§ 3. Формирование новых этно-социальных групп на Руси

Русско-крымские контакты приводили к формированию и совершенно новых социальных групп, несвойственных ранее русскому обществу, в частности казаков. Помимо казаков городецких царей, крымские представители именовали так служилых татар, живших на Руси и исполнявших сторожевую и проводниковую службу. О происхождении термина «казаки»¹ существует огромная литература. Несмотря на это, филологи до сих пор не могут прийти к единому мнению об этимологии слова. Со времен В.В. Радлова этот тюркский термин переводят как «разбойник, мятежник, авантюрист»², В.В. Бартольд добавляет и другие значения: «претендент на престол» (исходя из практики времен Тимуридов в XV в.), а также «часть народа, которая отделяется от своих государей и соплеменников». В русском языке слово «казак» первоначально обозначало человека без семьи и имущества³. Вероятно, с предпоследним значением слова «казаки» связано именование им войск городецких царевичей, начиная с Нурдаулетовых⁴. В.В. Вельяминов-Зернов определяет их как простых татар⁵. Г. Штекль настаивает на сочетании в термине «казак» нескольких понятий — «стража», «знатока степи», «разбойника» и «грабителя» (последние два значения подчеркиваются их противниками). Впрочем, Штекль не отказывается и от значения «беженца», «эмигранта»⁶. В актах и делопроизводственных документах начала XVI в. синонимом термина «казаки» выступает слово «молодцы»⁷.

Наиболее ранние сведения о деятельности на Руси казаков разного происхождения сохранили летописи. Сообщение Никоновский летописи об участии рязанских казаков в битве на Листани в 1443—1444 гг.⁸ относится, вероятно, к вставкам митрополита Даниила, который, как убедительно доказал Б.М. Клосс⁹, проявлял особый интерес к Рязани, а потому это сообщение не может быть привлечено для изучения ранней истории русского казачества¹⁰. Более надежным представляется известие Ермолинской летописи¹¹ о посылке Улу-Мухаммедом и его сыном Мамутеком в 1445 г. в Черкассы (как полагает Г. Штекль — в Великое княжество Литовское¹² за помощью, откуда и пришло 2 тыс. казаков. По-видимому, к более раннему тексту Московского свода конца XV в., унаследованному Никоновской летописью, принадлежит и характеристика войска Ивана Дмитриевича Руно, отправленного в 1468 г. на Каму¹³. Обозначение его как «казаков» в Львовской и др. летописях происходит, вероятно, именно из Никоновской летописи, а во всех более поздних летописях — из Воскресенской. В течение всего XV в. в русско-крымской переписке казаками именуются, по-преимуществу, воины казанского хана или городецкого царевича. В 1485 г. Иван III, как он уверял в своем послании Менгли-Гирею, «посылал под Орду уланов и князей и казаков всех, колко их ни есть в его земле»¹⁴. Во время стычки Нур-Даулетовых войск с крымцами, неопознанными городецким войском, царю Нур-Даулету удалось захватить пленных, как оказалось, принадлежащих к «юрту» Менгли-Гирея. Последний в связи с этим просил, чтобы Иван III «у тех казаков те головы поимал и отдал их¹⁵.

Наконец, в 1491 г. крымский хан просил помощи великого князя всея Руси для совместных действий против Орды (в связи с переходом Абдул-Керима и Шиг-Ахмата на Овечью воду и Самару): «Нынечя казанских казаков привед и брата моего Нур-Доулатовых царевых казаков всех посадив, сына его Салтагана в головах учинив, своих добрых крепких людей вместе прикошовав, двадцать крепких людей пришлешь борзо¹⁶. Во всех случаях казаки — участники войска «царя»; в последнем случае они даже противопоставляются «людям» великого князя.

