В. Кравченко¹. «Дроздовцы в последних боях»²

1 сентября ожидался приезд генерала Врангеля в район Дроздовской дивизии, а в ночь на 1 сентября из 2-го Дроздовского стрелкового полка к красным перебежало несколько стрелков с офицером. Были вызваны все полки, и устроена репетиция смотра и парада. В 14 часов над Фридрихсфельдом появились семь советских истребителей и «Илья Муромец», сбросившие много бомб и листовок, приблизительно такого содержания: «Сегодня у вас будет Врангель. Не верьте ему, что он будет вам говорить». В это же время бронепоезда красных обстреляли колонию из тяжелых орудий. Вышло очень удачно, что налет и обстрел были после репетиции парада и перед приездом генерала Врангеля. Но все же было ранено около 20 стрелков.

В 17 часов дивизия, кроме 3-го полка, находившегося в Пришибе, выстроилась у мельницы для встречи генерала Врангеля, который около 18 часов прибыл на автомобиле, в сопровождении большой свиты. С ним прибыли генерал Кутепов, командующий 1-й армией; генерал Писарев, командир 1-го армейского корпуса; от правительства — Кривошеин и представители иностранных держав — адмирал американской слркбы Мак-Кели; полковник английской армии Уэльш; французский майор Этьеван; американский полковник Нокс; капитан 2-го ранга британского военного флота Будварт; майор сербской армии Стефанович; майор японской армии Такахеси и поручик польской армии Михальский — в сопровождении семи корреспондентов наиболее распространенных заграничных газет. Генерал Врангель был в дроздовских погонах, а генерал Кутепов в полной дроздовской форме. Во время смотра дивизии красные обстреляли район мельницы тяжелой артиллерией, но, к счастью, разрывов ближе 30 саженей от стоящих частей не было, не было также и потерь. Все время, пока генерал Врангель находился в районе дивизии, над колонией Фридрихсфельд кружились наши аэропланы.

Генерал Врангель обошел все построенные части, благодарил доблестных дроздовцев — стрелков и артиллеристов — за славную боевую работу, лично сам приколол ордена Святого Николая Чудотворца начальнику дивизии генералу Туркулу и его помощнику генералу Манштейну (теперь 3-м полком командовал полковник Дрон), 1-й, 2-й, 3-й и 7-й батареям выдал серебряные трубы с лентами ордена Святого Николая Чудотворца, в хороших футлярах, с надписями на серебряных дощечках. На этих дощечках были соответствующие надписи, например для 3-й батареи: «3-й батарее Дроздовской артиллерийской бригады — 24/6 1920». Выдавая трубы, генерал Врангель сказал: «Даю вам трубы. Пусть они протрубят атаку, а атака — это победа».

От каждой батареи на смотру было представлено по взводу, причем 7-я батарея успела к этому времени перевооружиться, получив вместо французских 75-мм пушек 10-см немецкие гаубицы. Эти гаубицы были в очень хорошем виде и отличные, но, к сожалению, к ним прибыл ограниченный запас снарядов. В это время в Крыму вообще было весьма мало артиллерийских снарядов, и за каждый выпущенный снаряд приходилось отчитываться перед командиром артиллерийской бригады. Уже в июле месяце совершенно не стало снарядов к 45-линейным английским гаубицам, и 7-я и 8-я Дроздовские гаубичные батареи были перевооружены 3-дюймовыми русскими пушками, которые были в очень плохом состоянии. Через месяц эти батареи взамен получили 75-мм французские орудия старого образца — без щитов. Когда и к ним не стало снарядов, гаубичный дивизион получил прибывшие из Болгарии 10-см немецкие гаубицы.

После смотра, церемониальным маршем, стройно, рота за ротой, проходили мимо Главнокомандующего и всей его свиты дроздовские стрелки, а после них рысью прошли батареи и конный эскадрон. После парада генерал Врангель и все прибывшие с ним были на обеде в штабе дивизии. Генерал Врангель был в отличном настроении. Ясно, что после посещения Главнокомандующего и смотра дивизии начались разговоры о предполагаемом в скором времени наступлении.

В район Большого Токмака прошли два полка Донской конницы, и правее дроздовского участка фронта донцы уже зашевелились, нарушив бывшую до того на фронте тишину. На Пологском направлении ими были захвачены пленные и взято несколько орудий и пулеметов, а южнее перерезана железная дорога Большой Токмак — Бердянск. Всего было взято в плен свыше 2000 красных, причем 357-й советский полк — в полном составе, орудия, пулеметы и три бронепоезда, отрезанные на станции Верхний Токмак. От Дроздовской дивизии в усиленную разведку ходила 2 сентября из Фридрихсфельда в Андребург 2-я рота 1-го полка³ с одним орудием. В Карлсруэ, где в резерве находилась 3-я батарея, перед заходом солнца произошел довольно комический переполох. Недалеко от селения в поле ездовые батареи рвали кукурузу для кормления лошадей, и в том районе, вследствие порчи мотора, спустился аэроплан красных. Один из ездовых прискакал в Карлсруэ и сообщил, что упал аэроплан красных, а к нему спустились еще два аэроплана, которые обстреляли из пулеметов ездовых, когда те хотели приблизиться к упавшему аэроплану. Все, кто только мог, услышав об этом, устремились в указанном направлении — верхом и даже пешком, — некоторые даже без оружия, но тащили с собой пулемет. Стало уже темнеть, но к месту, где упал аэроплан, не добрались, так как дополнительно стало известно, что аэроплан красных уже захвачен, что летчик успел скрыться в направлении Карлсруэ, предварительно поджегши свой аэроплан. Два других аэроплана оказались нашими, и они стреляли не по ездовым, а по удирающему красному летчику.

В ночь на 3 сентября вновь ходила от Дроздовской дивизии усиленная разведка с одним орудием на Гейдельберг и наделала там приличный переполох. 3 сентября 3-й полк и 3-я батарея прибыли в Фридрихсфельд, и тогда там собралась вся дивизия. Было получено приказание быть готовыми к выступлению.

В ночь на 4 сентября вся дивизия выступила в поход. Во главе шел в пешем строю 2-й конный Дроздовский полк⁴. Дивизия прошла нейтральные колонии Розенталь и Ново-Монталь, а на рассвете ее передовые части подошли к Гейдельбергу, под которым завязался бой. На Гейдельберг наступали части дивизии без 1-го Дроздовского полка, который шел в резерве, чтобы, после взятия Гейдельберга, наступать на Андребург, защищенный на большом протяжении укреплениями в сторону Розенталя и Ново-Монталя. Красные успели вырыть окопы и поставить в два ряда колья с колючей проволокой. После весьма приличной, но недолгой перестрелки, во время которой наши батареи стреляли не умолкая, цепи 2-го и 3-го стрелковых полков подошли к окраине Гейдельберга, а в обход колонии двинулись 150 сабель 2-го Дроздовского полка. Появление нашей конницы вызвало такую панику у красных, что они, бросив 4-орудийную батарею с 4-зарядными ящиками, телефонной двуколкой при всех номерах и с ездовыми при полной упряжке, пытались бежать из колонии, но до 600 человек попало в плен. 5-я батарея выскочила за колонию вместе с нашими конными дроздовцами прежде, чем наша пехота успела пройти Гейдельберг. Красные, бывшие в селе Коробочка, перешли в контрнаступление и стали наседать. Наши конники ускакали, а батарее пришлось минут 20 отбиваться даже на картечь, пока наша пехота вышла из Гейдельберга и отбросила красных за Коробочку. Дивизия продолжала движение. К 10 часам наши цепи выдвинулись вперед Коробочки на бугры и, круто повернув влево, двинулись по хребту лощины на Эристовку. Перед этим у Андребурга была полная тишина, и было предположение, что красные уже оставили колонию. Вдруг поднялась стрельба и возле Андребурга. Наши легкие и гаубичные батареи открыли небывалый по интенсивности огонь, и вскоре 1-й Дроздовский полк занял колонию Андребург, захватив там пленных. Дальше дивизия продвигалась вдоль основной, бывшей прежде линии фронта, причем 1-й полк продвигался южнее лощины, а все остальные части дивизии — севернее, на Эристовку. У самой колонии 3-я батарея прямой наводкой сбила с открытой позиции взвод красной батареи. Была занята и Эристовка, и дальнейшее продвижение происходило безостановочно. К 17 часам были заняты село Карачекрак и лес севернее его. Таким продвижением Дроздовской дивизии была отрезана левая группа красных, действовавшая против Марковской дивизии. Отсюда артиллерийским огнем были рассеяны удирающие кавалеристы красных. Дивизия остановилась в этом районе, заняла позиции и успокоилась, выжидая сообщение о продвижении других частей корпуса. Около 18 часов на позиции 2-го Дроздовского полка прибыл командир корпуса генерал Писарев. Посетив 3-ю батарею и увидев стоявшего там командира полка, полковника Харжевского⁵, указал ему, что полк рано остановился и что лучше было бы резать красных севернее Янчекрака. Полковник Харжевский в ответ доложил командиру корпуса, что левая группа красных уже отрезана и не имеет значения, в каком месте их нужно было прижать к Днепру, что главное то, что на север красные уже отступить не смогут. Если бы полк двигался севернее, ему пришлось бы продвигаться по открытому и ровному полю под огнем бронепоездов противника и понести ненужные потери. Этот ответ вполне удовлетворил командира корпуса.

До вечера красные обстреливали Карачекрак тяжелыми орудиями и потом успокоились. За день дивизия взяла 1200 пленных, 4 орудия с зарядными ящиками с полной упряжкой и пулеметы. Марковцы вышли к Васильевке. Конница генерала Бабиева вышла на линию Ольгополь, недалеко от железной дороги Орехов — Пологи — Копани, а донцы заняли станцию Пологи и Гуляй-Поле. Захвачено было еще свыше 1200 пленных и 15 пулеметов. Всего с 1 сентября на центральном участке фронта было взято в плен свыше 4100 красных, захвачено около 100 пулеметов, 11 орудий, 3 бронепоезда, много обозов и другого разного имущества. В этот день произошел с Марковским полком довольно интересный случай. Из села Васильевка красные были выбиты 1-м Дроздовским полком, который оставался в селе до подхода марковцев. Командир корпуса поехал на автомобиле с позиции 3-й батареи в 1-й Дроздовский полк и прибыл в Васильевку как раз в тот момент, когда туда втягивался Марковский полк, командир которого, полковник Гравицкий, не замедлил отправить донесение, что «вверенный ему полк ворвался в Васильевку». Потом говорили, что, получив такое донесение, генерал Писарев, усмехнувшись, сказал: «Странно, странно ворвались». Продвигаясь, марковцы в тот же день взяли Янчекрак. Потери в Дроздовской дивизии в этот день были совсем небольшие, но был ранен начальник дивизии, генерал Туркул.

5 сентября Дроздовская дивизия оставалась в резерве. Ночью красные подходили и Карачекраку, но огнем застав были отброшены. Часов около десяти пролетали над Карачекраком два «Ильи Муромца» красных и сбросили на село 15 бомб. Перед этим пролетали наши пять аэропланов, и спустя часа полтора — еще семь наших. Наша конница пошла на город Орехов. Распространился вдруг слух, что Гейдельберг занят противником. Для проверки туда была послана разведка, которая выяснила, что ничего похожего нет. В действительности же оказалось, что при нашем поспешном продвижении красные, отступая, в панике побросали в полях много винтовок, собрать которые сразу не было времени. Было приказано жителям колонии собрать их и снести к старосте. Группа мальчишек, подобрав несколько винтовок, решила пострелять в цель. Они открыли стрельбу как раз в то время, когда возле колонии проходили повозки обоза. Услыхав стрельбу, обозники драпанули и донесли, что их из Гейдельберга обстреляли. Около 13 часов по улице Карачекрака, желая скрыться, бежал ординарец комиссара — коммунист, а за ним гнался комендант 2-го полка, стреляя из револьвера. Бежавший коммунист вскочил в дом, где располагались ездовые, влез на чердак и там забаррикадировался. Перед домом собралась большая толпа. 3-й номер батареи, Заваруев, полез наверх и выстрелом из винтовки в упор раздробил ногу беглецу, которого потом извлекли из чердака. Он кричал: «Я, братцы, не виноват, я также не терплю жидов». После допроса он был расстрелян.

В 16 часов Дроздовская дивизия выступила на Щербаковку, что в двадцати верстах к северо-западу от Карачекрака, и прибыла туда в 22 часа. Жители рассказывали, что красные ушли уже в 15 часов и у них была сильная паника. Один из начальников обоза хотел остаться с обозниками и все оттягивал выступление обоза, ожидая появление наших конных, но все-таки был принужден отступить с остальными. Из Карачекрака с дивизией двигалась группа артистов Павла Троицкого. Комично выглядели, верхом на импровизированных седлах трое штатских — Троицкий, Кубанский и Дудин. Их жены и выступавшая с ними девочка Женечка ехали сзади на повозках. Они приехали в дивизию в Фридрихсфельд, чтобы устроить представление. Поздно вечером, накануне нашего выступления, присоединились к дивизии и стали с нами путешествовать.

Наша конница 5 сентября заняла Орехов, Жеребец, Ново-Павловку и уже вела бой у Камышеватки. Было взято около 1000 пленных пеших и 150 конных, 5 орудий, 3 зарядных ящика, 2 броневика, пулеметы и большие обозы. Кубанцы влетели в город Орехов со стороны Омельника, то есть почти с севера. Их там не ожидали. Произведя среди красных огромный переполох, захватили городской совдеп и всех комиссаров.

На рассвете 6 сентября дивизия двинулась дальше, так как было получено приказание выйти на линию Лежина — Трудолюбовка. Это первая станция железной дороги Александровск — Пологи. Дивизия вскоре прошла через колонию Ней-Базель, в которой уцелело только два дома, а остальные были сожжены еще в 1919 году отрядом Махно, в знак мести за то, что вся молодежь из колонии поступила в ряды конницы Добровольческой армии. Двигаясь дальше, дивизия прошла села Ново-Яковлевку, Хитровку и Камышеватку, не встречая красных. Камышеватку кубанцы генерала Бабиева, в составе которых были 1-я и 5-я конные батареи (2-й конно-артиллерийский дивизион), прошли еще рано утром и двинулись на Александровск. В Камышеватке был большой привал и обед для дивизии. Пройдя за день 40 верст, дивизия остановилась в селе Степном, в трех верстах от станции Лежина. Еще в дороге было получено извещение о том, что Александровск занят нашими войсками. Вечером из города все время освещал местность захваченный там у красных большой прожектор. В городе была захвачена нашими войсками громадная добыча, в том числе 5 бронепоездов, аэропланы и много эшелонов. За шесть дней операции были последовательно разгромлены Верхне-Токмакская, Пологская, Ореховская и Александровская группы красных войск. На фронте в 200 верст за это время было взято в плен свыше 10 000 красных, 35 орудий, из которых 9 тяжелых, 8 бронепоездов, несколько сот пулеметов, автомобильно-инженерная станция с прожектором, 7 аэропланов, 5000 пудов колючей проволоки, 7 исправных, под парами, паровозов и прочая добыча. Часть нашей конницы вышла к станции Софиевка, 25 верст севернее Александровска. Подрывники нашей конницы в нескольких верстах севернее этой станции взорвали в нескольких местах полотно железной дороги, благодаря чему сошел с рельс один бронепоезд красных и закрыл дорогу двум другим, шедшим за ним, и 16 эшелонам, вышедшим из Александровска. Так как в этот район проскочили только разъезды численностью в 16 конных, то красные продолжали и дальше оставаться в вагонах и сидели в них до тех пор, пока не налетели наши аэропланы и не начали забрасывать эшелоны бомбами. От взрывов бомб на станции Софиевка стали гореть эшелоны и взрываться снаряды в них. Тогда у красных началась огромная паника. Они стали выскакивать в чем попало из вагонов — одни с вещами, другие без них, — и все устремились на запад, удирая в сторону Днепра. Снизившиеся аэропланы стали поливать бегущих пулеметным огнем, заставив их на бегу расстаться с последними вещами. В этих эшелонах удирали из Александровска разные политработники, хозяйственные чины, семьи советских деятелей и вообще публика, мало привыкшая к обстрелу. Было среди нее и немало евреев. Потом жители рассказывали, что еврейки умоляли спрятать их, так как они были в страшной панике, ввиду слухов о появлении нашей конницы, наступающей с севера.

Недалеко от города Александровска попало в плен 75 сестер милосердия, свыше 100 молодых евреев-политработников, канцелярия одного отдела 13-й советской армии. В отрезанных эшелонах в районе Софиевки было много всего оставлено, но эти эшелоны всю ночь оставались без охраны, так как наша конница подтянулась к Александровску. Там же остались и три бронепоезда красных — без охраны. Этим воспользовались красные и, сделав на маленьком отрезке пути обводный путь, ночью увели два бронепоезда, а третий, который сошел с рельс, взорвали. Жители из окрестных сел целую ночь грабили и тащили вещи из вагонов.

На другой день, 7 сентября, Дроздовская дивизия выступила в направлении на станцию Софиевка, пройдя станцию Лежина, хутор Скелеватый и село Натальино. На станции Софиевка остался 3-й Дроздовский стрелковый полк, 1-й Дроздовский полк ушел в село Софиевка со штабом дивизии, а остальные части расположились в селе Сергеевка. Возле станции Софиевка происходила еще настоящая вакханалия. На протяжении нескольких верст в сторону Александровска стояли эшелоны, около которых шныряли толпы людей. За две-три версты от полотна железной дороги валялись по полям стулья, корзины, чемоданы, различная бумага, вещи и всевозможные тряпки. Из вагонов выскакивали все время люди со всякими нужными и ненужными для них вещами. Во многих вагонах было полное оборудование для жилья, и теперь все это растаскивалось и грабилось жителями сел. Перевезти батареи, обозы 1-го разряда и даже перейти на другую сторону железной дороги, сплошь занятой эшелонами, даже на переездах, было не так-то просто. Приходилось людской силой расталкивать вагоны, чтобы образовать проходы между ними. Проходя мимо, командир 2-го батальона 2-го полка вспомнил, как были забиты застрявшими составами все пути у станции Гниловская, когда Дроздовская дивизия, оставляя Ростов в декабре 1919 года, переходила 27 декабря по льду Дон, и вслух выразился: «Это Гниловская номер 2, но на этот раз у красных».

