период владения ею Банком ... С. 78—81.

77. Устав для генуэзских колоний ... С. 824, прим. 43.

78. Л.П. Колли предполагал, что Садовые ворота находились в юго-восточной части крепости и могли быть устроены как обычная калитка. Колли Л.П. Кафа в период владения ею Банком ... С. 81.

79. Самые тяжелые из этих судов — навы, принимавшие на борт от 60 т до 120 т груза, имели осадку 2—3 м.

80. Колли Л.П. Кафа в период владения ею Банком ... С. 80. Воротами Вонитика, вероятно, назывался проем между двух спаренных башен, располагавшийся на западном фланге морского фасада неподалеку от цитадели. Он присутствует в реконструкции плана Каффской крепости С.Г. Бочарова. Бочаров С.Г., ук. соч. С. 97.

81. Balard M., Veinstein G., ук. соч. С. 90.

82. Эти ворота находились на берегу моря в оси современной ул. Дзержинского. А.Л. Пономарев отождествляет их с известными по документам porta Stagnonis. Пономарев А.Л., ук. соч. С. 423.

83. Устав для генуэзских колоний ... С. 703. Башня Христа фигурирует здесь под искаженным наименованием «Криско».

84. Бочаров С.Г., ук. соч. С. 88. Указаны как башня и ворота «Криско».

85. Эти факты отмечались, в частности, Е. Скржинской. Е. Skrzinska. Inskriptions latines des colonies genoises en Crimee. ASLSP, 1928. P. 36—38. Имя понтифика Клемента утвердилось за башней после первой публикации перевода фрагментов строительной надписи В. Юргевича. Юргевич В. Генуэзские надписи в Крыму. — ЗООИД. Т. V. Одесса, 1863. С. 160. Позднее он признал этот вариант реконструкции текста ошибочным и предложил новую, более полную и верную версию ее чтения. Юргевич В. Донесение о поездке в Крым. — ЗООИД. Т. IX. Одесса, 1875. С. 401—402.

86. Данная редакция текста надписи принадлежит итальянскому палеографу Ремондини. Цит. по В.К. Виноградову. Виноградов В.К., ук. соч. Прил. I, 1.

87. Располагается в южной куртине цитадели в оси современной ул. Портовой. С Воротами Христа — Часовой башней указанный проем уверенно отождествляет на основании косвенных данных, вытекающих из некоторых записией в массариях, А.Л. Пономарев. Он полагает при этом, что т. н. «башня Клемента» называлась на самом деле башней св. Антония. Пономарев А.Л., ук. соч. С. 421, 424—425.

88. Источники сообщают, что значительная часть оборонительных сооружений Каффы строилась армянами на их собственные средства.

89. Демидов А. Путешествие в Южную Россию и Крым через Венгрию, Валахию и Молдавию, совершенное в 1837 г. М., 1853. С. 454.

90. Герб Золотой Орды был заменен после сер. XV в. тамгой Крымских Гераев. Одна из плит с таким гербом до сих пор украшает морской фасад Доковой башни.

91. П.И. Сумароков видел остатки сохранявшейся в Феодосии до конца XVIII века большой цистерны с рельефным изображением св. Георгия на ее переднем фасаде.

92. Генуэзские документы содержат, в частности, упоминание о водопроводе армянского епископа.

93. М.Г. Крамаровский предполагает, что один из этих геральдических щитов мог принадлежать ремесленному объединению каффских каменосечцев. Крамаровский М.Г. Обрамление каффинского колодца 1331 года мастера Михаила из Падуи. Античная древность и средние века. Выпуск 26. Византия и средневековый Крым. Барнаул, 1992. С. 215.

94. Еманов А.Г., ук. соч. С. 108.

95. Мурзакевич Н., ук. соч. С. 24.

96. Для пропаганды унии армянской и римско-католической церквей в 1321 г. был учрежден специальный орден, существовавший вплоть до 1475 г.

