Окаменелый корабль

Коктебель — долина синих гор, сама по себе прекрасна, а тут еще и украшение в виде пенных волн морских. Внизу море еще более синее, чем сами горы, в сушу вдается, образуя Коктебельский залив, а в нем, между мысом Топрак-кая и мысом Киик-Атлама подводные камни виднеются — все, что осталось от корабля, гордо когда-то бороздившего воды Черного моря. И не просто затонул корабль, — таким исходом никого ни прежде, ни сегодня не удивишь, — а в камень превратился. Потом над ним морские волны здорово поработали — времени у них для этого было предостаточно. И, несмотря на то, что камни те теперь мало чем напоминают корабль, местные жители продолжают называть их «Окаменелым кораблем». С тех пор, когда это произошло, много времени прошло, сколько кораблей мимо проплыло, сколько бурь перенесено, а этот, как стал на прикол, — так и не с места. Торчит над водою каменный парус, не тонет, но и не полощется на ветру. А ведь было и так, что носился он по морским просторам, товары перевозя, да и разбоем малым не гребуя. Может быть, долго б еще плавал, промышляя торговлей и мелким разбоем, если бы не…

А произошло тогда, вот что:

В Крымских горах пряталась глубоко верующая христианка по имени Варвара. Тяжело приходилось молодой женщине, преследуемой за веру не языческими жрецами, не властными чиновниками, не фанатиками прежней веры, а родным отцом. Диоскур, как звали его, буквально по пятам преследовал дочь. Где только не пришлось побывать Варваре в поисках тихого убежища. Наконец, она оказалась в Сугдее, — так прежде назывался город Судак, на городском рынке. Ей повезло встретить добрую женщину, которая приняла участие в ее нелегкой судьбе. Прошло не более часа после того, как девушка удалилась из города, как там появился ее отец, всех расспрашивая о своей дочери. Беглянка доверилась случайной женщине, оказавшейся гречанкой, сочувствующей христианам. В ее доме, в селении Фул, что находится между Кара-Дагом и Отузами, она и нашла себе приют. Гречанка не только приютила, но сделала все, чтобы ее временная гостья, ничем не тяготилась. И все было бы хорошо, если бы жизнь первых христиан не сопровождалась разными чудесами. Появление Варвары в Фулах началось с чудес, которые не могли быть незамеченными окружающими. Сад гречанки, побитый морозом, вдруг вновь пышно зацвёл, а глухонемой её сын стал различать речь. Естественно, об этом вовсю заговорила округа. Дошла весть о чудесах, происходящих в селении Фул и до язычника-отца. Догадался Диоскур, кто скрывается у гречанки, и ночью сам, в окружении большого числа слуг и воинов, окружил её дом.

Как была, в одной рубашке, так и бросилась Варвара к окну, и, незамеченная преследователями, с именем Иисуса на устах, бросилась в колодец. Но не утонула она. Поддержали упавшую Божьи ангелы и отнесли подальше от Фул, к подножью Отлукая.

В ту ночь у Отлукая остановилась отара овец. Задремавший пастух, молодой тавр, был донельзя поражён, когда рядом с собой увидел какую-то полуобнаженную девушку.

— Кто ты, зачем пришла сюда, как не тронули тебя мои овчарки? — посыпались вопросы.

И Варвара не скрыла от пастуха, кто она и почему бежала.

— Глупая ты, — заговорил чабан, став более красноречивым, чем ослица Валаама. — от своих старых богов отказываешься. Кто же поможет тебе в горе и беде, если не боги, которым молились предки твои? Нехорошее дело ты затеяла, ох, нехорошее… Боги не терпят отступников.

Упреки прекратились, когда чабан заметил слезы на глазах девушки и то, как дрожит она от холода, он пожалел её, завернув в свой чекмень.

— Ложись, глупая, спи до утра. Ничего не бойся. Здесь никто тебя не тронет. Собаки мои защитят тебя.

Прошептав святое слово, уснула Варвара под кустом карагача.

