Путеводитель по Крыму
Группа ВКонтакте:
Интересные факты о Крыме:
Слово «диван» раньше означало не предмет мебели, а собрание восточных правителей. На диванах принимали важные законодательные и судебные решения. В Ханском дворце есть экспозиция «Зал дивана». |
Главная страница » Библиотека » А.Г. Головачева. «Чеховский Кучук-Кой. История одного имения»
Ключи от Кучук-КояУпоминание о Мисхоре, куда Иван собирался отвезти Машу перед заездом в свой Кучук-Кой, означало не что иное, как поворотную веху в жизни большой чеховской семьи. В данном случае речь шла не просто о Мисхоре как поселении на Южном берегу Крыма, а о западной части имения княгини О.П. Долгорукой — Новом Мисхоре. Здесь на отдельных участках, взятых в аренду у владелицы, в 1900-е годы складывалось дачное сообщество хорошо знакомых между собой людей — художников, артистов, ученых, общественных деятелей. В их числе были и знакомые Чеховых — художник и архитектор Леонид Браиловский и его жена-художница Римма, художница Александра Хотяинцева, Фёдор Иванович Шаляпин, представители московской и петербургской профессуры. В августе 1907 года Мария Павловна подала прошение в Ялтинскую уездную земскую управу о разрешении на постройку собственной дачи в Новом Мисхоре. Разрешение было дано, и к лету 1908 года появилась дача М.П. Чеховой «Чайка», выстроенная архитектором Браиловским, — двухэтажный дом с открытыми верандами, обращенными к солнцу, недалеко от берега моря с уединенным скалистым пляжем. По соседству располагались дачи Браиловских, Шаляпиных, Ухова, Кульчицких, к которым на лето приезжали их родственники Ростовцевы, немного выше по склону — Хотяинцевой и Радакова. В сущности, это был круг общения не только Марии Павловны, но и Ивана Павловича в его московской жизни. В начале апреля 1908 года И.П. Чехов приехал в Крым, главным образом, для того чтобы помочь сестре перевезти из Москвы в Ялту больную мать и ее медсестру. Он пробыл здесь всего пять дней, но успел побывать на всех чеховских дачах: в Ялте, Гурзуфе, Мисхоре и Кучук-Кое. Сразу после приезда, 8 апреля, он написал жене о своих планах: «Послезавтра еду с Машей в Мисхор, а когда поеду в Кучукой и поеду ли — не знаю. Извозчики стоят ужасно дорого, а боюсь, что из поездки в Кучукой не будет толку. Браиловский в этом году приезжает поздно и, по всей вероятности, я не дождусь его. Без него не хочется ехать»1. А 9 апреля уточнил: «Завтра еду с Машей в Мисхор смотреть ее новую дачу. Завтракать буду у Хотяинцевых, а к обеду уже мы вернемся домой. <...> В субботу хочу проехать в Гурзуф, а на праздники (близилась Пасха. — А.Г.) предполагаю дернуть в Москву. Конечно, очень жаль будет, если не удастся побывать в Кучукое — одному ехать совершенно бесполезно»2. До его отъезда супруги Браиловские так и не успели приехать в Мисхор, и потом Иван Павлович уже из Москвы просил сестру передать им его поклон и сожаления, что «не удалось совершить с ними прогулки в Кучукой»3. Но сам он туда все-таки выбрался и, хотя предполагал возвращаться в Москву налегке, был неожиданно нагружен мешком знаменитых грецких орехов. С присущей ему обстоятельностью он сообщил об этом жене: «Уезжая из Ялты, придется брать с собой кучукойские орехи. А я-то мечтал обходиться без носильщиков! Кстати куплю уж и несколько бутылок мускату»4, — а с дороги еще раз отчитался в своих хозяйственных