в) Наследие Греции

Греческие города-колонии Крыма сыграли огромную роль в культурной истории европейской цивилизации в целом. В этих космополитических центрах представители народов Европы входили в прямой контакт с Элладой, её религией, искусством, литературой. Продолжался этот процесс и в византийскую эпоху. Неизвестно, как сложился бы культурно-мировоззренческий облик той же России, не имей она с глубокой древности у своих южных границ столь широко распахнутых ворот в цивилизованный мир. Именно через крымские города в пределы Руси вливался полноводный поток культуры древности, а в более поздние периоды именно Крым был последней «станцией» для многонациональных культуртрегеров Восточной империи, её миссионеров на их пути к предкам современных русских, украинцев и белорусов, которых они готовились просвещать — и просвещали.

Так, перед прибытием в Новгород, а затем в Москву именно в Крыму на длительное время остановился знаменитый византийский богослов и философ Максим Грек (Obolensky, 1971. P. 280). Крымские греки стали передаточным звеном и для древних культур Азии и Африки в пору, когда об их непосредственном проникновении в Европу ещё и речи не могло идти. Трудно, хотя и не невозможно, проследить пути миграции отдельных идей, скажем, из Египта в Европу. Но гораздо легче исследовать «путешествия» вещей материальных. Так, древнеегипетские инструменты, проникшие в Грецию классического периода, уже в IV—III вв. до н. э. (отвес, ватерпас, циркуль) оказываются в Пантикапее, затем в соседних славянских землях, избежав при этом, в отличие от других памятников материальной культуры и культурных идей, кружного пути через Западную Европу (Сокольский, 1971. С. 187). Но, конечно, гораздо более заметным византийское влияние было в самом Крыму.

Собственно, влияние греческой культуры в целом на крымскую было далеко не односторонним. Точнее, было не всегда односторонним. Дело в том, что и Крым, при всей его относительной «отсталости» в сравнении с великой культурой Греции, внёс в нее весомый вклад на заре её становления — это давно отмечено историками-культурологами (История Византии. Т. III. С. 325). Но для нас более интересно достаточно хорошо изученное обратное влияние — Греции на Крым, наблюдавшееся в значительно позднейшие времена.

Самые зримые памятники этого влияния — жилища. И речь идет не только об их остатках, обнаруживаемых лишь в ходе раскопок. Глазам современного путешественника по Крыму предстают удивительные, исчисляемые десятками и сотнями кельи пещерных монастырей, высеченные в скале в эпоху массовой иммиграции греческих монахов, изгнанных иконоборцами в VIII—IX вв. из Византии. Эти соты-жилища целы и долго ещё будут придавать горному Крыму облик таинственный и неповторимый.

Более ранние, хотя и не столь заметные памятники великой греческой культуры мы находим вдоль береговой полосы, в отдельных районах которой греки составляли на протяжении многих веков основную часть населения (Суперанская, 1985. С. 33). Доказательно утверждать, что она на протяжении всего «греческого» периода влияла на самые разные стороны культуры аборигенов, пока удавалось лишь немногим авторам. Можно говорить о влиянии на них лишь отдельных, часто разрозненных культурных феноменов. Тем не менее, сведённые воедино, такого рода мазки складываются в весьма полную и цельную картину многоплановой аккультурации. Причем во многих своих фрагментах картина эта не нуждается в сугубо научном рассмотрении: они предстают во всей своей органичной взаимосвязи перед глазами и зрителя неискушенного, но умеющего мыслить логически.

Тех, кто бывал в странах Ближнего Востока, Восточного Средиземноморья, на Кавказе, в Румынии и Болгарии, не могла не поразить удивительная схожесть традиционных жилищ, хотя населены эти края разноязычными и разноплемёнными народами, мусульманами и христианами. Характерен этот тип жилища и для Крыма: глухая стена с калиткой на улицу, окна дома, обращенные во двор, почти плоская крыша, крытая желобчатой черепицей, галереи на уровне второго этажа — вот основные его черты. Обычно тип этот выводят из традиций турецкой, крымскотатарской или караимской архитектуры, что не совсем верно. Интересный в этом отношении материал дают раскопки не парадно-общественных или культовых, но жилых построек западной части Херсонеса.

