Участие греческих добровольцев в событиях на Дунайском театре военных действий

Несмотря на то что события на Дунае стали прологом Крымской войны, этот период явно проигрывает в освещении крымскому периоду. Особенно перед таким крупным военным событием, как оборона Севастополя. Однако вряд ли можно называть незначительной кампанию, в которой весной 1854 г. участвовало более 200 тысяч человек только с русской стороны. Среди них было, как мы уже знаем, и несколько тысяч балканских ополченцев.

В марте 1854 г. Англия и Франция объявили войну России. Еще за несколько дней до этого русские войска переправились через Дунай на турецкую территорию. Горчаков, строго придерживавшийся тактики осторожного выжидания, решился перейти к активным действиям. Поторапливал своего командующего и Николай I, вознамерившийся «стать твердой ногой на обоих берегах Дуная» до ожидаемого появления там англичан и французов¹. Уверенности относительно нейтралитета Австрии царь не испытывал, но все еще продолжал строить планы относительно поддержки наступательному движению русских войск со стороны балканских христиан. «...Разве успех греческого восстания воспламенит славян до того, что они пренебрегут угрозами Австрии и поднимутся без нас. Все это быть может, но нельзя на это рассчитывать и еще менее основывать наши действия», — размышлял он, надеясь, что обстоятельства могут принять для нас «выгоднейший оборот»². Поэтому военную кампанию 1854 г. предполагалось открыть переправою через Дунай в районе Видина, чтобы «войти в непосредственную связь с сербами и другими славянскими племенами, содействовать их восстанию против Турции»³.

Немецкая литография. Греческий офицер. 1850 г.

По новым планам, скорректированным обострившейся внешнеполитической обстановкой, предполагалось сосредоточить русские войска на Нижнем Дунае и затем, овладев крепостями Силистрия и Рущук, оставаться на Дунае в выжидательном положении в оглядке на возможные действия австрийской армии и реакцию балканских христиан. Как писал Зайончковский, «главную надежду Горчаков возлагал на восстание единоверных нам племен, которому должен был содействовать переход наш через Дунай⁴. Ему представлялось необходимым использовать в этом направлении наш успех, между тем как переход к оборонительной войне должен был парализовать действия христианских подданных султана, в особенности при известном заигрывании с ними западных держав». Чтобы не «охлаждать порыв христиан», в дело решили пустить и балканских добровольцев. Русское командование стало стягивать разрозненные отряды греческих, болгарских и сербских волонтеров к Бухаресту и Яссам. После торжественной процедуры вручения знамен их направляли в русские пехотные дивизии, расположенные поблизости от театра военных действий.

22 марта 1854 г. из Ясс после общего молебна в старинном монастыре Трех Иерархов на линию фронта выдвинулся первый организованный отряд добровольцев под руководством К. Папа-Дуки⁵. Как сообщалось в валашской прессе, литургию в соборе отслужил влиятельный молдавский епископ Филарет Скрибан, выученик Киевской духовной академии, а на самой церемонии помимо волонтеров присутствовали барон Остен-Сакен, генерал Саллос, молдавские министры, а также части русских войск. Затем, как отмечалось в корреспонденции, «все проследовали во двор, где корпус волонтеров попа Костанды (Константина Папа-Дуки. — Авт.) еще раз выслушал отеческое наставление архимандрита Нила (из афонского монастыря Эсфигмен. — Авт.)... больше напоминавшее призыв к освобождению Греции и христиан Турции»⁶. Румынские архивы сохранили свидетельство о том, что другие отряды «православных добровольцев», записавшиеся в Молдове, также стягивались к монастырю Галата, откуда через Васлиу, Бырлад, Фокшань, Бузэу отправились на передовую под командованием грека, капитана Антонио Гинеса⁷. В знак того, что эта война для греков носит религиозный характер, волонтеры, собиравшиеся водрузить «флаг с крестом над минаретами Святой Софии», нашили на свои фески золотые и серебряные кресты⁸.