приобретениях: «Везу кучукойские орехи и мускату немного»5. Нетрудно понять, что обретение «Чайки», куда Мария Павловна станет гостеприимно приглашать на лето своих родственников, скажется и на отношении к «Тихому приюту». Софья Владимировна, хотя и не любила Крыма, все-таки вынуждена была приезжать сюда для поправки здоровья, а мисхорская дача в бытовом отношении окажется устроенной куда лучше кучук-койского дома. Володя Чехов в Новом Мисхоре найдет для себя интересную компанию сверстников, с которой можно будет проводить не только дни, но и теплые летние ночи. Только для Ивана Павловича Кучук-Кой долго еще не потеряет своего очарования. Кажется, что для него, единственного из всех старших и младших Чеховых, в этом месте сконцентрировалась вся его любовь к Крыму: слились неразрывно и память о брате Антоне, и «Володина дорога», и потрясающая красота пейзажей. В его глазах кучук-койских пейзажей не могли затмить даже признанные европейские красоты. Летом 1911 года, отправившись со знакомым в поездку по Италии, он напишет жене с Капри: «Море такое же, как и в Кучукое. Растительность в Крыму богаче»6. А прибыв в Геную, сделает окончательный вывод: «Ривьере и Капри далеко до нашего Крыма»7. Тем не менее, свой «Тихий приют» Иван Павлович отныне навещал без жены и сына. Его имение могло оставаться местом экскурсий для друзей и знакомых, но не местом длительного проживания. И самому хозяину там уже доводилось не жить, а выбираться туда по хозяйственной надобности, чаще всего в одиночестве. Иван Павлович писал сестре из Москвы в Новый Мисхор 22 июля 1909 года: «Устал я как никогда. Удастся ли мне приехать в Мисхор — покупаться в море, которое мне так помогает?» Он сетовал на накопившиеся проблемы, к которым относились и ремонт в московской квартире, и болезнь Володи, и усталость Софьи Владимировны, и плохая погода с дождями и сыростью. В перечень проблем была включена и деловая просьба: «Теперь с делами: не откажи уплатить г. Зефиропуло (в банк, где Бялокур) 7 р. 10 к. за страховку кучукойского домика с 26-го июля 1909 г. на год. Эти деньги я уплачу тебе в Москве осенью обязательно»8. Греческая фамилия банковского служащего Зефиропуло еще раз встретится в августовском письме Ивана Павловича к Марии Павловне: «Москва, 11 августа 1909 года Сегодня я получил от Зефиропуло письмо. Он пишет, что кучукойский домик застрахован. Очень прошу тебя, уплати ему 7 р. 10 к. и возьми полис»9. М.П. Чехова продолжала из года в год оплачивать и земельный налог по кучук-койскому имению. Все квитанции она тщательно сохраняла и затем привозила их брату лично или отправляла почтой. Иван Павлович приносил извинения, что затрудняет ее и «навязывает ей еще и какого-то Зефиропуло»10, не уставал выражать признательность: «От души благодарю тебя за хлопоты по Кучукою. 22 р. 09 коп. постараюсь возвратить в скором времени» (22 октября 1911 года)11; «Получил казначейскую квитанцию о взносе налога за Кучукой; от всей души благодарю за заботы и деньги» (22 сентября 1913 года)12; «сейчас получил твою открытку и очень благодарен тебе за сведения о Кучукое» (29 апреля 1915 года)13. Когда же оплачивал сам, то считал правильным, чтобы документы хранились у сестры в Ялте: «Квитанции и взносы по окладным листам за Кучукой уже отправил Маше» (19 августа 1915 года)14. Связь с Кучук-Коем оставалась, но всё более замещалась отношениями с казенными государственными учреждениями. И всё большую силу в переписке хозяев набирал мотив запертого дома и ключей от него. Сборы в Кучук-Кой и поиск ключей — лейтмотив переписки Ивана Павловича и Софьи Владимировны 1910-х годов. 