Одновременно на службе у Ивана III находились просто «татары»; среди них Шемердень Умачев, выполнявший даже обязанности посланника в Крым¹⁷. Некий Мардан-аргын жил у Ивана III, и Менгли-Гирей неоднократно в 1491, 1492 и 1493 гг. обращался к великому князю с просьбой отпустить его (без ведома Нур-Даулета, при дворе которого он, видимо, находился в 1491 г.)¹⁸.

Летописи знают и казачьи отряды городецкого хана Касима: войска последнего и его сына Айдара участвовали в 1471 г. в походе Ивана III на Новгород. Казаки царевича Муртазы, сына хана Мустафы, оставались в Москве при Иване Ивановиче Молодом в том же 1471 г.¹⁹ В 1493 и 1496 гг. летописи сообщают о набегах и грабежах ордынских казаков²⁰. С 1499 г. в них начинают упоминаться и азовские казаки²¹. Первое упоминание о казаках на московской службе за пределами Руси относится к 1474 г. Оно принадлежит десяти генуэзским бюргерам и купцам, которые жаловались правлению банка св. Георгия на то, что их торговые караваны подверглись ограблению купцами «господина» (domini) Москвы, прибывшими в Кафу из тех краев. Одновременно они обратились в Москву и, не получив ответа²², вынуждены были просить консула Кафы о задержании товаров московского великого князя и московских купцов. Попытка Иванчи Белого разрешить конфликт оказалась безуспешной, и следующий русский посланец в Крым Н.И. Беклемишев должен был объявить консулу, что московский великий князь не причастен к ограблению, считая это делом рук «царевичевых казаков», т. е. казаков из Городка, будущего Касимова²³. М. Грушевский на основании данного сообщения сделал вывод, что казаками именовались в ту пору все обитатели степей вне зависимости от происхождения²⁴. Г. Штекль, считая сообщение русского дипломата достоверным, настаивает на том, что главную опасность для каффинцев представляли не московские, но крымские казаки²⁵.

О службе казаков в качестве проводников и гонцов впервые известно из посольских дел 1486 г. К Семену Борисовичу Брюхо Морозову, послу в Крым, были прикомандированы уланы Курчбулат и Кыскач во главе небольших отрядов мещерских казаков, которые и должны были извещать великого князя о ходе переговоров²⁶. Менгли-Гирей просил в 1491 г. Багавыдана, «бы велел своим добрым казакам проводити, которые гораздо знают в Поле»²⁷.

В присяжной грамоте Абдул-Латифа есть две статьи, касающиеся деятельности именно казаков. В статье о пленниках, бежавших на Русь, предусматривалась возможность встречи их с казаками: «а прибежит на наши казаки, и нашим казаком тех не имати, ни грабити, отпущати добровольно». Вторая касалась взаимоотношений внутри воинства самого Абдул-Латифа во время военных походов или казачьих вылазок: «А где пойдем на ваше дело с вами вместе или с нашею братьею или опроче вас, или уланов и князей и казаков своих отпустим, или казаки наши куды пойдут на Поле, ино промеж нас и промеж наших уланов и князей и казаков не быти лиху никоторому нигде»²⁸. Поскольку у самого Абдул-Латифа, по заявлению его матери Нур-Салтан, по приезде на Русь почти не было собственных слуг, можно думать, что эти статьи восходят к типовой присяжной грамоте городецких царевичей и, соответственно, фиксируют отношения, сложившиеся ранее 1508 г. Любопытно, что казаки, согласно этим грамотам, не только несли сторожевую службу на Поле (поэтому выбежавшие из плена русины могли встретить именно их), но и предпринимали самостоятельные вылазки в Поле.

