Глава 1. Историография и история исследований и реставраций Ханского дворца

Главный придворный живописец Омер, сын Хаджи Мустафы.

В научной литературе история Крымского ханства и предшествовавшего ему улуса Золотой Орды всесторонне освещена в многочисленных работах XVIII—XX вв. (И.Э. Тунманна, В.Д. Смирнова, Ф.Ф. Лашкова, В.Х. Кондараки, С.В. Бахрушина, К.В. Базилевича, В.Е. Сыроечковского, А.А. Новосельского, И.Б. Грекова, А.Ю. Якубовского, Х. Иналджика, А. Курата, М.Г. Сафаргалиева, Ю.Г. Федорова-Давыдова, Л.А. Егорова, М.Г. Крамаровского, И.В. Зайцева и многих других). Основополагающим остается фундаментальное двухтомное монографическое исследование (1887 и 1889 гг.) В.Д. Смирнова «Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты», переизданное в 2005 г. [112, с. 7—15; 131; 152, с. 16—23; 153, с. 283—310].

Многочисленные работы в полной мере раскрыли политическую и экономическую историю Крымского ханства, однако средневековые крымские города по-прежнему изучены недостаточно. Это касается не только средневекового Крыма, но и «исламского» города в целом [22].

Долгое время средневековый «мусульманский» город Востока рассматривался как сугубо своеобразное явление, возникшее в результате арабского завоевания под влиянием идеологии ислама и связанное с позднеантичным городом лишь географически — преемственностью территории и построек, — настолько отличалась его внутренняя структура от предшествующего полиса. Сам же новый тип мусульманского города считали сложившимся из городов-лагерей. Убеждение в специфичности мусульманского города поддерживалось обособленностью друг от друга востоковедческих и византинистских исследований, различием языков источников и недостаточной изученностью византийского города VI века — периода, непосредственно предшествовавшего арабскому завоеванию.

Первым призвал историков рассматривать мусульманский город таким же равноправным наследником античного полиса, как византийский и западноевропейский, К. Каэн в конце 1950-х годов [194, p. 259—260; 195, p. 59—60]. Последующие исследования показали, что, с одной стороны, отдельные элементы ранневизантийской структуры дожили до аббасидского времени и даже пережили его, а с другой, в византийском городе V—VI веков существовали такие черты городского строя, которые прежде считались специфически средневековыми. Теперь уже нельзя отсчитывать историю формирования мусульманского города со времени арабского завоевания и основания Куфы и Басры, не пытаясь выяснить, в какой мере его социально-экономическая структура в IX—XII веках была обусловлена тенденциями, заложенными в еще V—VI столетиях.

Наиболее простым и очевидным, хотя и не вполне бесспорным, критерием является официальный статус населенного пункта, хотя он столь же условен, как и любая иная классификация.

В мусульманском мире первым попытался определить отличительные характеристики города только географ ал-Мукадасси (945 — после 1000). Получив прекрасное для своего времени образование, он посетил все страны исламского мира и в 985 г. приступил к написанию знаменитого труда «Лучшее Разделение Знаний о Регионах». В качестве основного отличительного признака города он принял наличие в нем соборной мечети, хотя сам же и признавал условность этого, так как некоторые населенные пункты имели соборные мечети, не считаясь при этом городами [192, p. 155, 176, 268]. Причем крупные города он называет касаба, а крупнейшие — миср. В мусульманском мире в целом он насчитывает 17 мисров и 77 касаб [192, p. 48].

Принцип, избранный ал-Мукаддаси и опирающийся на существовавшие в то время взгляды юристов, обладает неоспоримым достоинством — объективностью. Наличие соборной мечети и кафедры проповедника в ней (мимбара) — это отнюдь не формальный признак для определения города, этим олицетворяется административно-политическое положение поселения. С мимбара произносится хутба с именем государя, определяющая политическую принадлежность города к данному государству; в соборной мечети принимает судья; здесь же размещается государственное казнохранилище (байт ал-мал). В этом отличие ее от квартальной или сельской мечети.

В определенной степени соборную мечеть и ее имама можно считать параллелью христианского собора с епископом: юрисдикция обоих совпадала с границами административного округа. Не исключено, что на первых порах соборные мечети должны были служить противопоставлением соборам с архиерейской службой; в таком случае сам принцип выделения городов, исходя из наличия соборной мечети, оказался бы продолжением ранневизантийской традиции.

Административно-политический принцип выделения городов, характерный для этой эпохи, должен был найти интуитивное отражение и в сочинениях других авторов того же времени, пусть даже они и не пытались, подобно ал-Мукаддаси, сформулировать его и осознанно ему следовать.

Критерий, применявшийся ал-Мукаддаси для выделения городов, уже в его время, видимо, перестал быть определяющим из-за широкого распространения соборных мечетей в крупных селениях.

Однако, несмотря на такое предельно краткое определение ал-Мукаддаси, которое можно использовать как фундамент любого урбанистического исследования мусульманского города, большинство современных работ по-прежнему выливаются то в перечень различных путей его происхождения и функций [209, p. 9—10; 224], то в перечисление его отличий от античного или западноевропейского [185, с. 76; 204, p. 141—142, 364—365]; либо же исследователи довольствуются чисто житейскими представлениями о городе, обходясь без всяких строгих определений, что, впрочем, до известного предела не мешает конкретным исследованиям [22; 157; 199; 230 и др.]. Вместе с тем, невзирая на всю выдержанность такой географической терминологии у арабов, равно как и стремление самого ал-Мукаддаси к точности, он, по всей видимости, осознавал относительность даже такой, казалось бы, строгой классификации. Причиной были полисемия терминологии, а также дополнительные трудности классификации населенных пунктов, связанные с особенностями грамматики арабского языка [6, с. 270].

Полагаем, что в отношении Бахчисарая следует использовать «постулат ал-Мукаддаси», согласно которому на мусульманском Востоке поселение считалось городом с момента строительства соборной мечети с мимбаром в ней, откуда произносилась хутба с именем государя. Поэтому можно считать, что дворец со времени своего возведения стал не только политическим центром государства, но и элементом городской структуры Бахчисарая, развивавшимся вместе с ней (рис. 1; 2).

Все сказанное выше в полной мере относится и к крымскому ханству в целом (рис. 3). Сохранились наблюдения иностранцев в XVI—XVIII ст. относительно его городов, где отмечались их красота и размеры [202, p. 28—29.] Второй после Бахчисарая город в ханстве — Гезлев (Евпатория) — являлся портовым городом и в XVI в. насчитывал до 2 тыс. домов. В Карасу-Базаре, где проходили регулярные встречи карачи-беков во главе с Ширинами, к началу XVIII в. насчитывалось 23 мечети и 20 ханак. Тогда же город Акмечеть (Симферополь) имел 8 тыс. жителей, а в г. Бахчисарае существовали 31 мечеть, 2 синагоги, греческая и армянская церкви. Что касается столицы ханства в XVI в. Бахчисарая, то он был построен между 1533 и 1551 гг. при хане Сахиб Герае [176, с. 170—176] и к середине XVI в. еще оставался небольшим городом, хотя в нем имелся очень интересный ханский дворец, напоминавший отчасти дворец османских султанов в топкапы (подробнее см. п. 2.3. «Сравнительный анализ с дворцовыми комплексами Турции и Закавказья»).

Крымские татары умели возводить не только укрепленные города, но и сложные инженерные сооружения — в частности, перекопские. В этих городах кипела культурная жизнь; естественно, что наиболее активной она была в столице — при дворце ханов. Известно, что составлялись специальные антологии крымских поэтов; стихи писали не только сами ханы (Менгли Герай, Газы Герай), но и некоторые из жен ханов [99]. Однако, при неоспоримом факте существования такого «урбанистического букета», теоретические проблемы крымских городов (закономерности их возникновения и функционирования, немилитарная комплексная структура и даже принцип водоснабжения города в этой жаркой местности) практически не попадали в фокус исследовательского интереса. Еще меньше внимания у исследователей вызывали вопросы развития дворцового строительства в городах Крымского ханства.

Первые дворцовые комплексы крымских ханов появились сразу же после отделения Крыма от Золотой Орды и возникновения независимого государства. Перенеся в первой половине XV в. столицу из Солхата в Кырк-Ер, хан Хаджи Герай, одновременно со строительством цитадели под северным склоном горы, выстроил ханский дворец, просуществовавший в качестве ханской резиденции вплоть до появления новой столицы — Бахчисарая.

В столице же располагался и двор хана — вначале в г. Крыме (Солхате), затем в Кырк-Ере, а в XVI в. он переместился в построенный ханом Сахиб Гераем город Бахчисарай. Резиденции калги и нуреддина, также имевших собственные дворы, находились в г. Акмечети (хотя есть предположение, что двор нуреддина обитал вблизи Бахчисарая, в поселении качи). В определенной степени XVI в. можно считать временем расцвета градостроительства в крымском ханстве, что доказывается появлением в это время в Крыму исторических сочинений — в частности, таких, как «Тарих-и Сахиб Герай хан» Реммал-ходжи [99, с. 160; 132, с. 391—421; 202, p. 35].

Таким образом, к тому времени в Крыму существовало пять малых ханских дворцов — дворцовый комплекс в Кырк-Ере, Улаклы-Сарай, Алма-Сарай, Качи-Сарай, Сюйрень-Сарай (рис. 4). Они служили ханам загородными виллами; главным же местом их пребывания и правительственной резиденцией стал Бахчисарай.

В историографии Бахчисарайского дворцового комплекса и реставрационных действий на его территории отчетливо выделяются три различных периода. В качестве критерия для такого деления были взяты полнота и доступность нарративных источников и комплексность подхода к научно-изыскательским и собственно реставрационным работам. Первый период охватывает время суверенного крымского ханства от становления после отделения от Золотой Орды в XV в. до его аннексии российской империей в 1783 г. Он характеризуется сравнительной скудностью первоисточников как в количественном, так и в качественном отношении. Это связано с традиционной для Востока относительной закрытостью приватной жизни царствующей семьи для постороннего наблюдателя, в результате чего гости либо не получают доступа внутрь дворцовых сооружений и ограничиваются лишь наружным их описанием, либо в силу мировоззренческих различий и недостатка времени составляют небогатые и искаженные путевые заметки. Исторические же хроники самого крымского ханства в большинстве своем были утрачены.

Второй период — «имперский», растянувшийся на два столетия, — отличается, во-первых, появлением строго архитектурных описаний дворцового комплекса и отдельных его сооружений, сделанных ведущими европейскими и российскими, а позже советскими специалистами, и во-вторых, попытками подготовки и проведения реставрационных мероприятий на территории Ханского дворца. К сожалению, эти работы обычно были связаны либо с восстановлением комплекса после повреждений в результате стихийных бедствий, либо с грядущим появлением в Бахчисарае высокопоставленных гостей. Недостаточность финансирования, отсутствие высококвалифицированных исполнителей и, будем говорить прямо, желания вывести Бахчисарайский дворцовый комплекс на соответствующий его историческому статусу уровень привели к тому, что значительная часть построек утрачена безвозвратно, а облик уцелевших искажен зачастую до неузнаваемости.

И лишь с началом научно-изыскательских археологических работ на территории Ханского дворца и прилегающих к нему участках в середине 1980-х гг. начинается период по-настоящему комплексного подхода к изучению и реставрации этого незаурядного памятника истории и архитектуры. В результате нескольких археологических экспедиций, которые с начала 2000-х гг. проводятся под руководством автора настоящей книги, были локализованы точные местоположения ряда уничтоженных строений, восстановлены некоторые из них — в частности, бани Сары-Гюзель, Соколиная башня, дюрбе Диляры Бикеч.

Авторов, описывавших собственно Ханский дворец эпохи суверенитета ханства и опубликовавших свои записи, было лишь четверо — Реммал-ходжа, Мартин Броневский, Эвлия Челеби, Христофор Манштейн.

Реммал-ходжа (полное имя Бадр ад-Дин Мухаммед ибн Мухаммед Кайсуни-заде Нидаи-эфенди) — придворный астролог, друг и собеседник крымского хана Сахиб Герая, живший в XVI в. Его перу принадлежит трактат под названием «Тарих-и Сахиб-Герай хан» («История хана Сахиб Герая») — самое раннее дошедшее до нас историческое сочинение, созданное в крымском ханстве и посвященное эпохе правления на крымском престоле хана Сахиб Герая I, сына Менгли Герая (сентябрь 1532 — конец 1551 гг.). Поступив на службу к хану Сахиб Гераю I, когда тот покидал Стамбул, Реммал-ходжа служил у хана в качестве личного врача с 1532 г. вплоть до его убийства в 1551 г. и был распорядителем похорон 50-летнего хана и его сыновей в семейной усыпальнице — Дюрбе хана Хаджи Герая. «Историю» Реммал написал после убийства Сахиб Герая в 1551 г. по просьбе его дочери Нур-Султан [61, с. 69—83; 231]. О существовании исторических хроник Крымского ханства до труда Реммала в точности нам ничего не известно. Следует заметить, что, по всей видимости, крымские татары и до этой хроники обладали какими-то историческими знаниями. Возможно, они носили характер генеалогических записей и исторических преданий. Так, в «Родословной Ширинских» (XIX в.) говорится, что предки «пришли в Крым от реки Волги с подвластными народами. Дангы бей (родоначальник крымских Ширинов) до покорения Крыма татарами правил за рекою Волгою многочисленным народом. Его сын Руктемир бей всегда находился при хане Тохтамыше, имел первенство в диване и первое по хану с правой стороны место» [106, с. 123—124]. На самом деле, в этой «Родословной» информации гораздо больше, и тут приведена лишь ее часть. Но даже из нее видно, что в Крымском ханстве издавна существовал довольно объемный корпус исторических знаний.

В хронике «Тарих-и Сахиб-Герай хан» особо выделяется генеалогическая традиция Гераев как Чингизидов; как нам кажется, это было явно сделано для того, чтобы акцентировать внимание на существовании Крымского ханства, несмотря на оттоманский сюзеренитет, в качестве самостоятельного государства, обладающего глубокими историческими традициями. Как указывает А. Фишер, это предполагает осознание крымскотатарским обществом своей «татарской» идентичности, ее значительности в том, что касается традиций, истории и т. п., а со стороны правящей династии — своей «не вторичности» по отношению к османам и московским царям [202, с. 35]. Исследователи, которые специально изучали эту хронику, показали ее ценность во многих аспектах: тут присутствуют сведения о клановой структуре крымского ханства, его политике, военных силах и воинском искусстве, бытовой жизни крымских татар, их соседей и пр. [см.: 132, с. 391—421; 213, p. 445—446]. Не вдаваясь в детали хроники, приведем только три примера, иллюстрирующие сказанное. Так, в описании крымского похода на Астрахань в 1545 г. сообщается, что астраханский хан Ямгурчи атаковал караван, шедший из Казани в Крым. В результате потерпевшие убытки купцы пришли с жалобой к Сахиб Гераю, и тот в ответ решает наказать астраханского хана за его вмешательство в казанско-крымские торговые связи. В другом месте текста описывается, как перед походом против Московского государства в 1541 г. хан после приготовлений идет в особую комнату для молитвы, где проводит ночь в уединении, а утром совершает утреннюю молитву (сабах намазы). Наконец, описывая празднование после успешного астраханского похода, хронист пишет: «Были приготовлены кушания и устроено главное зрелище. Улемы, набожные люди, богатые и бедные, горожане и чужестранцы, духовные лидеры (имамы) и проповедники (хатибы), все пришли, и зрелище было многолюдно. Все люди возносили молитвы и восхваления» [132, с. 399, 413—414]. Хотя это произведение, как считают некоторые исследователи, можно оценивать и как образец османской историографии XVI в. (сам автор — турок, а язык хроники — османско-турецкий) [132, с. 393], по своему содержанию и последующему влиянию на крымских историков оно, несомненно, является и крымскотатарским историческим сочинением.

Мартин Броневский (1545-?—1593-?), видный польский дипломат и государственный деятель, служивший при дворе польских королей Сигизмунда-Августа и Стефана Батория, дважды побывал в Крыму в качестве польского посланника ко двору крымского хана Мухаммед Герая. В 1578—1579 гг. на протяжении девяти месяцев жил в Крыму, что позволило ему собрать материал для подробного описания Крымского ханства. Это сочинение под названием «Описание Татарии» («Tartariae descriptio») впервые было издано в Кельне в 1595 г. на латинском языке и долгое время оставалось в европейской литературе лучшим на данную тему, многократно переиздавалось и переводилось на разные языки. Второе издание вышло в 1630 году в Лейдене, в известном сборнике знаменитого типографа Эльзевира, под названием «Russia seu Moscovia, itemqve Tartaria» (рис. 6). В этом труде довольно подробно описан уже сформировавшийся город Бахчисарай и дворец в центре города [27]:

«Дворцы и местопребывание Ханов.