13 июля 1910 года: «Милая Соня, на этой неделе я поеду с Машей в Ялту за кучукойскими ключами и за простыней. Оказывается, что, кроме Маши, никто не знает, где они лежат. И только после приезда, из Ялты, напишу Ибраиму, чтобы он непременно приехал за мной. В Кучукое очень желают побывать Браиловские, вероятно, и они поедут со мною»15. 17 июля 1910 года: «Жду с нетерпением, когда Маша съездит в Ялту за кучукойскими ключами. Она обещала ехать на автомобиле в понедельник, это, вероятно, 19-го. <...> Значит, я могу побывать в Кучукое только после 20-го июля. Должно быть, придется идти пешком. Слава Богу, есть попутчик, это студент Челноков»16. 19 июля 1910 года: «В 10 час. у<тра> поеду на катере в Ялту. <...> В Кучукой собираюсь»17. 24 июля 1910 года: «Жду с нетерпением Ибраима. Я очень просил его в письме приехать за мною в Мисхор. Как только побываю в Кучукое, сейчас же уеду к вам. Очень скучаю, хотя здесь так хорошо. Как грустно, что ты не любишь Крым!»18 29 июля 1910 года: «Милая Соня, вчера, 28-го июля, я наконец собрался пешком в Кучукой. Попутчиков не нашлось. Дорога показалась мне очень скучной, особенно туда. Я шел по верхней дороге, а обратно низом. Вспомнил то время, когда я по этой же дороге проходил с Володей. Дорога очень красивая. В нашем домике всё в порядке. Лежат на месте совершенно новенькие матрасики, 2 простыни, подушечка; в шкафу новенькие самоварчик, мельничка для кофе, всего много, всё чистенькое...»19 2 мая 1914 года: «Ключи от Кучукоя все-таки возьми с собой, они ведь в Москве»20. 3 мая 1914 года: «Теперь о кучукойских ключах: они, по всей вероятности, находятся в Мисхоре или Ялте. Я очень хорошо помню, что не брал их с собою»21. 6 мая 1914 года: «Кучукойские ключи только что нашел среди груды твоих ключей в ящике туалета»22. 9 мая 1914 года: «Кучукойские ключи найдены»23. В мировой художественной литературе ключ — образ символический. «Это символ мистических тайн и задач, требующих особого решения, а также символ средств для исполнения заданного»24. Доведись писателю Чехову прожить на десяток лет дольше, он мог бы преобразовать житейскую ситуацию своего младшего брата в некий литературный сюжет. Впрочем, нечто подобное Антон Павлович успел сделать и в своей последней пьесе «Вишневый сад». В этом произведении ключам — как в прямом, так и в метафорическом значении — отведена далеко не последняя роль. Действие первое: «Входит Варя, на поясе у нее вязка ключей». Через короткое время Варя выберет из этой связки ключ, чтобы со звоном отпереть столетний «многоуважаемый» шкаф — предмет гордости и почитания владельцев имения. В шкафу лежат телеграммы, призывающие хозяйку вернуться обратно в Париж из временного домашнего пристанища. Действие второе: «вечный студент» Петя Трофимов, противник частной собственности, наставляет молодую наследницу имения Аню Раневскую: «Трофимов. Если у вас есть ключи от хозяйства, то бросьте их в колодец и уходите. Будьте свободны, как ветер. Аня (в восторге). Как хорошо вы сказали!» Действие третье: имение за долги выставлено на аукцион, состоялись торги. «Любовь Андреевна. Продан вишневый сад? Лопахин. Продан. Любовь Андреевна. Кто купил? Лопахин. Я купил. Пауза. <...