Казалось, самыми добрыми были намерения пастуха овец. Но все намерения разом исчезли, когда чабан увидел разметавшиеся пышные волосы случайной гостьи при свете рождающегося утра. Такой красавицы пастуху прежде видеть не приходилось.

И не выдержал пастух…

Бросился к ней с недоброй мыслью, забыв о долге гостеприимства. Бросился… и остолбенел, а за ним застыло и все стадо. Окаменели все. Только три овчарки, которые лежали у ног святой, остались, по назначению Божью, охранять её до утра.

С первым утренним лучом проснулась Варвара, но не нашла ни пастуха, ни стада. Вокруг неё и по всему бугру, точно овцы, белели странные камни, и между ними один длинный, казалось, наблюдал за остальными. Жутко стало почему-то на душе у девушки. Точно случилось что-то, что скрыл от нее Создатель? И побежала она вниз с горы, к морскому заливу. Впереди бежали три овчарки, указывая ей путь в деревню. Удивились в деревне, когда увидели собак без стада. Не знала, что сказать селянам и Варвара.

Только потом догадались люди, побывав на том месте, которое указала им девушка.

В это время у деревни, в заливе, отстаивался ливанский корабль. Он привёз таврам разные товары и теперь ждал попутного ветра, чтобы вернуться домой.

Донеслась до слуха Варвары родная сирийская речь. Пошла девушка к кормчему, и стала просить взять её с собой. Нахмурился суровый сириец, но, поглядев на девушку-красавицу, улыбнулся. Недобрая мысль у кормчего тотчас свила себе гнездо.

— Хоть и не в обычае нашем возить с собой женщин, — сказал он, хищно улыбаясь, но я возьму тебя. Ты — дочь Ливана?…

— Нет, я — сирийка!

Не родился еще у Варвары дар предвидения, она, как ребенок, радовалась «благоприятному стечению обстоятельств.

Подул ветер от берега. Подняли паруса моряки, и легко побежал корабль по морской невысокой волне.

Варвара зашла за мачту и сотворила крёстное знамение. Заметил это кормчий и еще раз нехорошо улыбнулся.

— Тем лучше! произнес он мысленно, — христианку обидеть не грешно перед богами.

Потом позвал девушку к себе, в каюту, и стал расспрашивать: как и что. Смутилась Варвара и не сказала всей правды. Жил в душе Иисус, а уста побоялись произнести Его имя язычнику. И потемнели небеса; с моря надвинулась зловещая, чёрная туча; недобрым отсветом блеснула далёкая зарница. Упала душа у Варвары. Поняла она гнев Божий. На коленях стала молить — простить её.

А навстречу судну, на котором Варвара была, неслась боевая триера, и скоро можно было различить седого старика начальствовавшего над нею. Узнала Варвара гневного отца своего, защемило сердце, и, сжав руки, стала призывать имя своего Господа. Подошёл к ней кормчий. Всё рассказала ему Варвара и молила не выдавать отцу. Замучает её старик, убьет за то, что отступилась от веры отцов. Но, вместо ответа, сириец скрутил руки девушки и привязал косой к мачте, чтобы она не бросилась в воду.

— Теперь моли своего Бога, пусть он выручит тебя, — со злорадством воскликнул кормчий.

Сошлись корабли. Как зверь, прыгнул Диоскур на борт ливанского корабля; схватил на руки дочь и швырнул её к подножью идола на своей триере.

— Молись ему! — приказал отец.

А Варвара повторяла громко, так, что все слышали вокруг, имя Иисуса.

— Молись ему! — Диоскур ткнул носком туфли в прекрасное лицо дочери.

— За тебя молюсь моему Христу, — чуть слышно прошептала святая мученица и хотела послать благословение и злому ливанцу, предавшего ее, но не увидела его.

Налетел бешеный шквал, обдал сирийский корабль пеной и точно белой корой непроглядной покрыл его.

Налетел другой, и не стало видно ни пены, ни корабля. А когда спала волна, то на месте корабля выдвинулась из недр моря подводная скала, точно бывший корабль.

С тех пор прошли века. От камней овечьего стада и чабана осталось совсем немного.

А вот окаменелый корабль остался, разрезая парусом каменным волны морские.