Вернемся теперь в Валахию, в Бухарест. Там в старинном монастыре Котрочени, расположенном в пригороде столицы, прошла аналогичная торжественная церемония. После литургии П. Коронеос, «пылкий патриот», смело объявил, что он вручает грекам знамя со старым лозунгом времен греческой революции «Свобода или смерть» для его «водружения его на стенах Св. Софии» (золотой флаг, вышитый госпожой Схина, супругой греческого консула в Бухаресте М. Схинаса, впоследствии был передан в Грецию, «как память о той эпохе»)⁹. Сохранилось дословная запись речи Коронеоса в монастыре перед греками. В своих мемуарах ее воспроизвел Т. Галиури. Согласно ему, П. Коронеос сказал примерно следующее: «Греки, передаю в вашу честь знамя батальона; на знамени этом изображены знак креста и православия. Идите строем против врага и знайте, что вы собираетесь пролить кровь за свою веру, что вы собираетесь поставить крест над полумесяцем, собираетесь освободить ваших братьев, православных христиан, от бесславного ярма османцев. Греки, именно в этот день, тридцать три года назад ваши отцы, и некоторые из вас, подняли этот же флаг и, будучи верными своей клятве, боролись до тех пор, пока не получили свободу, произносили слова "свобода или смерть!". В этот же день и мы поднимем этот же флаг и промолвим "свобода или смерть!". Итак, поклянитесь, что никогда не отступите от этого, поклянитесь, что прольете последнюю каплю вашей крови ради этого, поклянитесь, что будете подчиняться приказам вышестоящих беспрекословно и без сомнения Да здравствует православие! Да здравствует защитник православия император Николай!»¹⁰ Через пять дней второму батальону волонтеров также было вручено знамя. Командиром первого батальона был назначен И. Заглис, второго В. Балафас, третий и четвертый батальон возглавил П. Коронеос.

Рекогносцировка Горчакова на Дунае

После полугодового затишья, которое было отмечено только рядом мелких сражений с турецкими войсками, Горчаков организовал масштабную переправу русской армии на турецкий берег Дуная. Было решено опробовать в деле и волонтеров — выбор пал на греков. Вначале предполагалась, что в составе десанта Браиловского отряда под руководством генерала-адъютанта П.Е. Коцебу примут участие 200 отборных греческих волонтеров¹¹. Но руководители батальонов П. Коронеос и Н. Зервас неожиданно отказались выполнять приказ своего непосредственного начальника генерала И. Саллоса, прибывшего в Браилу, категорически потребовав «участия в переправе всего корпуса»¹². Русское командование сочло это требование неприемлемым. На разведку отправили небольшую группу греческих «охотников» во главе с поручиком Леонидасом Вулгарисом (ссылаясь на слова последнего, А. Хрисовери указывал, что «в переправе через реку с русскими участвовало пять или десять волонтеров»).

В 4 часа пополудни 11 марта 1854 г. началась переправа русских войск в районе Брэилы. От здания турецкого карантина на кирлашах, чамах и других малых лодках русские стали переплывать на правый берег Дуная. «Когда весь десантный отряд сосредоточился на правом берегу, генерал Коцебу лично повел его по дороге к Мачину, выслав влево от дороги рекогносцировочный отряд греческих волонтеров для осмотра местности, покрытой камышом, — так описывал действия греческих волонтеров М. Богданович, — охотники спокойно подошли к оставленной неприятелем батарее, но как только они взошли на ее вал, то были встречены сильным штуцерным огнем турок, скрытых в ложбине, за батареей и в траншеях, которые соединяли ее с прочими батареями»¹³. Более подробное описание сцены переправы мы находим у другого автора — военного историка С.А. Панчулидзева. По его данным, в высадке и разведке турецкого берега участвовало 12 «охотников». «В первой лодке, вместе с начальником штаба Коцебу, — рассказывал Панчулидзев, — находился и Бутурлин. Едва ступив на неприятельский берег, десант наш разделился: часть его под начальством г.-м. Веселитского, отправилась по дороге к Мачину, а Бутурлину было поручено с несколькими греческими волонтерами осмотреть лежавшую влево от дороги и закрытую камышами неприятельскую батарею, казавшуюся брошенной. Взойдя на эту батарею, Бутурлин отломал палку из тростника, навязал на нее носовой платок и, махаю ею, обернулся в сторону своих, чтобы показать, что благополучно достиг цели. В это время неприятель, скрывавшийся в ложбинах за батареей и в траншеях, внезапно открыл сильный огонь и кинулся на оторопевших волонтеров. Минута была критическая, и Бутурлина спасло лишь хладнокровие и знание итальянского языка, которым также владел один из волонтеров¹⁴. Обратившись к нему, Бутурлин сказал: "Передай этой сволочи, если они сейчас не остановятся и не станут отстреливаться, турки непременно снимут с них головы". Завязалась перестрелка, и скоро на выручку подоспела цепь Замосцкого полка, посланная Коцебу»¹⁵.