> Варя снимает с пояса ключи, бросает их на пол, посреди гостиной, и уходит». Новый хозяин «поднимает ключи, ласково улыбаясь». «Лопахин. Бросила ключи, хочет показать, что она уж не хозяйка здесь... (Звенит ключами.) Ну да все равно». Действие четвертое: «Сцена пуста. Слышно, как на ключ запирают все двери, как потом отъезжают экипажи. Становится тихо. Среди тишины раздается глухой стук топора по дереву, звучащий одиноко и грустно». Передача ключей в другие руки — знак перемены судьбы и недавних владельцев, и того, кто пришел им на смену. Так происходит в сценическом действии чеховской пьесы. Так обычно происходит и в действительной жизни. Кучук-койские ключи в какой-то момент потерялись. Потом ключи всё же нашлись. Поначалу их были готовы отдать на время в чужие руки. Из письма М.П. Чеховой к С.В. Чеховой, апрель 1910 года: «Сегодня был у меня адвокат Орлов. Взял ключи и уехал в Кучукой»25. Потом уже были готовы отдать насовсем, постепенно осознавая необходимость расстаться с этим имением. Вопрос о возможной продаже кучук-койского наследства в переписке Ивана Павловича с его близкими прослеживается с 1913 года. В мае этого года, когда Софья Владимировна гостила в Ялте, Иван Павлович просил ее распечатывать его корреспонденцию, приходящую на аутскую дачу, и, в частности, предупреждал: «Может быть покупатель Кучукоя, тогда обратись к Маше с этим письмом. <...> Ибраиму денег еще не платил. Придется немного подождать»26. Деньги требовались на ремонт домика, которым, по возможности, занимался Ибраим. Необходимость серьезного ремонта И.П. Чехов отмечал и в прошлые годы: «Очень трудно было добраться до двери. Лестница и терраса совершенно сгнили и висят на воздухе. Ибраима я не застал дома, он в Севастополе. Просил жену его прислать ко мне в Мисхор. Необходимо теперь же ремонтировать домик, иначе он развалится»27. В известной мере от состояния дома зависел и успех его продажи. В 1914 году помочь брату решила Мария Павловна. Словно позабыв о своем печальном опыте 1901 года, она вновь взялась за дело продажи Кучук-Коя, с энтузиазмом расписывая потенциальным покупателям достоинства этого имения. Иван Павлович писал жене из Москвы в Ялту 23 апреля 1914 года: «Я буду очень рад, если удастся продать Кучукой. Хорошо бы получить 10 тысяч чистенькими. Очень уж дорога купчая! Во всяком случае приятно было бы избавиться от Кучукоя, чтобы последние дни прожить без нужды. Жду от тебя письма, из которого, вероятно, я узнаю подробнее о Кучукое...»28 Софья Владимировна в письме от 27 апреля 1914 года сообщила подробности: «Сегодня был Ибраим. Дама, желающая купить Кучукой, живет теперь в Симеизе, а через 2 недели поедет в Петербург и будет советоваться с мужем. По словам Ибраима, она очень хорошо изучила Кучукойский участок земли и даже выбрала место для постройки нового дома. На покупку она ассигновала 15 тысяч руб. Из них общество деревни К<учук>ой берет с нее за воду 4 тысячи, 10 тысяч она предлагает тебе, а 1 тысяча остается на расходы, т. е. мы думаем, что она имеет в виду купчую. Миша мне называл еще какие-то издержки при продаже (всего чуть ли не на 1200 руб.), но я не удержала в памяти эти технические названия, думала, что продажа не состоится. Ибраим и себя не забыл, он рассчитывает получить с тебя 200 р. Маша, чтобы не упустить покупательницу, сказала, что ты продаешь неохотно, что мы несколько телеграмм послали тебе, чтобы убедить тебя, а что это я главным образом настаиваю на продаже. Покупат<ельница>, видимо, хотела бы вести переговоры и вообще дела с тобой, но ввиду того, что ты уезжаешь на Кавказ (Иван собирался в Ессентуки на воды. — А.