Мы видим здесь резко отличающиеся от классической античной прямоугольной планировки старого города вьющиеся узкие уютные улочки, неправильной формы кварталы, внутрь которых (отнюдь не на улицы!) обращены выходы из внутренних двориков отдельных жилых комплексов. Оттого-то здесь и преобладают замкнутые в неправильные каре внутриквартальные площадки-тупики, огражденные глухими стенами с немногими воротами и соединённые с близлежащей улицей нешироким переулком. Система, чрезвычайно характерная и для сохранившихся до наших дней средневековых крымскотатарских кварталов-маалле той же Евпатории.

До мелочей подобны древним херсонесским и немногие сохранившиеся крымскотатарские дворы. Отделенные от внешнего мира высокой каменной стеной, они, собственно, представляют собой единый жилой комплекс «дом-двор». Выложенная плоскими каменными плитами, сквозь которые пробиваются виноградные лозы и стволы плодовых деревьев, поверхность двора неотличима от каменных же или глинобитных полов нижней части собственно жилища. В тёплую пору, т. е. на протяжении большей части года, жизнь херсонеситов проходила во дворе. Здесь на ручных мельницах мололи зерно в пищу, готовили корм скоту, чьи стойла находились тут же, в каменных сараях или под навесом. Во дворе копали колодцы, ограждённые каменными кольцами метровой высоты, здесь строили летние печи, — всё это в точности соответствует более поздней крымскотатарской традиции. Вплоть до материала для постройки печей: на них не тратили дорогостоящий кирпич, а использовали осколки черепицы (Якобсон, 1973. С. 87).

Греческий золотой шлем IV в. до н. э. Курган Ак-Бурун близ Керчи. Эрмитаж

Стены домов и херсонеситы, и их наследники крымские татары обмазывали глиной, а затем белили. Так же характерны, особенно для бедных жилищ, саманные стены с горизонтальными прокладками из отесанных брусьев (къушак) или даже каркасом типа фахверка. Такого рода постройки можно встретить во многих деревнях и в наши дни, например в Восточном Крыму. Дома, даже довольно скромной площади, были двухэтажными. При этом в нижнем, каменном, как правило, невысоком помещении устраивались кладовые и сеновалы, иногда — стойла для скота. В нижних же помещениях и подвалах греки устанавливали свои знаменитые пифосы — кувшины в рост человека и более, диаметром до 1,3 м. Эту посуду для хранения вина или зерна позднее использовали крымские татары. Известен случай, когда один такой пифос продолжал служить и нашим современникам. В Евпатории огромный сосуд был вкопан по горло на бывшем огороде близ перекрестка ул. Н. Некрасова и В. Коробкова. К нему был подведён шланг — в пифосе держали воду для полива ещё в 1940—1950-х гг. Сколько веков прослужил он человеку? Или тысячелетий?

Но пифосы встречались не только вдоль побережий, там, где некогда существовали греческие колонии. Они были известны и в центральной части полуострова: ими пользовались, например, тавры Бельбекской долины в VIII—IX вв., а затем татары. Не прерывалась, кстати, с приходом основной массы тюрков и греческая традиция производства поливной посуды: ее делали в Фуне и в XIII, и в XIV в., и позднее (Мыц, 1988. С. 315—316).

Обратимся к архитектуре той поры. Восстановить тип степных жилищ довольно сложно, так как остатки их плохо сохранились, хотя кое-что найдено и здесь. Гораздо более обильный материал предоставляют раскопки предгорных и горных поселений. Для домов этих регионов характерны каменные фундаменты, цоколи и первые этажи (если строение было двухэтажным). Это была весьма массивная основа, надёжно предохранявшая верхние ярусы от гниения, неизбежного при непосредственном соприкосновении любого органического строительного материала с сыростью земли.

Более лёгкий и высокий второй этаж строили деревянным или саманным. Почти повсеместно над двором (иногда и над улицей) нависала широкая, просторная веранда. Стропильная система, земельно-глиняное покрытие крыш также были без всяких изменений заимствованы татарами у византийцев. А поверх его укладывалась желобчатая черепица, которая и ныне встречается в крымской глубинке, и которую зовут татаркой, хотя на самом деле она не татарского, а византийского происхождения: особенно ярко доказывают это раскопки Алустона¹ IX—X вв. (Мыц, 1988. С. 315).