Дворцы, или домы ханские, находятся в средине Таврического полуострова. Там есть небольшой городок и первый каменный дом, в которых живет Хан, называется Бакчисарай, городок расположен между двумя горами; посредине его протекает маленький ручеек, от которого город получил название. Возле города построены каменная мечеть и гробницы ханов, из развалин христианских. Неподалеку также от города, из развалин греческих, выстроен монастырь магометанский, и многие татарские гробницы. В конце этого города есть другой город, называемый Салачик, с хорошими домами, построенными турецкими жителями. Ханский дворец, или дом, древними татарскими государями великолепно украшен зданиями, мечетями, гробницами и банями. Ханы, имея свободное время от занятий, нередко удаляются в этот дворец, с своими женами; потому что это место, или положение дворца, очень благоприятно для охоты.

Там есть сады яблоней и других плодов, виноградники, прекрасные поля, орошаемые чистыми ручьями. Много гор и лесов, где видны развалившиеся здания, большие замки, города, в которых живут не многие или не живет никто. Алма-сарай, при речке Алме, ханский дворец, в котором Хан редко живет; потому что там нет таких выгод для его двора, как в иных дворцах: там одна только небольшая деревня. Несколько незначительных городков и замков рассеяны в окрестности, где содержатся жены ханские. Есть также немногие дома, в которых постоянно живут солтаны, то есть ханские братья, сыновья и жены их. Та часть полуострова, в которой живет Хан с своими татарами, от Перекопа к озеру до Крыма, обработана, ровная плодородная и изобилует травами; но к стороне моря, ханского дворца, его замков и селений, почва очень гориста, лесиста, но чрезвычайно плодородна и обработана. В этой части возвышаются известковые громадные горы, из которых самая высокая и самая большая имеет на вершине довольно значительное озеро. Хотя я сам не восходил на вершину ее, однако ее можно видеть на расстоянии нескольких миль и судить о ее необыкновенной высоте и величине. Множество речек, и не маленьких, вытекает из этих гор; в этих речках есть много превкусной рыбы, хотя мелкой, потому что и вода в них не глубока. Но как татары не большие любители рыбы, то ловлею ее занимаются по большей части христиане и путешественники наши, приезжающие сюда. Там водится также множество превкусных птиц, которых иногда стреляют охотники христиане и турки, но редко наши путешественники. Охота за оленями, дикими козами, кабанами и зайцами чрезвычайно прибыльна во владениях татарских, лежащих по берегам моря. Иногда даже сам Хан там охотится; но чаще всего отправляется в степи, с охотничьими собаками, татарскими или турецкими. Селение татарское Сортасс, лежащее по близости к ханскому дворцу, чрезвычайно приятно своим местоположением и довольно велико; там часто живут литовские и московские послы. Но с того времени, как полуостров таврический подпал под власть ханов, многие знатнейшие генуэзцы, после взятия турками Кафы, получили от ханов во власть это селение, имея от них на это письменные акты, которые я у них видел. Или они достигли этого золотом, которое с собою унесли из Кафы; или может быть получили в награду за услуги, оказываемые ими ханам в сношениях их с христианскими государями. Им позволено было выстроить в этом селении католическую церковь, в которую я часто ходил во время моего там пребывания. В этой церкви был единственный священник францисканского ордена, освобожденный золотом христиан из турецкого плена».

Знаменитый турецкий путешественник Эвлия Челеби (1611—1682—?) прибыл в Крым в 1665 г. Познакомившись с ханом Мухаммедом IV Гераем, он по его приглашению посетил Ханский дворец в Бахчисарае. На протяжении 1666—1667 гг. Челеби жил и путешествовал по Крыму; путевые заметки стали частью известной его книги «Сейахат-наме» («книга путешествий»). В частности, Челеби оставил свидетельство о том, что в Крыму существовало пять малых ханских дворцов: дворцовый комплекс в Кырк-Ере, Улаклы-Сарай, Алма-Сарай, Качи-Сарай, Сюйрень-Сарай. Они служили ханам загородными резиденциями; главным же местом их пребывания стал Бахчисарайский дворец (Хан-Сарай). Как гость хана, Челеби включил в свою книгу подробный рассказ о самом городе Бахчисарае и ханском дворце (см. Приложение 1) [85]. Приведем здесь описание не сохранившегося старого дворца в Салачике (перевод наш — А.И.):

«Пять кварталов, пять святынь находится там. Раньше мечетей, бань и медресе было куда больше. До сих пор стоит медресе Менгли-Герай хана. Надпись над входом, которая выполнена в стиле джели, гласит, что медресе построено Менгли-Герай ханом, сыном Хаджи-Герай хана. К медресе примыкает баня (хамам), напротив находится дворец Джучи-Герай хана. Вокруг дворца четыре башни; с западной стороны железная дверь, внутри мечеть. По дороге, ведущей во дворец, находится так называемый Дом суда, или справедливости. Чуть выше Салачика, не доходя до Чуфут-Кале, — дворцы, окруженные садами Ашлама. Росписи сусальным золотом, тонкая отделка вилл, а также залов дворца; многочисленные фонтаны и бассейны — это было сделано ханами: вилла Бахадыр-Герай хана (1049 г.х.), вилла Мехмед-Герай хана (1052 г.х.) и еще одна построенная в (1056 г.х.) имеет место здесь.

В Салачике, недалеко от дворца Менгли-Герай хана, находится медресе Сахиб-Герая с семнадцатью разными школами (мектебами), девятью теккие, семьюдесятью фонтанами».

Христофор-Герман Манштейн (1711—1757) в 1736 г. в должности адъютанта фельдмаршала Миниха, командующего 50-тысячным российским корпусом, принимал участие в захвате Бахчисарая во время русско-турецкой войны 1735—1739 гг. В своих «Записках о России» он оставил очень подробное описание этой войны, где запечатлена печальная судьба ханской столицы после ее захвата русскими войсками:

«27-го числа армия подошла к ущельям холмов, которые ограждают равнину под Бахчисараем. Неприятель стоял на высотах в весьма выгодной позиции. Так как дорога, по которой надлежало идти на Бахчисарай, была очень затруднительна и к тому же поход этот надобно было совершить скрытно от неприятеля, то фельдмаршал решился идти туда только с отборным войском, а обозы и больных оставить позади под охраной четвертой части армии, вверив ее начальству генерал-майора Шпигеля. Он выступил вечером, тотчас по пробитии зори. Выступление совершено в таком порядке и в такой тишине, что неприятель не слыхал, как русские обошли его лагерь, и очень удивился, когда на рассвете увидал его под Бахчисараем. <...> По отступлении неприятеля Миних отправил четвертую часть армии в город для разграбления, а прочие оставались под ружьем. Все обыватели бежали из города, спасши свое лучшее имущество в горах, тем не менее, добыча русских была значительна.

Бахчисарай в переводе значит садовый дворец; это обыкновенное местопребывание крымского хана. Город расположен в глубокой долине; домов в нем около 2000; треть этого числа принадлежит грекам, у которых тут же и церковь своя. Существовала и иезуитская миссия, но так как она была принуждена следовать за ханом, то и дом, и библиотека ее так же мало были пощажены, как и все другие дома. Ханский дворец, состоявший из нескольких больших, довольно красивых и очень опрятных зданий, был обращен в пепел, как весь город. В последнем не было никакого укрепления».

Х.-Г. Манштейн является также автором малоизвестной работы, в первом русском переводе озаглавленной «описание столичного города Бахчисарая и ханских палат, учиненное капитаном Х.-Г. Манштейном, по взятии фельдмаршалом графом Минихом оного полуострова» (1737 г.). В ней приведено детальное описание дворца, который к тому времени уже значительно пострадал после атаки русских войск (см. п. 2.1. «историческая топография ханского дворца») [109, с. 75—84].

После пожара 1736 г. дворец был почти полностью перестроен. Восстановлением дворца занимались ханы Селямет II Герай и Крым Герай. Последнему крымскому хану Шахин Гераю приписывается намерение перенести столицу ханства из Бахчисарая в Кефе (Феодосию). Он даже начал в этом городе строительство новой резиденции, но, потеряв в 1783 г. власть, не успел реализовать свой план.

Существует немало иных описаний Крыма, но их авторы (к примеру, Г. Боплан, Э.П. д'Асколи [23; 51]) не были допущены внутрь дворца, поэтому их воспоминания не актуальны в рамках данного исследования.

Ряд дипломатов и путешественников оставили свои впечатления о Ханском дворце в письмах и неопубликованных записках, как, например, прусский лейтенант Александр фон дер Гольц, адъютант короля Фридриха Великого. В 1761 г. он был послан в Бахчисарай для переговоров об оказании Пруссии военной помощи со стороны хана Крым Герая [117, с. 37]. Однако, эти свидетельства не находятся в широком научном обороте и труднодоступны.

Такое малое количество письменных источников в истории Ханского дворца в Бахчисарае дополнительно актуализирует задачу его археологического исследования, а также изучения истории реставрации и исследования историографии ханского дворца.

В 1783 г. Крымское ханство окончательно утратило государственную независимость, а Крым вошел в состав Российской империи. Ханский дворец был передан в ведение Министерства Внутренних Дел. Неоценимый вклад в систематизацию архивных документов, касающихся истории Ханского дворца этого периода, внес А.И. Маркевич (1855—1942) — историк Крыма, архивист, археолог, впоследствии член Академии наук СССР. В своей работе «К истории ханского Бахчисарайского дворца», опубликованной в 1895 г. в «Известиях Таврической Ученой Архивной Комиссии», он упорядочил и пересказал материалы архивов, имеющие отношение к ремонтам и реставрациям дворцового комплекса.

Сразу после аннексии ханства была предпринята первая попытка реставрации Ханского дворца (1784—1787 гг.), связанная с приездом в Бахчисарай императрицы Екатерины II. К ее прибытию был отремонтирован дворец, Фонтан слез перенесен от дюрбе Диляры Бикеч в Фонтанный дворик, одна из комнат была перестроена в приемную, из двух комнат, находившихся между Золотым кабинетом и «комнатами Марии Потоцкой», была устроена спальня императрицы; был пробит ряд окон, позолочен потолок. Ремонтом дворца к приезду императрицы занимались более 60 мастеров и 50 рабочих, а на благоустройство было выделено 24 247 рублей. Общее наблюдение за производством работ осуществлял знаменитый русский военный и государственный деятель испанского происхождения О.М. Дерибас (1751—1800). Набережная перед дворцом была исправлена и вымощена вновь камнем; развалившиеся дома и лавки, стоящие у моста при въезде во дворец, сломаны [111, с. 86]. Кроме наружного ремонта, дворец «весьма хорошо отделывали» [111, с. 90], внутри, как видно из рапорта правителя Таврической области В.В. Каховского кн. Потемкину от 11 марта 1786 г. (ордер от 9 января 1787 г.), Потемкин предлагал по окончанию отделки дворца вытребовать от полков и нанять следующее число мастеровых: плотников хороших 25, столяров 5, маляров из Малороссии 4, каменщиков 20, пильщиков 8, рабочих 50, стекольщика 1 [111, с. 102]. В письме к В.С. Попову от 13 марта 1787 г. правитель области В.В. Каховский благодарил за присылку плотников и столяров, просил выслать еще маляра с учеником и сообщал, что «живописцы еще не принимались за Бахчисарайский (и Старокрымский) дворец»; «необычайно продолжающаяся зима, — пишет он, — по сие число препятствует приняться за оштукатуривание определенных в Бахчисарае покоев» [111, с. 107]. Материалы для меблировки и убранства дворца закупались тогда отчасти на месте, отчасти — в Константинополе, а большей частью — в Москве. При этой реставрации произошли и некоторые изменения. Тогда же находившийся над главным входом в дворцовые покои Демир-капу полумесяц («двурогая луна») был заменен двуглавым орлом. Впоследствии, при Александре I, этот орел был установлен на колонне перед въездом во дворец, сооруженной в память посещения дворца Екатериной II, а полумесяц возвращен на старое место.

Согласно желанию князя Потемкина, дворец был отделан в прежнем восточном вкусе. Дерибас обнаружил в отделке дворца много вкуса и сумел сохранить во многих частях восточный колорит, однако дворец в значительной степени утратил первоначальный стиль. И если комплекс с самого основания своего не представлял, как можно думать, цельности в архитектурном отношении, то после этой реставрации смесь азиатского стиля с европейским стала в нем еще заметнее.

К этому времени относится чертеж Бахчисарайского дворцового комплекса, выполненный итальянским архитектором Джакомо (Джокано) Тромбаро (17421838) (рис. 9). Согласно плану Дж. Тромбаро, жилые помещения находились во всех дворах дворцового комплекса: «жилые покои различных султанов» — в северной части Главного корпуса и в Персидском дворе, четыре здания гарема — в Гаремном, Посольском и два в Персидском дворах, «жилье первого евнуха» и «апартаменты других евнухов» — в северной части гаремного двора. По его же свидетельству, наиболее древними сооружениями комплекса являются «старинный домик с пристройкой с левой стороны; сохранен ханами в качестве побудительной причины формирования этого города, в 1600 году...» и «кухня, примыкающая к упомянутому домику» [129а].

Необыкновенно яркое описание Бахчисарая и ханского дворца по состоянию на конец XIX в. принадлежит перу знаменитого немецкого и русского ученого, естествоиспытателя, географа и путешественника Петера Симона Палласа (1741—1811). В 1793—1794 гг. он предпринял исследовательскую экспедицию на юг России, посетив в том числе и Крымский полуостров. Результатом ее стала книга «Краткое физическое и топографическое описание Таврической области», вышедшая в свет в Санкт-Петербурге в 1795 г. С 1796 по 1810 гг. Паллас постоянно проживал в Симферополе, обследовав почти все Южное побережье Крыма. Приведем фрагмент из его труда «Наблюдения, сделанные во время путешествия по южным наместничествам Русского государства в 1793—1794 годах», вышедшего сначала на немецком языке, а в русском переводе полностью опубликованном лишь в 1999 г.:

«После того въезжают на высоты, однообразно непрерывно тянущиеся до Бахчисарая, образуя своими южными обрывами узкую долину, где, как во впадине, прячется город Бахчисарай. Не доезжая четырех верст до города, прежде стоял загородный дом ханов, а близ дороги находился превосходный фонтан, обделанный тесаным камнем; к сожалению, его не могли уберечь от разрушения.

Наконец, подъезжаем и к городу Бахчисараю, не видя его самого, спрятанного налево в долине, куда спускаются по крутой дороге, спиной к городу. Узкая долина расширяется, сливаясь с другой, тянущейся SSO к NNW, она закрывается с обеих сторон, в особенности с северной, высокими стенами скал, состоящих из меловых и известковых слоев; в этих скалах находятся несколько пещер и округленных причудливой формы столбов, образовавшихся от выветривания. Маленький ручей Джурюк-су протекает по долине, изливаясь в качу и разделяя город в длину на две части; он вполне заслуживает свое название [Вонючая вода — А.И], так как выносит с собой все городские нечистоты с улиц и многих выгребов, для чего через них пропущены особые трубы; это очень способствует плодородию огородов, разводимых в долине несколько ниже города, для поливки которых употребляется большая часть речной воды, отведенной канавами близ горы, что невежды принимают за родниковую воду, текущую с высот. Улицы города — по ширине почти версты и по длине двух с половиной — построены по обеим сторонам ручья, поднимаясь уступами одна над другой; они извилисты, узки, ничтожны, неправильны, чрезвычайно нечисты, с плодовыми садами, в которых вмешанные ломбардские тополя составляют украшение, придавая городу вместе с башнями мечетей и изящными дымовыми трубами большей части домов, впрочем очень жалких, красивый вид; чтобы дать о нем представление, я просил нарисовать верхнюю часть города там, где расположен ханский дворец. Главная улица, ведущая к ханскому дворцу по правой стороне Джурюк-су, обставлена с обеих сторон жалкими лавками, построенными под домами отчасти из дерева; эта улица так узка, что две повозки разъезжаются только с великими затруднениями; к этому неудобству приходится прибавить ужасную мостовую. В нескольких других улицах едва может проехать одна повозка, а в иных могут двигаться только пешеходы и всадники; в большей их части уложены широкие камни, чтобы пешеходам избегать грязи.