Несколько по-иному этот эпизод описали греки. По словам Т. Галиури, турок заметили Л. Вулгарис и Иоаннис Арапис с острова Самос¹⁶, которые, «обнаружив место дислокации турок, обустроенное в яме на покатом склоне, доложили об этом русским»¹⁷. Греки первыми завязали перестрелку. Движение русских войск по приказанию генерала Коцебу было приостановлено. Бой длился до самой ночи, пока русская артиллерия, свезенная с судов вместе с батареями, действующими с острова Бындой, не подавили сопротивление турецких береговых батарей, за которыми скрывались штуцерники и пехота. Только тогда турки окончательно очистили батареи и отступили по направлению к городу Мачину¹⁸. Вошедшие вместе с русскими войсками в город греческие ополченцы не скрывали своих чувств: «Какая же непередаваемая радость! Греки гонят турков, и греки, которые столько времени жили под их гнетом, бросались в объятья победителей, расцеловывая их, слезы текут ручьем; брошенные же турки — раненые, старики и краснощекие османцы, боявшиеся мести, со слезами падали на колени перед победителями греками. А те, вместо человеконенавистнических предписаний Корана, радостно обнимались друг с другом, и тогда впервые возвысился греческий флаг над турецкими мечетями»¹⁹. Данные Российского военно-исторического архива позволяют нам частично восстановить имена «охотников» из передовой группы русского десанта: это унтер-офицер Караяни Хаджаки, «из подданных Греческого королевства города Коринтиси, служивший в регулярных войсках Греции», младший офицер Иван Георгиев сын Джака, «из подданных Греческого королевства области Ипирос, родом деревни Концо, из жителей Военного ведомства», фельдфебель Константин Анагностопуло, «из подданных Греческого королевства области Месолонди», рядовой волонтер Георгий Нента, «уроженец из Ипира», также бывший «при форсированной переправе из Браилова на правый берег Дуная»²⁰.

Переправа через Дунай российских войск 1854 года марта 11-го дня

Однако победа была омрачена фактами грабежей имущества турок и турецкой мечети волонтерами, сводившими старые счеты со своими природными врагами. В итоге М. Горчаков был вынужден отдать приказ о выводе греков из города под строгий надзор пехотных полков. «Как употребить сформированных греков, я еще не решился, они вообще много умничают, — жаловался в записке к военному министру Горчаков. — Несколько охотников, бывших при переправе у Браилова, пришли в Мачин, начали было грабить турок и мечеть, так что их должно было унять и возвратить на наш берег»²¹. В крайне преувеличенном виде эта информация изложена также и в записках генерал-лейтенанта Н.И. Ушаков, дежурного генерала Дунайской армии. Отдельно взятый факт и несколько мародеров под его пером превращаются во всеобщую проблему, для решения, как сочинял Ушаков, было вынуждено применять «крутые меры вплоть до смертной казни», поскольку волонтеры «не только грабили на улицах Браилова, Галаца и других городов, но даже днем производили там кровавые драки и убийства»²². Ничего подобного, как мы видим, в записке Горчакова к военному министру не содержалось.

Что приключилось в реальности в Мачине? Насколько оправданна информация о «многочисленных» грабежах и убийствах турок греческими волонтерами? Полагаем, что правда лежит где-то посередине между крайними субъективными выводами мемуаристов. Письмо Н. Палаузова, наблюдавшего в подзорную трубу переправу у Браилова, своему покровителю, влиятельному русскому церковному иерарху Иннокентию Таврическому, отчасти позволяет восстановить нам детали того, что же произошло в реальности.