Греческий орнамент оставил зримый след и в таком великолепном народном искусстве как крымскотатарская вышивка. Автор глубокого исследования, член Национального союза художников Украины Мамут Чурлу отмечает: «При внимательном рассмотрении росписей на античной керамике мы встречаемся со знакомыми ритмами и орнаментами. Здесь прослеживается связь с культурой греческих причерноморских колоний, которая, в свою очередь, могла воспринимать элементы культуры автохтонов» (Яркий стиль крымских вышивок // ГК. 21.10.2005. С. 7).

Не менее, чем в области материальной культуры и искусства, ощутимо духовное, идеологическое влияние греков. Интереснейшего феномена — поклонения крымских татар христианским святым—я коснусь ниже, а здесь отмечу факт перенесения греками на крымскую почву своих святых с их последующим органичным омусульманиванием. Приведу пример: в крымский пантеон вошел азис (святой) Гази-Мансур-султан, грек по происхождению (Гудзий, 1919. С. 103).

Ещё одно любопытное свидетельство, уже более материального плана, — рассказ учёного XIX в.: «Я заехал в татарскую деревню Никита в день байрама, хозяин, у которого я остановился, предложил мне небольшой хлеб с знамением креста, в центре которого было белое яйцо. Так как подобные хлеба приготовляются греками к дням Пасхи и совершенно не приняты в обычаях мусульман, я просил объяснить значение подобного хлеба. «Я не сумею ответить Вам на такой вопрос, — сказал пожилой татарин, — знаю только, что в деревне нашей до настоящего времени несколько семей приготовляют эти хлеба к байрамам по примеру, наследованному от предков»» (Кондараки, 1875. Т. 1. С. 201—202). Сказалась на крымском обществе и византийская образованность в целом (подробнее см.: История Византии. Т. III. С. 340).

Великая греческая культура обогатила и язык складывавшейся крымскотатарской нации. Больше всего заимствованных слов мы находим, естественно, в южнобережном диалекте, в районе бывших греческих колоний. Но и в современном среднем диалекте крымскотатарского языка, как считают специалисты, насчитывается около полутысячи греческих (древнегреческих) заимствований (Изидинова, 1993. С. 203). А ведь ещё имеются многочисленные греческие топонимы, за прошедшие столетия намертво сросшиеся с крымскими горами, речками, мысами, деревнями (многие их них были заменены после 1944 г. русскими наименованиями, но это, смеем надеяться, — явление временное).

Крымская желобчатая черепица («татарка»)

С греческими словами, лексикой в целом, ситуация сложилась такая же, как с греческой музыкой в Крыму (подробней см. ниже): в крымскотатарской культуре уцелели древние реалии, исчезнувшие в самой Греции. В наибольшей степени это относится к среднегреческому языку VI—X вв. Приведу два примера такого рода заимствований. Названия двух алуштинских сёл Кучук-Ламбата и Буюк-Ламбата напрямую прослеживаются до греческого лампада (светильник), а название лесного ореха «фундук» идёт от греческого понтикон, то есть «Понтийский» или черноморский орех (Фасмер, 1964. Т. IV. С. 210).

Относительно генетического наследия греков, сохранившегося в толще крымскотатарского этноса, особенно на Южном берегу Крыма, приведу, в виде исключения мнение не учёного, а просто культурной и весьма наблюдательной женщины: «Эти (т. е. крымскотатарские. — В.В.) девушки замечательно красивы. Их пёстрые ситцевые бешметы были плотно застёгнуты на груди серебряными запястьями с чернью, такой же широкий пояс стягивал их стройную талию... глядя на эти благородные, правильные лица, на гибкий и грациозный стан молодых татарок, на их миниатюрные и красивой формы руки и ноги, нельзя было сомневаться, что перед нами стояли... потомки древних греков, живших здесь в глубокой древности и оставивших следы своего пребывания не только в мёртвых развалинах древних храмов, но и в живых существах, вполне унаследовавших правильную красоту греческого типа» (Горчакова, 1883. С. 154—155).

Этому наблюдению соответствуют выводы современных профессиональных антропологов: «Греки начали селиться в Крыму ещё до новой эры: большие или меньшие группы их прибывали сюда в различные периоды Средневековья или Нового времени. В начале XVIII в. греческих деревень на южном берегу было довольно много. Значительная часть греков впоследствии оказалась ассимилирована татарами» (Васильев, Ходжайов, 2003. С. 421).