Лучшее украшение города — мечети, училища [медресе — А.И.], бани и ханский дворец с его усыпальницами. В Бахчисарае насчитывают 31 мечеть; большая часть их построена из тесаного камня, а над ними возвышаются изящные башни. Кроме того, в городе находятся греческая и армянская церкви, две синагоги и три магометанских школы. Две бани устроены по-турецки, сводчатые, с круглыми куполами. В городе числят 16 больших ханов, служащих заезжими домами или складами, между ними — шесть особенно больших, каменных; 21 питейное заведение, 17 татарских кофеен, 5 мельниц, работающих водой Джурюк-су, и 517 лавок. В этом числе: 121 лавка с шелковыми и другими товарами розничной продажи; 41 искусных седельников и хороших кожаных изделий, 135 съестных припасов, 24 башмачника, 23 с изделиями больших и малых татарских ножей и иных острых инструментов, пользующихся известностью за их закалку; 5 медников, 10 брадобреев, 19 портных, 6 ювелиров, 5 оружейников, 8 продаж башмачных изделий, 9 обозных и лесных, 5 канатных заведений, 8 бочарных, 7 с войлочными изделиями и дождевыми плащами, 4 горшечника; 5 продающих трубки с чубуками, 20 пекарень, 13 дубильных для кож и сафьяна, 6 кузниц, 13 лавок с продажей крепких татарских напитков [буза — А.И.], выделываемых из проса; 13 свечных заводов и 7 резчиков по дереву. В городе насчитывают домов 1561, а разных жителей: 3166 — мужчин и женщин — 2610. В этом населении есть 210 греков обоего пола, между ними — 14 дворянского происхождения и 42 купца; 51 армянин; 1162 еврея, в числе которых 420 записаны купцами, и почти 3000 татар, из коих — 20 дворян, 237 купцов, 173 духовных и 78 учеников к ним. По приказу покойной императрицы этот город назначен одним татарам, и в нем нет русских горожан. Всего более там татар и жидов, имеющих свои отдельные магистраты.

Ханский дворец расположен ближе к западному концу города, на самой речке, на южном склоне долины; он состоит, как ясно показывает рисунок, с северной стороны из различных зданий, беспорядочно построенных вокруг дворов, и заслуживает особенного описания. Первый двор, в который входят через каменный мост и ворота, построен на Джурюк-су, поддержанный каменной прибрежной стеной; он заключает только жилья; слева видна ханская мечеть с двумя башнями, далее — конюшни; справа — собственно ханский дворец, занимающий один верхний этаж; вверху этот двор прегражден садовыми стенами и террасами, идущими от долины. Во внутренний дворцовый двор входят справа, через ворота; над ними построены комнаты; здесь — и вход в самый дворец, в углу слева, пройдя большую прихожую, с несколькими фонтанами, и где, уничтожив маленькие комнаты, расчистили место для удобной лестницы, по которой входят в верхние жилые помещения. Внизу находятся еще несколько комнат и большой зал дивана. Вверху комнаты и галереи убраны в турецком вкусе коврами и диванами; восточными пейзажами, безвкусно рисованными на стенах; букетами цветов, искусно исполненными; каминами и цветными стеклами в окнах; некоторые в них переделки были сделаны для придания им европейского вида к приему монархини в 1787 году. Посредине обыкновенных ханских комнат устроен продолговатый сад из роз с беседками; в его верхнем конце помещен фонтан, вода которого падает струями в каменные водоемы, построенные несколько ступенями для эффекта падения воды. Рядом с помещениями ханов находятся маленькие комнаты гарема, плохо убранные и уже почти разоренные; подле них — постройки; над ними возвышается киоск, похожий на клетку, в нем ханы обычно держали соколов и из него по направлению через мечеть открывается несравнимый и самый романтический вид на скалы края города в его северной части. К строениям гарема прилегают несколько садов, и в них — маленькая каменная купальня; но большая, выложенная мрамором, бывшая подле дворца, совершенно разорена.

Большой плодовой сад состоит из четырех террас, поддержанных стенами тесаного камня, по ним переходят с одной на другую по каменным разоренным лестницам, устроенным сбоку. Нижняя терраса совершенно покрыта виноградными беседками, а на верхних — одни плодовые деревья разных сортов, их прививки лучшего качества, и между ними есть превосходные груши.

Большая мечеть, стоящая против дворца, — одна из наиболее значительных и самая красивая в Бахчисарае. Внутри ее устроено отделение или ложа с окнами, назначавшаяся для самих ханов; в нее поднимаются со двора по особой лестнице. Именно в эту ложу, чтобы не смущать татар, и вводят иностранцев, особенно женщин, когда они любопытствуют — видеть татарское богослужение по пятницам или большим праздникам, а в особенности посмотреть на крикливые танцы дервишей.

Сзади мечети начинается большое кладбище, поднимающееся вдоль садовых строений; в нем погребены лица ханского рода, наиболее значительные мурзы и духовенство. Оно заполнено могильными камнями, между ними мужские отличаются особой формой тюрбана. В этом же месте, неподалеку от церкви, замечаются стоящие рядом два новых прекрасных могильных сводчатых здания и того же назначения — третье, более древнее; первые наполнены гробами ханов, поставленными на земле и покрытыми черной или зеленой тканями. Одно из этих зданий построено Хаджи-Гиреем. Несколько далее поднявшись, встречается одиночная могила Менгли-Гирея, очень поэтичная, лучшего стиля, окруженная каменными портиками; ее внутренность оттенена виноградом и иной растительностью. Значительно выше, на краю самой верхней садовой террасы, построен изящный мавзолей для грузинки, супруги доблестного хана Крым-Гирея, покрытый купольным сводом с золоченым шаром над ним. Могилы самого хана и его брата в виде каменного саркофага с обычным столбом с тюрбаном, отененные деревьями слив и иными, находятся между мечетью и могилой Хаджи-Гирея. По высочайшему повелению все дворцовые здания содержатся в возможно хорошем состоянии как внешними починками, так и сохранением убранства; и то и другое — образцы причудливого стиля азиатов.

имена старых ханов, погребенных у главной мечети ханского дворца в Бахчисарае, были мне указаны в следующем виде.

В первом мавзолее — Батыр-Гирей, умерший в 1051 г. эгиры [хиджры — А.И.], или 165 тому назад; Ислам-Гирей, умерший в 1025 г., или 150 лет тому назад; Махмет-Гирей, умерший в 1075 г., или 139 лет тому назад. Во втором мавзолее — Адил-Гирей, умерший в 1093, или 120 лет тому назад; Сафа-Гирей, умерший в 1104, или 111 лет тому назад; Хаджи-Селим-Гирей, умерший в 1117, или 99 лет тому назад; Девлет-Гирей, умерший в 1125 г., или 90 лет тому назад; Саадет-Гирей, умерший в 1137 г., или 71 лет тому назад; Каплан-Гирей, умерший в 1149 г., или 65 лет тому назад; Менгли-Гирей, умерший в 1154, или 60 лет тому назад; Селамет-Гирей, умерший в 1156, или 60 лет тому назад.

Вне сводчатых усыпальниц лежат: Селим-Гирей, умерший в 1161 г. эгиры, или 55 лет тому назад; Арслан-Гирей, умерший в 1180 г., или 36 лет тому назад; Крым- или Керим-Гирей, умерший в 1182 г., или 34 года тому назад.

В верхнем, прекрасном мавзолее, находящемся вне сада, погребена любимая жена Крым-Гирея Дилира-Бикез, бывшая христианкой; умерла она в 1176 г. эгиры, или 40 лет тому назад.

Нельзя в достаточной мере не похвалить в Бахчисарае так же, как и во многих татарских городах, старательного ухода за водопроводами, проведенными с далеких высот подземными глиняными трубами в общественные фонтаны, а также для непрерывного пропуска воды во дворы знатных или богатых лиц. Здесь так умело распоряжаются этими водами, что те, вытекая из каменных водоемов, поступают на поливку маленьких городских садов, а частью особыми каналами проведены в выгребы, устроенные для общественного удобства вблизи фонтанов; таким образом, эти водные струи уносят не только эти нечистоты, но и уличные в ручей Джурюк-су. Татарская полиция тщательно блюдет за исправным содержанием водопроводов на общественный счет, тогда как в других городах, как, например, в Акмечети и Кафе оставили разрушаться по нерадивости и недостатку доброго желания.

Бахчисарай, несмотря на нечистоту его улиц, тесных и сырых, должен почитаться здоровым местом, что следует приписать постоянным тягам воздуха, образующимся в узкой долине, открытой в ее верхней части. Так как она совершенно закрыта от северных ветров, то положение ее чрезвычайно теплое, и в ней персики, миндаль и иные плодовые деревья и весенние цветы распускаются гораздо ранее; большую часть зимы здесь погода теплая, и даже в ту пору, когда в других местах Крыма чувствуются общие холода. Все необходимое для жизни и ее потребностей получается из населенных мест по Алме и Каче, а также и с гор в большом количестве и по очень умеренным ценам. Его торговля довольно значительна, как потому, что ведется с деревнями, так и благодаря частым приездам верхом в город мурз; все это дает благосостояние и торговцам, и ремесленникам».

В 1799 г. указом Павла I Бахчисарайский дворец был передан в ведение Гофинтендантской части. В 1798 г., перед запланированным очередным ремонтом, известный российский инженер и архитектор шотландского происхождения Вильям Гесте (1763—1832) проводит детальные обмеры Бахчисарайского дворцового комплекса, составляет чертежи (в том числе поэтажные планы) и зарисовывает фасады всех существующих сооружений дворца (рис. 10—20; в пояснениях к рисункам 1-й вариант представляет полевые зарисовки, 2-й вариант — кабинетные рисунки реставрационного проекта). Эти планы дают более полное представление о состоянии сооружений комплекса в конце XVIII века. Особый интерес представляет то, что на своих чертежах В. Гесте приводит и застройку вокруг дворцового комплекса, а это в известной степени позволяет оценить общую его площадь. По результатам этих работ Гесте, занимавшим в то время должность губернского архитектора Таврической и Екатеринославской губернии, были предложены и реставрационные решения (рис. 15: 2; 16: 2; 17: 2; 18: 2; 19: 2;), которые, однако, в силу различных причин не были претворены в жизнь.

Чертежи В. Гесте и Дж. Тромбаро имеют огромную ценность, так как на них изображен целый ряд построек — старый дворец, гарем, помещения кухни и т. п., — безвозвратно утраченных в результате последующих ремонтов.

В том же 1799 г. на ремонт дворца было выделено в распоряжение графа Каховского 8106 руб. 90 коп., и с тех пор на текущий ремонт по требованию местного полицмейстера ежегодно отпускалось по 887 руб. 85 коп.

В 1799 г. путешествие по Крыму совершил П.И. Сумароков (1767—1846) — в будущем писатель, сенатор, член Российской Академии наук и губернатор Витебска. На протяжении всей поездки он вел дневники, которые через год стали первой опубликованной книгой начинающего писателя — «Путешествие по всему Крыму и Бессарабии в 1799 году». В 1802 г. он был назначен в Таврическую губернию на должность судьи, получил возможность более глубоко познакомиться с Крымом и в результате опубликовал еще одну книгу — «Досуги крымского судьи, или Второе путешествие в Тавриду» (рис. 21—26). Будучи прекрасно образованным гуманистом, он сопровождал свои наблюдения весьма любопытными комментариями и умозаключениями, в чем можно убедиться из следующего отрывка:

«25 число июня.

Бакчисарай, 30 верст.

Бакчисарай, по уничтожении в Кафе столицы, был престольным в Крыму городом, в котором Ханы имели всегдашнее свое пребывание. Положение его есть между двух высоких, утесных гор вдоль по лощине, как будто в ящике, по которой протекает речка Чурюкса или гнилая, и сия непространная долина чем далее идет, тем более суживается, так что при конце города к Дчуфут-Кале она и 100 сажен в ширину не имеет. Город, простирающийся в длину версты 4, разбросан по ней и по косогорам обеих возвышений; от чего минареты, куполы мечетей, и склоняющиеся повсюду лестницами строения, из коих некоторые поверх крышек других показываются, придают ему очень хороший, но странной вид. В нем ныне считается 2 греческих и 1 Армянская церковь; 2 Еврейския школы, 33 мечети; 1 Еврейское, 3 Магометанских училища; 3 народныя бани, 17 ханов, 17 кофейных домов, 4 сафьянные завода, 75 фонтанов, 487 лавок, 1411 домов, и 6777 обоего пола жителей, в коем числе только 7 Русских. Он по завоеванию Россиею сей страны лишился немалой части своих жителей; Греки выведены из него в Мариуполь, Армяне же на Дрон в Нахичеван; но он менее других потерпел разорения, и поднесь превосходит все прочие города на сем полуострове.

Тогда время склонялось к полдням, как я въехал в Бакчисарай. Татары толпами мылись по своему обыкновению на улицах у фонтанов, и скоро потом на всех минаретах закричали в один голос Муллы, созывающие мирян на молитву, что означало 12 часов. Великое вышло мое здесь затруднение найти себе пристанище, потому что обыватели из доброй воли ни за какия деньги к себе не пускают, и надлежало просить о том Полицеймейстера, который наконец отвел мне квартиру у своего пристава. Я отобедал, отдохнул и пошел в сопровождении хозяина моего смотреть город. Базар, пролегающий по главной проезжей улице двумя рядами, занимает половину его длины, а остальное в Бакчисарае составлено из кривых переулков по Азиатскому обычаю. Оной представляет веселой и хороший вид; там сидящие по лавкам купцы в них и торгуют и отправляют свои рукоделия; один точает кожи, другой полирует ножи; тот шьет шапки, сапоги, иной точит на станке, другой отбивает на наковальне железо; все в движении и из всех лавок выходят табашныя облака. Трубок и папушей повсюду навалено большими кучами, и здесь в Крыму настоящее курительное царство. Так что редкого встретишь человека без трубки во рту. Базар есть сборище всего мужескаго пола, но женщин никогда на нем не увидишь. Оне имеют право проходить только по переулками не иначе, как закрытыя; для чего носят белыя покрывала и оными так обвертывают свои лица, что оставляют только место для глаз, в каковом наряде они походят на бродящия тени. Мы входили в кофейные домы, в ханы, (отгороженные квадраты с лавками), в коих Жиды караимы, живущие в трех верстах отсюда в городке Дчуфут-Кале именуемом, продают лучшия турецкия товары, каковых у татар не находится. Бузни тоже для неимущих, что кофейные дома для богатых; в них делается род густаго белаго с солодом кваса, имеющаго некоторую крепость, и тут прохлаждающиеся татары пьют оную невкусную бузу. Проведенныя по всему городу трубы заслуживают внимание, и показывают великое в том искусство Азиатцов. Оне начинаются от гор, проходят по оградам, возвышениям, иногда же по мостам, и доставляют воду во все фонтаны, которые здесь находятся на всякой улице, почти в каждом хане, подле мечетей и в переулках; притом жители делают от труб отводы, и имеют оные при своих домах.

По возвращении домой уже в сумерки, я нашел у себя красноречиваго Полициймейстера, которой пригласил меня к себе на ужин, где мушкатныя груши до того мне неизвестныя были самым лучшим для меня угощением. Сей плод весьма приятнаго запаха и вкуса; внутри России и в оранжереях почти не созревает, а здесь природа в июне месяце, в то время, как у нас о самородных плодах еще не помышляют, приносит оной в изобилии, и око, то есть, три фунта сих груш по 6 и 7 копеек продается. Между прочих за столом разговоров дошла речь о Дервишах, и я объявил, что желал бы увидеть их моление. Завтра же я доставлю вам этот случай, отвечал мне хозяин: Магометанские духовные мне знакомы, и они конечно мне в том не откажут.

Ханской дворец.

На другой день поутру я в сопровождении Полициймейстера, моего хозяина и толмача пошел смотреть дворец, в котором ханы всегда обитали, и сие огромное здание стоит при конце базара, посреди города на берегу гнилой речки. При вступлении на пространной двор, с правой стороны находятся палаты, с левой против их придворная с переходами мечеть, и три бока по оному обнесены разными строениями, а впереди на противоположной стороне воротам видны висячие один над другим сады. Дворец составлен из многих соединенных отделений и теремов, коих неравныя высоты, неправильныя фасады и различныя на них крышки дают ему необыкновенныя красы. Раззолоченной вход, род подъезда с татарскою на дверях крупною надписью и двумя колоннами ведет в сени, в которых изпод навислых теремов служит им в иных местах крышею; тут поставлены две большие мраморные фонтаны с различными для воды извержениями. Подле сеней диван, или бывшее заседание хана, представляет пространную комнату в два света; в нижнем все стекла разноцветныя, в верхнем же оне белыя, цельныя самаго большаго разбора и убраны на подобие янтарей, лаллов и изумрудов многими разноцветными же кусочками стеклышек в узор. В другой комнате пол и водомет посреди ея облечены чистым белым мрамором, из которой выходят в небольшой садик. Оной наполнен розовыми кустами и цветниками; по стенам, его ограждающим, переплетаются виноградныя ветьви, и в конце онаго стоит беседка с преизрядным фонтаном. Прочее в нижнем жилье есть ничто иное, как смешение переходов, погребов и кладовых с несколькими притом горницами. В верхнем ярусе великое число комнат с лестницами в них из одной в другую, являют в себе богатыя украшения; там на потолках и стенах расписанных арабесками блестит золото, повсюду диваны с парчевыми, бархатными подушками, и полы устланы или драгими коврами, или Египетскими рогожками. В чертогах жен вставлены вместо стекол плетенныя рогожки, сквозь которые оне будучи невидимыми, могли на все смотреть свободно, и в сем отгороженном для них отделении находится особой с беседками и фонтанами сад. Всех комнат во дворце и службах щитается до 150; окружность его в строении простирается на 420 сажен, и он стоил великого иждивения. Внутреннее онаго великолепие, разные при нем дворики с цветниками, насыпанные сады, изобилующие лучшими плодами, и множество фонтанов представляют придуманной восточной вкус, и все дышет тут роскошью, негою и сладострастием. Оной дворец, служащий твердым трофеем славы российской державы, обращает на себя внимание путешествующих по здешнему полуострову, и сохранит еще ту достопримечательность, что Екатерина Вторая при обозрении сего новаго царства удостоила его своим в нем пребыванием.