Г.), нужно дать полную доверенность Маше, пользуясь тем, что она берется вести дело охотно и от чистого сердца. Жаль, конечно, из кругл<ой> суммы вычесть 200 р. Ибраиму, но, пожалуй, иначе не выкроишь никак. Завтра покупательница приедет на катере из Симеиза, я тебе не медля напишу, а если будет спешно, то телеграфирую. <...> Полную доверенность Маше, план и прочие бумаги вышлешь нам заказным пакетом, а ключи от Кучукой почтой. Мы съездим и возьмем белье, самовар и проч. Ибраим, между проч<им>, сказал, что внутри дома так обвалилась штукатурка, что он даже и не знает, как ремонтировать. Дом, как он говорит, не представляет для этой госпожи никакого интереса»29. Б конце апреля — начале мая 1914 года приезд покупательницы назначался и откладывался несколько раз. Наконец, 9 мая Софья Владимировна сообщила мужу, что дама из Симеиза наконец-то у них побывала. «Землю и дом она, видимо, очень тщательно осмотрела, участок очень понравился ее сыну, кот<орый> теперь здесь с ней в Симеизе. В Петербурге остались еще ее муж и 2-е взрослых сыновей, без которых она ничего не может решить. Решение окончательное откладывается до июля или до осени. Смущает ее и покупка воды у татарского общества, кот<орые> за источник и за сажень земли вокруг него просят с нее 4 тыс. Маша ей объяснила, что этот источник ее обогатит. Но все же советовала, чтобы ее муж-инженер сам посмотрел все и переговорил с татарами. Маша очень картинно описывала все достоинства Кучукоя и рассказывала, как А<нтон> П<авлович> любил там жить, и как мы сами сажали там деревья»30. При встрече выяснилось, что фамилия покупательницы — Козырева, и что она родная сестра Глебова, мужа давней приятельницы Чеховых — актрисы Дарьи Михайловны Мусиной-Пушкиной. У Софьи Владимировны сложилось впечатление, что Маша очаровала гостью, и что намерение Козыревой купить имение выглядело серьезным. Иван Павлович, получив сообщение об этом уже в Ессентуках, тотчас же откликнулся благодарным письмом, отдавая должное способностям сестры: «Очень благодарю Машу за хлопоты по Кучукою. Чтобы продать имение, надо иметь дар дипломата, я же такового не имею и боюсь, чтобы в июле месяце не испортить дела, которое, как видно, налаживается. Кстати, только что прочитал в «Рус<ском> Сл<ове>», что земство хлопочет об утверждении проекта Железн<ой> Южнобереж<ной> дор<оги> Гарина-Михайловского»31. Увы, постройке железной дороги, проведение которой должно было, безусловно, повысить стоимость земли в этом районе, помешала начавшаяся Первая мировая война. Сорвалась по какой-то причине и покупка Козыревой. Вновь серьезный вопрос о возможном покупателе встал только в конце 1916 года, когда к Марии Павловне обратился Василий Сергеевич Сергеев — владелец соседней усадьбы «Старый Кучукой». По воспоминаниям одной из гостий этой усадьбы, «Василий Сергеевич находился в Крыму круглый год безвыездно, имел тенистый, почти без цветников сад и два дома. В меньшем доме Сергеев жил сам с женой и множеством