День 8 сентября наши части оставались на своих местах расположения. На аэродром в Александровске спустился аэроплан красных, прилетевший из Каховки в штаб 13-й советской армии. Летчик не имел представления, что город уже занят частями Русской Армии, и был страшно поражен, когда его на месте арестовали. На вечер в Софиевке, наконец, был назначен концерт группы Павла Троицкого для чинов Дроздовской дивизии, но в самый последний момент был отменен, так как дивизии было неожиданно приказано приготовиться к наступлению на Синельниково. 1-й и 2-й Дроздовские стрелковые полки получили приказание перерезать железную дорогу Синельниково — Екатеринослав, а 3-й Дроздовский полк должен был, после занятия Синельникова, вместе с бригадой Конной дивизии генерала Бабиева перерезать дорогу Синельниково — Павлоград. Дроздовская дивизия выступила в поход в 21 час 8 сентября. Со 2-м полком пошли и три эскадрона 2-го Дроздовского конного полка. Остальные эскадроны были еще в пешем строю. Дивизия целую ночь двигалась по отвратительной дороге, с большими задержками у бесчисленного числа лощин и оврагов и без единого привала. На рассвете, пройдя село Ново-Гуполовка, 1-й полк подошел к селу Михайловка, а 2-й полк — к селу Васильевка. После нескольких коротких очередей конные эскадроны 2-го полка атаковали и заняли Васильевку, зарубив несколько красных на улице. Оба села были заняты дроздовцами, дальнейшее продвижение их было стремительным, и красные не смогли нигде задержаться. Возле Васильевки была захвачена кавалеристами повозка с сестрой милосердия и громадным красным флагом с надписью: «Да здравствует непобедимая Рабоче-Крестьянская Красная Армия!» В районе села Афанасьевка Конным полком Дроздовской дивизии было захвачено одно орудие и 2 зарядных ящика. Орудие было с замком, панорамой и в запряжке, но только при трех лошадях. Расстояние от Михайловки до Синельникова, 18 верст, дивизия прошла очень быстро и в четырех верстах от станции 3-я батарея обстреляла цепи красных, а 2-й полк двинулся к железной дороге Синельниково — Екатеринослав. 3-й Дроздовский полк в это время вел бой правее. Выйдя к железной дороге, дроздовцы увидели дымки успевших выскочить из Синельникова двух броневиков красных и мчавшийся на всех парах поезд, увозивший станционное начальство и обстреливаемый 7-й гаубичной батареей. Один батальон 2-го полка со взводом 3-й батареи двинулся на разъезд железной дороги на Екатеринослав, а остальные части полка свернулись и пошли в Синельниково. У разъезда произошел небольшой бой с отступавшими конными и пешими красными, и разъезд был занят дроздовцами. Красные поспешили отступить, а батальон, простояв возле разъезда около трех часов, также свернулся и отошел на Синельниково. Пройдя станцию Синельниково-Малое, батальон в колонии Гейденфельд, что в полутора верстах севернее Синельникова, присоединился к своему полку. Кубанская бригада прибыла к шапочному разбору и в бою под Синельниковом не участвовала. Как потом выяснилось, причиной их опоздания было их веселье в Александровске, накануне в городском саду, во время которого их командир скомандовал: «По коням». Их опоздание во многом уменьшило успех проведенной операции, так как успели удрать бронепоезда, меньше попало в плен, даже те красноармейцы, которые бросили винтовки в окопах, сами спокойно ушли. Не было кому их преследовать.

В этой операции дроздовцами было взято в плен свыше 3500 красных, захвачено орудие с панорамой, замком и передком, с тремя лошадьми, два зарядных ящика, пулеметы, много оружия и обозы красных. Дальнейшего продвижения и закрепления за Русской Армией Синельникова не предвиделось. Части Дроздовской дивизии, согласно полученному приказу, в 21 час двинулись в обратный марш, вдоль железной дороги, на Александровск. В 7 часов 10 сентября дивизия прибыла в Ново-Гуполовку, где и разместилась по квартирам. Линия железной дороги была по-прежнему в хаотическом состоянии, а брошенные эшелоны еще не убраны. Пакгаузы и вагоны на станции Софиевка все сгорели. Кругом была полная картина войны и разрушения. Масса брошенного большевиками ценного имущества была растащена, потоптана и попорчена рыскавшими по вагонам людьми, и особенно медикаменты в брошенных двух летучках, в которых чины дивизионного перевязочного отряда почти ничего уже не нашли. В основном все было попорчено.

Следующие дни дивизия простояла в Ново-Гуполовке. Наши бронепоезда прибыть в Александровск не могли, так как мосты еще не были починены. Сам город красные стали обстреливать с другой стороны Днепра артиллерийским огнем. 12 сентября, для усиления Марковской дивизии, ушли 7-я и 8-я Дроздовские гаубичные батареи. Ночью 14 сентября ушли в короткий рейд на Славгород 1-й и 3-й Дроздовские полки, а 3-й батальон 2-го Дроздовского полка на рассвете перешел на разъезд Ново-Гуполовку, где и оставался во все время рейда на Славгород. Уже на рассвете части 2-го полка слыхали доносившуюся со стороны Славгорода сильную артиллерийскую стрельбу, но она скоро прекратилась. Рейд был быстро закончен с полным успехом. Красных там разгромили, захватив свыше 700 пленных и пулеметы. Бывшие правее Славгорода красные части, услышав бой в районе Славгорода, поспешно отступили. В 15 часов дроздовцы, бывшие в рейде, уже вернулись в Ново-Гуполовку.

Только 14 сентября группе Павла Троицкого удалось, наконец, устроить концерт для Дроздовской дивизии — в два сеанса, — чтобы на нем могло побывать как можно большее число чинов дивизии. Все побывавшие на нем остались очень довольны доставленным развлечением. Во время концерта смех не умолкал.

Наши разведчики побывали в районе Днепра и рассказали, что видели там заставы марковцев и что там действует также отряд партизан «батьки Махно» — на нашей стороне. Эти партизаны, по рассказам марковцев, время от времени перебирались на другую сторону Днепра и тревожили красных. Во время отступления красных 6 и 7 сентября эти махновцы переловили много комиссаров и коммунистов и всех их расстреляли, а бегущих красноармейцев разоруживали и, раздев догола, отпускали на все четыре стороны.

Бросилось в глаза, что только с приходом частей Русской Армии в район Александровска крестьяне приступили к уборке хлеба на полях, и на вопрос — почему они раньше это не сделали, был общий ответ: «Мы вас ждали. Ваши еропланы сбрасывали нам бумажки, чтобы мы не поспешали с уборкой».

Население этого района было настроено явно враждебно к красным, так как они его ограбили, отбирая все и вся. Красные отдавали просто невыполнимые приказания о поставках или сдаче того или другого. Для примера одно из приказаний селу Сергеевка: «Доставить немедленно 40 пудов кур и по 15 яиц с курицы». Отбирая скот и свиней, платили гроши или просто давали только расписки. Нам крестьяне все охотно давали и продавали. Вообще, просто говоря, были очень рады нашему приходу. На полях сразу закипела работа по уборке хлеба, и наши солдаты в этом помогали.

15 сентября на участке Дроздовской дивизии было спокойно. Получено было сообщение о крупном успехе донцов, занявших город Мариуполь, где была захвачена богатая добыча. На острове Хортица марковцы отбили наступление девяти красных полков. Так как появились слухи о сосредоточении против дроздовцев крупных сил в районе Тернового, лежащего в двенадцати верстах к северо-западу от села Ново-Гуполовка, последовал приказ дивизии отправиться в рейд в этот район. В первом часу 16 сентября дивизия выступила, имея в голове колонны 2-й стрелковый полк. 3-я батарея шла с головным батальоном. Ночь была холодная, но светлая — полная луна. К рассвету головной батальон подошел к селу Александрополь, находящемуся в трех верстах севернее села Тернового. Была полная тишина в селе. Батальон остановился, через пять минут развернулся к бою и двинулся дальше. Красные молчали, и, только когда наши цепи уже подошли к первым домам, со стороны красных заработали два пулемета, но стреляли недолго и пули летели высоко вверху. Один взвод батареи снялся с передков и послал в сторону стрелявших пулеметов несколько гранат, а наша пехота с криками «Ура!» устремилась в село. Конный полк и конный дивизион 1-го полка помчались вперед в обход села. Генерал Туркул находился при головном батальоне, впереди. Красные бросились удирать и из Александрополя, и из Тернового по балке, которую в то время уже перерезали конный полк и дивизион 1-го полка. Все бывшие в этих поселениях красные попали в плен. Захвачены — 2 орудия, 2 зарядных ящика в полной исправности (с ездовыми, номерами и всеми лошадьми), пулеметы, вся пехота и обозы. В селе Терновом конники зарубили командира 69-й советской бригады. Согласно найденного боевого приказа в штабе бригады, группа «товарища» Нестерова, состоявшая из девяти полков, должна была в этот день «ликвидировать» Дроздовский отряд, расположенный в селе Ново-Гуполовке, при 12 орудиях. Красное командование дало неточные данные о числе орудий, так как в то время в дивизии было 20 орудий. 68-й советской бригаде было приказано, совместно с бронепоездами, на рассвете 16 сентября завязать бой у восточной окраины села Ново-Гуполовка, а рано утром из села Терновое должна была выступить захваченная уже в плен 69-я советская бригада, чтобы, обойдя Ново-Гуполовку слева, атаковать с запада. За центром должна была наступать резервная советская бригада, по расписанию выходившая с ночлега позже 69-й бригады. Уже совсем рассветало, когда части дивизии выдвинулись севернее балки, в которой расположены села Терновое и Славгород, и дивизия, повернув круто направо, пошла на Славгород.

В это время в районе Ново-Гуполовки, в которой остался 3-й Дроздовский полк и куда накануне вечером прибыло 5 броневиков, шел бой. 3-й полк был атакован красными, но с помощью броневиков их быстро отбросил от Ново-Гуполовки и стал преследовать.

Наступая на Славгород, 2-й Дроздовский полк вскоре вышел в тыл красных. 1-й Дроздовский полк двигался за ним. Колонну дроздовцев красные вначале приняли за свою, подход которой они ожидали, бригаду, и не проявляли беспокойства. 3-я и 4-я Дроздовские батареи выехали вперед и стали на открытых позициях, открыв беглый огонь по красным. В это же время конные части дивизии, проскочив незаметно между домами и деревьями хутора Ремнева и Рита, быстро развернулись в лаву. Атаковав красных, подавленных уже огнем восьми орудий, наши конники своим внезапным появлением вызвали среди них такую панику, что те, несмотря на то что они во много раз численно превышали атакующих, все, без единого выстрела, бросив оружие, сдались. Это был редкий по красоте бой, и он произошел на глазах артиллеристов — на очень небольшом расстоянии.

Пока собирались пленные, Дроздовская конница со взводом 3-й батареи подскочила к вокзалу Славгорода, от которого на всех парах уходили два красных бронепоезда в такой панической суматохе, что даже не стреляли. Бронепоезда успели ускользнуть, и коннице уже больше ничего не оставалось, как свернуться и двинуться на присоединение к своей пехоте. Части дивизии уже также свернулись и стали вытягиваться на дорогу в направлении на Ново-Гуполовку. На хвост 1-го полка в это время вышла подоспевшая советская резервная бригада. Без особого труда 1-й Дроздовский полк отбросил красных, которые поспешили быстро отступить. Части дивизии продолжали свой обратный путь на Ново-Гуполовку совершенно открыто. Батареи двигались по дороге приблизительно верстах в четырех от железной дороги. Бронепоезда красных, видя, что дроздовцы уходят, вернулись и начали обстреливать колонну дроздовцев. К счастью, они стреляли очень вяло и неточно, но потери в батареях все-таки были. Были убиты младший фейерверкер Беляев и канонир Геллер, тяжело ранены подпоручик Куладин, младший фейерверкер Хохлов и канонир Обухов, контужены штабс-капитан Орлов, штабс-капитан Люш и младший фейерверкер Бочаров. Разорвавшимся под орудием снарядом были попорчены тормоз и две спицы в колесе. Эти потери были совсем излишние, и их можно было избежать, если бы батареи двигались по другой дороге, невидимой с бронепоездов красных. В полках за весь день потерь было очень мало.

На этом операция была закончена. За время ее было взято в плен 1100 красноармейцев, захвачены 2 орудия и 2 зарядных ящика в полной упряжке, свыше 20 пулеметов и многочисленные обозы красных. В числе пленных оказался весь командный состав 205-го советского полка во главе с его командиром. Было зарублено много красных, и в их числе командир 69-й советской бригады. Этим рейдом дивизии планы красных были серьезно расстроены.

17 сентября на участке Дроздовской дивизии было спокойно. Стало известно, что красные усиленным темпом окапывались на линии разъезда Ивковка, которая верстах в пятнадцати севернее станции Славгород. Бронепоезда красных за целый день не появлялись. Наши поезда стали ходить до станции Софиевка; все эшелоны были с пути убраны. Теперь выяснилось, что при взятии Александровска было захвачено свыше 1000 вагонов, 20 цистерн и 33 исправных паровоза. О рейде на Синельниково было сообщено официально очень коротко: «Севернее Александровска в боях взято много пленных и другие трофеи».

18 сентября появились опять бронепоезда красных и, выйдя за станцию Славгород, постреливали. По этому поводу один из жителей Ново-Гуполовки так выразился: «Наверно, вы сегодня ночью пойдете, а то они опять днем дразнились». Видимо, теперь у жителей было определенное предположение о способе наших действий, и для них не являлись неожиданностью и тайной все наши предполагаемые рейды.

За эти дни, во время боев в районе Мариуполя (15 и 16 сентября), попало в плен до 3500 красных, в районе Волновахи — до 2000 красных, взято 7 орудий и 12 пулеметов. Красная конница, проведшая налет на Ольгинскую, была рассеяна, бежала на восток и оставила в наших руках пленных и пулеметы. Всего за это время донцами было взято свыше 5500 пленных, много пулеметов, орудий, 1 бронепоезд, 5 паровозов, свыше 100 вагонов, обозы красных и разное имущество. Донцы, преследуя красных, заняв станции Караванная и Мандриково, уничтожив там громадные склады красных, к вечеру уже были в Юзовке. Там они обнаружили, что в каменноугольном районе отношение рабочих к большевикам отрицательное.

Вечером было получено приказание Дроздовской дивизии быть готовой к походу. Наш житель оказался прав в своем предположении. Предстояло ночью выступить для ликвидации группы красных в районе Варваровки — совместно с Кубанской дивизией генерала Бабиева.

Немного раньше полуночи на 19 сентября Дроздовская дивизия выступила в очередной рейд. Кубанцы ушли еще раньше, так как им предстояло пройти прямо умопомрачительный путь за один день. Они должны были выступить из Глебовки, что верстах в 30 восточнее Ново-Гуполовки, перерезав железную дорогу Синельниково — Чаплино, выйти севернее Синельникова. Дальше им нужно было, перерезав линию железной дороги Синельниково — Павлоград, занять Синельниково. После этого кубанцы должны были прогуляться до станции Игрель и уничтожить там мост.

Дроздовской дивизии была дана задача: из Ново-Гуполовки пройти на Александровку, Богдановку, Бочары, Николаевку (местное название — Рудино), разъезд Ивковку, Варваровку, Васильевку № 1 на Днепре и на Варваровку у реки Днепра. Занимая по очереди эти населенные пункты, дивизии было предписано уничтожить там части противника. Впереди шел 1-й Дроздовский полк, за ним должен был двигаться 3-й Дроздовский полк, 2-й конный полк и конный дивизион дивизии, между ними броневики, а в заключение — 2-й Дроздовский стрелковый полк. Батареи дивизии находились при полках.

1-й Дроздовский полк выступил в рейд значительно раньше всех остальных частей дивизии. Было еще темно, и 2-й Дроздовский стрелковый полк еще не успел подойти к селу Бочары, когда в это время 1-й Дроздовский полк уже был у села Николаевка. Находившиеся в селе красные проспали, и их всех дроздовцы захватили в плен. На рассвете 2-й Дроздовский стрелковый полк подошел к железной дороге у разъезда Ивковка. В это время к разъезду двигались из Славгорода на Синельниково два бронепоезда красных. На их глазах подрывники полка взорвали железнодорожное полотно, и, таким образом, для них был отрезан путь отхода на Синельниково. Артиллерийским огнем бронепоезда были отброшены назад в сторону Славгорода. После этого 2-й полк, выделив 3-й батальон со взводом 3-й батареи для ликвидации бронепоездов, продолжал движение дальше.