97. В районе современной ул. Нахимова.

98. Лабарум — знамя войск римского императора Константина, причисленного католической церковью к лику святых.

99. Якобсон А.Л. Армянская средневековая архитектура в Крыму. Византийский временник. 1956. Т. VIII. С. 185—191.

100. Гавит — притвор армянского храма, т.е. помещение, предваряющее основной объем церкви.

101. А. Якобсон ошибочно атрибутировал этот рельеф как изображение св. Георгия, а изображение св. Николая — как Предтечи. Якобсон А.Л. Армянская средневековая архитектура в Крыму. С. 183.

102. Церковь св. Сергия сохранялась в описанном виде до конца XIX века. По преданиям армян, она существовала уже к началу периода генуэзской колонизации. Большинство исследователей сходятся, однако, в том, что этот храм построен не ранее XIV века.

103. Все эти церкви возведены в XIV или в самом начале XV веков. Церковь Введения сильно искажена позднейшими перестройками. Иногда делаются безосновательные попытки отнести время ее возникновения к VIII веку.

104. Очевидно, в городе было несколько храмов с фресковыми росписями. Известно, во всяком случае, что здесь существовали церкви, расписанные знаменитым Феофаном Греком во время его остановки в Каффе на пути из Византии в Русь.

105. Барсамов Н., Полканов А., ук. соч. С. 37—38.

106. Состоявшийся в 1438 г., этот собор закрепил унию армянской и римско-католической церквей.

107. Корхмазян Э.М. О времени постройки армянской церкви св. Стефана в Феодосии. — Вестн. Обществ. Наук АН Арм. ССР. № 2. Ереван, 1975. С. 90—96.

108. Еманов А.Г., ук. соч. С. 111—114.

109. «Сельджукской цепью» был украшен, в частности, портал входа синагоги XIV века, сохранявшейся в Феодосии до Великой Отечественной войны.

110. Еманов А.Г. Левантиец в представлениях итальянца (XIII—XV вв.) — Европа на этапе от классического средневековья к новому времени. Тюмень, 1991 . С. 16—29.

111. Демидов А., ук. соч. С. 465.

112. Корхмазян Э.М. Армянские миниатюры Крыма. С. 13—14.

113. Центром изучения магомет. науки в Крыму явл. высшая мусульманская школа — медресе при т.н. «мечети Узбека» в Солхате.

114. По некоторым данным, Мамаю здесь принадлежали несколько селений, а в какое-то время, может быть, и сам Солхат.

115. Сельск. округа Каффы именов. в генуэзск. документах «Кампаньей».

116. Якобсон А.Л. Средневековый Крым. С. 110.

117. Карпов С.П. Причерноморье в XV в. по материалам собрания Diversorum Filze секретного архива Генуи — Причерноморье в средние века. 2. Изд-во Моск. университета. 1995. С. 19.

118. Известно, что в конце XIV века в Каффе продавались ежегодно до 1500 рабов.

119. Небольшое феодальное государство (Мангупское княжество) в юго-западном Крыму.

120. Данилова Э.В., ук. соч. С. 208—209.

121. Еманов А.Г. Флорентийский гуманист о Крыме: «Похвала генуэзцам» Джанноцо Манетти. — МАИЭТ. III. Симферополь, 1993. С. 271. А.Л. Пономарев предполагает, что даже в самые благоприятные для Каффы времена ее население вместе с рабами не превышало 9000 человек. Пономарев А.Л., ук. соч. С. 391.

122. Этого же мнения придерживается М.Г. Крамаровский. Крамаровский М.Г., ук. соч. С. 216—217.

123. Вспышки эпидемий чумы отмечались в Каффе в середине 1430-х, в конце 1440-х и в 1470-х годах.

124. Устав предусматривал, в частности, проведение конных турниров и гонки парусных судов.

125. Ими, например, в Каффе были отмеч. 1436—1437 гг.