Их социальное положение в Крыму было весьма своеобразным. Низший из военнообязанных слоев, лишенный привилегий князей, мурз, уланов, источником своих доходов имел, по-видимому, лишь долю от военной добычи, не участвуя в эксплуатации черных людей Крыма. Как изменялось их положение после перехода на службу великому князю московскому, трудно сказать. Выезжие из Орд и Крыма татары жили во многих мелких городках Московского княжества. Особенно заметно было их присутствие в бывшем Серпуховско-Воровском княжестве: в Щитове²⁹ и Ростунове³⁰. Из южных московских городов такое поселение известно в Коломне и Коломенском уезде (Левичино названо татарами «своей деревней»³¹). Коломна была одним из главных пунктов поселения служилых татар. Здесь отмечены две группы — Васильевские татары и Чигиревы товарищи. Сосредоточение их здесь понятно, ибо именно из Коломны начинался путь на юг, который вел через Поле, в «Перекоп», «в Орду». Наконец, два поселения находились в Дмитровском уезде — в Берендееве³² и в Ижве³³. В начавшей быстро развиваться Великой Слободе (Слободе, а позднее — Александрове)³⁴ также находилось такое поселение. Наконец, одно из них отмечено в Сураже³⁵. В исполнении обязанностей проводников в 1487 г. участвовали «княжи Михайловские татары»³⁶ — либо князя Михаила Андреевича Верейского, либо Михаила Борисовича Тверского.

Ограничение в конце XV в. прав удельных князей в области самостоятельных сношений с Ордой высвободило за ненадобностью те кадры служилых иноземцев, которые ранее содержались, вероятно, в каждом княжестве. Теперь этими кадрами стал распоряжаться великий князь, как в случае с «татарами» князя Михаила. Таким образом, централизация сношений с Ордой или Ордами привела к большим и зримым успехам, передав в руки великого князя многочисленные отряды татар, выполнявших вспомогательные обязанности при дипломатах.

Формы социальной организации служилых татар отличались от тех, что существовали в это же самое время в Крыму или Орде. Среди 9 групп татар, отмеченных в посольской книге под 1487 г., две группы носят название «товарищи»: Машейковы товарищи в Щитове, Чигиревы товарищи в Коломне. Три группы названы неопределенно — «татары», но с указанием имен лиц, которым они принадлежали — Васильевские татары в Коломне, Кабайрачеевские татары в Сураже, татары «княжи» Михайловские. Таким образом, очевидно, что эти группы объединяла служебно-официальная общность, а не общность их местопребывания. Ни одна из групп не имеет наименования, происходящего от топонима или родственных связей; лишь изредка указаны их кровные или близкие отношения между собой³⁷.

Формирование русскоязычного казачества на территории Рязани, по-видимому, происходило более быстрыми темпами, чем в остальных княжествах Северо-Восточной Руси. Уже в 1515 г. все названные по именам казаки Рязани были русскими — Дунка Филимонов, Назар Кривой, Андрейко³⁸. О первом из них можно с уверенностью утверждать, что он был сыном русского, а не обрусевшим татарином. К сожалению, приказ о найме 10 рязанских казаков для сопровождения османского посланца Алакозя³⁹ не содержит имен. При отправке из Москвы в Стамбул Василья Михайловича Третьяка-Губина в июне 1521 г. в качестве сопровождения ему были выделены две станицы казаков — Иван Склеенов «с товарищи» и Игнат Борисов «с товарищи», в каждой станице по пять человек⁴⁰. Известно, что в Кафе также находились казаки русины⁴¹. 21 февраля 1521 г. в Азов были отправлены казаки, названные «своими» в послании Василия III султану Сулейману, девять из которых имели русские имена и фамилии, и лишь один (Четай) назван «татарином»⁴².

Замену казаков татарского происхождения русскими нельзя объяснить только одним обрусением татар, находившихся на русской службе. В пределах самой Руси формировалась новая группа населения — казаки. Даже в центральных районах Русского государства в начале XVI в. уже жили отдельные казаки. Так, в троицком с. Клементьеве под Радонежом в 1503—1504 гг. среди дегтярей, кузнецов, скоморохов и прочих, не названных ни по профессии, ни по происхождению «хрестьян» (около 100 человек) жили и два казака⁴³. В митрополичьей деревне Бродово Вологодского уезда один из двух жителей был казаком⁴⁴.