Вернемся теперь ко 2-му стрелковому полку. Колонна полка двинулась в направлении на Варваровку, 3-й батальон полка со взводом 3-й батареи направился вдоль железной дороги на Славгород для ликвидации отрезанных бронепоездов красных, которые в это время вели бой с оставленным в Ново-Гуполовке дивизией батальоном. В это время правее и севернее Синельникова слышна была сильная артиллерийская стрельба. Там наступала Кубанская дивизия генерала Бабиева и в составе ее 1-я и 5-я конные батареи. На сей раз кубанцы выступили в рейд вовремя, а не так, как это было 9 сентября. Бронепоезда красных два раза пытались подойти к разъезду Ивковка, но их отгоняли артиллерийским огнем обратно на Славгород. Нашим артиллерийским солдатам эта операция почему-то очень не нравилась, так как местность была открытая и, кроме того, они предполагали, что красные без упорного сопротивления своих бронепоездов не сдадут и поэтому у нас будут большие потери. Наступал 3-й батальон с большой осторожностью, и, когда цепи стали подходить к станции Славгород, тогда вправо от нее показалась небольшая цепь пеших при четырех конных, двигающаяся с юга на север. Справа, в районе села Тернового, что было севернее этой цепи, шел в это время сильный бой. Пока командиры батальона и артиллерийского взвода решили, кто это может быть, цепь уже стала спускаться в лощину. Тогда стало ясно всем, что цепь красных. Штабс-капитан Орлов выкатил орудие на открытую позицию и обстрелял отступавшую цепь красных, но уже на больших прицелах, гранатами. Было видно, как после нескольких выстрелов были сбиты с коней всадники, при разрыве гранаты, и упало несколько пеших. Красные очень быстро вышли из предела обстрела, и за дальностью расстояния дальнейшая стрельба была бесцельна. После оказалось, что это была цепь отступавших команд красных бронепоездов, к которым подошли уже цепи 3-го батальона. Красные бросили свои два бронепоезда, из которых один, «Атаман Чуркин», был тяжелый и вооруженный 6-дюймовыми и 45-миллиметровыми орудиями, а другой, «Ермак Тимофеевич», с четырьмя русскими легкими пушками во вращающихся башнях. При поездах паровозы, защищенные броней, в полной исправности и под парами. Замки с орудий и часть замков с пулеметов красные побросали в паровозные топки, но все остальное на бронепоездах было в полной исправности. Было захвачено больше 700 снарядов для русских орудий, около 60 крупных калибров для морских орудий бронепоезда «Атаман Чуркин», свыше 20 пулеметов и к ним лент — без числа. Бывшее на бронепоездах другое имущество братски поделили между собой пехотинцы и артиллеристы, а бронепоезда были немедленно же, с их паровозами, отправлены на разъезд Ново-Гуполовку, и затребован из Александровска ремонтный поезд для исправления взорванного у разъезда Ново-Гуполовка железнодорожного полотна. Так как в этом районе 3-му батальону больше нечего было делать, он свернулся и двинулся на присоединение к своему полку, который нашел уже в селе Михайловка располагавшимся по квартирам. Оставим отдыхать 2-й полк: и посмотрим, что сообщил в своей книге генерал Туркул о действиях остальных частей дивизии в этот день. [См. в этой же книге с. 306—308. — Примеч. ред.]

Пролетавший над Михайловкой, где расположился на отдых 2-й Дроздовский стрелковый полк, наш летчик сбросил сообщение о том, что кубанцами взято много пленных, в полной исправности бронепоезд «Свердлов», поездные составы, все штабы, зарублен начальник группы красных Нестерович и захвачено много разного имущества.

Дроздовская дивизии, согласно первоначальному приказу, должна была к вечеру 19 сентября занять линию фронта Петровское — Синельниково, но, вследствие большого боевого марша, совершенного за сутки, и потому что дальше продвигаться уже не имело смысла, так как красных сил перед дивизией уже не было (все было разгромлено и взято в плен), 2-й Дроздовский стрелковый полк остановился на отдых в селе Михайловка, а остальные части дивизии в селе Варваровка у Днепра. Кубанская дивизия в 13 часов выступила из Синельникова в направлении на город Екатеринослав. За эту операцию только Дроздовской дивизией взято много пленных, 2 бронепоезда, один сгоревший броневик, орудия, из которых 6 в полной упряжке с зарядными ящиками, ездовыми и номерами, много пулеметов и обозы красных.

Под утро 20 сентября прошел сильный дождь с грозой. Днем сразу стало холодно и сыро. В 14 часов 2-й Дроздовский стрелковый полк выступил обратно в Ново-Гуполовку. Еще раньше туда же выступили из Варваровки и все остальные части дивизии, кроме 3-го стрелкового полка, который ушел в Синельниково, чтобы оттуда вывести броневик «Свердлов», взятые составы и захваченное имущество. Кубанцам же предстояло, согласно полученному приказу, за день прогуляться со станции Игрень на станцию Чаплино и разрушить там железнодорожный узел. Путешествие в общем верст восемьдесят.

Когда 2-й Дроздовский стрелковый полк подошел к Ново-Гуполовке, а это было около 18 часов, перед взорами всех предстала картина: перед селом была выстроена и окружена пулеметами вся масса захваченных в плен красных, из которой выбирали коммунистов, лиц командного состава и разного рода политруков и военкомов. Судьба коммунистов и большинства отобранных была незавидная — расстрел. Печально это, и тяжелое и неприятное впечатление оставляют подобные массовые расстрелы, но ничего не поделаешь, иначе нельзя было. В Синельниково были отправлены наши бронепоезд и ремонтный поезд, и к следующему утру оттуда удалось все вывести и доставить в Александровск.

21 сентября в Ново-Гуполовку прибыл запасный батальон Дроздовской дивизии, в составе около 600 штыков, под командой полковника Тихменева. Этот батальон был отправлен в распоряжение Марковской дивизии. В это время в 1-м Дроздовском полку было свыше 1500 штыков, во 2-м Дроздовском — около 900 штыков, в 3-м полку — свыше 700 штыков. 2-й Дроздовский конный полк уже полностью сел на коней и насчитывал в строю до 600 сабель. Кроме того, при каждом полку были многочисленные команды конных разведчиков. Артиллерия Дроздовской дивизии: в 1-м и во 2-м дивизионах все орудия были в полной упряжке и батареи 4-орудийные, но в 3-м дивизионе не хватало лошадей и некоторые орудия не были в строю. 4-й гаубичный дивизион — в полном строю, но не был при дивизии, а батареи стояли в немецкой колонии Шенвиз, южнее города Александровска, временно находясь при Марковской дивизии.

Настроение во всех Дроздовских частях было отличное. Население деревень и города Александровска особенно хорошо относилось к нашим частям. Про красных рассказывали прямо невероятные вещи. Надоели они им и насолили весьма солидно.

— Уж они нам так обрыдли, так обрыдли, — жаловались всюду и везде жители, все в один голос и вполне искренно.

С нашим приходом у всех настроение стало бодрое, и крестьяне без боязни приступили к молотьбе. Почти в каждом дворе шумели и гудели разные машины, а наши солдаты в свободное время крестьянам помогали. Как-то особенно успокаивающе действовал на нервы весь этот шум разных молотилок.

22 сентября Дроздовскую дивизию посетил протопресвитер военного и морского ведомства — епископ Вениамин, прибыв в расположение дивизии с чудотворной иконой Курской Коренной Божией Матери. Эта чудотворная икона в настоящее время постоянно пребывает в США. В 12 часов дивизия была построена на церковной площади в Ново-Гуполовке. Епископ Вениамин сказал короткое слово и призвал всех помолиться за успех нашего дела. После отслуженного молебна довольно долго говорил один священник — из сопровождавших епископа. Он назвал дроздовцев «орлами» (по примеру генерала Врангеля), «доблестными, христолюбивыми воинами, бессмертными чудо-богатырями». Говорил о том, что на нашу долю выпала чрезвычайно тяжелая задача — освобождение от красного ига России — и призвал нас твердо творить свое дело со Христом и во Христе идти к великой заветной цели. После этого все ряды дивизии были обнесены чудотворной иконой и епископ Вениамин окропил всех святой водой. Обойдя все ряды дивизии, епископ Вениамин на прощание обратился к дроздовцам и сказал, что за последнее время ему не приходилось вообще слышать жалобы на наши части, и предложил всем вместе пропеть молитву «Спаси, Господи...» и лично управлял всеми певшими.

В районе острова Хортица был редкий артиллерийский огонь с обеих сторон. 23 сентября на участке Дроздовской дивизии полная тишина и о противнике ни слуху ни духу. Высланный в 10 часов разъезд в район Терновое — Варваровка противника там не обнаружил. На этот раз дроздовцы основательно «слизнули» фронт перед собой. К 17 часам полки и батареи были построены на церковной площади для встречи командующего 1-й армией генерала Кутепова, который прибыл в 18 часов в сопровождении командира 1-го армейского корпуса генерала Писарева. Генерал Кутепов был в дроздовской форме. Обойдя части, генерал Кутепов благодарил их за лихую работу и провозгласил «Ура!» в честь начальника дивизии, генерала Туркула. После этого дивизия отлично прошла церемониальным маршем мимо командующего армией. Конный полк и артиллерия прошли рысью. Генерал Кутепов сообщил последние новости, и стало известно, что части генерала Фостикова сосредоточились в районе Адлера и будут перевезены в Крым. В Польше, из кадров бывшей армии генерала Юденича⁶ и пленных красноармейцев, формировалась армия под командой генерала Глазенапа⁷, который вошел в подчинение генералу Врангелю. Командиром 1-го Дроздовского полка был назначен командир 1-й батареи полковник Чесноков⁸. Полковник Мельников⁹ сам просил о назначении ему преемника, так как по болезни он не мог руководить полком. Полковник Чесноков хотя и артиллерист, но все его считали идеальным командиром какой угодно части. Стало известно, что красные стали перебрасывать на центральный участок фронта свою 9-ю армию, так как на фронте осталось только около 15000 штыков и 3500 сабель при 120 орудиях.

Весь день 24 сентября на участке Дроздовской дивизии полная тишина. Ночью на 25 сентября в районе города Александровска была слышна сильная артиллерийская стрельба. Днем стало известно, что наши части переправились на рассвете в районе острова Хортица на правый берег Днепра.

На участке Дроздовской дивизии 26 сентября противника ближе 40 верст обнарркено не было. Наши бронепоезда «Волк» и «Севастополь» целый день, не произведя ни одного выстрела, находились на станции Славгород. Согласна сводке за № 01135 в ночь на 26 сентября, прорвавшаяся между нашими частями конница красных на правом берегу Днепра налетела на колонию Шенеберг, где захватила часть обоза Корниловской дивизии и после этого стала угрожать району Бурвальдской переправы, колонии Розенталь и Хортице. Запасный батальон Дроздовской дивизии с 1-й Марковской батареей лихо атаковал 27 сентября подошедших к переправе красных и отбросил их на 15 верст к станции Абрузовка, нанеся им большие потери. В этот район прибыли затем марковцы, а Дроздовский батальон был оттянут в Александровск За блестящие действия батальона генерал Врангель переименовал его в 4-й Дроздовский стрелковый полк. Этот полк сплошь состоял из бывших пленных красноармейцев. Офицеры в ротах были только на командных должностях, и то в очень ограниченном числе. Можно было ожидать, что при неудаче вчерашние красные перебегут назад к большевикам, но получилось обратное, и полк доблестно дрался до самой эвакуации из Крыма. Его остатки покинули Крым в рядах Русской Армии.

27 сентября наступление на правом берегу Днепра успешно продолжалось, и были разбиты 16-я и 21-я кавалерийские и 3-я стрелковая дивизии красных. Захвачен полк 3-й дивизии — целиком, взято 6 орудий, броневики, 4 грузовика, много обозов и запасы патронов и снарядов. На участке Дроздовской дивизии появившиеся было цепи красных, пытавшиеся продвигаться вдоль железной дороги в сторону Славгорода, были отогнаны огнем наших бронепоездов. В район штаба Дроздовской дивизии приехали иностранные корреспонденты: англичане, итальянцы, французы и с ними двое русских, издававших газету в Берлине, — Горелов и Ксюнин. Снимали в различных позах генерала Туркула, артиллерию, конницу и пехоту Дроздовской дивизии. Обещали осветить в печати, под правдивым углом зрения, положение дел на Юге России. Около 21 часа 27 сентября дивизия ушла в рейд. Корреспонденты также двинулись со штабом дивизии. По ночам стало уже холодно, и даже вода в лужах покрывалась тоненьким льдом, а земля белела от инея.

* * *

Все части дивизии, кроме 3-го Дроздовского полка, двинулись в Ново-Гуполовку вдоль железной дороги на Славгород. 3-й Дроздовский полк возвращался на свои квартиры через Варваровку. Когда дивизия уже была вблизи Ново-Гуполовки, встретилась целая компания беженцев, крестьян из Калужской губернии, которые, спасаясь от голода, царившего в их краях, с семьями пробирались на юг, в Таврическую губернию. Красные их не пропускали, но сегодня, благодаря разгрому красных Дроздовской дивизией, беженцам удалось проскочить на юг, в наши края.

Большевики были сильно напуганы действиями Дроздовской дивизии, что можно было заключить из простого разговора между командиром советского полка и комиссаром, переданного одним крестьянином, бывшим свидетелем их разговора. Крестьянин хутора Тредьякова рассказал, что перед нашим последним, описанным выше, рейдом, накануне, комиссар сильно нажимал на командира одного советского полка, чтобы тот быстрей и смелей действовал против дроздовцев и увереннее продвигался вперед, на что командир советского полка ответил комиссару: «Вот подожди, подожди, они тебе покажут как воевать здесь». Ждать, как мы видели, комиссару долго не пришлось — всего пару часов. В это же время стало известно, что наше наступление на правом берегу Днепра успешно развивалось и был освобожден от красных город Никополь, а в районе Каховки продолжались бои местного значения.

Вернувшись из рейда, Дроздовская дивизия вместо отдыха получила новую задачу и уже в ночь на 29 сентября выступила на юго-восток с целью ликвидации ударной группы красных в районе Ново-Николаевки. В голове колонны шел 2-й Дроздовский стрелковый полк. Двигались довольно быстро, и было уже довольно холодно. Пройдя еще до рассвета 20 с лишним верст, голова колонны подошла к селу Ново-Миргородовке, но там красных не оказалось. Последнее время в этом селе располагался отряд партизан «батьки Махно», под командой некоего Чалого, силой в 200 сабель. В соседней деревне Антоновке было захвачено несколько конных красных, после чего движение дивизии продолжалось беспрепятственно до хуторов, лежащих верстах в семи от Антоновки. Вдруг, неожиданно, на буграх появились солидные и густые цепи красных. Генерал Туркул во главе 2-го конного полка атаковал красных в лоб, а левый фланг красных был атакован разведчиками 2-го стрелкового полка. Красные могли бы снести огнем атакующих всадников 2-го конного полка, а поэтому командир 3-й батареи, полковник Слесаревский, приказал обстрелять цепи красных беглым огнем. Красные бросились за бугры, и только отдельные их стрелки поддерживали коротко редкий огонь да один пулемет красных пустил две-три очереди. Все, что были за бугром, за исключением конных, попали в плен. Целым лесом стояли винтовки, воткнутые в землю. Слева отстреливалась группа красных человек в 12, и туда подскочил разведчик 2-го полка. Под ним убили лошадь, а когда он упал, тогда прикололи его штыками. Эту «лихую» компанию наши конники всю зарубили за их «лихое» дело. Здесь попало в плен свыше 600 красноармейцев.

После этого дивизия продолжала свой путь на Ново-Николаевку. Появившаяся было конница красных, видя колонну дроздовцев, быстро испарилась, бросив свою пехоту на произвол судьбы, и пехота попала в плен. Около 14 часов дивизия прошла Ново-Николаевку, и цепи головных частей заняли бугры к востоку от нее, сделав уже переход свыше 50 верст и захватив в плен более 2000 красных. 1-й и 3-й Дроздовские полки были лишь свидетелями этого, в боях не участвовали и не разворачивались. Все было сделано без их участия. Теперь Дроздовская дивизия уже была в тылу ударной группы красных, которую ей, совместно с донцами, предстояло ликвидировать.

Располагаясь в Ново-Гуполовке, Дроздовская дивизия имела разрыв фронта перед собой и между соседними частями донцов почти в 70 верст, в котором в то время бродил лишь партизанский отряд Чалого. Взятые в бою у Ново-Николаевки в плен красные принадлежали воскресшей 42-й советской дивизии. Красные развернули свой запасный полк в 4 полка, выдали накануне боя им оружие, пригнали в Ново-Николаевку, где они сразу же попали в плен. В бою был зарублен командир 125-й советской бригады. В этот день генерал Туркул вновь принимал участие в конной атаке. Он в последнее время уж очень много стал рисковать собой — почти в каждом бою.

Около 15 часов в район расположения Дроздовской дивизии спустился наш аэроплан, летчик которого привез приказ о дальнейшем движении дивизии, еще в тот же день, на юг. Он сообщил также о занятии нашими частями станции Апостолово и что по всему фронту идут упорные, но успешные для нас бои. На северо-восточном участке Северной Таврии наши войска сильными ударами нанесли красным крупное поражение. Кроме плененной 42-й советской дивизии, были разбиты морская экспедиционная, 2-я Донская и 9-я стрелковая советские дивизии. Взято в плен свыше 5000 красных, захвачено 12 орудий, много пулеметов и обозов. На правом берегу Днепра также взято в плен свыше 3000 красноармейцев и захвачено 8 орудий, 6 бронеавтомобилей, зенитная батарея, понтонная рота — полностью, с моторными понтонами. В районе Каховки попытки красных перейти в наступление были ликвидированы. Как видим, красные не особенно терялись уже и тогда, когда их били на правом берегу Днепра, а у Каховки, в свою очередь, продолжали попытки наступления. В полночь на 30 сентября Дроздовская дивизия выступила в дальнейший поход на юг. Головным полком шел 1-й Дроздовский полк, а замыкал колонну 2-й Дроздовский стрелковый полк. При выступлении было приказано быть готовыми к отражению атак конницы, так как, по имеющимся сведениям, в том районе было до 2500 сабель красной конницы. Было запрещено курить во время похода. Дивизия имела направление на станцию Гайчур на линии железной дороги Чаплино — Пологи. Ночью верстах в двенадцати от Ново-Николаевки 1-м полком был захвачен в плен целиком — с санитарами, сестрами и обозами — советский стрелковый полк. Жители хутора, где был захвачен этот полк, были страшно удивлены появлением дроздовцев со стороны Ново-Николаевки.

— Откуда это вы взялись? — говорили крестьяне. — Фронт аж под Ореховом, а вы сзади идете.

Как потом выяснилось, взятый в плен полк только накануне сменился и под вечер пришел в хутор Самойловский — в резерв, где и попал в руки 1-го Дроздовского полка. Для красных появление дроздовцев ночью оказалось весьма неприятным сюрпризом.

Когда стало светать, сделалось очень холодно. Все стали прямо замерзать и, чтобы согреться, стали при всяком удобном случае разводить костры из соломы; и это делали не только главные части, но даже дозоры и разъезды. Надо предполагать, что дым мог быть виден на много верст вперед. Получилось здорово смешно, скрыто шли — курить нельзя, — а костры все-таки зажигали.

