у) Дань и «поминки»

Некоторые исследователи, касаясь проблемы крымских набегов, утверждают, что мирные торговые отношения между татарами и их северными соседями, славянами, с самого начала складывались как нельзя более перспективно и взаимовыгодно: «истощив свои силы во внутренней борьбе, они (татары) жаждали только покоя и другого идеала, кроме мирной пастушеской жизни, не видели», но с приходом в Крым турок такая «политика крымцев переменилась в отношении христиан и приняла противоположный прежней политике характер», причиной чему был «тот фанатизм, который привили татарам покорители Крымского юрта турки» (Зварницкий, 1892. Т. I. С. 393). Это не совсем верно, хотя факт остаётся фактом: первый поход на русские земли был совершен не в дотурецкое время, а лишь в правление сына Менгли-Гирея, Мехмеда I. Но нельзя забывать, что этот хан, продолжавший дружественную Москве политику своего отца до последней возможности, был буквально принужден к походу на север не османами, а открыто антикрымской политикой тогдашнего великого князя (Ерофеев, 1907. С. 85).

С другой стороны, вспомнив вышеприведенные сведения о том, что ханы весьма долго не воспринимали богатый опыт в работорговле, которая имела Русь, а также крымские генуэзцы, мы неизбежно придем к выводу, что в этом промысле их стимулировали именно османы, гаремам которых «понадобилась масса невольников обоего пола, особенно молодых девушек и мальчиков» (Зварницкий, 1892. Там же).

Если войн с татарами, этими многочисленными, умелыми, дисциплинированными воинами, соседи по возможности старались избежать, то и союз с ними ценился весьма высоко как в Европе, так и в Азии. Лучшим же средством гарантировать себе мир с Крымом и даже его поддержку с давних времен считалась утверждённое договорами предоставление крымцам ежегодные подарков. Они именовались неодинаково («поминки», «выход», «взимки», «дань» и пр.) и по русской терминологии это были выплаты разные, хоть внешне и схожие, однако ныне до конца этот вопрос ещё не изучен. Впрочем, происхождение их достаточно хорошо известно. Напомню, династия великих князей Москвы была в своё время утверждена на престоле ханами Золотой Орды, которой дань и платилась. Впоследствии же, когда золотоордынское государство распалось, то часть его наследства законным образом перешла к Крымскому Юрту, затем ханству. Частью этого наследства и была дань Москвы повелителям Крыма.

Позднее изменился и характер этих выплат. Отчего сам термин в ряде случаев точнее было бы характеризовать как «откуп», обозначавший некую сумму, отчисляемую Крыму московскими великими князьями, предпочитавшими экономическое разрешение политических проблем военному конфликту. Или же просто не имевшими возможности противостоять военной угрозе силой. Вот довольно ранний случай, свидетельствующий о том, что о желании платить дань совершенно недвусмысленно заявляла сама «жертва». В годы Русско-литовской войны 1500—1503 гг., когда Заволжская орда могла ударить русским в спину, правительство Ивана III «сочло возможным пойти на уплату выхода (то есть дани. — В.В.) ради гарантии безопасности южных границ государства» (Хорошкевич, 1999. С. 73).

Но была у дани и ещё одна немаловажная функция. Хан получал её на том условии, что в случае необходимости выступит против врагов плательщика в качестве его союзника. Так, русские платили хану за поход на Литву, и крымцы честно исполняли свой долг. «И ныне за тебя день и ночь сечёмся и помогаем», — доносил крымский бей Халил великому князю Василию III (цит. по: Сыроечковский, 1940. С. 49). Но бывала такая помощь и чисто демонстративной, имевшей цель «выбить поминки» за какие-то, часто незначительные услуги. Так, бей Аппак писал ханскому сыну Алпаку, обиженному отсутствием дани: «И ты бы хотя один месяц короля [польского] повоевал, посмотрел бы еси, что бы тебе великий князь прислал» (там же).

Русская дань — точнее, отказ выплачивать её вопреки договорённости, использовалась и как средство своеобразного наказания татар даже за мелкие промахи. Скажем, некоего Байраша-бея лишили её за то, что он поленился проводить московских послов от крымской столицы до Перекопа. Более серьёзная сфера применения этого средства — в ходе переговорного процесса, когда русские послы получали инструкцию отказывать в адресных «поминках» (подарках) тем членам ханского дивана, которые будут противиться московским предложениям.

Существовали и выплаты такого рода, правда, незначительные, которые можно рассматривать как прямое наследие владычества Золотой Орды над некоторыми княжествами. Это — городовые и посошные налоги, впрочем, их можно причислить не к «поминкам», а к дани. Интересно, что выплату некоторых видов дани Москва взяла на себя вместе с захваченными городами, ранее этими данями обязанными третьему лицу. Так, ещё в XV в., согласно первому договору Московского княжества с Крымом (1474), оно не платило хану ничего. А вот позже завоевание Москвой мелких княжеств, которые являлись данниками крымских ханов, превратило московского князя в «ответственное лицо за сбор и поступление взаимков в пользу Крыма». И именно это насильственное приобретение, а не «наследие ордынского ига», вовлекло его в указанном случае «в даннические отношения к Крыму, меняя тем самым характер отношений этих суверенных и независимых ранее друг от друга государств» (Хорошкевич, 1999. С. 75, 76).

Таким образом если раньше, до захвата (в данном случае так называемых одоевских городков) Русь ничем не была обязана крымским татарам, то в дальнейшем чем больше земель крымских данников захватывала Москва, тем ниже она опускалась по статусной лестнице в сравнении с ханством. Последним крупным «довеском» к этой обязанности стало присоединение Левобережной Украины: в русско-крымский договор 1670 г. впервые были внесены «выходы», которые платились ещё с Тохтамышевых времён Орде и Крыму; обязанность выплачивать их теперь перешла на царя (указ. соч. С. 77).

Размер дани менялся благодаря такой политике Москвы только в одном направлении, параллельном росту «присоединяемых» земель. Так, в 1614 г. Москва должна была уплатить Крыму 7300 руб., а в 1640-х — уже 12 000. Накануне прекращения этой дачи, перед Карловицким миром, Россия и Польша платили одинаково — по 100 000 рейхсталеров, что соответствовало 140 000 рублей золотом (Тунманн, 1936. С. 24). Но бывали периоды и в XVI в., когда международная ситуация позволяла крымцам требовать — и получать — куда бо́льшие суммы. Так, в 1595 г. в Москву прибыл крымский посланник Маамет Челеби, который привёз царю Фёдору Иоанновичу требование о выплате 130 000 руб, а также «об отпуске Крымских пленных» (Лашков, 1892. С. 5).

Суммы, как видим, были весьма немалые, тем не менее московские властители и не помышляли отказаться платить этот откуп: слишком велика была опасность неминуемых в таком случае крымскотатарских набегов, которые именно в середине этого века стали прекращаться. И ежегодная выплата в среднем 10 тысяч рублей была отнюдь не чрезмерной за такую гарантированную мирную передышку.