Вторым десятилетием XVI в., видимо, можно датировать начало формирования русского служилого казачества в пределах княжества всея Руси. Его социальная организация напоминала крымскую и ордынскую с той лишь разницей, что каждый отряд именовался русским термином «станица». Это сходство совершенно естественно, ибо служилые казаки выполняли одни и те же функции независимо от этнической принадлежности, причем осуществляли их в одних и тех же условиях неосвоенного еще Поля, при тесном соседстве орд и ханства, по-прежнему представлявших опасность для проезда дипломатов и торговых людей и провоза товаров. В условиях отсутствия русской регулярной сторожевой службы их деятельность была чрезвычайно важна.

Примечания

1. Впервые упомянут в Куманском кодексе конца XIII в., составленном в Солхате, со значением «стража». (О нем см.: Малова С.Е. К истории и критике Codex Cumanicus // ИАН СССР. 1930. С. 347—375). Второе упоминание находится на греческом синаксаре в связи с нападением казаков (καζακων, греч.) на Кафу в 1308 г. (Антонин, арх. Заметки XII—XV вв., относящиеся к крымскому городу Сугдее (Судаку), приписанные на греческом синаксаре // ЗООИД. Т. V. 1863. С. 613). О существовании казаков (cosakos) в Крыму в середине XV в. свидетельствует устав генуэзских колоний 1449 г. (Юргевич В. Устав для генуэзских колоний в Черном море, изданный в Генуе в 1449 году // Там же. С. 757, 783, 789).

2. Радлов В.В. Опыт словаря тюркских наречий. Т. II. Ч. I. СПб., 1899. С. 364.

3. Бартольд В.В. Сочинения. Т. V. М., 1968. С. 535. Возможно, в значении «претендента на престол» этот термин употреблял Иван III по отношению к Джанибеку в 1477 г. (Сб. РИО. Т. 41. С. 14. 5.IX.1477).

4. Сб. РИО. Т. 41, № 16, 28. С. 58, 105. III.1487, 25.IV.1491.

5. Вельяминов-Зернов В.В. Исследование о бывших в Касимове царях и царевичах. Т. 1. СПб., 1863. С. 74.

6. Stökl G. Op. cit. S. 39—63 u.a. Здесь же литература вопроса.

7. Никитин Н.И. О происхождении, структуре и социальной природе сообществ русских казаков XVI — середины XVII в. // История СССР. 1986, № 4. С. 168.

8. ПСРЛ. Т. XII. С. 61.

9. Клосс Б.М. Никоновский свод и русские летописи XVI—XVII вв. М., 1980. С. 28.

10. В такой возможности сомневался уже М. Грушевский. Грушевський М. Істория України-Русі. Т. VII. Київ—Львів, 1909. С. 78, 86. Прим. 98. Вопреки его мнению, Г. Штекль всерьез рассуждает, жили ли в Рязани эти казаки или просто находились там на службе.

11. ПСРЛ. Т. XXIII. С. 151.

12. Stökl G. Op. cit. S. 57.

13. ПСРЛ. Т. XXV. С. 280; Т. XII. С. 119; Т. VI. С. 188; Т. VIII. С. 153; Т. XX. Ч. 1. С. 279.

14. Сб. РИО. Т. 41, № 13. С. 49.

15. Там же, № 16. С. 58. II.1487.

16. Там же, № 28, 29. С. 105, 120. 25.IV.1491, 26.IV—V.1491.

17. Там же, № 12, 14. С. 44, 52—54. 31.VII.1485, VI.1486.

18. Сб. РИО. Т. 41, № 32, 34, 43. С. 121, 138, 197. XI.1491, III.1492, X.1493.

19. ПСРЛ. Т. VI. С. 9; Т. 20. Ч. 1. С. 290.