Утром дивизия прошла хутор Самойловский, и вскоре сзади красные начали обстреливать артиллерийским огнем хвост нашей колонны. Так как предполагалось захлопнуть красную конницу, дивизия двигалась очень быстро, и приказано было не особенно обращать внимание на то, что творится по сторонам и сзади. Впереди продвигался 1-й Дроздовский полк, ведя бой со встречными частями красных, а шедший последним в колонне Дроздовской дивизии 2-й стрелковый полк вообще не разворачивался, и только изредка обстреливались артиллерийским огнем его батарей удиравшие по сторонам движения — слева и справа — группы красных. В районе мелких селений (Тонеты, Кущевы и др.) отступали отдельные группы красных, которые можно было легко забрать в плен, если бы 2-й полк развернулся, но дивизия получила особую задачу, связанную со временем, а поэтому и не пришлось заняться этими группами. В районе Рождественской 1-й Дроздовский полк (разворачивался только один батальон) совместно со 2-м конным полком захватил много пленных и потом сразу продвинулся дальше к югу. Вся дивизия двигалась узким фронтом с севера на юг. Когда 2-й Дроздовский стрелковый полк подошел к Рождественской, на нашем пути увернулась группа красных — довольно внушительных размеров. Приняв 2-й полк за обозы, так как наша пехота передвигалась на повозках, эта группа красных решила обрезать хвост колонны. Обозы же дивизии шли в середине колонны, а не в хвосте. Эта группа красных, среди которых были курсанты, неожиданно встретила колонку полка, когда она подошла к Рождественской, с близкой дистанции огнем и атаковала ее. 1-й батальон сейчас же соскочил с повозок и со своей стороны контратаковал красных. 3-я батарея с места открыла огонь на прицеле 10, а 4-я выехала еще несколько вперед, причем конные разведчики, во главе с полковником Самуэловым, бросились в атаку. Такой оборот для красных был совершенно неожиданным, но, несмотря на это, они на окраине села оказали упорное сопротивление и среди стрелков 2-го полка были раненные штыками. Наш броневик, выйдя во фланг красных, ускорил решение боя в нашу пользу. Красные бежали, оставив убитыми, ранеными и пленными 112 курсантов.

Во время этого марша постоянно поддерживалась связь с донцами аэропланом, летчик которого все время освещал обстановку. Когда же была взята и Воздвиженка, то перед дроздовцами не было больше красных частей на юг. После того как 2-й стрелковый полк отошел от Рождественской, ее вновь заняли красные и начали артиллерийским огнем прикрывать отход на север, к железной дороге, уцелевшей колонне красной пехоты. К станции Гайчур подошел бронепоезд красных, открывший огонь по 2-му стрелковому полку, но, когда взвод 4-й батареи специально занялся бронепоездом, последний поспешно исчез в северном направлении. После этого 3-я и 4-я батареи беглым огнем обстреливали поспешно отходившую группу тысячи в две красных. Оставив на буграх 2-й батальон и 4-ю батарею, 2-й стрелковый полк ушел в село на ночевку. Никакой конницы в этом районе не оказалось. Силы красных были разбиты, и за два дня из состава 42-й и 9-й советских дивизий дроздовцы взяли в плен свыше 5000 красных. На долю донцов также пришлось большое количество пленных.

Генерал Туркул остался недоволен результатом рейда и считал, что только из-за ненужной спешки не была захвачена вся артиллерия красных и на две-три тысячи меньше попало в плен красных. Но успех, конечно, был большой, хотя и не удалось полностью снять всех красных с этого участка фронта. Красные же были совсем деморализованы. Разворачивался в 1-м полку всего лишь один батальон, а во 2-м полку, на другой день, два, а пленных взято уйма. Наши же потери маленькие и исчисляются единицами, но среди раненых генерал Субботин, командир бригады, получивший тяжелое ранение в живот. Переходы же в последнее время Дроздовская дивизия совершала прямо кавалерийские — по 50 и больше верст в сутки, и притом с боями. Уставали все здорово, так как переходы совершались ночью, и благодаря этому для сна и отдыха оставалось мало времени. Кроме того, уже наступили холодные ночи и приходилось, чтобы согреться, больше передвигаться пешим порядком, а не на повозках. Зато все это окупалось громадными успехами, которые сопутствовали дроздовцам.

Целый день 1 октября Дроздовская дивизия простояла в Воздвиженке. Донцы ушли в район Царе-Константиновки, чтобы ликвидировать еще одну ударную группу красных. На правом берегу Днепра красные, стянув превосходящие во многом силы, вынудили наши части отойти за Днепр. Вообще в последнее время стало заметно усиление красных по всему фронту и ясно обозначился их нажим во всех направлениях. С одной ударной группой основательно разделалась Дроздовская дивизия, с другой успешно справились донцы. Некоторый успех имели красные у Каховки, Алешек и на правом берегу Днепра. За Днепром, у села Шелохова, возле мельницы, 20 сентября разрывом снаряда был убит генерал Бабиев, командовавший нашей конной группой. Это произошло в самый решительный момент боя, и кубанцы, а также части нашей 2-й армии понесли значительные потери, что объясняется тем, что было, в связи со смертью генерала Бабиева, нарушено управление частями. Донцам же повезло, и они разделали «под орех» всю группу красных у Царе-Константиновки. Захвачено было до 9000 пленных, 12 орудий и много пулеметов. Разбитые красные части принадлежали к подошедшей на южный фронт 9-й советской армии.

2 и 3 октября Дроздовская дивизия оставалась в Воздвиженке. Были получены официальные сведения о заключении перемирия между Польшей и Советами и о грандиозной манифестации в Москве по этому поводу. В Александровке был арестован за грабежи партизанский атаман Володин. Прорвавшаяся у Бердянска красная конница дошла до Большого Токмака и несколько часов занимала его. Там красные зарубили коменданта, несколько генералов, захватили бронепоезд «Святогор», поезд генерала Богаевского, взорвали 6 вагонов со снарядами и вагоны с обмундированием. Вообще там красные наделали немало бед. Сам генерал Богаевский едва успел ускакать.

В 22 часа 3 октября Дроздовская дивизия двинулась на Орехов, а Корниловская — на Жеребец, чтобы закрыть выход прорвавшейся красной коннице, численностью свыше 2500 сабель. Дроздовская дивизия двигалась целую ночь и на рассвете прошла село Омельник. Около 10 часов, сделав переход в 35 верст, пришла в Орехов. После небольшого привала дивизия двинулась дальше, в направлении на Щербаковку. Первым шел 3-й Дроздовский полк, за ним двинулся 2-й стрелковый, а последним, замыкающим, был 1-й стрелковый полк. При выходе из города генерал Туркул неожиданно остановил дивизию. Третьему полку было приказано отправиться в село Ново-Андреевку, а остальным частям дивизии вернуться в город Орехов. Дальнейшее движение дивизии отменялось, так как было получено сообщение, что конница красных уже успела проскочить верст 10 восточнее. Красные еще 3 октября ушли из Большого Токмака, прошли Гохгейм и в Щербакове ночевали, а под утро двинулись назад в Копани, хутор Работин, и перешли железную дорогу между Большим Токмаком и Ново-Карловкой. В это время в Александровске были марковцы, в Жеребце — корниловцы, а дроздовцы, по расписанию, двигались на Щербаковку. Наши аэропланы все время висели над колонной красной конницы и сбросили на нее около 200 пудов бомб. Потери красной конницы, по свидетельству жителей, были огромные. Жаль, что она успела проскочить восточнее дроздовцев!

Дивизия до пяти часов утра 5 октября оставалась в Орехове, откуда выступила в направлении Рубановки. Во главе шел 2-й Дроздовский стрелковый полк. Весь 1-й армейский корпус перемещался влево по фронту к линии Днепра. На остальном участке центрального фронта и до Азовского моря оставались части 2-й армии и донцы. Почти до 12 часов дня стоял густой туман и на расстоянии 200—300 шагов ничего не было видно. Дивизия шла через Ново-Андреевку, колонию Юренталь, мимо колонии Розенталь на Эристовку и, наконец, в 22 часа прибыла в большое селение Михайловка. К вечеру после дождя пошел мокрый снег и дороги испортились. Дивизия сделала переход больше чем в 60 верст. К 9 октября дивизия должна была сосредоточиться в селе Рубановка. Подтвердилось, что наступление красных у Каховки остановлено. При переправе обратно наших частей с правого берега Днепра больше всего пострадали части 2-й армии. Были подбиты семь танков, и два танка остались на правом берегу Днепра.

6 октября Дроздовская дивизия простояла в Михайловке. Михайловка — большое село с населением около 45 000 человек, длиною до 9 верст и в ширину около 6 верст и находится в 10 верстах от станции Бурчацк. Имелась даже смешанная гимназия.

Когда Дроздовская дивизия ушла из Ново-Гуполовки в рейд на юг, там остался один батальон 3-го стрелкового полка, бронепоезд, броневик, а 2 октября туда пришли обе гаубичные Дроздовские батареи, бывшие до того в распоряжении Марковской дивизии. Вскоре все части, согласно приказу, покинули Ново-Гуполовку, уйдя на присоединение к своей дивизии, и уже 6 октября в Ново-Гуполовке дроздовцев не было. 4-й Дроздовский полк со взводом 5-й Дроздовской батареи и 7-й гаубичной, согласно приказу, перешел в село Михайловка-Лукашевка, что 25 верст на северо-восток от города Александровска, и, таким образом, эти Дроздовские части оказались выдвинутыми далеко на север, не имея связи ни с марковцами, занимавшими еще в то время Александровск, ни с Дроздовской дивизией, ушедшей в рейд на Орехов. Соседние села занимались в то время отрядами партизан «батьки Махно», которые были в союзе с нами, но скоро события показали, что доверять этим махновцам было никак нельзя.

8 октября махновцы внезапно напали на сторожевое охранение 4-го Дроздовского полка, прикрывавшее село с востока, и ворвались в Михайловку-Лукашевку. Полк со взводом 5-й батареи отбился от махновцев и стал отходить на юг, но 7-я гаубичная батарея, расположенная на северном конце села, была от полка отрезана. Отбиваясь пулеметным огнем своих тачанок и «крякалками» — бризантными гранатами, наводившими на махновцев панику, — 7-я гаубичная до наступления темноты отходила на север, на Синельниково, а затем, круто повернув на восток, оторвалась от махновцев. Через несколько верст батарея вновь повернула, но уже на юг и, пройдя село Ново-Воскресенское, занятое спящими махновцами, добралась до села Ново-Григорьевка, где в то время находился 4-й Дроздовский полк. Отбиваясь от махновцев, 7-я гаубичная, во время отхода, имела большие потери, но всех своих раненых вывезла. Через Янчекрак, куда отошла, согласно приказу, из Александровска Марковская дивизия, 4-й Дроздовский полк с батареями отошел в колонию Новый Мунталь, где поступил в распоряжение начальника 6-й пехотной дивизии, занимавшей в то время фронт от Куркулака до Васильевки. Генерал Канцеров¹⁰, начальник 6-й пехотной дивизии, потребовал, чтобы 4-й Дроздовский полк занял фронт от Эристовки до Куркулака включительно, то есть протяжением в 7 верст. Полковник Тихменев, получив такой приказ, попросил командира 7-й гаубичной батареи, полковника Нилова¹¹, поехать к генералу Канцерову и объяснить ему, что бессмысленно растягивать ночью на 7 верст 4-й полк, состоящий из 500 вчерашних красноармейцев, и что дроздовцы всегда воюют, только держась в кулаке. Генерал Канцеров отменил свое приказание, а 4-й полк с батареями не задержался и уже 13 октября продолжил свой путь на присоединение к своей дивизии и прибыл в село Ново-Михайловку, а 14 октября двинулся в направлении на села Тимошевская и Менчикур, прикрываясь разъездами с севера, ввиду появления красных в Орлянске. 15 октября 4-й полк прибыл в хутор, что в 15 верстах от села Ново-Александровка, где в то время находилась Дроздовская дивизия. Взвод 5-й батареи в тот же вечер ушел на присоединение к своей батарее, бывшей при 3-м Дроздовском полку. 16 октября 4-й Дроздовский полк был уже в селе Рубановка, куда перешла вся Дроздовская дивизия.

Наконец вся Дроздовская дивизия была в сборе, имея в своем составе все 4 стрелковых полка, конный полк и свою артиллерийскую бригаду. В строю было свыше 3000 штыков, 500 сабель только в конном полку, 20 орудий и 350 пулеметов. Во время своего мытарства, после нападения махновцев, 4-й полк потерял около 200 стрелков убитыми, ранеными и попавшими в плен к махновцам, а 7-я гаубичная имела 17 раненых.

Дроздовская дивизия, во исполнение полученного приказа, с 7 октября по 14 октября из Михайловки, в несколько переходов, прибыла в Рубановку, где и сосредоточилась, оставаясь там в армейском резерве. Корниловская дивизия 9 октября перешла в район Верхнего Рогачика. Марковцы перемещались в район Днепровки. Район против города Никополя (Водяное и Большая Знаменка) заняли донцы и несколько партизанских отрядов, оставшиеся верными Русской Армии. На берегу Днепра, против Рубановки, были части Терско-Астраханской бригады генерала Агоева. От Каховки и южнее, вплоть до моря, стояли части 2-го армейского корпуса. Корниловцы 10 октября заняли участок фронта около Днепра от Большой Знаменки до Большой Лепетихи и прибрежные селения Малую Лепетиху и Нижний Рогачик. Положение на участке частей 2-го армейского корпуса было весьма неустойчивое, и части его во многом отставали от частей 1-го армейского корпуса. В то время, взять хотя бы для примера, в 1-м Дроздовском полку было 130 пулеметов, во 2-м и 3-м полках — по 100; в полках же 2-го корпуса число пулеметов даже колебалось от 15 до 20 на полк; с артиллерией также было слабовато, так как она была, еще при переходе за Днепр, под командой генерала Слащева, потеряна в большом количестве.

Ни 14-го, ни 15 октября в штабе Дроздовской дивизии официальных сведений о положении на фронте и об отходе частей 2-го корпуса, о боях на участках донцов, и корниловцев, и марковцев получено не было. Также вообще не было слышно какой-либо стрельбы. Днем 15 октября в частях происходила раздача полученного в довольно большом количестве обмундирования — кожаных курток, теплого и холодного белья, френчей, брюк, шинелей, носков, но обуви было мало. В общем все-таки все приоделись, и теперь уже морозы не были так страшны. Между тем положение на фронте не было таким благополучным, как это предполагали, вследствие полной неосведомленности, находящиеся в армейском резерве части Дроздовской дивизии.

В расположение Дроздовской дивизии стали прибывать еще ночью повозки обозов Корниловской ударной дивизии, и сопровождавшие их ударники сообщили некоторые сведения о катастрофе у корниловцев. Дроздовская же дивизия продолжала стоять в Рубановке — в ожидании распоряжений. Туда же подошла и Терско-Астраханская бригада генерала Агоева. Неожиданно пришло распоряжение из штаба, и генерал Туркул, у которого был приступ тифа, полулежа объяснил собравшимся начальникам частей обстановку и приказал немедленно приготовиться к выступлению на Константиновку — Антоновку — в тыл прорвавшейся конницы Буденного. Еще не успели приготовиться к выступлению, как пришло новое приказание: двинуться на село Вознесенка, так как там ночует около двух дивизий красной конницы и около дивизии пехоты. С наступлением темноты Рубановку атаковали передовые части красной пехоты, но были отброшены 2-м батальоном 2-го Дроздовского полка. При выступлении из Рубановки встретились конные корниловцы, которые сообщили, что Корниловская дивизия должна пройти через Рубановку на Серагозы. Через несколько часов, еще до рассвета, красные заняли Рубановку без боя.

Дроздовская дивизия двигалась двумя колоннами. 1-й и 2-й стрелковые полки и 2-й Дроздовский конный полк — правой колонной, а 3-й и 4-й стрелковые полки с Терско-Астраханской конной бригадой — левой колонной, так как было получено приказание атаковать село Вознесенка с двух сторон. Ночь была холодная, мороз дошел до 10 градусов. Хотя и было запрещено курить, но, чтобы согреться, наступающие колонны стали всюду разжигать костры из сухой травы — перекати-поле, — и ясно, что эти огни должны были указать противнику путь движения Дроздовской дивизии. На рассвете 17 октября подошедший к селу Вознесенка 1-й Дроздовский полк атаковал красных, и в то же самое время красных атаковали и подошедшие в левой колонне дроздовцы. Через два часа боя красные оставили Вознесенку и стали отходить. Было захвачено в плен несколько красных кавалеристов. Вознесенку занимали части красной конницы и латышская пехота уже с 16 октября и говорили жителям, что теперь они, наверно, Крым возьмут и что только через Днепр переправилось свыше 50000 конницы и пехоты. Как потом стало известно, 16 октября один наш летчик, несмотря на сильную облачность, рискнул полететь и вернулся с грандиозным для нашего штаба открытием, от которого у всех штабных рты пораскрывались: в 40 верстах от Ново-Алексеевки, то есть в самом центре нашего тыла, у единственной железнодорожной магистрали свободно передвигалась конница красных, силою свыше 10 000 сабель с артиллерией. Дроздовская дивизия получила приказание после занятия Вознесенки двинуться на Агайман. После короткого отдыха дроздовцы и Терско-Астраханская конная бригада двинулись на Агайман, опять двумя колоннами, на расстоянии одна от другой приблизительно версты в полторы, то есть почти рядом, и параллельно. Колонны растянулись верст на десять — пятнадцать. В них было не столько строевых частей, сколько обозов, причем повозки двигались в несколько рядов, но колонны имели очень внушительный вид. Хотя движение происходило по открытой местности и колонны часто были под обстрелом артиллерии красных, но она била больше но пустому пространству между двигавшимися колоннами (видимость благодаря «куре» и падающему мокрому снегу была отвратительная), и потерь у дроздовцев было очень мало. При движении приходилось сбивать противника спереди, отбиваться сзади и зорко следить за конницей справа. Потери были главным образом в правой колонне.

Весь 40-верстный путь до Агаймана дивизия шла, сопровождаемая противником. В хвосте правой колонны шел 4-й Дроздовский полк с 7-й гаубичной батареей. В районе Ново-Репьевки, что верстах в 15 от Агаймана, конница красных пробовала отрезать 4-й Дроздовский полк. Их конная батарея вынеслась близко на открытую позицию и открыла огонь, но немедленно же была покрыта разрывами бризантных гранат 7-й гаубичной батареи. Большевики решительно не выносили оглушительных разрывов 10-сантиметровых немецких гаубиц. Красные артиллеристы ускакали, бросив свои орудия и конницу. Так как орудия не на чем было вывезти, пришлось удовлетвориться тем, что с них были сняты затворы и панорамы. Ночью обе колонны подошли к Агайману, сделав с боем за 36 часов переход почти в 100 верст. В Агаймане уже находились части Конного корпуса генерала Барбовича, состоящего из 3 кавалерийских дивизий.