Тогда уже настало время видеть магометанское богослужение, для чего мы пошли в придворную мечеть, огромное в два света здание, которое отделано внутри искусною работою, имеет приличныя царскому храму в себе убранства; стены онаго покрыты разными Татарскими письменами. Я взошел тут на хоры. Сперва началось общее моление; Татары, стоявшие правильными рядами, падали на колена, шептали, смотря в руки, поглаживали бороды, иногда вставали, кричали миром, и все отправлялось с великим благочестием. По окончании того собравшиеся дервиши человек до 20 уселись по полу в кружок, пели скорым напевом, одни какия-то слова, и голоса их приметно возвышались. Потом они все вдруг встали, некоторыя напевали скорую песнь, другие же захрипели мудреным образом очень громко, и все кивали безпрестанно головами в такт по даванному от их начальника рукою знаку, каковое неожидаемое мною странное согласие заставило меня содрогнуться. После сего напев тот переменился в протяжной, за которым последовал уже весьма скорой; и тогда один из них только пел, а прочие стали опять хрипеть с таким изступлением, что глаза их уходили под лоб, пена показалась у уст их, и чем больше старший ударял припрыгивая в ладони, тем более они напрягали свои силы в сем хрипении. Наконец они измученные утихли, и все кончилось странным возглашением, с потерею из кармана моего десяти-рублевой ассигнации. Подлинно они трудятся Богу; но такие трудныя их напряжения могут ли быть ему приятны? Он не изнурения или мучения, а дел требует. Разные народы, разные обычаи! Что одному кажется смешным, в том другой важность обретает; сей признает за должность то, от чего иной с ужасом отвращается. Общаго добра и худа нет, цель же каждаго одинакова и та же; всякой ищет познать своего творца, смириться перед Ним, и принести Ему в благодарение каковую либо жертву.

Подле мечети сооружены два круглыя на подобие башен с куполами строения, покрытыя как и мечеть свинцом. Там стоят над телами погребенных в них ханов, жен их и детей многия гробницы; иныя из них все мраморныя, другия обиты черным бархатом, и воткнутыя при них на столпах чалмы отличают мужеской от женскаго пола. Немного подалее виден еще каменной купол, воздвигнутой над прахом одной ханской жены христианки, которая им страстно была любима.

<...>

На третий день мы поехали по городу на татарских лошадях, были на сафьянных заводах, смотрели фонтаны, мечети, разныя строения, и на пути заезжали по приглашению Татар, также Греков в их домы. Усердныя угощения их приятны; но надлежало принужденно из учтивости выполнять их обряды, у татар пить кофий, курить табак, а у Греков отведывать фруктовую водку и заедать вареньем. Продолжая потом нашу прогулку, я услышал в одном доме необычайной шум, и узнав, что тут было Магометанское училище, желал оное увидеть. Ученики сидели попарно один против другаго, учащийся имел к себе книгу в верьх ногами; обучавший же смотрел в нее, как должно, и вместе с тем читал; все качались и кричали напевом во все горло. Я говорил начальнику, что повернутая низом книга к ученику делает ему в разборе слов затруднения, и что гораздо бы лучше было, когда бы учитель, а не ученик держал ее в таком к себе положении; на что получил в ответ, что это по их обыкновению. Похвально держаться старинных своих обрядов, и на обезьян не походить; но полезное невыгодному всегда предпочитать должно. Оттуда мы проехали в городскую баню, в которой нашли с десяток моющихся Татар. В первой комнате посреди бьет в превеличайшую высеченную из камня вазу фонтан, приготовлены постели, и тут по снятии с себя одежды надевают передник, притом ходули, то есть, деревянные туфли для шествия в баню. Она топится с низу, и получает теплоту из под пола в оставленныя на нем скважины; от чего устланныя по оному каменныя плиты в иных местах очень горячи, и она почти также жарка, как бывают наши Руския. Сведенной на ней купол подает ей с сверьху свет, из кранов течет теплая и холодная вода; посреди же находится невозвышенная площадка, на которой баньщики правят члены и моют. По выходе вытирают мывшемуся голову, одевают плеча покрывалом, дают ему опять передник, ходули, и он потом отдыхает в передбаннике на постеле; платят за то от 15 до 30 копеек, смотря по прислугам».

В начале XIX в. Бахчисарайский дворец вновь требовал капитального ремонта. Так, гарем сохранялся в полуразрушенном виде только до 1818 г., когда необходимость, ввиду приезда императора Александра I, вынудила разобрать 70 самых ветхих помещений гарема и оставить только те немногие комнаты, которые возможно было поддерживать в прежнем виде. В том же году было решено ремонтировать весь дворец. Подготовка и сам процесс ремонтных работ сопровождались традиционной для империи того времени пространной бюрократической перепиской, благодаря чему мы имеем возможность детально ознакомиться со многими их подробностями. А.И. Маркевич в своей работе приводит список архивных документов, касающихся ремонтов этих лет:

«1. Дело о ханском дворце 1822 г. на 128 листах.

2. Дело о ханском дворце 1823 г. на 108 листах, 1-я половина.

3. Дело о починке ханского в Бахчисарае дворца на 501 листе. Начато 13 февраля 1820 г.

4. Дело о ханском дворце 1823 г. на 226 листах, 2-я половина.

5. Дело о ханском дворце 1824 и 1825 гг. на 100 листах.

6. О поручении архитектору Эльсону исправления Бахчисарайского ханского дворца на 56 листах.

7. О покупке у купца Максюкова материалов на разные постройки 1826 г. на 155 листах.

8. Об извести 1000 четвертях и особо от дворянина Хаджи Пино по прежнему договору доставленной на 39 листах.

9. О тесанном камне на 51 листах.

10. О покупке кирпича на 38 листах.

11. О каменной и кирпичной работе Яни Апостола, также о азиатских комельках и трубах на 114 листах.

12. О плотничной и столярной азиатской работе на 70 листах.

13. О столярах на 48 листах.

14. О слесарной работе на 7 листах.

15. Об алебастровых окнах на 72 листах.

16. О черепице и перекрытии крыш на 32 листах.

17. О стеклах и стеклянной работе на 23 листах.

18. О польском железе на 6 листах.

19. Об листовом железе на желоба и досках на 18 листах.

20. О штукатурной работе Петра Пелино на 39 листах.

21. О малярной и живописной работе на 110 листах.

22. О фонтанах на 63 листах.

23. О посылке в ханский дворец бродяг для черных работ на 9 листах.

24. О солнечных часах на 4 листах.

25. О нужных местах на 5 листах.

26. О продаже бутового камня на 8 листах.

27. О расходах архитектора Эльсона на мелочные работы на 21 листе.

28. Дело об исправлении ханского дворца к приезду государя императора (Александра I) на 28 листах.

29. О жалованье архитектору Эльсону и о вычете за чин его денег на 69 листах.

30. О канцелярских расходах по комитету.

31. По рассмотрению Баффо о печах на 18 листах.

32. О жалованье бухгалтеру и другим канцелярским служителям на 94 листах.

33. О жалованье сторожу при комитете на 74 листах.

34. О найме дома у ковалевского для комитета на 2 листах.

35. О починке дома для комитета на 4 листах.

36. Ведомости, посылаемые г. гражданскому губернатору, о денежной сумме по исправлению Бахчисарайского ханского дворца на 101 листе.

37. Дело о доставлении присланному от Его сиятельства г. Новороссийского генерал-губернатора и Бессарабского полномочного наместника графа М.С. Воронцова адъютанту его князя Херхеулидзеву о производимой по Бахчисарайскому ханскому дворцу починке сведений 1824 г. на 41 листе.

38. Дело о следственной Комиссии по ханскому дворцу 1824 г. на 41 листе.

39. Дело по предписанию Новороссийского генерал-губернатора и полномочного наместника Бессарабской области, произведенной комиссией, учрежденной для исследования построек в городе Бахчисарае древнего ханского дворца с 1824 г. на 418 листах.

40. Об отсылке в таврическую казенную экспедицию на ревизию отчета по Бахчисарайскому ханскому дворцу на 166 листах.

41. О починке в ханском дворце строений 1829 г. на 10 листах» [110, с. 130—176].

Новороссийский генерал-губернатор граф А.Ф. Ланжерон представил в строительный комитет при Министерстве Внутренних Дел планы, фасады и сметы ремонта Бахчисарайского дворца, но они оказались составлены неаккуратно и неправильно, и А.Ф. Ланжерон препроводил копию донесения Строительного комитета при Министерстве Внутренних Дел Таврическому гражданскому губернатору А.С. Лавинскому, предложением от 27 апреля 1818 г. за № 927, просил его доставить подробные планы, фасады и профили всем сооружениям дворца. Но это требование не было исполнено до 1820 г. (Дело о починке ханского дворца в Бахчисарае на 501 л., начато 13 февраля 1820 г.). Затем составление планов и сметы было поручено 18 марта 1820 г. архитектору И.Ф. Колодину (1788—1838), уже приобретшему известность на посту архитектора Казанского собора. Он был командирован Министерством в Симферополь, в том числе, для окончания постройки соборной церкви и здания присутственных мест.

В каком состоянии находился в то время дворец и как предполагалось его реконструировать, видно из весьма важного документа (см. Приложение 2), составленного И.Ф. Колодиным, копия которого хранилась в ТУАК (Дело по предписанию Новороссийского генерал-губернатора, произведенное комиссией). Как видно из этого описания, Бахчисарайский дворец пришел тогда в совершенную ветхость. Таким видел его А.С. Пушкин в 1820 г., упоминавший в своей поэме о «ветхих решетках» дворца, и в том же году И.М. Муравьев-Апостол, который констатировал в своем «Путешествии по Тавриде», что гарем представлял тогда «печальную картину разрушения: обвалившиеся потолки, поломанные полы», а так называемую «Соколиную» башню называет «полусгнившею» [114, с. 115].

И.Ф. Колодин составил чертежи дворца (рис. 28—35) и две сметы на его исправление: одну на 209 944 руб. 45 коп., а другую, «на самонужнейшия исправления», на 126 076 руб. 76 коп. Обе эти сметы были отправлены губернатором Н.И. Перовским графу А.Ф. Ланжерону 26 декабря 1820 г., а последним 22 апреля 1821 г. были представлены в министерство [111, с. 150—155]. Рассмотрев эти сметы, Строительный Комитет при Министерстве Внутренних Дел дал свое заключение, которое приводится также целиком:

«Выписка из мнения Строительного Комитета от 22 апреля 1821 года за № 77 о исправлении в городе Бахчисарае дворца Крымских ханов.

Строительный Комитет находит, что на исправление строений Бахчисарайского дворца составлены г. Архитектором Колодиным два проекта, из которых сумма, потребная на сие дело, по одному проекту составляет 126076 рублей 76 к., а по другому 204944 рублей 45 к. Оба сии проекта равно отличаются внимательностью, с какого деланы предположения насчет исправления того ветхого дворца, с того токмо между ими разностию, что по первому проекту за меньшую сумму полагается самое необходимое исправление зданий, служащее к поддержанию оных в настоящем времени издержками ограниченными; по последнему же назначена полная переделка тех зданий, доставляющая им совершенную прочность на должащее время.

По сему самому комитет полагает, что если Бахчисарайский дворец, представляющий теперь так сказать развалины, час от часу усиливающиеся, сохранить в виде достойного памятника (курсив в подлиннике — А.И.), то всего ближе пользам казны решиться привести его однажды по последнему проекту в совершенно прочное состояние, с возможным однакоже ограничением суммы на то потребной; и в сей мысли Комитет не может оставить без замечания, что нет надобности исправлять без изъятия все строения ханского дворца, ибо некоторыя из них ни наружностию, ни внутреннею отделкою, ни расположением своим в отношении к прочим частям дворца, не представляют ничего примечательнаго; напротив, будучи построенными из дерева, потребуют, кроме настоящей перестройки их, впоследствии частых поправок и, по стесненному своему положению на случай пожара, могут служить проводниками к истреблению дворца.

Основываясь на сем соображении, комитет полагал бы вовсе уничтожить следующие строения: 1-е) на переднем дворе двухъэтажной флигель (обозначенной на плане цифрою XIV); 2-е) строения малого харема (под цифрою VIII), исключая беседки с фонтаном; 3) все строения Персидскаго дворца, исключая восьмиугольной башни и каменнаго особо стоящаго погреба и 4) прежний Старой ханской дворец (под цифрою X), при котором находящуюся каменную галлерею с фонтаном поддержать в том предположении, чтобы на месте дворца вокруг сей галлереи завести сад.

Если помянутыя строения уничтожить, тогда на прочное исправление всего дворца по последнему проэкту понадобится 161 420 руб. 20 коп., и именно: I. На канал, мосты и полисады со въезда во дворец 4062 р. 20 коп. II. На двухъэтажной флигель на левой стороне от ворот 8663 руб. III. На двухъэтажной флигель внутри двора (направо от ворот), 8006 р. 50 к. IV. На крыльца (парадное и на малом дворике), лестницу и решетки 1559 р. 50 к. V. На парадныя комнаты во дворце в верхнем этаже 38093 р. 50 к. VI. На парадныя комнаты в нижнем этаже 11647 р. 75 к. VII. На большой гарем 17524 р. 75 р. VIII. На беседку в малом гареме 1969 р. 50 к. IX. (Этот нумер по проэкту Колодина касался постройки вновь каменной бани в гареме и комитетом выброшен). X. На галлерею в старом ханском дворце 2179 р. 25 к. XI. На осмиугольную башню в Персидском дворце 3872 р. 50 к. XII. В большом дворе на двухъэтажной корпус на правой стороне 20266 р. XIII. Внутри двора у проходных ворот на правую сторону в нижнем этаже под столовой (комнаты и коридор) 5802 р. XIV. На ограду на место предполагаемого к сломке под цыфрою XIV флигеля 1328 р. XV. На большую кухню и монетной двор 5580 р. 50 к. XVI. На поправки оградной дворцовой стены и во дворах малых террассов 4644 р. XVII. На поправку фонтанов, бассейнов и проводных труб 12222 р. XVIII. На внутреннее украшение парадных во дворце комнат в прежнем азиатском вкусе 14000 р.

Производство исправления всего того дворца можно разделить на два года, и согласно с мнением г. военнаго губернатора употребить по сему делу Г. Колодина, тем более, что по совершенному недостатку в том краю хороших мастеровых, нужно руководство опытнаго художника, каковым известен комитету Г. Колодин.

В прочем дальнейшее отлагательство исправления помянутаго дворца не представляет возможности, по беспрестанно возрастающейся ветхости, подвергающей конечному разрушению онаго строения» [111, с. 151].

24 декабря 1821 г. из столицы поступило Высочайшее соизволение на производство «прочнаго исправления» Бахчисарайского дворца. На работы 1822 г. было отпущено 50000 рублей, остальная сумма отнесена на 1823 г. строительную часть выполнял бахчисарайский житель, подданный Великобритании Михаил Кладо, малярную и живописную — унтер-офицер В. Дорофеев. Он закрасил клеевыми красками тонкую художественную роспись знаменитого мастера Омера, выявленную позднее при реставрации. С внешней стороны реставраторы расписали стены дворца цветочными гирляндами, букетами, геометрическими узорами. Дорофеев, видимо, позаимствовал эти декоративные мотивы в мраморной резьбе надгробий ханского кладбища. Многие помещения были искажены ремонтом, приобрели ненатуральный псевдовосточный вид.