20. ПСРЛ. Т. XII. С. 236, 237; Т. XXIV. С. 239, 240.

21. ПСРЛ. Т. VIII. С. 238, 240: Сыроечковский В.Е. Пути и условия сношений Москвы с Крымом на рубеже XVI в. // Изв. АН СССР. 1932, № 2. Сер. VII. Отд. общ. наук. С 205—206.

22. Vigna A. Codice diplomatico delle colonie Tauro-liguri durante la Signoria dell'Ufficio di S. Giorgio (1453—1475). Genua. 1879. Vol. 11. P. 2, № 1102. P. 114.

23. Сб. РИО. Т. 41, № 1. С. 8.

24. Грушевський М. Казаці в 1470-х рр. // Записки Наукового Товариства ім. Т. Шевченко. Т. 56. 1903. С. 1—6.

25. Stökl G. Op. cit. S. 50—517.

26. Сб. РИО. Т. 41, № 13. С. 50. Об их происхождении из Мещерского города см.: Там же. С. 52, 57, 176, 230. VIII—XII.1515.

27. Там же, № 28. С. 107. 25.IV.1491. По мнению Г.В. Губарева, это были путивльские казаки или северуки (Губарев Г.В. Книга о казаках: Материалы по истории казачьей древности. Париж, 1959. С. 265), однако первые упоминания о них он относит к 1503 г.

28. Там же. Т. 95, № 2. С. 50—51. XII.1508.

29. Сб. РИО. Т. 41, № 19, 64. С. 70, 310. Щитов находился в пределах Серпуховско-Боровского княжества.

30. ДДГ. № 17, 61. С. 46, 169. 1401—1402, 1461. Ростуново располагалось в пределах Серпуховско-Боровского княжества. Ростунова слободка была выделена Владимиром Андреевичем своему сыну Ярославу вместе с Хотунью. Позднее Василий II завещал его своей жене.

31. Сб. РИО. Т. 41, № 95. С. 511. Левичино находилось на полпути между Москвой и Каширой. ДДГ. № 4, 12. С. 15, 33. 1356 или 1358, 1389. Ср.: Там же, № 20. С. 55. 1406—1407.

32. По локализации И.А. Голубцова, Берендеевский стан в Дмитровском уезде (АСЭИ. Т. I. С. 707). М.К. Любавский указывает, что Берендеево находилось на Истре (Любавский М.К. Образование основной территории Великорусского государства. С. 34, 37, 63.).

33. Ижевский стан в Дмитровском уезде. АСЭИ. Т. I. С. 716. По М.К. Любавскому, на Оке между гг. Рязанью и Касимовым.

34. Слобода впервые, по-видимому, упоминается в посольских делах; в актах первоначально идет речь о Слободской дороге (АСЭИ. Т. I. № 110, 154, 407, 1433—34, 1467—74, 1471—72. В последнем случае говорится о Великой Слободе).

35. Служилые татары из Сурожа и Ростунова также именуются казаками: Неболса, Ороз хозя, Бахтеяр, «те три бедные казаки твои, года в два, в три одолжали, нас для, о твоем деле много потомился». Там же. С. 106. Ср. там же. С. 70 — о двух первых, 301, 310 — о Бахтеяре.

36. Сб. РИО. Т. 41, № 19. С. 70. Х.1487. Ср.: с. 310.

37. Сб. РИО. Т. 41, № 15. С. 54—55. 3.III.1486.

38. Там же. Т. 95. С. 140, 143, 229, 667. Именно к 1515 г. Г.В. Губарев относит первое упоминание о московских казаках (Губарев Г.В. Указ. соч. С. 261).

39. Сб. РИО. Т. 95. С. 413.

40. Там же, № 38. С. 704.

41. Там же. С. 676.

42. Там же. С. 676—677.

43. АСЭИ. Т. I. № 649. С. 565—566.

44. АФЗХ. Ч. 1. М., 1951, № 170. С. 157.