На рассвете 18 октября все части, сосредоточенные в Агаймане, выступили в направлении на Сальково четырьмя колоннами, одна за другой, на расстоянии двух или трех верст. Порой расстояния почти и не было. Слева и справа двигались конные части, а между ними шли двумя колоннами дроздовцы. В арьергарде шли остатки Корниловской дивизии, имевшие в своем составе до 1000 ударников. Около 11 часов колонны подошли к линии Салбруна, где был привал для весьма скудного обеда, так как продуктов в обозах было мало, от местного же населения было просто невозможно приобрести что-либо по той причине, что вся масса войск двигалась в одном направлении. Также нельзя было выпечь хлеб, из-за отсутствия времени. После полуторачасового отдыха и обеда все колонны продолжили путь. 2-й и 3-й Дроздовские стрелковые полки двигались в направлении на Отраду, к которой подошли на расстояние артиллерийского огня к 17 часам, пройдя район Кучкогуса и хуторов Кутузова и Сорокона. Когда колонны покидали район Салбруна, верстах в шести сзади, корниловцы вели бой с преследовавшей колонны красной конницей, шедшей весьма энергично по нашим пятам. Подход к селению Отрада совсем открытый — по чистому и ровному полю. Все части высыпали целой кучей и, не разворачиваясь, двинулись вперед. Красные сразу же открыли артиллерийский огонь по колонне 2-го полка тремя батареями, но стреляли страшно разбрасываясь, видя такое множество великолепных целей, и благодаря этому не нанесли полку существенных потерь. Сначала 4-я, а затем и 3-я Дроздовские батареи, став на открытые позиции, открыли беглый огонь по Отраде. Через полчаса красная конница стала быстро покидать район Отрады, и разъезды 2-го конного полка Дроздовской дивизии уже были на окраине Отрады. Попало сильно от генерала Туркула 3-й батарее за то, что она, по его мнению, слишком медленно меняла свои позиции. Но картина все же была очень внушительная и редкая по своей красоте: почти все батареи Дроздовской дивизии с открытых позиций беглым огнем стреляли по удирающей красной коннице вправо, а густые лавы ее были все в дыму от разрывов. Наша пехота старалась выйти наперерез отходившей в сторону Ново-Троицкой коннице красных, открывала залпами и из пулеметов огонь, который, к сожалению, из-за большой дистанции, особого вреда коннице не мог принести. К тому же мороз был довольно большой, и у стрелков коченели пальцы, и часто пули ложились вблизи стрелявших. Через полчаса все здесь было кончено. Артиллерию спешно отправили на левый фланг, так как там 1-й Дроздовский полк открыл сильный ружейный и пулеметный огонь, но за короткое время и там бой прекратился. Части в сумерках вошли в Отраду. Красные не успокоились и уже в темноте вновь подошли с северо-запада близко к селу и пытались атаковать, но с места же были с треском отброшены.

Выяснилось, что дроздовцы будут ночевать в Отраде, хотя вначале генерал Кутепов хотел послать дроздовцев еще ночью брать село Ново-Рождественское, но этому категорически воспротивился генерал Туркул, и туда были посланы корниловцы, которые ночью атаковали красных в селе и захватили там в плен 270 конных и взяли 8 орудий. В тот же день Конный корпус генерала Барбовича, ведя бой северо-восточнее Отрады, захватил в плен свыше 1000 красноармейцев-пехотинцев, но красные пулями подбили 7 «фордов» и вывели их из строя. Дело в том, что так называемая броня на этих «фордах», в виде досок, не защищала мотор и колеса и подбить их пулей было совсем легко. Эти «форды» оказались непрактичными и дорогостоящими, а в бою с пехотой неприменимые. О Буденном в Отраде узнали, что он был в селе и только во время боя покинул его, в спешке даже не успев пообедать. В доме, где он располагался, на столе остался приготовленный для него обед. Там же, в Отраде, из штаба Буденного попал в плен офицер, раньше служивший в Дроздовском полку. Буденный успел выскочить из мешка и удрать со своей конницей потому, что не успела вовремя выйти наперерез отступающим красным шедшая справа 1-я Кубанская конная дивизия. Слева в этот день красная конница и две кавалерийские дивизии генерала Барбовича танцевали своего рода кадриль: полверсты вперед, полверсты назад, выносились лихо вперед наши конные батареи, но до рубки дело не дошло.

Три Дроздовских стрелковых полка и Дроздовский конный полк заночевали в Отраде, а 4-й Дроздовский стрелковый полк с 7-й гаубичной батареей и Терско-Астраханская бригада генерала Агоева заночевали в полуверсте от Отрады к югу — в хуторе Ново-Александровка. Корниловцы же, как уже было сказано, ушли в село Ново-Рождественское.

На рассвете 19 октября около селений началась ружейная стрельба и Терско-Астраханская бригада ушла из хутора Ново-Алексеевского к Отраде. Вскоре появились красные, и пули стали лететь вдоль улицы хутора, и показались наступавшие на хутор лавы красных. Командир 4-го полка, полковник Тихменев, попросил командира 7-й гаубичной батареи, полковника Нилова, занять позицию на окраине хутора и прикрыть огнем разворачивание его полка. Батарея встретила, на близкой дистанции и даже на картечь, подошедшую почти вплотную к хутору лаву красных, а два батарейных пулемета нанесли ей большие потери. Лава красных смешалась, круто повернула и отскочила назад, за бугры. Тотчас же оттуда две батареи красных, с закрытых позиций, покрыли 7-ю гаубичную пеленой низких разрывов. Красные стреляли прекрасно, и немедленно в 7-й гаубичной появились потери среди номеров и было убито несколько мулов. Красные лавы стали вновь приближаться к хутору. Вскоре был тяжело ранен командир батареи, полковник Нилов. Старший офицер батареи, капитан Твербус-Твердый, увел батарею из хутора на север, где между хутором и Отрадой стояла Терско-Астраханская бригада. 4-й Дроздовский полк в то время тоже уже отходил, и красные кавалеристы, ворвавшись в хутор, начали рубить стрелков. Последние внезапно озверели, повернули обратно, бросились в штыки на красных. В обход правого фланга красных вынеслась Терско-Астраханская бригада, и 4-й Дроздовский полк вновь полностью занял хутор. Красные бежали за бугры.

* * *

Что делал в это время 4-й Дроздовский полк, бывший в хуторе Ново-Александровском, описано было раньше. Красные в течение дня повторяли свои безуспешные атаки, но даже приблизиться к нашим цепям ни разу не смогли и, понеся огромные потери, только к вечеру их прекратили. Кругом от Рождественской до Александровки в различные моменты в этот день поднималась отчаянная стрельба. Потери же Дроздовской дивизии были незначительны, и выбыло из строя 46 человек и 100 коней, главным образом только от артиллерийского огня. В 22 часа части Дроздовской дивизии перешли в Рождественское, где находились уже Конный корпус генерала Барбовича и отошедшая из района Ново-Александровского хутора Терско-Астраханская бригада. Конный корпус генерала Барбовича также, почти целиком разворачиваясь, целый день вел бой, отвечая на атаки красных контратаками. Доходило до рубки. Лихо работали все конные батареи и между ними 1-я конная и 5-я конная батареи дивизиона полковника Москаленко¹² и Дроздовские конно-горная и 7-я конная батареи дивизиона полковника Колзакова¹³. Красная конница также и здесь понесла большие потери. Донцы в районе Рубановки изрядно потрепали 2-ю конную армию, разгромив 30-ю конную дивизию.

Наше командование уже считало этот день поворотным в лучшую для нас сторону. Неожиданно в штабе Главнокомандующего были получены сведения о появлении на Бердянском направлении большой новой группы конницы красных и об обнаружении второй группы конницы их в районе Мелитополя. На севере подтягивались все части 2-й конной армии красных и подходила громадная масса их пехоты, которая до этого еще не принимала участия в боях. Против всей этой массы красных войск командование Русской Армии могло противопоставить, кроме сильно потрепанного 2-го корпуса, уже стоящего на позиции у Перекопа, также понесшие значительные потери 1-й армейский и Донской корпуса, численностью около 15000 штыков и сабель, части 2-й армии, отошедшие на Перекоп и понесшие большие потери за Днепром и при отступлении. По советским данным, только в ударных группах красных войск было свыше 50 000 штыков и 20 000 сабель, и они имели при себе огромное количество пулеметов, артиллерию, превышающую имевшуюся в Русской Армии в три раза, а также броневые машины и танки. В 1-м армейском корпусе в лучшем состоянии и по духу, и по количеству была Дроздовская дивизия в составе четырех стрелковых и одного конного полков, при нескольких сотнях пулеметов и сохранившейся всей ее артиллерии. Полки Корниловской и Марковской дивизий сильно пострадали в боях, и каждая дивизия имела в своем составе только до 1000 штыков. Алексеевская¹⁴ дивизия была еще меньшего состава. Конный корпус генерала Барбовича и Донской более-менее еще сохранились. Кроме того, в Северной Таврии Русская Армия потеряла две трети своих аэропланов, большие запасы снарядов и патронов, бронепоезда. Учитывая все это, командование Русской Армии не имело другого выхода, как отдать приказ об отходе всей армии в Крым. Об этом приказе вначале знали только в штабах, но уже 20 октября 3-я Донская дивизия прошла в направлении на Сальково — Таганаш.

Около 2 часов ночи на 21 октября части Дроздовской дивизии втянулись в большое село Рождественское, забитое до отказа частями Русской Армии. Там уже находились части Конного корпуса генерала Барбовича, Терско-Астраханская бригада, Корниловская ударная дивизия и многочисленные обозы. Долго пришлось стоять при морозе свыше 10 градусов на улицах села, и только под утро все смогли разместиться по квартирам, чтобы согреться и хотя бы немного отдохнуть. С едой было совсем плохо, и не многие могли похвастаться, что им удалось утолить свой голод. Не долго длился и отдых, так как уже в 8 часов Дроздовская дивизия выступила на Ново-Дмитриевку. Хотя об отходе в Крым еще не было официального приказа, но уже само движение на Ново-Дмитриевку вызвало толки об отходе в Крым. Стали говорить — идем «домой», где отдохнем после бесконечных боев, а потом с новыми силами продолжим борьбу.

Вскоре красные стали наступать на Рождественское с востока, но с севера и запада пока все было спокойно. Наши войска двигались четырьмя колоннами под фланговым ударом слева. Для сокращения длины колонны было приказано построиться в два ряда. Артиллерия шла в резервной колонне. Только одна колонна шла по дороге, а остальные — прямо по полю. Красные сильно наседали слева, и с этой стороны отступавшие части прикрывала наша артиллерия. Атаковать же отходившие колонны красные все же не решались. Прошло немного времени. Появилась конница красных также и сзади и стала нажимать на хвост наших колонн. Был момент, когда конная батарея красных, став на открытую позицию, начала щелкать по отходящим колоннам, но это ее занятие сразу же прекратила 4-я Дроздовская батарея, удачно обстреляв красную батарею, поспешившую после этого ретироваться.

Красные артиллеристы не любили артиллерийского обстрела и обычно после двух-трех близких разрывов моментально снимались с позиции. Наконец, провожаемые артиллерийским обстрелом, колонны подошли к Ново-Михайловке. Тут на поле лежало много раздетых и неубранных трупов, валялось много винтовок и погон корниловцев — следы боя 4-го Корниловского полка с красной конницей 17 октября. Около 14 часов части Дроздовской дивизии пришли в Ново-Дмитриевку, и было приказано выслать квартирьеров. Всем стало ясно, что дело клонится к тому, что придется отойти в Крым, где, наверно, будет зимовка, так как все считали укрепленные позиции на перешейках неприступными. За дальнейшее все были спокойны, и, даже больше, приятно было думать, что после предстоящих тяжелых боев в скором будущем, так как красные, несомненно, захотят с налета овладеть Крымом, наступит на некоторое время спокойная позиционная война — без утомительных переходов, столь неприятных особенно зимой. В Ново-Дмитриевке были большие склады с зерном, и все стали запасаться им. Неожиданно у западной окраины села начался бой, и было приказано на рысях вытягиваться из села. В это время наша конница на буграх уже вела приличный бой. Хорошо были видны разрывы снарядов. Колонна Дроздовской дивизии не задерживаясь двинулась на Сальково, куда и прибыла в 16 с половиной часов. Возле Салькова были передовые окопы укрепленной позиции в виде одного ряда окопов с проволочным заграждением. 2-му и 3-му Дроздовским стрелковым полкам было приказано занять эти окопы. Было очень холодно. Хотелось отдохнуть, и всех мучил голод, но достать в Салькове ничего съедобного было нельзя. 1-й Дроздовский полк оставался в резерве. Вскоре мимо расположившихся в окопах дроздовцев стали проходить отходившие в Крым части Русской Армии. В сумерках прошли и конные части. Тогда у многих невольно появилась мысль: «Теперь их работа окончилась, до нашего нового наступления или до серьезного прорыва, и они идут домой».

Крым мы все считали теперь своим «домом» или «гнездом» и верили, что этот наш дом неприступен и что там будет, во всяком случае, неплохо. Вскоре ушли со станции также и последние эшелоны, и остались лишь два бронепоезда. В этот день, в последний момент, было вывезено со станции Ново-Алексеевка, при непосредственном старании и участии инспектора артиллерии Русской Армии генерала Репьева, 87 вагонов со снарядами. Около 30 вагонов все же осталось там. При отходе из Северной Таврии удалось вывезти только половину всех снарядов, бывших там на складах, а остальные достались красным. Так, например, на станции Сокологорное полностью остался склад снарядов Конного корпуса — около 25 вагонов. Большие склады снарядов остались в Петровском и Каме. На путях у станции Рыково пришлось оставить два бронепоезда — «Севастополь» и «Волк».

Как только полки заняли окопы у Салькова, которые тянулись всего версты полторы кругом, было приказано приступить к рытью землянок, так как здесь, кроме двух-трех возле станции Сальково, их не было, но это приказание вскоре было отменено. Окопы от Сиваша до железной дороги занял 2-й Дроздовский полк, а от железной дороги до моря — 3-й Дроздовский полк. 1-й Дроздовский полк отошел назад и стал в резерве. Остальные части Дроздовской дивизии и обозы прошли через мост в тыл. У самой железной дороги был участок незанятого пространства, где отсутствовали проволочные заграждения. На этом участке должны были стоять бронепоезда.

Около 22 часов красные повели наступление, и по всему участку началась стрельба. Ничего нельзя было увидеть и разобрать. Батареи открыли заградительный огонь на прицеле от 20 до 30. Бронепоезда стали на позиции немного позади, а не на линии окопов, и красные благодаря этому в полной темноте прошли мимо проволоки по железной дороге и вышли в тыл 2-го полка и во фланг 3-го полка. Артиллерии 3-га полка почему-то не оказалось на позиции. Часть 3-го полка попала в: плен, но большинство его успело отойти, благодаря чему 2-й полк оказался в очень тяжелом положении, особенно когда бронепоезда, видимо отчасти и по ошибке, открыли огонь на очень близком расстоянии и нанесли большие потери 1-му батальону 2-го полка.

Этот бой описал в своем дневнике капитан Г.А. Орлов¹⁵ так: «На батарее (3-й Дроздовской) трудно было понять, что происходит в действительности. Стрельба то затихала, то снова возобновлялась, и тогда доносились крики «Ура!». Бронепоезда отошли на линию батарей. Пуль летело в нашу сторону много и с очень близкого расстояния. Видимости никакой, и что-либо понять было трудно. Батарея же продолжала стрелять, а после приказания открыть беглый огонь последовал приказ сняться с позиции и отходить на перешеек. Моя верховая лошадь Вандея, обычно относившаяся спокойно к ружейному огню, в эту ночь как-то особенно нервничала и жалась от каждой пролетавшей мимо пули. Мы отъехали саженей сто от позиции батареи, когда вдруг слева поднялась снова здоровая стрельба. Я отчетливо слышал, как мимо моей левой руки прошипела пуля и хлопнула в мою Вандею. Та как подкошенная упала, будучи убитой наповал. Такой мгновенной смерти у лошадей я не наблюдал еще. Вместе с лошадью полетел и я и расшиб себе ногу. После поднялся, снял седло и пытался снять и оголовье, но, сколько ни возился, этого не мог сделать, так как при падении голова лошади подвернулась под круп, а вытащить ее я не смог. Когда позади у меня почти никого уже не осталось, я решил бросить все мои попытки снять оголовье и, захватив седло, пошел пешком догонять свою батарею, ушедшую уже далеко. Только в полночь мне удалось ее догнать. В эту ночь нам, усталым, голодным и промерзшим, предстояло проделать еще около 30 верст похода. Все были измучены до последнего. Было страшно холодно, и идти было очень тяжело. Во время этого ночного боя были ранены два офицера 1-го Дроздовского полка, стоявшего в резерве, сразу же позади нашей батареи. Их положили на повозку и повезли. Холодно было настолько, что ехать верхом, или на повозке, или на орудии больше 10 минут было невозможно: все коченело и застывало. Согреться было можно только во время ходьбы. Эти два раненых идти не могли, раны у обоих были легкие, но в ноги. Проходя мимо, я слышал их стоны: «Ой! Накройте же чем-нибудь, мы замерзаем». Но у санитаров нечем было их накрыть. Верст через 10, около станции Джимбулук, я подошел к их повозке, но они уже не стонали, они замерзли. Вот и смерть от пустячной раны. Летом все было бы благополучно, а при морозе такой конец».

Шли всю ночь без остановки. Прошли Джимбулук, станцию Чонгар, Сиваш, двигаясь по линии железной дороги, и пришли в Таганаш. Расстояние верст около 30. Невероятно хотелось пить, есть и спать. Только около 9 часов утра 21 октября Дроздовская дивизия пришла к назначенной точке отхода — станции Таганаш. Там все было забито отступающими частями, квартир не было довольно и большинство людей находилось при большом морозе на открытом месте — там, куда пришли.