Работы во дворце на протяжении 1822—1823 гг. производились медленно, небрежно, без должного контроля и мастерами сомнительного достоинства. Когда слухи об этом дошли до новоназначенного Новороссийского генерал-губернатора графа м.с. Воронцова, тот обратил на реставрацию ханского дворца самое серьезное внимание, распорядился остановить работы и назначил следствие. Архитектор Э. Паскаль, прибывший во главе комиссии из Петербурга в Крым «для изыскания и принятия на месте надлежащих мер к сохранению в тамошнем крае памятников древности», сообщал: «Бахчисарайский дворец в ужаснейшем состоянии... Губернский архитектор составил планы дворца и придал проекту характер европейской архитектуры». К такому же выводу пришел и посланный М.С. Воронцовым одесский архитектор Франоли: «Воля государя императора, дабы дворец был выстроен в азиатском вкусе, не исполнена, ибо многие части оного совершенно по европейской архитектуре сооружаются, все украшения, как внутренние, так и наружные, некрасивы и не в восточном вкусе».

Возобновились работы во второй половине 1824 г., а с августа 1825 г. работами вместо И.Ф. Колодина руководил уже Ф.Ф. Эльсон (1793—1867), назначенный по личному распоряжению Александра I. Император уже имел возможность убедиться в способностях этого архитектора, пожаловав ему бриллиантовый перстень за постройку бального зала в Волынской губернии. Граф Воронцов, соглашаясь с волей императора, писал: «Что касается до вкусов, рачения и честности этого художника, то я в оных имел случай испытать его». В том же году Александр I приезжал в Бахчисарай и был удовлетворен ходом реставрации.

Деятельность И.Ф. Колодина на посту руководителя ремонтно-реставрационных работ ханского дворца в целом противоречива. С одной стороны, на него возлагается ответственность за снос многих построек комплекса и безвкусную переделку других, с другой, он провел тщательный анализ состояния дворцовых сооружений и разработал детальный реставрационный проект. Оправданием ему могут послужить как занятость в то же самое время строительными работами в Симферополе, так и действительное отсутствие в его распоряжении квалифицированных мастеров. Что же касается сноса части построек, то, во-первых, И.Ф. Колодин приступил в работе после пожара 1817 г., в результате которого, по всей видимости, строения находились в совершенно угрожающем состоянии, во-вторых, окончательное решение решение об уничтожении сооружений принимал не лично он, а строительный комитет при министерстве Внутренних дел.

Ф.Ф. Эльсону удалось сохранить прежний восточный характер дворцовых сооружений. В 1826—1830 гг. производились штукатурные и внутренние отделочные работы: позолота плафонов, дверей и окон, отделка дверей масляными красками, стенная живопись. Летом 1830 г. в большом дворе на гранитном столбе были установлены солнечные часы. Наконец, 31 мая 1831 г. Ф.Ф. Эльсон доложил Строительному комитету об окончании перестройки дворца и представил отчетную ведомость, согласно которой все ремонтно-реставрационные работы обошлись казне в 188188 р. 99,5 к.

После этого дворец ремонтировался в 1837 г. — к прибытию императора Александра II, которого сопровождал его учитель В.А. Жуковский.

В 1837 г. Бахчисарай посетил русский писатель, издатель, журналист и редактор, художник и коллекционер П.П. Тугой-Свиньин (1787—1839). Его впечатления вошли в вышедшую уже после смерти автора книгу «Картины России и быт разноплеменных ее народов» (1839) и представляют определенный интерес, поскольку относятся уже к перестроенному после ремонта дворцу (рис. 40—41):

«Самое блистательное время для дворца Крымских Ханов было, без сомнения, в 1787 году, когда уничтожившая владычество их Екатерина провела здесь несколько дней, со всем великолепием царственнаго двора своего; но тогда, в половине дворца, занимаемой императрицею, были сделаны многия перемены во внутреннем расположении; при всем том, подвергаясь с тех пор долговременному запущению, Бахчисарайский дворец представляет еще верный образец жития Азиятских Ханов и Халифов, вмещая в тесном кругу своем все потребности и увеселения их жизни: сады, гаремы, фонтаны, место ристалищ, диван, монетный двор, бани, мечети и даже кладбище.

Дворец сей, или хан-сарай, составляет почти паралелограмный замок. Вход в него с северной стороны в большия ворота, находящияся против каменнаго моста, через речку суруксу, которая омывает две стороны замка, и во все протяжение онаго выложена была тесаным камнем. С каким трепетом, воображаю, подъезжали крымцы к обиталищу грознаго властелина, который скрывался еще за двумя другими стенами и воротами, не растворявшимися ни для кого другаго, кроме его! Войдя на большой двор, справа видим жилище ханское, составленное из разнаго рода домиков и киосков, слева мечеть и клабдище, а впереди сады, возвышающиеся по косогору, одни над другими, в виде террас и уступов. Пройдя длинный подъезд, или свод, вступаешь на маленький дворик, вымощенный плитами. Здесь главный вход во дворец чрез узорчатое крыльцо и железныя двери, отделанныя, в высоком арабском вкусе, золотом, и самыми яркими цветами. Оттоманская луна заменена двуглавым золотым орлом; но кудрявая арабская надпись, означающая имя основателя Бахчисарая и сего дворца осталась в целости.

С первым шагом в сени, чувствуешь прохладу, столь драгоценную в южном климате во время летняго зноя; она происходит от двух фонтанов, изливающихся серебряными струями в мраморныя раковины, на коих видны еще остатки позолоты и красиво начертанных надписей. Из сеней слева дверь в залу дивана, в которую есть еще вход из-под ворот. Зала сия может почесться самою пространнейшею, и освещена с одной стороны двумя рядами окошек: верхния, как и во всех других парадных комнатах и киосках, составлены из разноцветных стекол, что распространяет чрезвычайно приятный свет, и нижняя из пальмовых решеток, дабы безпрепятственно входил в покои чистый воздух. Потолок также представляет отпечаток азиятскаго великолепия: он сделан из деревянных дощечек в роде мозаики, весьма привлекательной для глаз по пестроте цветов своих и узоров. Заметно, что вокруг всех стен залы были широкие диваны; но Хан никогда не присутствовал на сем судилище, а слушал приговоры дел своих сановников и султанские фирманы из тайника, или хоров, скрываясь за зеленою решеткой. Отсюда же, покойный государь император Александр Павлович изволил смотреть на обряд татарской свадьбы, который происходил в сей зале, для удовлетворения любопытства Его Величества.

Другая дверь из сеней в переходы, ведет в домовую ханскую мечеть. В сей последней ни осталось ни каких украшений, но над дверью видна следующая надпись:

«Селим-Гирей, хан, сын Хаджи Селим-Гирея хана».

Из сего же перехода с левой стороны вход в нижний этаж киоска, где помост выложен белым мрамором, что, вместе с мраморным фонтаном, довольно высоко бьющим по средине залы, распространяет приятнейшую прохладу, между тем, как на улице от скал, раскаляющихся полдневным жаром, палит убийственный зной. Остальная часть сей прелестной комнаты, или лучше сказать, ее углубление, находящееся между тремя стенами, вдавшимися в сад, а с четвертой стороны освещенной небольшими окнами и дверью, занято широким шелковым диваном и Египетскими рогожками. Здесь Хан любил курить трубку и нежиться после трудов и роскошнаго обеда, в приятной дремоте, при журчании светлых вод, при пении птичек, еще доселе вьющих гнезда свои в садике, где никто их не тревожит.

Другая дверь из коридора ведет в гарем, который, кроме этого хода и еще потаеннаго из золотаго киоска, не имел другого сообщения с дворцем.

Из сих же сеней широкая, легкая лестница ведет во второй этаж; здесь великое множество покоев разной величины; но они столько походят один на другой расположением и даже убранством, что стоит описать один, дабы дать понятие о всех остальных; большая часть из них находится в совершенном запущении. К счастию, золотой киоск, который, без сомнения, был богатейший из всех, сохранился лучше других, так, что по остаткам онаго можно легко вообразить прежнее цветущее положение дворца. Зала одинаковой величины с мраморною, и в ней также находится широкий диван по трем сторонам, освещенным в два ряда окнами, из коих верхния составлены из разноцветных стекол, с большим вкусом подобранных. То же можно сказать о потолке, испещренном золотом и самыми яркими цветами. В четвертой или темной стене, по средине находится камин и по сторонам, справа дверь, а слева шкаф для трубок. Все расписано арабесками под золото; но всего замечательнее украшения камина и верхней части шкапов: на них поставлены, за стеклами, в два уступа, поддельные цветы, или садики, на подобие изготовляемых у нас для вербной недели, а в простенках, в роде барельефов, сделаны весьма натурально из алебастра разные плоды, внутренность арбуза, разрезанная груша, и проч.

В гареме остался один главный корпус и фонтанная беседка; прочия здания разрушены; но и по остаткам должно полагать, что здесь удобно мог помещаться многочисленный сераль, коими крымские ханы старались превзойти один другаго...

<...>

Персидская беседка, или лучше сказать, башня на образец китайской, устроенная в саду, представляет в верхнем этаже ряд окон с зелеными решетками. Отсюда ханския жены смотрели на въезды послов, ристалища и игры, случавшиеся на широком дворе. В среднем этаже воспитывались ханские ястреба и кречеты, а внизу содержались великолепные фазаны, привозимые из Персии, от чего, вероятно, и башня сия получила название Персидской. С вершины оной открывается прелестный вид на город и ближайшия живописныя скалы и долины.

Вправо отсюда большой плодовый сад, посреди коего находился старый ханский дворец, описанный подробно Манштейном. Но он уже сломан, за ветхостию, и только оставлена главная беседка с мраморными колоннами и лоскутками шелковых занавесов, бывших между ими. Двор, в Персидском вкусе, ведет отсюда в другие сады, находящиеся против большаго дворца. Сады сии, как замечено выше, состоят из трех террас, постепенно возвышающихся одна над другою, и соединяемых каменными лестницами, так, что самые сады кажутся висящими. Первый насажден виноградом, а другие два плодовыми деревьями, приносящими доселе самые вкусные и редчайшие плоды в Крыму, особенно груши, не уступающие бон-кретьеню. Здесь-то, в конце самаго отдельнаго сада, возвышается каменная гробница Польской княжны, страстно любимой Гиреем. Сюда печальный хан, вероятно, удалялся оплакивать втайне невозвратную утрату свою, утрату своего сердца, редко знакомаго с чистою любовию, доставляющею высшее наслаждение. Гробница сия была долгое время открыта; но как с разрушением ограды она стала подвергаться засорению, то Татары испросили позволение у начальства закласть все аркады кир-пичем, так, что в нее не осталось ни какого входа. Старожилы помнят, что на поверхности пола не было ни саркофага, ни надписи, ни малейшаго знака, могущаго объяснить имя героини, коей посвящен мавзолей, а некоторые из ученых Татар даже опровергают слух о прекрасной Польской княжне, утверждая, что тут погребена Грузинка, любимая жена Керим-Гирея.

Возвращаясь отсюда к главному подъезду, проходишь мимо довольно большаго здания, полу-европейской архитектуры. Тут живет смотритель дворца по наследству от бим-баши, который из высокаго киоска своего наблюдал за порядком в целом замке. Возле онаго казармы, для 12 инвалидов, потерявшия свой прежний вид от переделки. Здесь некогда помещалась грозная стража ханская и невольники; тут же были и конюшни. К зданию сему примыкает высокая стена, выдавшаяся несколько на двор. Она ограждает ханское кладбище. Ключи от двери, ведущей в сию юдоль вечнаго покоя крымских владык, хранятся у муллы. Какую картину представляет это царство смерти, особенно в безмолвии ночи и при свете луны! Мраморные памятники в восточном вкусе, осененные пирамидальными тополями и раскинувшимися шелковицами, выказывают белые верхи свои из-под плюща и терновника, или бросают широкую тень по зеленой мураве, и на каждом шагу образуют виды, достойные кисти Робера и Панини...

<...>

...Здесь похоронены 16 царствовавших Ханов и более 100 Султанов Гиреева дома и их родственников. Некоторые из погребены в трех каменных склепах, или ротондах, подобных той, которая описана выше, только несравненно огромнее. В них только по одной двери, и вместо окошек, вверху небольшия скважины. Гробы деревянные, и судя по некоторым лоскуткам, были обтянуты богатыми тканями чернаго и синяго цвета. Куполы сих мавзолеев снаружи обиты свинцом и украшены золотою луною, блестящею на позолоченной шаре, и точно так же, как и верхи двух минаретов, принадлежащих к ханской мечети, примыкающей к сему кладбищу южною стеною, подле коей похоронен по собственной воле своей Менгли-Гирей, отдельно от всех других. Гробницы, находящияся под открытым небом, все без изъятия мраморныя, с длинными узорчатыми надписями. Мулла утверждал, что сии последния заимствованы вообще из Алкорана; но со-всем тем, любопытно бы знать их содержание, ибо кроме прочаго, могущаго открыться со стороны исторической, по изречениям сим можно бы получить понятие о характере того, над коим оно начертано; вероятно, что в сем случае соблюдаемо было какое нибудь соответствующее приличие, или намек.

Ханская мечеть есть самое огромное и великолепное здание в Бахчисарае. Главный вход в нее с улицы, где журчит прекрасный водомет — для омовения правоверных, а с двора по высокой, крытой лестнице только один Хан всходит на хоры, которые теперь определены для Европейцев, желающих смотреть отправление магометанскаго богослужения, которое везде одинаково. Бахчисарайская дворцовая мечеть отличается от других мечетей сего рода разноцветными стеклами окон, с золотыми надписями, и пестрым золоченым налоем для муллы. На стенах нет ни каких украшений; пол устлан коврами и Египетскими рогожками».

К этому же времени относятся заметки русского писателя, историка и этнографа В.В. Пассека (1808—1842) и его супруги Т.П. Пассек (1810—1889), опубликованные в 1840 г. во втором и третьем томах «Очерков России»:

«И я по долгу грустил и задумывался в опустелых садах и комнатах Ханскаго дворца. Везде видны здания и надписи напоминающия почти всех ханов от Менгли-Гирея, друга нашего Иоанна Великаго, до Шагин Гирея, при жизни котораго Крым сделался Русскою областию. В садах, огражденных, каменными высокими стенами, доживают свое время огромныя грушевыя и шелковичныя деревья, и журчит вода, переливаясь из фонтана в фонтан. Стены и потолки дворцовых комнат пестреют разноцветными украшениями, узорчатыми надписями из Персидских поэтов, живым изображением цветов, фруктов и видами восточных городов. В фонтанной комнате все стекла раскинуты радугою и за нею, темною сенью, склонились ветви виноградов и склонились кусты розанов. Сквозь одно стекло все кажется голубым: небо, земля, листья, цветы, здания; сквозь другое все розовым или багровым или мутно-желтым, как будто перед страшным переворотом природы. И здесь, как и в садах, журчат фонтаны; и, в ненарушимой тишине, каждая капля воды дробится звуками и раздается в опустелых комнатах таинственным, едва слышным гулом.

Но из всех фонтанов случай сделал любимым фонтан слез [здесь и далее курсив в оригинале — А.И.].

<...>

Он поставлен в главных сенях дворца. Надпись сделана на мраморной доске, украшения, состоящие более из цветов и плодов, и чашечки, из которых переливается вода, высечены также из мрамора. На верху сделано украшение, похожее на луну с крестом, или цветком, в средине.

На верхней доске написано:

«Слава в вышних Богу! Бахчисарай возрадован благодетельной заботливостию лучезарнаго хана Крым-Гирея. Его великодушная рука утолила жажду своей страны и стремится разлить еще больше благодеяний, если угодно Богу! Своею кротостию он открыл прекрасный источник воды. Если есть еще подобный фонтан, пусть он предстанет! Много хорошаго в городах Дамаске и Багдаде; но там никто не видел столь прекраснаго фонтана. Эту надпись сделал поэт Шеги. Подобно человеку, томимому жаждою, жаждут прочитать сквозь эту воду, струящуюся из трубочки тонкой, как перст, начертания на этом фонтане. Но что они означают? Пей эту прекрасную воду, истекающую из чистейшаго источника: она дает здоровье. 1177.»

На другой небольшой доске написано: «Дильара», имя женщины, любимой Крым-Гиреем. О ней сохранилось предание народное; она же названа нашим Поэтом Мариею. Это имя могло быть и собственным и любимым названием женщины; в буквальном переводе слово Дильара значит утешение сердца.

Из первой надписи видно, что фонтан сделан по нашему летосчислению в 1762 году.