126. Управляющий делами сельской территории.

127. Все они назначались, обычно, на один год.

128. Карпов С.П. Причерноморье в XV в. по материалам собрания Diversorum Filze секретного архива Генуи. С. 14.

129. Вероятно — кучер, который управлял шестеркой лошадей, полагавшихся консулу по Уставу.

130. Заместитель консула.

131. Колли Л.П. Исторические документы о падении Кафы. — ИТУАК. 1911. № 45. С. 1—7.

132. Известно, что в это время Каффа продолжала строить корабли, включая такие крупные, как двухпалубные навы.

133. Колли Л.П. Исторические документы о падении Кафы. С. З.

134. В. Юргевич предполагал, что приведенное название искажено переписчиком и будто в них речь идет о turns stampage — т.е. о «Башне с надписями», называвшейся так же, как и одни из городских ворот. Устав для генуэзских колоний ... С. 886, прим. 83. В противоположность ему, А.Л. Пономарев указывает, что в Лигурийской латыни существовало само это слово, означавшее знамя. Пономарев АЛ., ук. соч. С. 427. Башня Stantalis входила в состав оборонительных линий цитадели. Бочаров С.Г., ук. соч. С. 88.

135. Родоначальник династии крымских ханов.

136. Главная резиденция Хаджи-Герая находилась в Кырк-Йере (Чуфут-Кале), который оказался таким образом первой столицей независимого от Орды Крымского ханства.

137. В их составе были и жители Каффы. Известно, по крайней мере, что властям колонии пришлось выкупать из татарского плена 25 своих солдат.

138. Упоминается как некая «Кастадзона», находившаяся в пяти милях от Солхата, что соответствует географически окрестностям современного села Первомайского (в топонимике татар — Карагоза).

139. Колли Л.П. Хаджи-Гирей-хан и его политика (по генуэзским источникам). Взгляд на политические сношения Кафы с татарами в XV в. С. 116—120.

140. Хаджи-Герай умер, вероятно, в 1466 году.

141. Колли Л.П. Хаджи-Гирей-хан и его политика (по генуэзским источникам). Взгляд на политические сношения Кафы с татарами в XV в. С. 134—138.

142. Данилова Э.В., ук. соч. С. 196.

143. В то время как имущество всех черноморских колоний Генуи было оценено банком суммой в 14310 лир.

144. Монкастро — город в устье Днестра (современный Белгород-Днестровский).

145. На месте современного г. Сухуми.

146. Колли Л.П. Хаджи-Гирей-хан и его политика (по генуэзским источникам). Взгляд на политические сношения Кафы с татарами в XV в. С. 126—130.

147. Данилова Э.В., ук. соч. С. 205.

148. В соответствии с Уставом 1449 г. военный начальник города получал за поимку раба 50 аспров.

149. Данилова Э.В., ук. соч. С. 204.

150. Там же. С. 206.

151. Старокадомская М.К Русское торговое население генуэзской Каффы. — История и археология средневекового Крыма. М., 1958. С. 147—154.

152. Бадян В.В., Чиперис А.М., ук. соч. С. 108.

153. Памятники дипломатических отношений Московского государства с Крымской и Ногайской ордой и турками. — РИО. Т. 41, грам. № 1 и № 2. СПб., 1884.

154. Устав 1449 г. упоминает конкретно галеи и фусты.

155. Упомянутый эпизод входил, скорее всего, в разряд рядовых явлений. По крайней мере, он не шел ни в какое сравнение с размахом развязавшейся примерно тогда же морской войны между кланами генуэзских нобилей Спинола и Фрегозо, в ходе которой нередко захватывались и грабились суда, принадлежавшие гражданам Каффы. Карпов С.П. Причерноморье в XV веке по материалам собрания Diversorum Filze секретного архива Генуи. С. 18.