22 октября уже было отчасти известно о наших потерях во время столь молниеносного отступления из Северной Таврии. Дроздовская дивизия, единственная, вышла из всей этой передряги благополучно, понеся совсем незначительные потери. Как и в прошлой своей встрече с дроздовцами, при отходе на Новороссийск, Буденный и на этот раз ничего не мог сделать с дроздовцами и поломал на них свои зубы. Что же касается потерь вообще всей русской армии, то они были огромными. Почти все части, кроме дроздовцев и отчасти конницы, понесли большие потери.

Во время перехода из Таганаша на Перекоп в Дроздовской дивизии было очень плохо с питанием, в лучшем случае на обед был реденький суп с галушками и волокнами мясных консервов, а на целый день выдавался 1 фунт хлеба, доставлявшегося из пекарен Севастополя. 23 октября дивизия, пройдя Ново-Алексеевку и Магазинку, в 12 часов ночи прибыла на ночлег в Ново-Ивановку, а в 8 часов 24 октября продолжила свой марш дальше на Армянск. Пройдя Воинку, забитую обозами и хозяйственными частями разных полков и дивизий, в 13 часов была уже в Юшуни. Всюду по дороге можно было наблюдать царивший везде ужасный беспорядок. Достать что-либо съестное было невозможно. В Юшуни был привал на обед и двухчасовый отдых, после чего дивизия продолжила марш, проходя мимо основных укрепленных позиций. Капитан Орлов, видевший все во время марша, пишет в своем дневнике, что эти укрепленные основные позиции представляли в тот момент окопы в три ряда, но не сплошные, без землянок и блиндажей. Были проволочные заграждения, местами в несколько рядов, но не законченные полностью, но однако нигде не было видно ни досок, ни леса, ни кольев для окончания заграждений, ни даже запасной колючей проволоки. Бросились в глаза лишь несколько оборудованных землянок у позиционной тяжелой, вооруженной 8-дюймовыми орудиями, батареи, которая сама их для себя выстроила в июле и августе 1920 года. У капитана Орлова невольно создалось впечатление, что господа устроители укрепленной позиции упустили из виду, что пехота и легкая артиллерия, воюя в Северной Таврии, конечно, не имела возможности позаботиться об устройстве для себя жилищ и землянок в районе Юшуни, а также до конца привести в надлежащий вид и самую укрепленную позицию. Были ли все эти упущения когда-либо поставлены в вину начальнику укрепленного района, генералу Макееву¹⁶, или нет — неизвестно, но это было больше чем упущение. Железная дорога Джанкой — Армянский Базар только после категорического приказа генерала Врангеля была закончена к 1 сентября, и после этого поезда могли доходить до Армянского Базара.

Сумерки застали Дроздовскую дивизию возле хутора Булгакова, и, наконец, около 20 часов ее части стали втягиваться в Армянский Базар. Там оказалось очень мало помещений для размещения частей, и большая часть людей принуждена была разместиться прямо на улицах, у костров. Не особенно приятная перспектива была бросить в бой всех этих плохо одетых, изголодавшихся и промерзших людей.

О настроениях, которые в то время царили в частях, очень наглядно сказано в дневнике капитана Г.А. Орлова, офицера 3-й Дроздовской батареи: «Все ожидают, что сегодня ночью, завтра или, во всяком случае, послезавтра красные должны будут всеми имеющимися в их распоряжении силами и средствами попробовать опрокинуть наш фронт. Совершенно ясно, что 2—3 основательных натиска со стороны красных нам придется выдержать раньше, чем мы успеем привести себя в порядок, оправиться и хотя бы немного отдохнуть, главным образом, от этих холодов, недоедания и скученности помещений. Трудно в настоящее время подытожить и определить настроения в смысле взглядов и надежд на ближайшее будущее и на успех борьбы у рядовой массы бойцов. Настроение в общем невеселое. Большинство — молчаливо, раздражено, ругается на сегодняшние условия жизни (теснота, холод, отсутствие пищи в надлежащих размерах, главным образом хлеба). Одни качают головой, утверждая, что один-два серьезных боя и наши надломленные силы должны будут уступить напору противника и с началом этих, ожидающихся боев, отождествляют наступление катастрофы на нашем театре Белой борьбы. Другие же считают, что в данный момент сразу, «с налета», красным не удастся ворваться в Крым, что, понеся при этой попытке на нашем участке значительные потери, красные должны будут временно держаться пассивно, а за это время мы сможем оправиться, отдохнем и, тогда снова имеет шансы борьба принять затяжной характер. Во всяком случае подходили решающие, тревожные дни. И днем, и вечером, и ночью на улицах и площадях Армянского Базара горят костры, и вокруг них группами стоят, поколачивая ногой о ногу, солдаты и офицеры, главным образом пехотных частей. Жуткая картина, если указать, что в таком состоянии и при таких условиях наши части находились накануне решающих боев. Когда я проходил мимо одного из костров, один пехотный солдат, обращаясь ко мне, спросил, долго ли все это будет продолжаться, а другой тут же на это ответил: «Скоро конец». Разговорился с офицером 2-го Дроздовского стрелкового полка. Он мне указал на то, что благодаря тому что люди не располагают даже помещениями, где можно было бы отдохнуть и согреться, настроение солдат таково, что он просто боится идти с ними в бой».

25 октября 1-й и 3-й полки Дроздовской дивизии были двинуты на Перекопские позиции. Ночью усиленная разведывательная группа в районе города Перекопа, от которого сохранилось только одно название, так как там уже не было и следов построек, захватила орудийный ящик красных в полной упряжке, по-видимому заблудившийся в темноте. Ночь же была на всем этом участке фронта сравнительно спокойной.

Рано утром 27 октября в Армянском Базаре было тихо и никакой суматохи не наблюдалось. Неожиданно около 9 часов пришло приказание 2-му Дроздовскому полку с 3-й и 4-й батареями немедленно выступить в направлении к Чувашскому полуострову. Капитан Орлов в своем дневнике так описал события этого дня: «Сначала говорили, что, вследствие того, что замерз Сиваш и теперь он стал проходим даже для артиллерии, решено усилить охрану берегов и поэтому полк идет в один из хуторов на побережье Сиваша. В природе было совершенно тихо, а со стороны позиций не доносилось вообще звуков выстрелов. Когда мы отошли версты две от Армянского Базара, я подъехал к командиру батареи и спросил его относительно обстановки. Ему только что перед этим было сообщено, что красные переправились через Сиваш в двух местах и что утром они сняли заставу кубанцев на Чувашском полуострове и теперь собираются распространяться на юг. Через некоторое время, слева от нас, начала редко и куда-то очень далеко стрелять пушка школьной батареи. Ружейного же огня вообще не было слышно. В районе Караджанай полк подошел к последнему перевалу перед скатом к Чувашскому полуострову. Батареи остановились и затем стали на позиции по сторонам дороги. 2-й батальон начал тотчас же рассыпаться в цепь, а затем стал переваливать через бугор, 3-й батальон, рассыпавшись в цепь, двинулся скорым маршем в обход вправо. Став в 40 саженей от перевала, батареи с места открыли интенсивный огонь из 8-ми орудий. Начавшаяся было ружейная стрельба почти прекратилась. По силе артиллерийского огня, так как батареи сразу стали вести беглый огонь, можно было судить, что цели перед нами были очень серьезные. Несколько усложняло стрельбу то обстоятельство, что 1-й взвод 3-й батареи стрелял из французских орудий, а 2-й — из английских, 4-я же батарея — из русских орудий, а поэтому одновременно подавались три разные команды с наблюдательных пунктов. После первых очередей прицел стал уже увеличиваться и на батареях создалось впечатление, что наш огонь внес основательное расстройство в ряды красных. Генерал Туркул, появившийся незадолго перед этим, проехал за гребень. В самый разгар беглого огня, как я потом узнал, когда противник, находившийся на льду Сиваша, метался и бросался в разные стороны, не имея возможности найти никакого укрытия от нашего огня и которого мы могли преследовать артиллерийским огнем, расстроенного, на расстоянии четырех-пяти верст своего отхода, неожиданно для батарей, спереди, раздался крик: «Артиллерия вперед!» Подобного рода крики нам, особенно в Крымский период войны, были хорошо знакомы, и они появлялись в тех случаях, когда наша пехота неожиданно оказывалась в большой опасности при атаке конницей противника или при появлении броневиков противника, либо артиллерия с закрытых позиций не замечала заманчивых и исчезающих целей. Многим, и мне в частности, странным показался этот крик в самый разгар беглого огня и на этот раз он оказался роковым для исхода боя и гибельным для 2-го полка».

Не ожидая приказаний с наблюдательных пунктов, которые были в нескольких десятках саженей от батарей впереди и команды с которых подавались голосом и передавались по цепочке, орудия моментально снялись с позиции и ринулись вперед. Последовавшие за тем крики: «Огонь!», «Куда?», «Кто приказал?», «Назад!», «С передков!» — остались без впечатления. Через минуту орудия уже на рысях перевалили через бугор вперед. Перед нашими глазами открылась потрясающая картина: реденькая цепь 2-го батальона полковника Рязанцева двигалась вперед, приближаясь к красным, которые отдельными, весьма солидными по численности, но расстроенными нашим огнем, группами и находившиеся еще в беспорядке, почти полукольцом окружали нашу цепь, насчитывающую около 130 стрелков, в то время как силы противника, бывшего на льду Сиваша, исчислялись около 2000 штыков. До сих пор, при стрельбе с закрытых позиций беглым огнем, была возможность избежать катастрофы единственно потому, что противник был расстроен нашим непрерывным огнем из восьми орудий по противнику, метавшемуся по льду и не находящему себе укрытия от поражающего его огня. С юга в это время к красным приближались цепи 3-го батальона полковника Потапова¹⁷. Вдруг мы увидели, как отдельные люди из 2-го батальона бросились внезапно назад, но остальная цепь продолжала двигаться к красным, которые бегом, выравниваясь на ходу, в момент, когда наши батареи прекратили огонь и вылетали на бугор, привели себя в порядок и, при полном нашем молчании, еще не успевших снять орудия с передков, на наших глазах стали окружать цепь 2-го батальона. Среди артиллеристов раздалось несколько возгласов: «Смотрите — наши сдаются!» К своему ужасу, я увидел, как стрелки 2-го батальона бросили свои винтовки, а по батареям сразу же красные открыли весьма солидный ружейный огонь. Раздалась команда «С передков!», и с дистанции полутора версты батареи открыли с открытой позиции огонь по красным. Каждый снаряд, попадая в группы красных стрелков, заставлял их бросаться в разные стороны, а на льду оставались лежать по нескольку человек убитых и раненых. В это время часть красных устремилась на цепи 3-го батальона, подошедшего к ним уже на полверсты, и стала их теснить. Остальные группы красных, бывшие перед батареями, метались по льду. Интересно то, что я ни разу не заметил, чтобы наш снаряд, попавший на лед, оставил бы после взрыва воронку с водой, так сильно промерз Сиваш. Красные открыли очень сильный огонь по батареям, от которого не замедлили появиться потери. Вскоре к этому обстрелу батарей прибавился и артиллерийский. Стала стрелять красная батарея с закрытой позиции, и показались густые колонны красной пехоты, приблизительно верстах в шести, двигающиеся облическим движением с северо-запада на юго-восток. Батареям было приказано отойти за бугор. В то время, когда 3-я батарея снималась с позиции, были ранены юнкер Негров, ездовой Саляник и две лошади, 4-я же батарея свое одно орудие вывезла только на корне, так как остальные лошади были убиты.

Возле хутора Тимохина 3-й батальон полка попал в очень тяжелое положение. Он отбивался, переходя в контратаки. Все офицеры были или убиты, или ранены. Командира батальона, полковника Потапова, тяжело раненного, стрелки с трудом вынесли из боя. Небольшая часть батальона попала в плен, а остальные, расстреливаемые огнем, устремились в нашу сторону, неся сильные потери. Теперь получилось так, что мы остались почти без пехоты. Сохранился еще только 1-й батальон полка, тоже уже понесший потери, и пулеметные команды. На Перекопской позиции также в этот день шел сильный бой и прислать нам оттуда в помощь пехоту не могли. Только часа через полтора подошла еще одна батарея, бывшая при 1-м полку. Остатки 2-го полка, пехотные и батарейные пулеметы, своим интенсивным огнем при поддержке огня батарей остановили наступление красных в сторону Армянского Базара и хребет на линии Караджанай — хутор Тимохина был удержан полностью. К сожалению, не имея пехотных резервов, только огнем артиллерии остановить продвижение красных на юг было нельзя.

В течение дня небольшие группы красной конницы несколько раз пытались нас атаковать на этом участке, но безуспешно и были каждый раз с потерями отброшены. Нас всех в эти моменты тревожил вопрос: а где конница Буденного? За время боя была ранена наша сестра милосердия Колюбакина и были солидные потери в конском составе батарей. Уже в темноте отошли на восточную окраину Армянского Базара. Здесь разнеслись слухи, что наш 1-й полк должен выйти с Перекопского вала и совместно, с долженствующей подойти сюда конницей генерала Барбовича, в течение ночи к утру отрезать и ликвидировать Чувашскую группу красных. Батареи простояли часа два у крайних домов Армянского Базара, но конница не прибыла, а от 1-го полка в сторону Чувашского полуострова была выслана только усиленная разведывательная группа. Так как в сторону Чувашского полуострова Армянский Базар остался почти без наших войск открытым, а намерения красных было трудно предугадать, было выставлено, по почину артиллерии, из батарейных номеров с пулеметами несколько застав, а сами батареи оставались с частью номеров все время на улице. Чтобы узнать обстановку, я зашел в управление нашей бригады, но и там ничего нового узнать не мог. До двух часов ночи на 27 октября простояли на месте и тогда, совсем неожиданно для всех, получили приказ отходить на Юшунь. Со всех сторон заскрипели повозки, и все части и обозы начали вытягиваться на дорогу в Юшунь. Какой-то летчик умудрился двигать свой аэроплан прямо по дороге с помощью пропеллера, то включая, то выключая мотор. Еще издали неслись крики: «В сторону, дорогу аэроплану». Беда же была в том, что он двигался со скоростью крупного шага лошади и все время останавливался. Орудийные лошади шарахались в сторону, повозки чуть не переворачивались, и это продолжалось довольно долго. Наконец, всем такое движение аэроплана надоело, летчика выругали и перестали на него обращать внимание. Раз пять до Юшуни летчик то останавливал нас, то обгонял, тормозя движение всей колонны.

Перед рассветом части Дроздовской дивизии подошли к Юшуни. Батареи остановились около единственной землянки, где и простояли довольно долго, ожидая приказаний. В это время каждый норовил, хотя бы на короткое время, забежать в землянку, из которой весьма заманчиво поднимался вверх из трубы дымок. Наконец выяснилось, что позиции 3-й и 4-й батареи будут тут же у дороги Армянский Базар — Юшунь. 3-я Дроздовская батарея стала на позицию немного позади позиций позиционной батареи восьмидюймовых орудий, возле небольшого озерца, что очень не понравилось офицерам позиционной батареи, которые стали приговаривать, что в случае боя наша батарея своей частой стрельбой навлечет на их батарею огонь орудий противника. Недалеко от 3-й батареи была позиция и 4-й Дроздовской батареи. Командиры батарей остались очень недовольны позициями их батарей и отсутствием хороших наблюдательных пунктов.

Вскоре появился из Воинки наш бронепоезд «Георгий Победоносец», получивший приказание продвинуться к Армянскому Базару, там узнать, занят ли уже Перекопский вал красными, на вокзале в Армянском Базаре погрузить оставленные там при отходе ящики со снарядами и потом прикрыть отход наших частей и застав на укрепленные Юшуньские позиции. Не прошло и двух часов после этого, как наш бронепоезд уже вернулся, став на уровне батарей. Оказалось, что в Армянском Базаре, в одной из улиц, появилась группа кавалеристов, которая довольно спокойно приблизилась к бронепоезду, и тогда один из всадников крикнул: «Начдив требует к себе комброда». Командир бронепоезда, подполковник Сохранский, надел шинель и поспешно, соскочив с бронепоезда, направился к ним. Приблизившись к конным, он заметил что-то странное, повернул и пытался бежать обратно, но ему кавалеристы преградили дорогу, в тот же момент в тендер паровоза попал снаряд, выстреленный из где-то неподалеку стоящего орудия. Кавалеристы оказались красными, вошедшими в Армянский Базар вслед за нашими заставами, покинувшими город. Бронепоезд, не дав даже пулеметной очереди по на его глазах пленившим подполковника Сохранского, немедленно дал полный ход и, сопровождаемый огнем красного орудия, благополучно отошел к укрепленной позиции. Команда бронепоезда чувствовала себя весьма сконфуженно и все время оправдывалась на течь воды в тендере и указывала на слабое давление пара. 1-й Дроздовский полк и остатки 2-го ушли в резерв в Юшунь, а 3-й и 4-й Дроздовские полки остались на позиции и заняли отведенные им окопы. Перед позициями 3-й и 4-й Дроздовских батарей окопы заняли корниловцы.

Еще до полудня перед позициями стали маячить конные разъезды красных, а после полудня перед укрепленной Юшуньской позицией на горизонте появились большие колонны красной пехоты, которые стали разворачиваться, чтобы атаковать позиции укрепленной полосы. Через час уже закипел бой по целому фронту. Красные, не щадя своих пехотинцев, неудержимой лавиной двинулись в атаку укрепленной линии под сильным заградительным огнем массовой своей артиллерии, встреченные ружейными залпами, пулеметными очередями и нашим заградительным огнем батарей. Довольно сильное впечатление на атакующих производили разрывы снарядов наших позиционных тяжелых орудий, которые густой шапкой покрывали разрывы снарядов наших легких батарей.