<...>

Нет вероятия, чтобы Хан Татарский, поклонник Мугамеда, решился для женщины, как бы ни любил ее, осенить луну знамением креста. Подобный же крест сделан над камином во внутренних комнатах дворца и даже — над домашнею молельною Ханов. Если это действительно кресты, а не простыя украшения, не розаны с двумя листками, то я скорее разделю мнение г. Булатова, что это хитрое дело Греческих мастеров, которые часто занимались работами у Татар, нежели подумаю, что любовь к женщине заставила Хана водворить над мечетью крест. Любители Марии отдают ей и те комнаты и молельню, вместо домашней церкви; но в комнатах было многое переделано во время путешествия Государыни Екатерины II, и в начале двадцатых годов. Над дверями молельни написано:

«Селямет-Гирей Хан, сын Хаджи Селим-Гирей Хана.»

А Селямет-Гирей жил за долго до Крым-Гирея и его любимицы. Самое устройство молельни доказывает, что она была домашнею мечетью: окна из нее проведены в главныя сени, которыя были проходными и полны прислуги. Мог ли допустить Хан, чтоб на виду людей молилась его любимица христианскою молитвою, когда для мугамеданских женщины устроены в мечетях особенные хоры или палати.

Самый фонтан слез сомнительно отнести к столь нежной привязанности хана, как мечтал об этом Поэт. Подобный же фонтан устроен в ханском саду близ купальни: устройство его, размеры, даже украшения очень сходны, и не от нежной любви называются подобныя фонтаны фонтанами слез, а от их устройства.

<...>

Когда Дильара перешла из здешняго мира, Гирей устроил над прахом ея огромный памятник за своим террасным садом и осенил его позлащенною луною. Над дверью гробницы есть надпись:

«Да почиет в мире прах Дильара.»

Лет за тридцать по рассказам старожилов в каждой из семи сторон памятника было окно, а в осьмой устроены двери. Внутренность была убрана роскошно: стены обиты дорогою материею, купол покрыт свинцом. Теперь уже нет свинца; видны только остатки черепицы и глины, на которой он лежал и где теперь успела разростись трава. Двери и окна заложены, и только в отверстие над дверьми, вероятно сделанное любопытными, можно не без труда заглянуть в этот памятник и видеть его запустение при свете факела.

Поднявшись за взгорье выше памятника, и обернувшись к дворцу, открываются его пестрыя кровли, а на противоположной горе между частными домами старая мечеть с зеленою черепичною кровлею; ее называют: Ешиль Джамэ или Зеленая мечеть. В ней есть надпись: «Дильара! Да помилует ее Бог! 1178 эджиры.»

Мечеть давно опустела: нет ни окон, ни пола. Сохранились легкия деревянныя колонны м надписи из Корана. Буквы одной из них представляют мечеть с двумя минаретами».

«Солнце закатывалось, когда перед нами открылся Бахчисарай. Он расположен в узкой лощине между двух высоких, утесистых гор. Дома, сады, минареты, христианские храмы, мечети, разбросанныя по косогорам, и среди всего раины или пирамидальные тополи — придают Бахчисараю вид странный и приятный. С высокой горы мы спустились в город и медленно приближались к Ханскому Дворцу, по тесной, длинной улице. На ней сохранились триумфальные ворота, сделанные для приезда Государыни Екатерины Алексеевны. Их трещин камней выросла трава и вьется по остаткам украшений. По обеим сторонам улицы расположены лавки: одне из них уже закрывались, Караимы сбирались в свой Чуфут Кале; в других лавках еще сидели Татары, курили трубки, занимались ремеслами и торговали, одни шили терлики [разноцветные сапожки — прим. авт.], полировали стальныя вещи, точили на станках; другие продавали черешню, мед, зелень; на некоторых прилавках стояли кувшины и стаканы с цветами. В лавках пестрели разноцветныя мечеты [башмаки цветныя — прим. авт.], блестели кинжалы трубки, разныя украшения; тут же рядом висела баранина, стручковатый перец, свечи, стояли головы сахара, табак... на улицах встречались пешеходы, тянулись скрыпучия арбы и маджары. Когда мы достигли дворца, было уже темно — едва можно было разсмотреть обширный двор, обсаженный кустами и деревьями, и множество зданий с оградами, за которыми журчали фонтаны. <...>

Приветны показались мне комнаты, после не долгаго, но утомительнаго переезда в жаркий день. В раскрытыя окна, затененныя цветами и южными растениями, навевало прохладой и запахом роз; под окнами струился фонтан. В комнатах широкия, турецкия диваны манили отдохнуть.

Поутру мы увидели из окон громоду зданий в восточном вкусе, с неправильными фасадами, легкими кровлями, которыя поднимаются одна над другой, с разноцветными стеклами, решетками, башнями, террасами, и все это облитое светом солнца казалось еще пестрее и разнообразнее. На лево открывался памятник Дильара или Марии, — осмиугольное здание с круглым куполом: говорят, здесь Крым-Гирей плакал над прахом христианки.

Пойдемте смотреть единственный памятник ханскаго величия, последний остаток самобытности. Не бойтесь! Вас не будет безпокоить солнце: сады тенисты, вода прохладна, двор обсажен густыми шелковицами, тополями и кустами или лучше сказать деревьями розанов, осыпанных таким множеством белых и красных цветов, что сквозь них едва видна зелень. С трех сторон его окружают здания; с четвертой по горе, в три уступа, возвышаются террасы: здесь были некогда великолепные фруктовые сады, теперь же по них разбросаны остатки одичавших груш и яблонь; кой где рдеют вишни и вьется виноград; за верхней террасой видны отвесныя горы; на них разбросаны Татарские домики. Против дворца возвышается с минаретами ханская мечеть, в два света, с цветными стеклами, колонами, лестницами и надписями. Мы взошли на хоры, где некогда Хан присутствовал при молитве. Перед нами открылась вся внутренность мечети, отделанная просто, с резною кафедрою для муллы и с небольшим углублением вместо алтаря, пред которым горели желтыя и зеленыя восковыя свечи. В некоторых местах стены покрыты надписями из Корана. Народ входил в мечеть, оставляя в сенях верхнюю обувь, становился на колена или садился поджимая ноги; некоторыя разстилали под себя ковры или верхнюю одежду, и все молились, не обращая никакого внимания на приходящих, не отводя взоров от места, где лежал Коран. После некоторых молитв, прочитанных Муллою, все восклицали: амин, аллах! амин, амин, аллах.

Подле мечети, за каменной стеной, стоят два осмиугольныя здания с свинцовыми куполами, осененныя луною; в них покоится прах ханов и немногих из их родственников. Некоторыя гробницы обиты черным бархатом, другия высечены из мрамора. На средине стоит скамейка, на ней неугасаемо горит в шандале восковая свеча; подле лежил Алкоран, и Дервиш, сидя на маленьком ковре или стоя на коленях — почти безпрерывно молится и читает. Вокруг часовен, среди деревьев, цветов и огородных растений, разбросаны памятники знаменитых музульман; при самом входе в ограду вы видите на лево — белый мраморный памятник Крым-Гирея; далее за деревьями, в роде сквозной ротонды, развалины памятника Менгли-Гирея. Среди кладбища журчит фонтан, на нем поставлена хрустальная кружка и висит полотенцо, для желающих утолить жажду и сделать омовение. Многия памятники разрушены, заросли густой травою; между ними тянутся гряды с крымскими огурцами, горохом и капуцинами; их ветки, осыпанныя желтыми и лиловыми цветами, вьются по разрушенному величию, на которое взбираются порой дети, чтобы нарвать сладких ягод склоненной над мрамором шелковицы.

<...> И вот перед нами торжественный вход с колоннами, надписями, резными разноцветными украшениями и с железной дверью, в которую некогда входили Ханы. Над этим входом раскинул свои крылья двуглавый орел. Войдя в сени, выложенныя камнем, видите на право широкое крыльцо, которое ведет в верхния комнаты; прямо перед нами фонтан, украшенный разными изображениями цветов и фруктов. Рассказывают, что Каплан-Гирей, сделавший этот фонтан, отказался от престола, вынуждаемый Турецким Султаном к жестокости. Я лучше сойду с престола, отвечал он, как говорит от этом предание, но не сделаю несправедливости и не буду жестоким противу детей моих. На лево виден фонтан слез. Из него вода катится в белыя мраморныя чаши и, разбегаясь струями, скрывается под пол, чтобы брызнуть дождем и разлиться потоком из других водометов; прохладить душныя комнаты, окрапить цветы, блеснуть живой струей перед зеленью садов и снова скрыться под землю. Расказывают, что одна молодая девушка, посетившая Бахчисарай, посвятила в дар этому фонтану сочинение его певца — Бахчисарайский фонтан в богатом переплете, и положивши его подле фонтана, изъявила желание, чтобы он остался здесь навсегда; но один посетитель, прельстившись красивым переплетом, лишил грустный памятник его единственнаго достояния.

За фонтаном слез огромная комната была при Ханах Судилищем или государственным советом. Она устроена в два света; в верхнем ряду цельныя окна убраны кругом разноцветными стеклами; нижний ряд окон заменяет двери, которыя, тремя ступенями, выводят в цветник; стены украшены живописью: чашами и кувшинами, с цветами и фруктами. Против входа видна терраса, заделанная мелкой решеткой. Она не освещена ни одним окном, ход в нее идет из внутренних покоев дворца. Здесь-то Хан невидимо присутствовал при суде и решении дел его сановниками. Подле дивана, как будто для отдыха от дел, устроена фонтанная комната, окруженная цветником. Свет с трех сторон радужно освещает ее, проходя сквозь разноцветныя стеклы, за ними по зеленым колонам вьется виноград; роскошные кусты розонов прижимаются к стеклам, и если поднимите окно — они пышными ветками врываются в комнату, трепетно склоняясь на пунцовыя подушки широких диванов. Когда в жаркий полдень раскалены горы Бахчисарая, здесь прохладно и свежо: посреди комнаты струится и плещет чистая, холодная вода и разбегается по мраморному помосту; около стен идут диваны, покрытыя пунцовою материей, с золотой бахрамою; стены украшены живописью; на малиновом потолке с золотой решеткой висит люстра, спускаясь к водомету; в ея хрустальной чаше, наполненной водою, порой плавают золотыя константинопольския рыбки. Цветник богат розами, ландышами и виноградом, который вьется вокруг стен и по легкой террасе. Посреди цветника сделана мраморная купльна, затененная ветвями цветов и винограда. В верхнем этаже дворца множество комнат: везде в них позолота, резьба, мрамор и несколько видов Константинополя, сделанных альфреско и без перспективы. Пол в некоторых комнатах устлан тростниковыми рогожками; зеркала и ткани более новыя, привезенныя из Стамбула, в последний приезд Царской Фамилии в столицу Крыма. Мебели много Европейской; среди ея хранится кровать Государыни Екатерины Алексеевны. Небольшая спальня ханов и Золотая комната остались без перемены; до них не коснулись переделки ни в новейшее время, ни при перестройке дворца лет за пятнадцать, ни даже в торжественный приезд сюда Екатерины II. В некоторых окнах золотой комнаты стеклы разноцветныя; кругом стен видны начертания, как говорили нам, из Персидских поэтов; над камином несколько видов Константинополя.

Из Ханской спальни виден Гарем. Он некогда соединялся в дворцем переходами. Огромная решетчатая терраса при входе и четыре или пять небольших отдельных комнат, в два света — вот Гарем. Нет признака роскоши; сохранились только простыя крашеные шкафы, вделанные в стенах; в них лежали наряды ханских жен.

Высокая каменная ограда окружает гарем и принадлежащий к нему небольшой сад. В нем осталось не много деревьев, но я нигде не видала раины, выше и величественнее той, которая поднялась над гаремом. Посреди сада в небольшом павильоне льется фонтан, описанный так роскошно нашим поэтом и так бедный в настоящее время.

Теперь здесь самое уединенное место, и безмолвие прерывается ропотом водомета, шелестом густых яворов и приходом путешественника.

Ко дворцу присоединяется несколько двориков, цветников и садов: там зеленеют шелковицы, деревья грецких орехов, вишни, тополи; везде шумит и льется вода; даже дикая коза скачет по двору, щиплет розаны и забирается иногда в сады. Здесь вы на Востоке: самый воздух навевает на вас негой и располагает к сладкому бездействию.

<...>

Иногда входили при нас во дворец старый Эфенди и ученый Осман снимать надписи, которыми украшены стены. Как теперь вижу их: одного в белой чалме, а другаго в черной, высокой шапке; как они в 30 градусов жара, закутанные в пунцовыя бархатныя шубы сидят неподвижно и с каким-то благоговением срисовывают мудреныя начертания. Я любила в это время оставаться в той же комнате, читать книгу или, ничего не делая, разсматривать пестрыя узорчатыя стены. Мой неразлучный товарищь, малютка сын, часто под эту тишину засыпал у меня на коленях. Окончивши свое занятие, оба ученые обращались к нам с благодарною улыбкой за безмолвное уважение к их святому занятию, и каждый раз награждали моего малютку спрятанным у них под шубою букетом цветов, или огурцом. Добрые старики, для вас дворец Бахчисарая сохранил все свое величие. Полные трепета вы вступаете в него, и не догадываетесь, что, списывая эти начертания, исполняете дело потомства и срисовываете развалины».

Следующий ремонт пришелся на 1845 г. — к приезду Великого Князя Константина Николаевича. Как сообщает У. Боданинский, «к 1845 г. относится исчезновение из дворца мраморных полов и великолепных люстр венецианской работы из Залы Суда» [21].

Во время Крымской войны Бахчисарай стал прифронтовым городом, а ханский дворец был почти на два года превращен в военный госпиталь, в связи с чем значительно пострадал и ремонтировался в 1858, 1859, 1862, 1866 и 1867 гг. Русский писатель Н. Берг, бывший очевидцем событий Крымской войны, пишет: «Еще недавно можно было видеть всю эту древность в некотором порядке. Но дворец постарел вдруг пятидесятью годами. Исчезли мавританские рогожки, мраморные столы, хитрыя, разукрашенные зеркала, фарфоровые шандалы, хрустальные люстры, гардероб ханских жен: туфли, опахалы...» [18а]. «Ремонт 60-х годов окончательно испортил оригинальный памятник ярмарочной размалевкой стен, дверей, карнизов, в последние же годы упадок многих частей здания пошел еще быстрее» [88].

После сильнейшего ливня 1892 г. возникла угроза обрушения Бахчисарайского дворца, и власти вынуждены были принимать решительные меры для спасения комплекса. В 1894 г. главным архитектором Ялты Н.П. Красновым (1864—1939) был разработан проект реставрации Бахчисарайского ханского дворца (рис. 51—55), но в силу невыясненных обстоятельств он не был реализован. Вскоре по приказу императора Александра III правительством было дано распоряжение императорской Археологической комиссии составить проект реставрации. Проект и смету к нему выполнил архитектор А.Г. Котов. Однако, в 1897 г. Академия Художеств, обсудив этот проект, озвучила следующее: «...художественное его [дворца] значение весьма не высоко и, конечно, не может заслуживать особых жертв на поддержание... Конечно, среди намалеванных здесь орнаментов, есть, наверное, доза народных татарских рисунков, но отыскать их будет уже задача археолога, а не русского правительства...» [177а].

В 1899 г. выдающийся русский археолог и историк искусства Н.П. Кондаков (1844—1925), проанализировав все предшествующие работы на территории Бахчисарайского дворцового комплекса, высказал собственное мнение о целесообразности, направлении и методике реставрационных работ. Невзирая на определенную противоречивость суждений, нам кажется уместным привести его с незначительными сокращениями как наставление настоящим и будущим реставраторам:

«Спрашивается: что следует делать, чтобы не допустить превращения дворца в развалины?

Прежде всего, следует проникнуться убеждением, что ханский дворец Бахчисарая и прочие памятники крымской орды (мечети и тюрбе в Салачике и пр.) имеют несомненное историческое значение и должны сохраняться <...> Весь Бахчисарай составляет собой один исторический памятник, дающий глубокое поучение. Напротив того, художественное значение дворца, как он есть, весьма невысоко и не может заслуживать особых жертв государственных средств на его поддержание. Дворец никогда не был цельным монументальным зданием и, кроме отдельных показных палат из камня, с каменными полами, всегда представлял ряд легких, в европейском смысле, построек, весьма живописных и декоративных, но наскоро и небрежно сделанных. Фахверковые стены легки, дешевы, сухи, допускают тонкую разделку — живописную, лепную, столярную, устройство внутренних шкафов, панелей, фонтанов, но крайне непрочны и рассчитаны у восточного властителя на его лишь время. Поддерживая и возобновляя такую постройку со вниманием и по частям, можно сохранить здание сотни лет, но нельзя предпринимать сплошную реставрацию, какая сделана в Альгамбре или Альказаре. И там посетитель с негодованием видит резкую и пеструю размалевку среди тонких полутонов старины, а в Бахчисарае такая реставрация еще более изуродует памятник. Далее, многие части дворца, особенно от прошлого столетия, выполнены были уже при ханах в базарном стамбульском вкусе, и на самом Востоке не составляют никакой редкости, а потому, действительно, не заслуживают серьезной переделки. Всякая старина и все ее памятники имеют также и свою отличительную ценность: таких мраморных надгробий, какими наполнено кладбище при мечети, можно насчитать тысячи на Балканском полуострове и в Малой Азии. Но эти надгробия находятся у нас <...> и из них составляется исторический памятник, который хранить — обязательно для всякого исторического народа. Конечно, заниматься вопросом о полной реставрации Бахчисарайского дворца было бы увлечением, так как пришлось бы многие части выстроить заново в улучшенном восточном вкусе. Иное дело, если бы удалось открыть в рухляди старых домов Бахчисарая старинные татарские орнаменты в материях, резьбе, тогда отделка сохранившихся частей с помощью этого материала способствовала бы истинной археологической реставрации памятника.