«В 3 часа открыли канонаду, а в 4¼ часа часть русских солдатиков ступила на обетованную нашу землю. Впереди солдат шли греческие волонтеры и четыре человека, сколько можно было заметить в подзорную трубу, стали на неприятельскую батарею, которую те оставили. Двое из них обошли ее кругом, нет ли там чего-нибудь. Канонада продолжалась до самого вечера, и мост навели до половины Дуная...»²³ Уже после того, как русские войска вступили на территорию, оставленную турками, Палаузов вместе с другими штабными офицерами, переправился в Мачин. Там он узнал, что греческие волонтеры «успели уже побуянить и, кажется, одного или двух человек убить»²⁴. Из дальнейшего текста становится ясно, что инцидент с убийством был связан с вторжением греческих волонтеров в турецкую мечеть. «Ходили мы по турецким домам, были и в мечети, которую греческие волонтеры посрамили, к стыду их. Волонтеры эти, как вообще и все греки, — обобщал Палаузов, — много хвастали, наговорили чудеса; но как только прожужжали мимо их пули турецкие, — отретировались, убежали назад, а когда вошли с казаками в Мачин — предались грабежу и неприличностям. Их прогнали наши. Вот вам и храбрые греки. Они и в лагере своем, за Браиловом, много пакостей наделали, даже и в самом Браилове — идут по улицам, останавливают порядочных людей и с грубостью требуют денег на табак и т. п. Без хвастовства скажу, что наши болгаре ведут себя скромно, тихо и русские довольны ими. Одно то нехорошо, что они под командою грека, генер. лейтен. Саллоса»²⁵.

Церковь Трех Святителей в Яссах

Пафос письма Палаузова к архиепископу Таврическому очевиден: он, как и другие лидеры болгар, стремился максимально опорочить греков, чтобы извлечь определенные политические дивиденды. Дело не в том, что Палаузов сознательно изобразил в нужном ему свете и данные о переправе, выставив греческих добровольцев трусливыми «хвастунами», якобы убоявшимися выстрелов. Официальные материалы опровергают эти выводы Палаузова²⁶. Кроме того, другой болгарский общественный деятель, учитель Никола Бацаров, избранный городским главой Мачина сразу же после вступления туда русских войск, ни словом не обмолвился о «зверствах» или «буйствах» греков. Если бы это было так, то для болгарского националиста, не испытывавшего особой симпатий к грекам (предыдущая глава его мемуаров полностью посвящена жесткой критике греческого духовенства и фанариотов), столь вопиющий факт обязательно нашел отражение в его воспоминаниях²⁷. Бацаров привел обратное свидетельство о грабежах со стороны болгарских ополченцев из Бессарабии. Они полностью разграбили местную болгарскую школу, вынеся из нее всю утварь, включая двери и стекла. На попытки хоть как-то урезонить грабителей он услышал: «Что ты за чёрт, дурак, ты невежа, мужик, турецкий дух. Мы пришли из России вас освободить от турок, а вы не имеете никакого уважения к нам. Теперь время военное. Так должен распоряжаться всякий человек в земле неприятеля. А ты что за дурак, ступай к черту». «Вот тебе и болгары, вот народные доброжелатели», — возмущался Бацаров, описывая этот инцидент в письме к своему сыну²⁸.