детей. В большем — держал пансион на несколько комнат...»32 15 ноября 1916 года Сергеев написал Марии Павловне о том, что знакомая ему «милая семья» инженера Петрова хотела бы приобрести землю в Крыму, и что он, Сергеев, ведет с ними речь об участке Ивана Павловича33. Петров побывал на московской квартире у Чеховых 25 ноября, выяснял условия, сомневался и не мог принять решения. Переговоры с ним оставили впечатление ненадежности. Ситуация вновь роковым образом напомнила продажу Перфильевой в 1901 году: если бы имение сейчас и было куплено, то скорее всего снова заглазно, с чужих слов. После встречи с Петровым Софья Владимировна поделилась своими размышлениями с сыном, служащим в это время в Военно-промышленном комитете Западного фронта в Минске: «Насчет Кучукоя был из Болшева вялый и малоинтеллигентный П<етров>. Он там не был, беспокоится, что дорогой нельзя пользоваться! Не понимает, что она общественная! Решение отложили до того времени, как он туда съездит. А поехать ему почти невозможно, он военнообязанный»34. Тем временем В.С. Сергеев продолжал писать Петрову в Москву, поторапливая его с покупкой и при этом намекая, что хозяева могут продать свой участок кому-то другому. Уже в наступившем новом, 1917 году, в середине января Сергеев в подробном письме к М.П. Чеховой объяснял причину своих стараний: «Ведь я хлопочу о продаже участка земли Ивана Павловича Петровым не только ради того, чтобы земля, связанная с памятью Антона Павловича, перешла в хорошие, порядочные руки, но и в интересах Петровых, которым полезно купить этот участок — дети у них слабы, да и сам Петров нуждается в Крыме, а пуще всего в своих интересах, ради приобретения хороших соседей»35. К этому времени Ибраим уже находился в действующей армии. И.П. Чехов вписал в свою записную книжку его адрес для писем и имена членов его семьи 20 июля 1916 года. В этот раз он записал его как Ибрама: «Жена Ибрама — Хатитдже Ибрам Аджи Осман. Кекенеиз, Кучукой. Ее дети: Рустем, Эдем, дочь Анифе. Брат Ибрама — Ахтем Осман. Ибрам — Дейст. арм. 68 обозн. батальон, 337 военный транспорт, 20-й взвод, Ибраму Осману»36. Очевидно, не надеясь на то, что Петров решится на покупку, 29 января 1917 года Иван Павлович послал письмо жене Ибраима: «Госпоже Хатитдже Ибраим Аджи. Милостивая государыня! Я предполагаю весною этого года приехать в Кучукой — хочется привести в порядок домик и заняться огородом, а главное — посадкой деревьев, а потому очень прошу Бас вблизи дома ничего не сеять. Если будете писать Вашему мужу, то кланяйтесь от меня ему. Кланяйтесь также вашим деткам Рустему, Эдему и Анифе. Будьте здоровы. Желаю Вам всего хорошего. С почтением, Ив. Чехов»37. И вдруг — неожиданность: Петров решился! Может быть, его колебания разрешила возможность взять в долю своего же коллегу-инженера. Буквально через день после письма Хатитдже на листке с календарной датой 31 января 1917 года И.П. Чехов сделал запись в своей карманной записной книжке: «Продал Кучукой инженерам: Дмитрию Трофим<овичу> Калину и Ивану Владимировичу Петрову, Болшево, фабр<ика> Рабнек»38. В Московской государственной сберегательной кассе на сберкнижку И.