Интересно было отметить следующее: как только красные стали приближаться к укрепленной позиции, бывшие в окопах корниловцы начали вылезать из них и ложиться непосредственно перед окопами либо сейчас же сзади них. На вопрос, почему они вылезают из окопов, нам корниловцы ответили, что, во-первых, из окопов плохо видно вперед, а во-вторых, из них очень неудобно вылезать, а посему, если бы красные подошли бы вплотную, то просто невозможно выскочить из них и можно влопаться. До самой темноты продолжался бой у укрепленной линии окопов. Красные несколько раз повторяли свои атаки и в некоторых местах подходили вплотную к проволоке, но каждый раз их отбрасывали с большими потерями обратно. Только наступившая темнота прекратила бой, и красные отошли назад...

Вечером был получен приказ от Главнокомандующего о сосредоточении ударной группы. Дроздовской дивизии было приказано сосредоточиться немедленно, еще ночью, в районе Карповой Балки, куда должна подойти наша конница генерала Барбовича и донские части генерала Гусельщикова. Задача ударной группы была прорвать фронт, выйти в тыл, заняв Армянск и Перекоп, отрезать и уничтожить силы красных, которые уже успели втянуться в перешейки. Генерал Туркул, ссылаясь на переутомление частей дивизии, донес, что ночью дивизия не сможет выступить, и отложил переход под утро. Генерал Туркул вновь имел приступ возвратного тифа, и дивизию принял генерал Харжевский. Дивизия в составе 1-го и 2-го Дроздовских полков, с приданными ей частями дивизии генерала Ангулядзе, сосредоточилась к рассвету в районе Карповой Балки. С утра 28 октября загорелся упорный бой впереди Юшуньских позиций. Ружейный и пулеметный огонь слились в одно сплошное клокотание. Легкие орудия стреляли почти непрерывно. Огонь, по своей силе и интенсивности, как утверждали участники Первой мировой войны, не уступал огню в боях на театре военных действий мировой войны. Приблизительно около 6 часов утра началось наступление ударной группы под командой генерала Харжевского. Главный удар наносился 3-м батальоном 1-го Дроздовского полка и был вначале очень успешным, хотя очень немногие уже верили в возможность нанесения с нашей стороны стремительного удара, так как части были значительно потрепаны в предыдущих боях и дух их уже пошатнулся. И вот, несмотря на все это, дроздовцы стали энергично рвать красный фронт и очень быстро погнали красных.

Прорыв удался. Уже было взято около 1000 пленных, 2 орудия, но нашей конницы не было видно на горизонте. Она опоздала и появилась только около девяти часов. Наше стремительное наступление, не имея поддержки, скоро стало захлебываться, так как красные подтянули большие резервы и начали нажимать на дроздовцев с двух сторон. Части полка стали отходить, и местами очень стремительно. Участники этого боя после говорили, что за все время войны они ни разу не видели, чтобы 1-й Дроздовский полк так стремительно отходил. 1-я батарея даже бросила одно орудие, попав в очень тяжелое положение. Захваченные пленные стали разбегаться. Два бронеавтомобиля красных проскочили в наш тыл. Одно время они двигались без выстрела, и их приняли за своих, и только когда они приблизились настолько к 3-й батарее, что на одном из них можно было прочесть «Красный Крым», поняли, что они неприятельские. Тогда открыли по ним огонь. В тот момент, когда наши отступавшие части, будучи прижаты к проволоке, в некоторых местах начали оставлять окопы, сзади появилась наша конница, опоздавшая ровно на два с половиной часа. С ее помощью положение было полностью восстановлено, но думать о прорыве уже не приходилось, так как момент для этого был уже упущен. Опоздание же конницы произошло потому, что многие старшие начальники уже знали, что вопрос об оставлении Крыма уже решен и это обстоятельство сыграло психологическую роль. Красные в течение всего дня вели энергичное наступление громадными силами по всему фронту, и им удалось днем овладеть Юшуньской и Чонгарской позициями, покрыв трупами проволочные заграждения, но на участке Карповой Балки красные не смогли продвинуться.

Во время боев на перешейках Дроздовская дивизия понесла большие потери, но разбита не была. Менее других пострадал 1-й стрелковый полк. Остальные полки и артиллерия пострадали сильно. В последнем бою на Юшуньской позиции был смертельно ранен командир 3-го полка, полковник Владимир Степанович Дрон¹⁸. Во 2-м, 3-м и 4-м полках большинство командиров батальонов и офицеров было убито или ранено. Среди убитых во 2-м полку командиры батальонов полковники Рязанцев и Потапов. В бою под Карповой Балкой был ранен командир 1-го полка генерал Чесноков, убито и ранено много офицеров и стрелков, но полк вынес из боя всех своих убитых и раненых. Среди убитых был и начальник пеших разведчиков, капитан Ковалев.

После овладения красными Юшуньской и Чонгарской позициями в штабе Главнокомандующего было решено прекратить дальнейшее сопротивление красным и приступить к эвакуации армии. В 17 часов 29 октября всеми частями Русской Армии был получен боевой приказ оторваться от противника и без остановок двинуться в назначенные для каждой дивизии порты на погрузку. Дроздовская дивизия, оторвавшись от противника, двинулась на юг, в направлении на Севастополь.

Получив приказ, все части устремились к назначенным портам. На всех дорогах, со всех мест, отовсюду и везде, даже без дорог, колонны отходящих частей и бесконечные обозы. Чем ближе приближались отходившие к портам, тем чаще стали встречаться уже испорченные и брошенные орудия, повозки и другое. Согласно приказу генерала Врангеля, все, кто не хотел добровольно разделить свою судьбу с армией, могли остаться в Крыму, но даже среди бывших военнопленных красных, теперь служивших в частях Русской Армии, нашлось очень мало желающих и большинство ушло в рядах армии в неизвестность.

Приближаясь к Севастополю и другим портам, все со страхом ожидали повторения новороссийской драмы. Но этого не случилось. Еще верстах в четырех от Севастопольской бухты, подходящие Дроздовские части встречал офицер из конвоя начальника дивизии и говорил: «Дроздовцы — в Килен бухту». Когда же подходили к пристани, всех поразил царивший там порядок. Пристань была совсем свободна от повозок. На трапе транспорта «Херсон», на который должны были грузиться части Дроздовской дивизии, стоял караул и, справившись, какая прибыла часть, пропускал ее на транспорт, указывая, в какой его части место для прибывших. Разница между погрузкой здесь и бывшей в Новороссийске была колоссальная.

Над городом виднелось зарево потухающего пожара. По пути к бухте встречались табуны брошенных коней, перевернутые автомобили, испорченные орудия, бесконечные догорающие костры. На полотне железной дороги, забитом до отказа, стояли вереницы вагонов, взорванные бронепоезда. Проходили мимо разбитых интендантских складов. Все это — зрелище эвакуации. Между подводами пробирались отдельные люди, спешившие на погрузку. Все, кто не опоздал на погрузку и хотел покинуть Крым, могли погрузиться, всем была предоставлена эта возможность. По приказу генерала Врангеля, дополнительно был послан в Севастополь пароход-угольщик «Бештау», на который погрузились опоздавшие на погрузку марковцы и лейб-казаки. Также дополнительно там же была погрузка на небольшие пароходы «Добр» и «Маяк». На последний погрузился 2-й Марковский полк с батареей. Полковник Новиков с остатками 6-й дивизии опоздал и прибыл в Севастополь, когда уже никаких транспортов там не было, и пошел со своим отрядом в направлении Ялты. Опоздание произошло отчасти по его вине, так как он, подойдя к станции Курман, не присоединился к марковцам, а видя приближавшуюся конницу красных, уклонился намного в сторону и из-за этого и не прибыл вовремя на погрузку.

В 2 часа ночи на 1 ноября транспорт «Херсон» снялся с якоря и вышел на внешний рейд Севастопольской бухты. День был воскресный. Нужно все же отметить, что, хотя суда для эвакуации начали подготавливать для погрузки на них частей дня за четыре, было сделано одно упущение, которое можно было легко избежать, а именно: забыли погрузить в достаточном количестве продукты и необходимые предметы, а их на складах в Севастополе было много, тем более что в городе до последнего момента сохранялся полный порядок.

Но можно сказать категорически, что если бы в момент эвакуации из Крыма был бы не генерал Врангель, а кто-нибудь другой, то, вероятно, в Крыму произошла бы катастрофа подобная новороссийской, а может быть, и похуже. Исключительно генералу Врангелю все обязаны за тот образцовый порядок, который сохранялся до последнего момента во всех портах, где совершалась погрузка. Генерал Врангель сам следил за всем и лично объезжал все порты. Но совершенно ясно каждому, что он не мог разорваться на все стороны — для наблюдения за всем одного человека было мало, — а многие в создавшихся условиях заботились все-таки прежде всего о себе, и, наверное, поэтому и остались пароходы без достаточного количества продуктов и другого. В приказе же Главнокомандующего было сказано, что транспорты будут некоторое время вне суши, и поэтому было приказано запастись продуктами. На транспорт «Херсон» для чего-то погрузили большое количество старых и неисправных винтовок, различный ненужный хлам, а о продуктах, склады которых были поблизости и потом расхищались всеми кому не лень, не позаботились. Для примера можно привести такой случай. Несколько офицеров 4-й Дроздовской батареи наняли ялик еще до отчаливания транспорта от пристани на внешний рейд, съездили в таможню и привезли оттуда большое количество различных консервов (мясных, молочных, с вареньем и пикулями), шоколад, табак и прочее.

В 12 часов к транспорту, стоявшему на внешнем рейде, причалила баржа, на которой находились офицеры и солдаты разных частей, не успевшие по разным причинам погрузиться накануне. На эту баржу сошло около 100 человек, заявивших о своем желании остаться в Крыму. Приехавшие на барже рассказывали, что в Севастополе уже организовалась местная большевистская власть, которая сохраняет в городе порядок. Часов около 15 генерал Врангель объехал все суда, стоявшие на внешнем рейде, и потом направился к городу и причалил к пристани. Там собралась большая толпа решивших остаться в Крыму. Генерал Врангель, стоя во весь рост, обратился к собравшимся на пристани, поблагодарил их за службу и пожелал им счастливую жизнь. Его слова были покрыты «Ура!».

Когда генерал Врангель объезжал транспорты, его всюду приветствовали восторженными криками «Ура!». Видно было, что, несмотря на постигшую нас катастрофу, все продолжали его обожать, боготворить и верить в него. На него единого возлагались тогда все надежды, только на него рассчитывали. Крым не был повторением Новороссийска, после которого престиж генерала Деникина сразу упал и по его адресу можно было слышать насмешливые эпитеты и даже ругательства. Ничего подобного про генерала Врангеля никто не только не осмеливался сказать, но даже и подумать. У всех было о нем одно мнение как о действительно храбром, бесстрашном воине, отличном вожде и полководце, имевшем талант как-то особенно действовать на войска, и как о высоко порядочном и честном гражданине.

После объезда транспортов генералом Врангелем последовал приказ о выходе в открытое море. Все суда двинулись, кроме «Херсона», который задержали, так как на него, несмотря на протест капитана парохода, так как на нем уже было свыше 7000 человек, не считая команды, хотели погрузить еще около 500 человек с баржи. На «Херсон» были погружены чины Дроздовской и часть Марковской дивизий, штаб корпуса, часть Самурского полка и Кубанского¹⁹, позиционные батареи, чины бронепоездов и разных команд, а также семьи офицеров. От фронта многие спасались в разных хозяйственных частях и тыловых учреждениях, а теперь такие вспомнили свою принадлежность к Дроздовской или иной дивизии и присоединились к строевым частям. Так, по предварительному подсчету, на «Херсоне» оказалось в составе Дроздовской дивизии до 3500 человек.

«Херсон» вышел в море, имея на буксире баржу и пароход «Тайфун», до отказа загруженные чинами разных частей. Около ста алексеевцев не могли погрузиться, им всюду отказывали, ссылаясь на то, что все уже было заполнено до отказа. Это продолжалось до тех пор, пока сам генерал Врангель лично не приказал генералу Кутепову принять их на «Саратов». Прибывший в самый последний момент из города на лодке офицер-дроздовец рассказал, что в город уже вошла конница красных и что пьяные кавалеристы стали расстреливать оставшихся на пристани. Наконец, около 20 часов 1 ноября «Херсон», имея большой крен, снялся окончательно с якоря. Постепенно стали исчезать огни Севастополя. Мы уходили... Прощай, Крым! Прощай, Россия!..

В то время усталость и нервное потрясение как-то обесчувствили людей, и мало кто думал, что разлука с Родиной будет навсегда.

Транспорты вышли в море под Андреевским и французскими флагами. Вначале французы требовали спустить Андреевский флаг, но этому категорически воспротивился генерал Врангель, заявив, что, пока существует Русская Армия, он не позволит спустить свой Андреевский Русский флаг, что у нас есть своя честь и поэтому мы Андреевского флага не снимем.

Чтобы иметь представление о том, что происходило во время эвакуации в других портах, вспомним рассказы очевидцев-дроздовцев, случайно попавших в те порты и участников погрузки в Ялте, Феодосии и Керчи. Как известно уже читателю, в Севастополе были погружены пехотные дивизии, штабы, тыловые учреждения, технические войска, отдельные команды и отдельные чины Русской Армии, случайно и по разным причинам оказавшиеся в Севастополе, а также гражданские чины и семьи офицеров.

Кавалерия грузилась в Ялте, и там погрузка началась только 1 ноября. Прибыв в Ялту, наши кавалеристы изрядно почистили винные погреба, не забыли побывать и в магазинах, памятуя, что все равно их разграбят по приходе красные. Генерал Врангель прибыл в Ялту из Севастополя на крейсере «Генерал Корнилов» утром 2 ноября, когда транспорты уже закончили погрузку и стояли на рейде, ожидая его приезда. Он объехал их и говорил в общем то же, что и в Севастополе: благодарил за лихую службу, указал на то, что мы уходим в неизвестное, но что унывать не следует, так как государства Запада должны помочь Русской Армии и предоставить ей место у себя, ибо Русская Армия сражалась против общего зла, и поэтому мы вправе от них требовать, чтобы они позаботились о нас в нашем несчастье. Под конец генерал Врангель предложил прокричать в последний раз на русской территории «Ура!» в честь растерзанной и измученной России. Очевидцы говорили, что, когда генерал Врангель покидал транспорт «Крым», на последнем запели «Боже, Царя храни».

В то время когда транспорты, загруженные нашими кавалеристами, снимались с якорей и уже уходили в море, в опустевшую и замерзшую Ялту прибыл со своим отрядом полковник Новиков, с остатками 6-й пехотной дивизии. Мест на транспортах абсолютно не было, а генерал Врангель мог погрузить на крейсер «Генерал Корнилов» в лучшем случае только человек 30 и в первую очередь офицеров. Полковник Новиков отказался грузиться без чинов своего отряда и решил уходить в горы. Прощаясь с ним, генерал Врангель (пишу со слов проживающего в Германии офицера из отряда полковника Новикова) произвел полковника Новикова в генералы, сердечно попрощался со всем отрядом, пожелал счастливо выйти из создавшегося положения. Этот отряд в общей суматохе и неразберихе уйдя сначала в горы, вскоре спустился с них и в виде отряда красной конницы через Перекопский перешеек пробрался в Таврию. Партизаня, отряд направился к румынской границе, по дороге уничтожая советы и расстреливая комиссаров, в надежде перейти через границу в Румынию. Румыны не пропустили отряд через границу, и тогда отряд Новикова бросился на север, в сторону Польши. Возле польской границы отряд был настигнут частями красной конницы, которая была послана против него, и после небольшого сопротивления взят в плен. Только нескольким счастливчикам удалось проскочить в Польшу. Попал в плен и генерал Новиков, имевший приступ тифа, а с ним и его жена. Всех взятых в плен судили и приговорили к расстрелу, но потом смертная казнь была заменена многолетними каторжными работами. Генералу Новикову и нескольким его офицерам, когда их везли на каторжные работы, посчастливилось бежать ночью из Жмеринки. Они проблуждали больше пятнадцати дней, дошли до польской границы и перешли ее. Позже генерал Новиков несколько раз ходил из Польши в Советский Союз партизанить, желая вывезти из Советского Союза жену. По слухам, он погиб там.

Из Ялты генерал Врангель отправился в Феодосию, куда к тому времени подошли части Кубанского казачьего войска и стали там грузиться на транспорты «Владимир» и «Дон», на которых не оказалось достаточно места для всех, и часть кубанцев ушла на погрузку в Керчь, где была назначена погрузка частей Всевеликого Войска Донского. Небольшая группа казаков-кубанцев не захотела отправиться на погрузку в Керчь и, сохраняя оружие, ушла в местные казармы, подчинившись новообразовавшемуся в Феодосии местному большевистскому комитету. 1-я и 5-я конные батареи, бывшие в составе 1-й конной Кубанской дивизии (бывшая дивизия генерала Бабиева), грузились в Феодосии, и по прибытии после с острова Лемнос в состав 2-й Дроздовской конной батареи в Галлиполи их офицеры рассказывали, что перешедшие в распоряжение местного большевистского комитета в Феодосии казаки-кубанцы ходили по улицам с красными флагами, но к отъезжающим не были настроены враждебно и не мешали их погрузке. Транспорты в Феодосии были загружены до отказа так, что если кто-нибудь вставал с своего места, то уж больше сесть не мог. Грузившиеся части старались запастись продуктами из складов, так как и здесь продукты не были погружены в достаточном количестве. Вода выдавалась только для питья и в очень ограниченном количестве. Всюду были очереди — за водой, в уборные. На транспорты были погружены и раненные в последних боях. 3 ноября погрузка была закончена, и транспорты выходили из Феодосии по очереди в море и становились на якоря в ожидании транспортов из Керчи. И здесь побывал генерал Врангель. Когда покидали Феодосию, на транспорте «Владимир» песельники 1-й Кубанской казачьей дивизии запели молитву «Спаси, Господи...», подхваченную всеми бывшими на палубе. Многие плакали.

4 ноября закончилась погрузка частей в Керчи, и был оставлен последний клочок русской земли. Там тоже до последнего момента присутствовал генерал Врангель и сам лично руководил эвакуацией. Благодаря этому и в Керчи было сделано больше, чем можно было ожидать в подобном случае. Погрузка прошла довольно гладко, кроме того, что, по вине погруженных, перевернулась одна баржа. Нагруженные транспорты отчаливали из Керчи и уходили в море, где становились на якоря в ожидании окончания погрузки других транспортов. Погрузка шла в присутствии военного флота. Когда из Керчи отчаливал последний транспорт, красные уже входили в город и их броневик появился на набережной, но огня по транспорту красные не открыли. До сих пор причина этого не выяснена. Может быть, они не хотели, а может быть, боялись ответного огня судовой артиллерии. Во всяком случае, получилось так, что враги расстались без единого выстрела, без последнего салюта, тихо, мирно, торжественно.