Очевидно все «кровавые драки и убийства» и «буйства» греков, о которых так много говорилось, реально свелись к одному-единственному и действительно правдоподобному эпизоду в мачинской мечети. Сопоставление информации, изложенной Палаузовым, с воспоминаниями Триандафилла Галиури, который восторженно описывал, как в Мачине «впервые возвысился греческий флаг над турецкими мечетями», позволяет нам понять картину произошедшего. Греки, которые вместе с передовыми казачьими разъездами первыми ворвались в город, оставленный неприятелем, ринулись к мусульманскому храму, олицетворявшему для них ненавистное османское иго. Естественно, что храм был разграблен, а священнослужители или прихожане, пытавшиеся остановить осквернение храма и водружение греческого флага над минаретом, пострадали в потасовке. Для греков это был своеобразный реванш, триумф над мусульманской эмблемой полумесяца. «Наши грабили живших там (в Мачине. — Авт.) турецких граждан, и накопленное имущество существовавших там мечетей, что вызвало большое недовольство среди населения. Узнав о недисциплинированности в нерегулярной армии, главнокомандующий отозвал волонтеров, а имущество османов вернул их хозяевам. Это всё я услышал из уст Леонида Вулгариса, а также его товарищей, которым было сказано, что греки отвечают за честь нации, чтобы они были осмотрительны в своих делах, если они хотят бороться за свою честь и славу родины», — записал в своем дневнике А. Хрисовери²⁹. Исправляющему должность воинского начальника в городе Бузео русскому офицеру Павлу Жадовскому по роду своей служебной деятельности не раз приходилось сталкиваться с греческими волонтерами. «Характер этих охотников был вольный и буйный, — вспоминал Жадовский. — Одушевляемые духом мести, они жаждади только крови и не могли подчиняться строгим правилам военного порядка, а потому и делали много своевольных поступков». Но подобное поведение, по его словам, продолжалось недолго: «их сформировали и двинули к нашей армии за Дунай, где вскоре они оказали отчаянную храбрость в боях с турками»³⁰.

Скажем сразу: этим комментарием автор никоим образом не пытается оправдать поступок греческих ополченцев. Просто надо отдавать отчет в том, что вражда между греками и турками в XVIII—XIX вв. мало напоминала европейский или русский стиль поведения в отношении побежденного неприятеля. Рыцарством и благородством не отличались обе стороны конфликта. Такую же религиозную нетерпимость веками проявляли турки к греческим православным храмам. «Нападения турки делали на селения и монастыри, частные дома и храмы: они грабили их, разрушали и многие обращали в свои мечети; или же в случае пощады брали огромные выкупы с монастырей и церквей, для уплаты которых должны были продавать все имение монастырское, начиная с утвари церковной, и впадали в неоплатные долги» — так описывал ситуацию духовный писатель и проповедник, иеромонах Арсений (Брянцев)³¹. К примеру, в июле того же 1854 г. турецкие войска, ворвавшиеся в греческий город Каламбака, изрубили всех встреченных ими жителей-христиан и разорили древнюю церковь, в которой хранился несколько веков как достопримечательность трон последнего византийского императора³².

Примечания

1. Зайончковский А.М. Восточная война 1853—1856. Том 3. М.: Полигон, 2002. С. 56.

2. Там же. Том 2. Часть 2. С. 87.

3. Восточная война 1853—1856 годов / Соч. ген.-лейт. М.И. Богдановича. Т. 2. СПб., 1876. С. 1.

4. Зайончковский А.М. Восточная война 1853—1856. Том 2. Часть 2. М.: Полигон, 2002. С. 90.

5. Tièr'a remanèsca si Moldavia // Gazeta Transilvaniei, № 26. Brasiovu, 31 Martiu 1854. P. 105.

6. Ibid.

7. Ciachir, Nicolae. Aspecte din relaţiile ruso-române în timpul campaniei dunărene din războiul Crimeii (1853—1854), în RA, 4, 1961, 2. P. 87—88.

8. Ράμφος, Κωνσταντίνος. Τα την Ελληνικήν Λεγεώνα, ο.π., σ. 6.

9. Χρυσοβέργης, Αριστείδης. Ιστορία της ελληνικής λεγεώνος. Τ. Α᾿. Σελ. 12. Знамя, ошибочно атрибутированное греками как «флаг Крымской войны», до сих пор хранится в Национальном историческом музее в Афинах, обладающем наиболее полной коллекцией национальных флагов — он насчитывает в общей сложности около 250 греческих и зарубежных знамен: Ανήκε σε ελληνικό εθελοντικό σώμα που πολέμησε στην Κριμαία το 1854. Τη διέσωσε ο σημαιοφόρος της Ελληνικής Φάλαγγας, ελληνικής καταγωγής ταγματάρχης του ρωσικού στρατού, Αλεξ. Κοβάκος. Αρ. κατ. 1891. Реальный значок (флаг) греческих волонтеров, по всей видимости, был утерян. (Авт.)