Наконец, известную роль сыграли греки и в складывании социальных отношений, в частности сельской общины в средневековом Крыму уже после того, как угасли византийские колонии. Ещё в VIII—IX вв. в Таврике были широко распространены земледельческие общины со свободным населением. Для крымской общины были характерны распределение земли по паям (и, наряду с ними, общинная запашка), круговая порука, право предпочтительной покупки освобождавшейся земли общиной и т. п. Такие черты абсолютно аналогичны правам византийской земледельческой общины VIII в. (Липшиц, Медведев, Пиотровская, 1984). Позднее в Византии коллективная собственность на землю распалась, сменившись частной, но в Крыму она уцелела до ханского периода, став органичной составляющей института территориальной соседской общины «джемаат» с общим владением сенокосами, выпасами, колодцами и дорогами (Лашков, 1887. С. 9, 13, 37, 45).

Высказываемое иногда предположение, что общинное право джемаат было введено в Крыму татарами, несостоятельно. Кочевники, как известно, стали медленно переходить к осёдлости ещё до нашей эры, но всё новые их потоки, вливавшиеся через Перекоп, сильно затянули этот процесс. Лишь в XVI—XVII вв. в Крыму, можно сказать, полностью исчезли пережитки кочевой экономики. А оседая на земле, бывшие кочевники во всех без исключения областях Таврики принимали единообразный, сохранившийся, судя по всему, с византийских времен, общинный закон.

Впрочем, сказанное вовсе не означает, что на полуострове имело место только общинное землевладение. Наряду с ним существовала развитая частная собственность на сельскохозяйственные угодья, как и на средства городского производства. Крымские крестьяне располагали собственными или арендуемыми землями, на которых и производилась основная часть продукции, шедшей как на снабжение города, так и на внешнеторговый вывоз. Общинное хозяйство лишь дополняло семейное, что позволяет определить общую экономику села как многоукладную. И такая структура, сохраняясь на протяжении всего византийского периода истории крымского народа, осталась в наследство Новому времени, претерпев при этом плавном переходе минимальные изменения.

И уж конечно старинное, ещё доханское происхождение имела крымская городская ремесленная традиция, сохранившаяся и впоследствии, вплоть до XIX в. включительно (Гордлевский, 1928. С. 56—65). Многочисленные крымцы-ремесленники, среди которых было немало иноязычного элемента², объединялись в 32 цеховые корпорации. Как и в любом европейском городе, во главе цеха стоял старший мастер (уста-баши). Согласно вполне чётко прослеживающейся византийской традиции, мастера и их помощники ведали всей экономической и кадровой деятельностью цеха: закупкой сырья, установлением цен на готовую продукцию, приёмом учеников (шегирт), экзаменами на мастерство и т. п. Избрание уста-баши или посвящение в мастера сопровождалось, как и в Византии, цеховым праздником, иногда превращавшимся в общегородские торжества, причем с отчётливой религиозной окраской. И этот обычай сохранился почти до наших дней (подробней об этом см. в I очерке второго тома).

В целом же, очевидно, в Крыму имело место не только «унаследование» местным населением старых греческих обычаев и установлений от ушедших за море (после турецкого завоевания) византийцами. Ведь после ослабления Византии и её позиций в Крыму многие греки-земледельцы здесь остались. Ширился неизбежный в такой ситуации процесс межэтнического смешения, как известно, максимально ускоряющий аккультурацию.

2Крымские пифосы и амфоры. Музей Судакского заповедника

А о том, что такое смешение имело место, причем даже в скифской столице, не говоря уже о деревнях южного побережья, говорят результаты краниологического анализа материала раскопок Неаполя. В слоях, относящихся к VI—VII вв. н. э., здесь обнаружены черепа высокого и узкого типа с бо́льшим выступом носовых костей, характерных для греков, чем это наблюдалось у более однородного провинциального населения горных районов, например Чуфут-Кале (Соколова, 1958 «а». С. 64). Примерно тот же вывод можно сделать и в отношении более поздних могильников (VIII—IX вв.) Коктебеля и Судака (указ. соч. С. 74).

Конечно, смешение шло не столь быстро, как это бывает в местах поселения множества мелких разноязычных групп. Оно затянулось на столетия. Не только в XVI³, но и в середине XVII в. село Айсерез (н. Междуречье) упоминается в источниках как греческий населённый пункт (Сухоруков, 1903. С. 145). А полтора века спустя, в 1805 г., все 214 жителей этого села именуются татарами.