Но по тому же самому многие части дворца не заслуживают такой переделки заново, — по-старинному, как части, не принадлежащие к старому ханскому дворцу: флигель «для вояжеров», приемные покои Екатерины и к ним примыкающий, наконец, так называемый гарем. Эти части надо оставить в том виде, как есть, и предоставить времени уничтожить то, что плохо построено. Между тем, части дворца, имеющие историческое и художественное значение, и нами перечисленные: ворота 1503 г., Диван, киоск возле него, фонтаны, «золотой» кабинет, мечеть, два тюрбе рядом, тюрбе Грузинки, медресе и его фонтан, тюрбе Менгли-Гирея и многие детали следует восстановить в прежнем состоянии и даже, если можно, виде, приложив старание к их поддержке в будущем. Следует восстановить и бывшие сады дворца, наполнив их вновь и террасами, и деревьями. Непростительно оставлять долее грубую размалевку дворца и фонтанов, воспетых Пушкиным, не открыть резных потолков, скрытых под холстом и штукатуркой, и не восстановить оригинальной красоты восточных зданий, ныне обезображенных невежественной заделкой. В конце концов, надо в ближайшем будущем приступить к поддержке дворца и основательному ремонту, иначе надо ожидать разрушения многих частей дворца, которое — надо иметь это обстоятельство также в виду — не создаст живописной руины, но образует безобразную груду валяющегося всюду мусора, который придется затем сносить прочь, уже не разбирая, что было бы в нем достойно сохранения. Какой вид примут тогда иные части дворца — желающие могут составить себе заранее понятие по иным пожарищам Стамбула» [88].

Комиссия по реставрации дворца была вновь создана в 1900 г. и работала на протяжении восьми лет. Наконец, в 1910 г. была созвана техническая комиссия по вопросу срочной реставрации дворца. В работе комиссии принимали участие известные архитекторы и академики-искусствоведы Н.П. Кондаков, Г.И. Котов, Н.П. Краснов, В.А. Фомин и С.С. Некрасов. Исследовательская работа затянулась на долгие годы. В Российской империи предложенный Археологической Комиссией проект реставрации в полной мере так и не был реализован.

В 1908 году было принято решение о создании музея при Ханском дворце, его открыли для посещения научных работников и многочисленных гостей, в том числе различных высокопоставленных персон. В частности, в 1912 г. в Бахчисарае в рамках чествования 300-летия дома Романовых побывал император Николай II с семьей.

Начиная с 1910 г. под руководством известного русского архитектора и реставратора, члена Императорской Археологической комиссии П.П. Покрышкина (1870—1922) проводились детальные исследования дворцового комплекса. П.П. Покрышкин уже имел опыт работы с восточной архитектурой, проведя в 1895—1898 гг. обследования знаменитых памятников Самарканда — мавзолеев Гур-Эмир и Биби-Ханым. Полученные результаты легли в основу реставрационных работ, проведенных в 1914 году С.С. Некрасовым. После этих работ, 11 ноября 1915 г. [12, с. 180], было принято постановление о постоянном надзоре за сооружениями дворца, однако, оно, по-видимому, не выполнялось.

От окончательной гибели и полного разграбления дворец спас Усеин Боданинский (1877—1938), создав музейную экспозицию, благодаря которой дворец получил статус «дворца-музея». Трудно переоценить его заслуги в сохранении сооружений дворцового комплекса и становлении музея на его территории, потому кажется уместным остановиться подробнее на деятельности и последних годах жизни этого выдающегося пропагандиста крымскотатарской культуры.

В начале 1916 г. Усеин Боданинский, уже признанный художественной общественностью Москвы и Петрограда 40-летний художник-декоратор, неожиданно вернулся на родину, в Бахчисарай. Здесь он возглавил созданный 31 марта 1916 г. по инициативе художников, архитекторов и любителей искусства отдел Общества защиты и сохранения в России памятников искусства и старины. Вскоре учредители отдела обратились к Таврическому губернатору с просьбой об «устройстве в г. Бахчисарае художественно-исторического музея, начало которого уже существует в Бахчисарайском б[ывшем] ханском дворце и в виде частных коллекций у некоторых членов кружка». Несмотря на отсутствие официального статуса, с 5 (18) июля 1916 г. можно отсчитывать время основания первого крымскотатарского музея.

В бурное время после Февральской революции 1917 г. У Боданинский добивался от поочередно сменяющихся властей внимания и сохранения национального татарского музея при Бахчисарайском ханском дворце. В докладе «О мерах по защите и сохранению памятников татарского искусства в Крыму» 26 сентября он говорит:

«...С момента перенесения столицы из Солхата в Бахчисарай в татарской культуре и искусстве начинается второй период — период Гиреев, династия которых правила крымским юртом до конца XVIII века, т. е. до времени падения крымского ханства. Этот период был временем высшего культурного расцвета и военного могущества крымской орды. Династия Гиреев дала татарам ряд весьма замечательных и просвещенных ханов, поощрявших, кроме военного ремесла, еще ученых, поэтов, философов, зодчих, художников и ремесленников. Богословская школа «Зинжирлы медресе», основанная Менгли-Гиреем, была известна далеко за пределами крымского ханства; изящная поэзия и архитектура процветала при бахчисарайском дворе, цехи многочисленных ремесленников в ханстве получили правильную организацию и их изделия отличались тонкостью, изяществом; садоводство и сельское хозяйство стояли очень высоко; крымские татары были вместе с тем отличными наездниками, мужественными воинами и высоко терпимыми людьми; с терпимостью татар связана еще одна черта — доверчивость. Эта слабость сыграла роковую роль в их исторической судьбе, и крымский юрт стал добычей воинствующего империализма России конца XVIII века. Так закончил свое самостоятельное существование славный крымский юрт.

<...>

Бахчисарайский ханский дворец есть высшее достижение татарского искусства и зодчества в Крыму; в его причудливых архитектурных массах и тончайших узорах внутреннего убранства заметны грезы и фантастика артиста — сына Востока, зодчего-художника, воспитанного на архитектурных и художественных образцах итальянского возрождения, но своеобразно их трактовавшего.

<...>

С начала революции, т. е. с марта 1917 года, вопрос о Бахчисарайском дворце остался висеть в воздухе, и в настоящий момент положение этого памятника прямо угрожающее. Все брошено на произвол, стена в одном месте между большим двором и ханским усыпальницами рухнула. Большой двор загажен до последней степени; верхняя часть вторых внутренних ворот заколочена досками для того, чтобы предупредить проникновение разных лиц во внутренние дворы и помещения дворца.

Выдающееся национальное достояние крымских татар гибнет на наших глазах...»

25 сентября 1917 г. решением крымского Временного мусульманского исполнительного комитета Усеин Боданинский был назначен директором дворца, а чуть позднее приказом таврического губернского комиссара Временного Российского правительства — «Комиссаром Бахчисарайского б[ывшего] ханского дворца». 3 ноября 1917 г. в стенах Ханского дворца торжественно открывается для посещения первый национальный татарский музей. В то время музей функционировал за счет средств, выделенных Дирекцией Народного просвещения Крымскотатарской директории, а также благодаря частным пожертвованиям и небольшим доходам от продажи билетов. Весть об открытии национального музея, по словам У Боданинского, нашла живой отклик у местного населения, особенно татарского, что «выразилось в большом количестве пожертвований весьма ценных предметов искусства и старины. Местные антиквары и частные продавцы также охотно пошли навстречу и доставляют музею сведения и материалы. Таким образом, в это трудное для всякой культурной работы время удалось обогатить музей с двухсот номеров до одной тысячи весьма ценных художественно-исторических предметов и в большой мере распространить идею музея среди татарского населения».

В меру возможностей У Боданинский защищал музей и дворец от войск и чиновников различных властей, но воспрепятствовать разграблению во время германской оккупации 1918 г. не смог и он. По-настоящему стал развиваться музей лишь с 1920 года, после окончательного установления советской власти. Директор музея усеин Боданинский стал заведующим Бахчисарайского отделения областного комитета по делам музеев и охране памятников искусства, старины и народного быта (КрымОХРИС), и в его ведение были переданы ханский дворец, ханское кладбище и все дюрбе (мавзолеи) Бахчисарайского района, а также развалины Чуфут-Кале, Мангуп-Кале, Тепе-Кермена и Черкез-Кермена.

Трудное материальное положение музея оставалось главной проблемой на протяжении всех лет его существования. Так, в 1923 г. Главнаукой на реставрацию ханского дворца было выделено всего 450 рублей. Боданинскому приходилось буквально выбивать средства. Тем не менее, Бахчисарайский дворец-музей к середине 1920-х гг. превратился в крупный национальный исследовательский центр. Небольшая коллекция за три года выросла до крупного музейного собрания, насчитывающего более 1800 экспонатов. В конце 1921 г. Боданинский добился передачи в музей наиболее ценных рукописных и печатных книг из библиотеки «Зинджирлы медресе» в количестве около 200 экземпляров.

Обширные познания директора музея в материальной истории крымских татар, живописи, декоративно-прикладном искусстве, архитектуре позволили музею в 1923—1924 гг. организовать небольшие этнографическую и археологическую экспедиции, принять участие в работе по учету, охране и реставрации исторических памятников. Первоочередное внимание было обращено на быстро разрушающиеся исторические памятники Ханского периода: Соколиную башню, дюрбе в Эски-Юрте, Хаджи-Гирая, старое здание Зинджирлы-медресе, мавзолей Диляры Бикеч, мечеть Ешиль-Джами, бани Сары-Гюзель и др. Организовывать самостоятельные поисковые и исследовательские экспедиции и принимать участие в совместных с другими научными учреждениями сотрудники Бахчисарайского дворца-музея продолжали вплоть до конца 1920-х гг.

Для подробного ознакомления с состоянием крымских памятников в 1926 г. в Крым прибыл известный специалист-востоковед, архитектор и реставратор Б.Н. Засыпкин (1891—1955). Ему было поручено обследовать археологическое и техническое состояние архитектурных памятников Бахчисарая, Симферополя, Карасубазара, Старого Крыма и др. Командировка Б.Н. Засыпкина в Крым резко отличается по своим результатам от других столичных экспедиций. Это объясняется, прежде всего, высоким профессиональным уровнем ее руководителя; после нее осталось и сейчас хранится в центральных архивах большое число актов осмотра, фотографий, описаний татарских памятников. Главным консультантом Б.Н. Засыпкина в поездках по Крыму был У. Боданинский, сопровождавший его при осмотре всех памятников Бахчисарая и других мест. Все привлекательные памятники крымско-татарского зодчества были осмотрены, обмеряны и описаны. Был составлен и подробный план их ремонтно-реставрационных работ.

Летом 1928 г. Б.Н. Засыпкин во время очередной научной командировки в Крым принял участие в ремонтно-реставрационных работах в Бахчисарайском дворце. В его отчете было отмечено восстановление после землетрясения 1927 г. отдельных частей памятника с применением современных реставрационных технологий [131а].

Но в начале 1930-х гг. с изменением государственной идеологической политики научная работа в музее была свернута. Усеин Боданинский уже не мог противостоять ни уничтожению старинной городской застройки Бахчисарая, ни сносу городских мечетей и вынужден был оставить должность директора Бахчисарайского Государственного дворца-музея. В 1937 г. он был обвинен в «буржуазном национализме», а 17 апреля 1938 г. расстрелян вместе со своим многолетним сподвижником Османом Акчокраклы и другими видными деятелями крымскотатарской культуры и искусства.

Драматический процесс музеефикации дворца и трагическая судьба его участников полно описана в монографии А.В. Хливнюка [174].

В 1930-х гг. во дворце производились ремонтные работы под руководством архитектора и реставратора А.П. Удаленкова (1887—1975), также имевшего опыт работы с памятниками восточного зодчества: в 1920-х гг. он проводил обследования и руководил реставрацией самаркандского комплекса Шах-и-Зинда.

Несколько раз в Бахчисарайском Ханском дворце работал архитектор П.И. Голландский (1861—1939). Он активно сотрудничал с Бахчисарайским музеем и лично с У Боданинским еще с начала 1920-гг., неоднократно вместе с сотрудниками музея участвовал в этнографических и археологических экспедициях. В 19271928 гг. П.И. Голландский участвовал в реставрации Соколиной башни, а в 1935 г. по просьбе руководства Бахчисарайского музея принял на себя консультативное руководство по реставрации Ханского дворца. Правда, эти работы также не дали хороших результатов. В частности, забелка известью всей наружной раскраски дворца надолго исказила его облик, сделала сооружения невзрачными и заурядными постройками.

С 1960 г. начались планомерные консервационно-реставрационные работы, целью которых является устранение всех технических дефектов в конструкциях сооружений и попутное выявление архитектурно-декоративных элементов, имеющих художественную ценность. В 1960-х гг. были также произведены неотложные противоаварийные работы [123, с. 22].

К этому времени от многочисленных сооружений дворца сохранились главный корпус, Жилой корпус, один из гаремных корпусов, свитский корпус, мечеть Хан-Джами, конюшенный корпус, бани Сары-Гюзель, дюрбе Диляры Бикеч и два дюрбе на ханском кладбище, а также соколиная башня (рис. 65).

Перед началом реставрационных работ 1962—1964 гг. производились детальные архитектурные обмеры, прозондированы штукатурка и каменные кладки. При этом старались выявить и закрепить те старые элементы архитектуры и росписей, которые еще сохранились, не уничтожая без нужды и более поздние декоративные наслоения. Перед реставраторами стояла цель проследить все этапы переделок и ремонтов, которые на протяжении своей истории претерпел архитектурный ансамбль Ханского дворца. В результате этих работ были сняты многочисленные перекраски знаменитой Железной двери, воссоздан первоначальный вид ханской канцелярии, отреставрированы потолки Зала Совета и Суда, выявлены росписи XVIII века на стенах ханской потайной ложи. В Летней беседке были расчищены и закреплены росписи Омера, освобождена от позднейших наслоений и первоначальная отделка дворцовой мечети. Реставрации подверглась местами и наружная раскраска дворца, отремонтирован был Фонтанный дворик с его знаменитыми фонтанами [123, с. 22].

В 1982 г. комплекс Бахчисарайского дворца был обследован институтом «Укрпроектреставрация» с целью разработки генеральной программы капитальных работ по реставрации дворцовых сооружений, в том числе и соколиной башни [14, с. 22].

Впервые археологические раскопки на территории ханского дворца в Бахчисарае в 1986 г. провел А.Б. Авагян (1944—1988), представивший первый отчет об археологическом исследовании памятника, в рамках работ «УкрНИИпроектреставрация» [49].

с 2000 г. все археологические исследования в Бахчисарае проводятся автором c привлечением в качестве консультанта в 2003 г. научного сотрудника Средневекового отдела Института археологии НАН Украины Л.И. Виногродской.

В 2000—2003 гг. производились археологические исследования на территории Персидского двора. Работы были направлены на локализацию объектов, в прежние времена находившихся на данном участке. Исследовался «Персидский дворец», от которого сохранилась соколиная башня. Было локализовано располагавшееся по соседству одно из зданий старого гарема. В 2000 и 2003 гг. в северо-западном углу двора и с западной стороны «Дворца Султанов» (определения сооружений — по И.Ф. Колодину) были обнаружены остатки гидротехнических сооружений (керамические водопроводы), выходивших из-под южной стены двора, что позволило сделать вывод о существовании в Персидском дворе двух хамамов. Ни на одном из ранее известных планов Дворцового комплекса выявленный корпус старого гарема и хамамы не фигурировали, из чего напрашивалось заключение о времени их сооружения в первый период застройки Бахчисарайского дворца, связанного с именем Сахиб Герай хана. В центре южной стены старого гарема исследован пристенный фонтан. Также в 2003 г. в юго-восточной части Персидского двора было обнаружено основание беседки с остатками бассейна в ее центре.