Все вышедшие из Керчи транспорты присоединились к ожидавшим их транспортам из Феодосии, и целая флотилия в 30 транспортов, под охраной военного флота, оставила воды России и отплыла в Константинополь.

Примечания

1. Кравченко Владимир Михайлович. В Добровольческой армии и ВСЮР в Дроздовской артиллерийской бригаде. Штабс-капитан. В эмиграции в Германии, начальник 2-го отдела РОВС, представитель журнала «Наши Вести». Умер 23 декабря 1976 г. в Мюнхене.

2. Впервые опубликовано: Кравченко В. Дроздовцы от Ясс до Галлиполи. Т. 2. Мюнхен, 1975.

3. 1-й Дроздовский полк (2-й офицерский полк, 2-й офицерский стрелковый генерала Дроздовского полк, с 22 августа 1919 г. 1-й офицерский стрелковый генерала Дроздовского полк, с апреля 1920 г. 1-й стрелковый генерала Дроздовского полк). Сформирован в начале мая 1918 г. в Новочеркасске как Офицерский полк из стрелкового полка Отряда полковника Дроздовского. После соединения последнего с Добровольческой армией получил наименование 2-го офицерского и вошел в 3-ю пехотную дивизию, с которой участвовал во 2-м Кубанском походе. После смерти М.Г. Дроздовского получил его имя, и с 4 января 1919 г. именовался 2-й офицерский стрелковый генерала Дроздовского полк. С 14 октября 1919 г. входил в состав Дроздовской дивизии. На 5 октября 1919 г. насчитывал 1352 штыка при 45 пулеметах, в начале августа 1920 г. — свыше 1000 штыков, на 21 сентября — свыше 1500. Нес тяжелые потери. В начале 2-го Кубанского похода в бою под Белой Глиной в ночь на 23 июня 1918 г. потерял около 400 человек, в т. ч. до 80 офицеров убитыми. 28 января 1919 г. к северу от Бахмута погибла Дроздовская офицерская рота, убито 37 офицеров. 9 января 1920 г. полк потерял около 70 человек, при взятии Ростова 9 февраля — около 220, 31 июля под Гейдельбергом — более 300 человек. Для чинов дроздовских частей в эмиграции установлен нагрудный знак в виде креста с удлиненными вертикальными сторонами, верхний и правый концы которого малиновые, а левый и нижний — белые, в середине — буква «Д» славянской вязи, сверху надпись «Яссы», внизу дата «1917». Командиры: генерал-майор В.В. Семенов (до 21 апреля 1918 г.), полковник М.А. Жебрак-Русанович (22 апреля — 23 июня 1918 г.), полковник В.К. Витковский (24 июня 1918-го — январь 1919 г.), полковник К.А. Кельнер (с 18 января 1919 г.), полковник В.А. Руммель (до 11 октября 1919 г.), полковник А.В. Туркул (11 октября 1919-го — август 1920 г.), полковник В. Мельников (август — 23 сентября 1920 г.), полковник (генерал-майор) Н.В. Чесноков (с 23 сентября 1920 г.).

4. 2-й конный генерала Дроздовского полк (2-й офицерский конный полк, с 10 октября 1919 г. 2-й конный генерала Дроздовского полк). Создан из офицеров-добровольцев на Румынском фронте ротмистром Гаевским 5 марта 1918 г. как Конный дивизион (2 эскадрона) в составе 1-й Отдельной бригады русских добровольцев и участвовал в Дроздовском походе Яссы — Дон. 29 апреля 1918 г. переформирован в Конный полк (4 эскадрона, конно-пулеметная и саперная команды), с 31 мая — 2-й конный полк. Состоял преимущественно из офицеров и учащейся молодежи. С июня 1918 г. входил в состав 3-й пехотной дивизии Добровольческой армии, с которой участвовал во 2-м Кубанском походе. В середине июня 1918 г. насчитывал 650 человек (6 эскадронов). К 7 августа состоял из 7, к концу августа из 9 эскадронов. К 11 января 1919 г. в полку осталось только 78 сабель. С 22 мая 1919 г. входил в состав Отдельной кавалерийской бригады. С 19 июня — осенью 1919 г. входил в состав 2-й бригады 2-й кавалерийской дивизии (I). В июле 1919 г. включал 6 эскадронов. Участвовал в Бредовском походе в составе Отдельной кавалерийской бригады и был интернирован в Польше. Дивизион полка (3 эскадрона), сформированный в Крыму, с 16 апреля 1920 г. обращен на формирование Отдельной кавалерийской бригады (II), с 28 апреля 1920 г. вошел в 5-й кавалерийский полк. Из Польши полк прибыл 25 июля в составе 650 человек 8 августа 1920 г., соединившись со своим крымским дивизионом, переформирован в конный дивизион Дроздовской дивизии под названием Отдельного конного генерала Дроздовского дивизиона. В начале августа 1920 г. насчитывал до 600 сабель., в середине октября — 500. Полк нес довольно большие потери (например, 14 мая 1919 г. — 71 человек, 5 июня — 87, 2 ноября 1919 г. у Жуковки — 50, 19 октября 1920 г. у Отрады — 30). Всего этот полк, каждый эскадрон которого в 1918-м — первой половине 1919 г. на три четверти состоял из офицеров, потерял за войну убитыми и ранеными до 2 тысяч человек. Для чинов полка в эмиграции установлен нагрудный знак в виде гербовой формы черного щита (копия нарукавной нашивки, носимой на левом рукаве у плеча) с серебряными буквами: в центре «Д», вверху «2», справа «о», слева «к», внизу «полка», т. е. «2-й офицерский генерала Дроздовского конный полк». Командиры: ротмистр Б.А. Гаевский, генерал-майор И.И. Чекотовский (с 11 июля 1918 г.), полковник Шумов (август 1918-го — 11 января 1919 г.), ротмистр Поспелов (с 11 января 1919 г.), полковник Б.П. Гаттенбергер, полковник И.Г. Барбович (1 марта — 7 июля 1919 г.), полковник Б.А. Гаевский (врио, 5 июня, 7—17 июля 1919 г.), полковник А.Г. Шапрон дю Ларре (7 июля — 26 ноября 1919 г.), подполковник (полковник) ДА. Силкин (26 ноября 1919 г. — 8 августа 1920 г.), полковник В.А. Амбразанцев (до августа 1920 г.), полковник М.А. Кабаров (с августа 1920 г.).

5. Харжевский Владимир Григорьевич, р. 6 мая 1892 г. Прапорщик запаса, студент горного института. Штабс-капитан Румынского фронта. Участник похода Яссы — Дон. В Добровольческой армии и ВСЮР в 1-м Дроздовском полку (капитан), с 6 декабря 1919 г. командир 2-го Дроздовского полка, с осени 1920 г. начальник Дроздовской дивизии до эвакуации Крыма. Генерал-майор (с сентября 1920 г.). Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Дроздовского полка в Болгарии. В эмиграции в Болгарии, Чехословакии. Окончил Горный институт в Праге, горный инженер. С 1945 г. в Германии, с 1949 г. бухгалтер в Марокко, с 1956 г. в США. Председатель объединения 1-го армейского корпуса и Общества галлиполийцев, с 27 января 1957 г. 1-й помощник начальника РОВС, с 19 мая 1967-го по начало 1979 г. начальник РОВС и Дроздовского объединения. Умер 4 июня 1981 г. в Лейквуде (США).

6. Юденич Николай Николаевич, р. 18 июля 1862 г. в Москве. Из дворян Минской губ., сын директора Землемерного училища. Московское земледельческое училище (1879), Александровское военное училище (1881), академия Генштаба (1887). Офицер л.-гв. Литовского полка. Генерал от инфантерии, Главнокомандующий армиями Кавказского фронта. В Северо-Западной армии; с 5 июня 1919 г. Главнокомандующий российскими вооруженными сухопутными и морскими силами в Прибалтийском районе. В эмиграции во Франции. Умер 5 октября 1933 г. в Каннах (Франция).

7. Глазенап Петр-Владимир-Василий Владимирович, р. 3 марта 1882 г. в Гжатске. Из дворян Лифляндской губ., сын офицера. 1-й Московский кадетский корпус (1901), Николаевское кавалерийское училище (1903), Офицерская кавалерийская школа (1913). Офицер 13-го драгунского полка. Ротмистр гвардейского запасного кавалерийского полка. Полковник, командир особого ударного отряда своего имени. В Добровольческой армии с декабря 1917 г. участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода, командир кавалерийского дивизиона, с 25 марта 1918 г. командир 1-го офицерского конного полка, с июня 1918 г. начальник 1-й отдельной Кубанской казачьей бригады, с 9 октября 1918 г. начальник 4-й дивизии, затем ставропольский военный губернатор, с 23 марта 1919 г. начальник Сводно-Горской конной дивизии, с 27 марта 1919 г. в резерве чинов при штабе Главнокомандующего ВСЮР (с 12 ноября 1918 г. генерал-майор), отчислен с 8 октября 1919 г. С лета 1919 г. в Северо-Западной армии; с 18 октября 1919 г. генерал-губернатор Северо-Западной области, помощник Главнокомандующего, с 26 ноября 1919-го по 22 января 1920 г. командующий Северо-Западной армией. Генерал-лейтенант (24 ноября 1919 г.). Весной 1920 г. формировал и до августа 1920 г. командовал 3-й Русской Армией в Польше, затем формировал Русский легион в Венгрии, с 1922 г. в Германии, с 1925 г. в Данциге, с 1939 г. в Варшаве. С 1946 г. организатор и председатель Союза Андреевского флага. Умер 27 мая 1951 г. в Мюнхене.

8. Чесноков Николай Владимирович. Полковник. В Добровольческой армии и ВСЮР в 3-й артиллерийской бригаде, с 24 августа 1919 г. командир 3-й батареи; на 30 декабря 1919 г. командир 1-й батареи Дроздовской артиллерийской бригады. В Русской Армии командир той же батареи, с сентября 1920 г. командир 1-го Дроздовского полка до эвакуации Крыма. Генерал-майор (с ноября 1920 г.). Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Дроздовского полка в Югославии.

9. Мельников Вячеслав Петрович. Полковник. Во ВСЮР и Русской Армии в Дроздовской дивизии до эвакуации Крыма; летом 1920 г. командир батальона в 1-м Дроздовском полку, затем до сентября 1920 г. командир того же полка. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Дроздовского полка в Болгарии.

10. Канцеров Павел Григорьевич, р. в 1866 г. В службе с 1885 г., офицером с 1887 г. Генерал-майор, начальник 71-й пехотной дивизии. Георгиевский кавалер (3-й и 4-й степеней). Осенью 1918 г. врио начальника 2-го подотдела 2-го отдела Киевской добровольческой офицерской дружины генерала Кирпичева в Киеве. С 14 декабря 1918 г. под арестом в Киеве. Во ВСЮР и Русской Армии; с 3 ноября 1919 г. в резерве чинов Добровольческой армии, с января 1920 г. начальник Марковской дивизии, с 27 августа 1920 г. начальник Сводно-Алексеевской дивизии, с октября 1920 г. начальник 6-й пехотной дивизии до эвакуации Крыма. Генерал-лейтенант. На 19 февраля — 28 марта 1921 г. в беженских лагерях в Румынии.

11. Нилов Сергей Родионович. Капитан 61-й артиллерийской бригады. Участник похода Яссы — Дон. В Добровольческой армии; в июне — октябре 1918 г. командир бронеавтомобиля «Верный», затем командир 1-го бронеотряда. В Русской Армии с мая 1920 г., переведен из бронечастей в 7-ю батарею Дроздовской артиллерийской бригады, в октябре 1920 г. командир той же батареи до эвакуации Крыма. Полковник. Ранен. Эвакуирован на транспорте «Ялта». В эмиграции во Франции. Окончил Высшие военно-научные курсы в Париже (6-й выпуск). Умер 21 августа 1976 г. в Монморанси (Франция).

12. Москаленко Александр Васильевич. Капитан. В Добровольческой армии и ВСЮР в 3-й отдельной конно-горной батарее, затем командир 3-й Терской казачьей конной батареи, с 12 сентября 1919 г. командир 1-й конной батареи. В Русской Армии к октябрю 1920 г. командир конно-артиллерийского дивизиона в Дроздовской артиллерийской бригаде. Полковник (14 марта 1919 г.). В эмиграции в Югославии. Умер 11 ноября 1922 г. в Великой Кикинде (Югославия).

13. Колзаков. Капитан Кавказской гренадерской артиллерийской бригады. Георгиевский кавалер. Участник похода Яссы — Дон. В Добровольческой армии; с августа 1918 г. командир 1-й конно-горной батареи, осенью 1918 г. полковник, командир Дроздовской конно-горной батареи, с 13 июля 1919 г. командир Отдельной конно-горной генерала Дроздовского батареи, с августа 1920 г. командир конно-артиллерийского дивизиона в Дроздовской артиллерийской бригаде. Генерал-майор (1919). Галлиполиец, командир сводной Дроздовской конной батареи.

14. Алексеевская дивизия (Партизанская генерала Алексеева пехотная дивизия). Сформирована во ВСЮР 14 октября 1919 г. (выделена из 9-й пехотной дивизии) в составе 1-го и 2-го Алексеевских и Самурского полков, запасного батальона, Отдельной генерала Алексеева инженерной роты и Алексеевской артиллерийской бригады. По прибытии в Крым 25 марта 1920 г. переформирована в Отдельную партизанскую генерала Алексеева пехотную бригаду. При десанте на Геническ на 1 апреля 1920 г. Алексеевская бригада имела 600 человек, потеряв до 340. 19 апреля 1920 г. была расформирована. Алексеевские части носили белые фуражки с синим околышем и синие с белой выпушкой погоны. Начальники: генерал-майор А.Н. Третьяков, полковник М.А. Звягин (апрель 1920 г.). Начальник штаба — полковник В.К. Шевченко (с 30 ноября 1919 г.).

15. Орлов Георгий Алексеевич, р. 29 января 1895 г. в им. Варварино в Чаусском уезде Могилевской губ. Из дворян Могилевской губ. Могилевская гимназия (1913), Московский институт путей сообщения (не окончил), Одесская школа прапорщиков (1917). Прапорщик 1-й тяжелой артиллерийской бригады. Участник похода Яссы — Дон. В Добровольческой армии с 29 августа 1918 г. в 3-й батарее Дроздовской артиллерийской бригады до эвакуации Крыма: Несколько раз ранен. Капитан. Галлиполиец. В эмиграции в Чехословакии, окончил Пражский политехнический институт (1929), в 1931—1939 гг. председатель Общества Галлиполийцев в Праге. Инженер-строитель, сотрудник журнала «Часовой». С апреля 1945 г. в Зальцбурге, затем в Берне. Умер 19 апреля 1964 г. в Берне (Швейцария).

16. Макеев Михаил Владимирович, р. 3 марта 1873 г. Сын генерал-лейтенанта. 2-й Московский кадетский корпус (1890), Михайловское артиллерийское училище (1892), Михайловская артиллерийская академия. Офицер л.-гв. 1-й артиллерийской бригады. Генерал-лейтенант. В Добровольческой армии и ВСЮР; состоял при управлении Главного начальника снабжений, с 8 ноября 1918 г. член правления завода «Кубаноль», в резерве чинов при штабе Главнокомандующего ВСЮР, с 28 января, на 13 декабря 1919 г. инспектор артиллерии Кавказской Добровольческой армии, в декабре 1919 г. — январе 1920 г. начальник гарнизона Царицына, в феврале — марте 1920 г. командующий в Черноморской губ. и начальник гарнизона Новороссийска, 3—11 марта 1920 г. начальник Новороссийского укрепленного района. Эвакуирован в начале 1920 г. из Новороссийска на корабле «Спарта». В Русской Армии с 22 мая по октябрь 1920 г. начальник Перекопского укрепленного района до эвакуации Крыма. Эвакуирован на корабле «Великий князь Александр Михайлович». В эмиграции. Умер в апреле 1925 г. в Югославии.

17. Потапов Исаакий. Подпоручик. В Добровольческой армии во 2-м Офицерском (Дроздовском) стрелковом полку; с 18 июня 1919 г. поручик, к октябрю 1919 г. штабс-капитан, помощник командира 3-го батальона в 1-м Дроздовском полку, с 1920 г. капитан, командир батальона во 2-м Дроздовском полку. Орд. Св. Николая Чудотворца. Полковник. Тяжело ранен 27 октября на Перекопе. Умер от ран в Константинополе.

18. Дрон Владимир Степанович. Виленское военное училище (1913). Офицер. В Добровольческой армии во 2-м офицерском стрелковом (Дроздовском) полку. Во ВСЮР и Русской Армии помощник командира, затем командир 3-го Дроздовского полка. Орд. Св. Николая Чудотворца. Полковник. Убит в октябре 1920 г. на Перекопе.

19. 1-й Кубанский стрелковый полк. Сформирован 1 марта 1918 г. в ауле Шенжий в составе Кубанского отряда как 1-й стрелковый полк, насчитывая 1200 штыков и 4 пулемета (в т. ч. 700 офицеров, 400 юнкеров и 100 казаков) и 60 человек пулеметной прислуги; после соединения с Добровольческой армией вошел в состав ее 1-й бригады как Кубанский стрелковый полк. С начала июня 1918 г. входил в состав 1-й пехотной дивизии, с 16 января 1919 г. — 2-й пехотной дивизии. На 5 октября 1919 г. насчитывал 1324 штыка при 43 пулеметах. Летом 1920 г. входил в состав 1-й Сводной пехотной дивизии. С 4 сентября 1920 г. входил в состав 2-й бригады 7-й пехотной дивизии. Командиры: подполковник (полковник) Р.М. Туненберг (1 марта 1918 г. — 26 июля 1919 г.), полковник Дмитриев (с 10 августа 1919 г.).