П. Чехова 30 января 1917 года была положена сумма в 10 тыс. рублей в процентных бумагах 2-го Военного 5,5% заема 1916 года. К 16 апреля 1917 года номинальная стоимость бумаг, которыми располагал вкладчик, составляла 14 тысяч рублей. Последняя запись в этой сберкнижке сделана 26 мая 1917 года, стоимость процентных бумаг составила 15 тысяч рублей. Эти деньги так и остались не сняты и не смогли облегчить жизнь Ивана Павловича и его родных. 1917-й — год двух революций, Февральской и Октябрьской, — принесет крах семье И.П. Чехова. В декабре его сын Володя покончит с собой. Через месяц Иван Павлович с Софьей Владимировной будут лишены работы и крыши над головой, их выселят из казенной квартиры училища, превращенного их стараниями в школу имени А.П. Чехова, те люди, чьих детей они, возможно, учили. В марте 1918 года И.П. Чехов напишет из Москвы сестре в Ялту: «...меня и Соню, голодавших всю жизнь, получавших 25 р. в месяц, и только на 38-м году службы 75 рублей! отдавших всю свою жизнь на обучение и воспитание исключительно только кухаркиных и всякого рода рабочих детей, нас, положивших столько труда и денег на благоустройство школы имени А.П. Чехова, выбросили в морозный день со всем скарбом прямо на улицу, в снег. При этом присутствовали комиссар и (зачеркнуто: опричн<ики>) вооруженные красногвардейцы, а у меня даже не было и перочинного ножа! Сегодня я узнал, что нас лишили жалованья с 20-го сентября. Интересно, что мы ни на каких собраниях не бывали, политикой не занимались, заняты были исключительно только голодными, грязными учениками, детьми большей частью родителей-алкоголиков»39. Остававшиеся четыре года жизни наследника «Тихого приюта» будут наполнены страданиями от горькой нужды, душевного угнетения и мучительного чувства бесприютности40. Примечания1. РГАЛИ, ф. 2540, оп. 1, ед. хр. 249, лл. 20—20 об. 2. Там же. Лл. 23—23 об. 3. ОР РГБ, ф. 331, к. 82, ед. хр. 34, лл. 17 об. 4. РГАЛИ, ф. 2540, оп. 1, ед. хр. 249, л. 23 об. 5. Там же. Л. 24. 6. РГАЛИ, ф. 2540, оп. 1, ед. хр. 251, лл. 22. 7. Там же. Л. 23 об. 8. ОР РГБ, ф. 331, к. 82, ед. хр. 35, л. 7. 9. Там же. Л. 8. 10. Там же. Л. 9 об. 11. ОР РГБ, ф. 331, к. 82, ед. хр. 36, л. 11. 12. РГАЛИ, ф. 2540, оп. 1, ед. хр. 253, л. 12 об. 13. ОР РГБ, ф. 331, к. 82, ед. хр. 44, л. 5 об. 14. РГАЛИ, ф. 2540, оп. 1, ед. хр. 253, л. 19. 15. РГАЛИ, ф. 2540, оп. 1, ед. хр. 250, л. 26. 16. РГАЛИ, ф. 2540, оп. 1, ед. хр. 250, л. 27. 17. Там же. Л. 28. 18. Там же. Л. 29. 19. Там же. Л. 31. 20. РГАЛИ, ф. 2540, оп. 1, ед. хр. 165, л. 30. 21. РГАЛИ, ф. 2540, оп. 1, ед. хр. 235, л. 17 об. 22. РГАЛИ, ф. 2540, оп. 1, ед. хр. 253, л. 32. 23. Там же. Л. 33 об. 24. Керлот Х.Э. Словарь символов. — М.: REFL-book, 1994. С. 245. 25. РГАЛИ, ф. 2540, оп. 1, ед. хр. 259, л. 18 об. 26. РГАЛИ, ф. 2540, оп. 1, ед. хр. 252, лл. 16—16 об. 27. РГАЛИ, ф. 2540, оп. 1, ед. хр. 250, л. 31. 28. РГАЛИ, ф. 2540, оп. 1, ед. хр. 253, л. 28. 29. РГАЛИ, ф. 2540, оп. 1, ед. хр. 165, лл. 28—29. 30. Там же. Л. 34 об. — 35. 31. РГАЛИ, ф. 2540, оп. 1, ед. хр. 253, л. 36 об. 32. Воспоминания В.А. Мазюкевич. Приложение к кн.: Галиченко А.А. Новый Кучук-Кой. — Симферополь: Бизнес-Информ, 2005. С. 59. 33. РГАЛИ, ф. 2540, оп. 1, ед. хр. 355, лл. 1—1 об. 34. РГАЛИ, ф. 2540, ед. хр. 287, лл. 57—58. 35. РГАЛИ, ф. 2540, ед. хр. 355, л. 2. 36. ОР РГБ, ф. 331, к. 82, ед. хр. 29, л. 108. 37. РГАЛИ, ф. 2540, оп. 1, ед. хр. 82, л. 1. 38. ОР РГБ, ф. 331, к. 82, ед. хр. 29, л. 18. 39. ОР РГБ, ф. 331, к. 82, ед. хр. 38, л. 20 об. 40. См.: Кузичева А.П. Чеховы. Биография семьи. С. 264—268.
|