В 2003—2004 гг. были осуществлены комплексные архитектурно-археологические исследования дюрбе Хаджи Герай хана, Зинджирлы-медресе и сооружений Ханского дворца: Большой Ханской мечети, бани Сары-Гюзель, Главного корпуса с Бассейным двором, Гаремного двора, дюрбе Диляры Бикеч. Были продолжены и раскопки в Персидском дворе. С западной и восточной сторон Большой Ханской мечети производилось понижение уровня грунта с целью гидрофобизации фундаментов ее стен и устройства дренажной системы. Одновременно была восстановлена кровля мечети и исследованы надписи на стенах. Перед входом в баню Сары-Гюзель были выявлены архитектурные остатки галереи и фонтана, а также остатки водопровода, проходящего через помещение с фонтаном из мужской части бани и далее в помещение с фонтаном в женской части. Работы на территории Персидского двора были направлены на выявление его планировки, обнаружены остатки водопровода и бассейна.

Были начаты раскопки Главного корпуса. Результатами исследования в Бассейновом дворике со стороны восточного фасада зала Дивана подтвердились наблюдения Х. Манштейна. Со стороны восточного фасада Малой дворцовой мечети были выявлены ее каменные фундаменты. Была прослежена западная стена Бассейнового дворика до основания фундамента. На территории Гаремного дворика было обнаружено основание стены Кофейной комнаты, фундаментом которой служила стена более древнего сооружения. На полную высоту, до уровня поверхности XVI в., была открыта южная сторона Главного корпуса и Малая дворцовая мечеть. Кровля над Главным корпусом была законсервирована. Были начаты работы по благоустройству территории вокруг дюрбе Диляры Бикеч.

Таким образом, в результате раскопок 2000—2004 гг. на территории Персидского двора были открыты архитектурные объекты XVI—XVIII вв., не показанные на известных планах Ханского дворца XVIII—XIX вв., и существенно уточнена строительная периодизация памятников Салачика (Кырк-Ер) и Ханского Дворца.

В 2005 г. проводились археологические исследования и разведки на территории Ашлама-Сарая, кладбища Гази-Мансур и Бахчисарайского дворцового комплекса. Продолжалась работа по выявлению планировки Персидского двора, исследовались жилые помещения старого гарема. Было продолжено исследование хамама, примыкавшего ко Дворцу Султанов с западной стороны.

В Главном корпусе был выявлен уровень пола зала Дивана, относящийся к началу строительства дворца (первая половина XVI в.), обнаружены остатки гидротехнических сооружений на месте нахождения Мраморного фонтана, утраченного в начале XIX в. В Бассейновом дворике исследовалась территория от летней беседки до фонтана в его южной стене. Уточнялась его первоначальная планировка, а также был выявлен новый архитектурный объект — каскадный бассейн. В восточной части Гаремного двора проведены работы по понижению грунта, в западной его стене были найдены кованые железные двери, а также обнаружены фрагменты архитектурных деталей бассейнов и фонтанов из белого мрамора.

В 2006 г. продолжились работы по исследованию ранней планировки Персидского и Бассейнового дворов. Выявлены фрагменты отопительной системы хамама на территории Персидского двора. В Бассейновом дворике от Летней беседки до фонтана в южной стене было осуществлено понижение грунта, выявлены фрагменты гидроизоляции под мраморными плитами каскадного бассейна и большое количество обработанных фрагментов белого мрамора, богато украшенных изображениями и сложными орнаментами.

В это же время велись работы по выявлению местоположения помещений хамама Мухаммед Герай хана и локализации дворца этого же хана.

В декабре 2006 г. стартовал международный украинско-турецкий проект по реставрации памятника архитектуры национального значения Зинджирлы-медресе и дюрбе хана Хаджи Герая (при финансовой поддержке ТІКА — Турецкого управления по развитию и сотрудничеству).

На протяжении 2007—2011 гг. продолжались археологические исследования на территории комплекса Зинджирлы-медресе и дюрбе хана Хаджи Герая, а также на начатых объектах Ханского дворца. Производились работы по понижению грунта на Ханском кладбище вокруг мавзолеев Девлет Герая и Ислям Герая, связанные с гидрофобизацией дюрбе и организацией водоотвода.

Параллельно с изыскательскими археологическими работами, начиная с 2003 г., разрабатывались и осуществлялись реставрационные работы по гидроизоляции фундаментов сооружений Ханского дворца, в частности, Большой Ханской мечети, бани Сары-Гюзель, объектов Главного корпуса, в т.ч. зала Дивана, Малой Дворцовой мечети, Жилого корпуса, Летней беседки, Фонтанного и Бассейнового двориков, Гаремного корпуса, а также ротонды и мавзолеев Ханского кладбища, дюрбе Диляры Бикеч.

При проведении комплексных реставрационных работ осуществлялся постоянный архитектурно-археологический надзор за работами и консультации.

Одновременно составлялась историография формирования и перестроек дворца крымских ханов. Данный вид исследований представляет определенные трудности, вызванные крайней скудностью иконографических, литературных и архивных источников. Поиски материалов проводились в фондах Центрального Государственного исторического архива РФ (г. Санкт-Петербург), Российской национальной библиотеки (г. Санкт-Петербург), государственного музея архитектуры им. А.В. Щусева (г. Москва), государственного архива Автономной республики Крым (г. Симферополь), а также привлекались литературные источники ряда научных библиотек г. Киева.

Результаты археологических исследований публиковались автором на протяжении 2003—2013 гг. в журналах и сборниках научных трудов «Археологічні відкриття в Україні», «Археологічні дослідження в Україні», «Археологія», «Нові дослідження пам'яток козацької доби в Україні». В 2010 г. по материалам археологических исследований 2003—2008 гг. в соавторстве с ведущим научным сотрудником Института археологии НАНУ Н.А. Гаврилюк вышла книга «Тюрбе хана Хаджи Герая» [37]. Автор неоднократно выступала с докладами по теме исследования на конгрессах и конференциях в России, Румынии, Германии, Турции.

Рис. 1. Бахчисарайский ханский дворец. Вид сверху, с севера. Фото 2012 г.

Рис. 2. Большая дворцовая мечеть в Бахчисарае. Вид с запада. Фото 2011 г.

Рис. 3. А. Ортелий, Б. Моретус. Крым на карте Причерноморья (альбом «Theatrum Orbis Terrarum», 1590 г., изд. Антверпен, 1624 г.)

Рис. 4. Крым на карте из «Атласа Российского» (изд. С.-Петербург, 1745 г.). Цифрами обозначены: столицы Крымского ханства: 1 — Солхат, 2 — Кырк-Ер, 3 — Бахчисарай; малые ханские дворцы: 2 — Кырк-Ер, 4 — Улаклы-Сарай, 5 — Алма-Сарай, 6 — Качи-Сарай, 7 — Сюйрень-Сарай; большой ханский дворец: 3 — Бахчисарай

Рис. 5. «История хана Сахиб Герая». Титульная страница издания на турецком языке 1974 г.

Рис. 6. «Описание Татарии». Обложка второго издания 1630 г.

Рис. 7. Эвлия Челеби. Портрет современного художника.

Рис. 8. Фрагмент панорамы Бахчисарая. Рис. Туманского (1730—?) — вероятно, копия гравюры XVI в. — Цифрами обозначены: 1 — Большая Ханская мечеть; 2 — бани Сары-Гюзель; 3 — Персидский двор Ханского дворца; 4 — Главный корпус; 5 — Гаремный двор; 6 — место, где в XVIII в. было построено дюрбе Диляры Бикеч

Рис. 9. Дж. Тромбаро. Бахчисарайский дворец. План 1 этажа. 1787 г. Цифрами обозначены объекты раскопок 2003—2011 гг:. 1 — Большая Ханская мечеть; 2 — бани Сары-Гюзель; 3 — Персидский двор ханского дворца; 4 — главный корпус; 5 — Гаремный двор; 6 — Дюрбе Диляры Бикеч

Рис. 10. В. Гесте. Бахчисарайский дворец. План 1-го этажа. 1-й вариант. 1798 г. [43]

Рис. 11. В. Гесте. Бахчисарайский дворец. План 2-го этажа. 1-й вариант. 1798 г. [43]

Рис. 12. В. Гесте. Бахчисарайский дворец. План 1-го этажа. 2-й вариант. Фрагмент. 1798 г. [43]

Рис. 13. В. Гесте. Бахчисарайский дворец. План 2-го этажа. 2-й вариант. Фрагмент. 1798 г. [43]

Рис. 14. В. Гесте. Бахчисарайский дворец. Фасады. Развертка. 1798 г. [43]

Рис. 15. В. Гесте. Бахчисарайский дворец. Графский корпус. Мечеть. Северный фасад. 1-й (1) и 2-й (2) варианты. 1798 г. [43]

Рис. 16. В. Гесте. Бахчисарайский дворец. Мечеть, гробницы, конюшни. 1-й (1) и 2-й (2) варианты. 1798 г. [43]

Рис. 17. В. Гесте. Бахчисарайский дворец. Главный корпус. Восточный фасад. 1-й (1) и 2-й (2) варианты. 1798 г. [43]

Рис. 18. В. Гесте. Бахчисарайский дворец. Дюрбе Деляры Бикеч. 1-й (1) и 2-й (2) варианты. 1798 г. [43]

Рис. 19. В. Гесте. Бахчисарайский дворец. Старый дворец. 1-й (1) и 2-й (2) варианты. 1798 г. [43]

Рис. 20. В. Гесте. Бахчисарайский дворец. Фасад гробниц, мечети и конюшни. Передний фасад. 1798 г. Публикация в журнале «Зодчій» 1896 г. [43]

Рис. 21. Сумароков П.И. Бахчисарайская долина. План. 1803 г. [159]

Рис. 22. Сумароков П.И. Долина Ашлама. План. 1803 г. [159]. Цифрами обозначены: 1 — дворец Ашлама Сарай; 2 — Кырк-Ер; 3 — Зынджирлы медресе; 4 — дюрбе хана Хаджи Герая; 5 — дворец хана Хаджи Герая

Рис. 23. Тенилов. Бахчисарай. Общий вид. 1803 г. [159]

Рис. 24. Тенилов. Бахчисарайский дворец. Мечеть. Графский корпус. Северный фасад. 1803 г. [159]

Рис. 25. Тенилов. Бахчисарайский дворец. Мечеть, гробницы, конюшни. Западный фасад. 1803 г.[159]

Рис. 26. Тенилов. Бахчисарайский дворец. Главный корпус. Соколиная башня. Восточный фасад. 1803 г. [159]

Рис. 27. К.Г.Г. Гейслер. Бахчисарай — столица Крымского ханства. Гравюра. 1800-е гг.

Рис. 28. И.Ф. Колодин. Бахчисарайский ханский дворец. План первого этажа. 1820 г. []

Рис. 29. И.Ф. Колодин. Бахчисарайский ханский дворец. План второго этажа. 1820 г. []

Рис. 30. И.Ф. Колодин. Бахчисарайский ханский дворец. Северный, фрагмент восточного и западный фасады. 1820 г. []

Рис. 31. И.Ф. Колодин. Бахчисарайский ханский дворец. Гарем и фрагменты восточного фасада. 1820 г. []

Рис. 32. И.Ф. Колодин. Бахчисарайский ханский дворец. Гарем. Разрез террас. 1820 г. []

Рис. 33. И.Ф. Колодин. Бахчисарайский ханский дворец. Гарем. Разрез террас. 1820 г. []

Рис. 34. И.Ф. Колодин. Бахчисарайский ханский дворец. Мечеть, ханское кладбище, хозяйственные постройки при конюшнях. Восточный фасад-?. Северный фасад. 1820 г. []

Рис. 35. И.Ф. Колодин. Бахчисарайский ханский дворец. Южный фасад старого дворца. Западный фасад главного корпуса. Парадное крыльцо. Корпус янычар — ?. Восточный фасад главного корпуса. 1820 г. []

Рис. 36. Ф.Я. Алексеев. Вид Бахчисарая. 1820-е гг.

Рис. 37. П.С. Паллас

Рис. 38. П.П. Тугой-Свиньин

Рис. 39. А.И. Маркевич

Рис. 40. П.П. Тугой-Свиньин. Дворец Крымских ханов в Бахчисарае. Гравюра. 1837 г.

Рис. 41. П.П. Тугой-Свиньин. Беседка в Бахчисарайском дворце. Гравюра. 1837 г.

Рис. 42. О. Раффе. Главная улица в Бахчисарае. Литография. 1837 г.

Рис. 43. О. Раффе. Мечеть в Ханском дворце. Бахчисарай. Литография. 1837 г.

Рис. 44. О. Раффе. Татарский хлебопек в Бахчисарае. Литография. 1837 г.

Рис. 45. О. Раффе. Цыганская кузница в Бахчисарае. Литография. 1837 г.

Рис. 46. О. Раффе. В татарской мясной лавке. Бахчисарай. Литография. 1837 г.

Рис. 47. О. Раффе. Армяне и татары в кофейне. Бахчисарай. Литография. 1837 г.

Рис. 48. К. Боссоли. Ханский дворец в Бахчисарае. 1840—1842 гг.

Рис. 49. И.В. Болдырев. Бахчисарайский дворец. Главный корпус. Фото 1880 г.

Рис. 50. И.В. Болдырев. Бахчисарайский дворец. Центральная площадь. Слева — ханский дворец, справа — ханское кладбище. Фото 1880 г.

Рис. 51. Н.П. Краснов. Бахчисарайский дворец. Главный корпус. План 1-го этажа, фрагменты древнего пола. 1894 г. []

Рис. 52. Н.П. Краснов. Бахчисарайский дворец. Конюшни. Западный фасад. План, разрезы. 1894 г. []

Рис. 53. Н.П. Краснов. Бахчисарайский дворец. Северный фасад. 1894 г. []

Рис. 54. Н.П. Краснов. Бахчисарайский дворец. Схема водопровода. 1894 г. []. Цифрами обозначены: 1 — Абдест-Хане (фонтан для омовения); 2 — Айнене чешме (фонтан «колыбельная»); 3 — фонтан посольского двора; 4 — чешме в летней беседке; 5 — фонтан Зала Дивана; 6 — фонтанный двор, Магзуб сельсебиль; 7 — фонтанный двор, Сельсебиль, «Фонтан слез»; 8 — Персидский двор, чешме; 9 — пристенный фонтан, бассейновый двор

Рис. 55. Н.П. Краснов. Бахчисарайский дворец. Кухня, южный фасад главного корпуса, Соколиная башня. 1894 г. []

Рис. 56. Ф. Орлов. Бахчисарай. Ханский дворец. Фото нач. XX в.

Рис. 57. Н.П. Кондаков

Рис. 58. Н.П. Краснов

Рис. 59. Г.И. Котов

Рис. 60. О. Акчокраклы и У. Боданинский (справа) во время исследования мусульманского кладбища в с. Джамчи. Фото 1925 г.

Рис. 61. У. Боданинский (второй слева) с коллегами в Бассейновом дворике Ханского дворца. Фото кон. 1920-х гг.

Рис. 62. П.П. Покрышкин

Рис. 63. П.И. Голландский

Рис. 64. А.Б. Авагян

Рис. 65. Бахчисарайский дворец. Генеральный план. 1960-е гг. Условные обозначения: Н — наружный сад; Пос — посольский сад; Г — гаремный сад; Перс — персидский сад; НФ — нижний фруктовый сад; ВФ — верхний фруктовый сад; Т — террасы (висячие сады); К — кладбище ханов; 1 — дворец; 2 — главный вход; 3 — сад с купальней; 4 — гарем; 5 — Соколиная башня; 6 — оранжерея; 7 — парники; 8 — остатки неизвестного здания; 9 — беседка Селямет Гирея; 10 — фонтан 1825 г.; 11—14 — конюшенный корпус; 15 — хозяйственный двор; 16 — ханские усыпальницы; 17 — ротонда над могилой Менгли Гирея II; 18 — ханская мечеть; 19 — фонтан для омовения (Шадерван); 20 — двор и помещение медресе; 21 — фонтан; 22—23 — фасадные флигеля; 24 — главные ворота; 25 — двор и помещение ханской кухни; 26 — бассейн «Черное море»; 27 — водосборный резервуар; 28 — дюрбе Диляры Бикеч; 29 — Фонтан слез; 30 — вход в подземную галерею; 31 — остатки беседки

Рис. 66. Персидский двор. Процесс раскопок, вид с востока. Слева — хамам № 2, справа — остатки стен старого Гарема, в углу — хамам № 1. Фото 2003 г.

Рис. 67. Гаремный двор. Стена по плану Тромбаро. Видны известняковые плиты, перекрывающие керамический водопровод к Золотому фонтану и к фонтану в центре гаремного сада. Фото 2004 г.