156. Casahi — слово, заимствованное у татар.

157. В латинских текстах приводится в написании orgusii, иногда — argusii, orguxii. Полагают, что это слово имеет тюркские корни. Возможно, что оно вошло в Крыму в обиход со времен нашествия гуннов.

158. В соответствии с более поздним названием — Балаклава.

159. Мурзакевич Н., ук. соч. С. 71.

160. Секиринский С.А., Волобуев О.В., Когонашвили К.К. Крепость в Судаке. Симферополь, 1983. С. 33.

161. Мурзакевич Н., ук. соч. С. 71.

162. Данилова Э.В., ук. соч. С. 205—206.

163. Колли Л.П. Хаджи-Гирей-хан и его политика (по генуэзским источникам). Взгляд на политические сношения Кафы с татарами в XV в. С. 124.

164. В доказательство чему можно привести тот факт, что весной 1455 года огнем их береговой артиллерии в Босфорском проливе был потоплен один из направлявшихся в Каффу генуэзских кораблей.

165. В Европе они носили еще названия «королевских», или «брешь-батарей».

166. Вдоль современной ул. Сиренной.

167. Отдельные из этих бастионов окончательно оформились еще позднее. В частности, в основании одной из таких построек при раскопках обнаружены казематы, изобретение которых приписывается немецкому художнику А. Дюреру, жившему во второй половине XV — начале XVI веков. Энгельс Ф. Избранные военные произведения. М., 1957. С. 160.

168. Секиринский С.А., Волобуев О.В., Когонашвили К.К., ук. соч. С. 38.

169. Юргевич В., ук. соч. С. 165, надп. Х.

170. Данилова Э.В., ук. соч. С. 213.

171. Некоторые из этих феодалов объявили себя независимыми и, установив в своих имениях виселицы, вершили самосуд над жителями окрестных деревень, нередко приговаривая тех даже к смертной казни.

172. Они находились здесь в заключении до 1471 года, а затем были переправлены в Солдайю. Изоляция татарских принцев в Каффе преподносилась властями колонии как услуга крымскому хану, хотя ее истинный смысл имел противоположную цель — шантаж Менгли-Герая.

173. Колли Л.П. Исторические документы о падении Кафы. С. 4—5.

174. Мурзакевич Н., ук. соч. С. 76.

175. Колли Л.П. Падение Кафы. — ИТУАК. 1918. № 54. С. 140.

176. Занимал пост консула в 1473 году.

177. Колли Л.П. Падение Кафы. С. 150.

178. Род огнестрельного оружия типа пищалей.

179. Карпов С.П. Причерноморье в XV в. по материалам собрания Diversorum Filze секретного архива Генуи. С. 15.

180. Интересно, что какие-то «скорострелы» изготовлялись наряду с холодным оружием и доспехами и в самой Каффе. Колли Л.П. Падение Кафы. С. 139.

181. Там же. С. 150.

182. Находившаяся здесь крепость Монкастро пережила Каффу, равно как и другие генуэзские колонии в Причерноморье, лишь на короткое время.

183. Полагают, что общее количество османов, участвовавших в десанте на Каффу, могло достигать 20000. Виноградов В.К., ук. соч. С. 68.

184. Колли Л.П. Исторические документы о падении Кафы. С. 8—18.

185. Очевидно, неподалеку от Георгиевского монастыря.

186. Мурзакевич Н., ук. соч. С. 78.

187. Старокадомская М.К. Русское торговое население генуэзской Каффы. С. 153.

188. Указывается, что приговоренных к смерти вели за пределы крепости «по узкой лестнице». Местом их казни, таким образом, являлось подножие холма, может быть — площадка по соседству с башней Джустиниани. Ее нижний ярус — если судить по некоторым рисункам — действительно сообщался с берегом моря посредством небольшой каменной лестницы.

189. Колли Л.П. Исторические документы о падении Кафы. С. 5.

190. Мурзакевич Н., ук. соч. С. 90.