За несколько десятилетий до того, в конце XVIII в., в Крыму жила еще значительная часть потомков византийцев и более ранних колонистов, частью отатарившихся, частью сохранивших язык и религию, но сильно разбавленных более поздними иммигрантами-греками, в основном с Архипелага. И даже после того, как в 1778 г. греки были выселены в причерноморскую степь, в район будущего Мариупольского уезда, в горной части и на Южном берегу Крыма оставалось 66 деревень, где обитало немало греков, принявших ислам, что избавляло их от высылки. Сохранили они и свои родовые имена (фамилии); так, в Симеизе и в 1920—1930-х гг. существовали мусульманские роды Ставро, Паласов и др., члены которых, естественно, общались уже по-крымскотатарски, забыв свои греческие корни (КК. 29.06.1929)

Такое «превращение» греков в мусульман (то есть по сути — в крымских татар), вызывающее немалое удивление у современных переселенцев, не было тайной даже для авторов популярной, ознакомительной или путеводительной литературы XIX в. и более раннего времени. Автор одной из таких работ сообщает о населении ялтинских деревень Ай-Василь и Дерекой: «Теперь обе деревни заняты татарами, потомками греков». Далее о греках Салачика и побережья говорится: «...такое же греческое население по ту сторону гор, на Южном берегу, почти всею массою своею обращено было в магометанство и превратилось в татар» (Сосногорова, 1880. С. 103, 187).

В дальнейшем антропологическая картина в различных районах рисуется по-разному. В XIX в. основную массу населения горно-предгорной части этих деревень, входивших в состав Бахчисарайского, Мангупского, Муфти-Арпалыкского, Акмечетского, Карасубазарского, Судакского и Ширинского кадылыков, составляли уже татары, переселившиеся туда после 1778 г. (Пашков, 1895. С. 39). Зато на Южном берегу потомки византийцев удержались дольше, возможно, благодаря более раннему (до суворовской депортации) принятию мусульманства. Во всяком случае, профессиональные этнографы, работавшие здесь в середине XIX в., были поражены, насколько часто «...в южном Крыму попадаются татары и татарки с такими антично-правильными и прекрасными чертами лица, что невозможно на них смотреть без восхищения...» (Народы, 1880. С. 278).

В XIX в. число крымских греков резко возросло в результате переселения сюда так называемых архипелагских греков, т. е. жителей островов Эгейского моря (подробнее о них см. ниже). Это были представители иной, новогреческой культуры и языка, но и они продолжали оказывать разнообразное влияние на культуру, быт, идеологию местного населения.

Влиянию этому был положен конец лишь в XX в. — точнее, страшной весной 1944 г., когда греческому населению Крыма был нанесен самый жестокий в истории этноса удар: по известному указу оно было депортировано в Среднюю Азию, разделив участь коренного татарского населения. Обычно бывает нелегко смоделировать даже предположительный ответ на такой «антиисторичный» вопрос, как: а что было бы с греками, если бы их не выселяли при царе и при Сталине? Но в данном случае у нас есть редчайшая возможность такой ответ дать. Дело в том, что колония выселенных в XXIII в. на северное побережье Азовского моря греков сохранилась, почти не смешавшись с местным населением. Они сберегли и остатки своей культуры. Недавно здесь были собраны «десятки народных песен, баллад, танцевальных мелодий» (Лисовенко, 1988), и была даже выпущена стереофоническая грампластинка с этими записями. Поэтому мы ненамного ошибемся, если предположим, что, если бы не шовинистические эскапады Екатерины II, а также Сталина, то до сих пор, как ранее, крымская культура обогащалась бы последним отблеском великой греческой цивилизации, давно угасшей в самой Греции, но сохранившей поразительную жизнеспособность на земле Тавриды.

Примечания

1. Алустон — средневековый город, располагавшийся на территории современной Алушты, в районе, прилегающем к современной троллейбусной станции. Строения и усадьбы Алустона были разбросаны по холмам и склонам местности по обеим берегам р. Улу-Узень. Очевидно, город был основан как византийская крепость в VI в., а в XIV—XV вв. принадлежал генуэзцам. В 1475 г. он был захвачен османами (Буров, 2006. С. 16).

2. М. Броневский писал в XVI в., что среди ремесленников чуть ли не основную часть составляли не крымские татары, но работавшие с ними под одной крышей христиане (армяне), турки, евреи и т. д. (1863. С. 357).

3. «И поныне живущие на полуострове греки удержали свой язык и веру...» (Михаил Литвин, 1890. С. 7).