10. Απομνημονεύματα της Ελληνικής Φάλαγγος, σσ. 13—14.

11. Cronica straina // Gazeta de Transilvaniei. № 22. Brasiovu. 17 martiu 1854. P. 88.

12. Χρυσοβέργης, Αριστείδης. Ιστορία της ελληνικής λεγεώνος. Τ. Α᾿. Σελ 14.

13. Петров А.Н. Война России с Турцией. Дунайская кампания 1853 и 1854 гг. Том II. 1854 год. СПб.: Воен. тип., 1890. С. 105—106.

14. Скорее всего, речь идет о Леонидасе Вулгарисе, который прилично владел итальянским и вел переписку с итальянскими политиками и революционерами Д. Гарибальди, Ф. Криспи, премьер-министром Италии и др.

15. Сергей Петрович Бутурлин 2-й, 1803—1873 // Панчулидзев С.А. Сборник биографий кавалергардов, 1724—1908: В 4 т. СПб., 1901—1908. Т. 3. 1906. С. 376.

16. Имя этого волонтера встретится еще раз в документах. Он дойдет до Крыма и подаст в марте 1855 г. в отставку, уже находясь Севастополе // РГВИА. Ф. 9196. Оп. 3/247. Св. 4. Д. 3. Ч. 1. Л. 00066. (Авт.)

17. Απομνημονεύματα της Ελληνικής Φάλαγγος, ο.π., σ. 11.

18. Переправа через Дунай в начале марта 1854 г. (Из донесений генерал-адъютанта князя Горчакова) // Военный журнал. № 5. СПб., 1854.

19. Απομνημονεύματα της Ελληνικής Φάλαγγος, ο.π., σ. 11.

20. Формулярный список о службе и достоинстве офицера Легиона Императора Николая Караяни Хаджаки // РГВИА. Ф. 9196. Оп. 3/247. Св. 4. Д. 3. Ч. 2. Л. 0127—0130; Формулярный список о службе и достоинстве офицера Легиона Императора Николая 1-го Ивана Джаки // РГВИА. Там же. Л. 0135—0136; Формулярный список о службе и достоинстве офицера Легиона Императора Николая 1-го Константина Анагнастопуло // РГВИА. Ф. 9196... Л. 0139—0140; Послужной список волонтера Нента // РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 5456. Л. 59—59 об.

21. Записка кн. М.Д. Горчакова — военному министру. Букарест, 22 марта 1854 г. // Война России с Турцией в 1854 г.: донесения и записки кн. М.Д. Горчакова // Русская старина. Том XVIII. СПб., 1877. Вып. 1—4. С. 143—144.

22. Ушаков Н.И. Записки очевидца о войне России против Турции и западных держав // Девятнадцатый век. Ист. сборник. Кн. 2. М., 1872. С. 062.

23. Унджиева Цв. Писма на Николай Хр. Палаузов в руските архивни хранилища (lettres de Nikolaj Palauzov dans les dépôts d'archives russes). Литературна история, 1, София, 1977. С. 84.

24. Там же. С. 85.

25. Там же. С. 86.

26. Подробности о переправе войск через Дунай // Дунайская кампания. Сборник известий, относящихся до настоящей войны. Кн. I—XII. СПб., 1855. С. 80—82.

27. Бацаров Никола. Животоописанието ми. Изд. на Отечествения Фронт, София, 1986 // URL: http://macedonia.kroraina.com/nb/nb_2_2.htm. В российском архиве отложилось дело, где фигурирует подпись этого болгарского деятеля, правда, не как «главы», а всего лишь помощника «градского главы Мачина Николая Иванова Бицарова»: РГВИА. Ф. 9196. Оп. 4/255. Св. 4. Д. 8. Л. 00281.

28. Бацаров Никола. Животоописанието ми // Там же.

29. Χρυσοβέργης, Αριστείδης. Ιστορία της ελληνικής λεγεώνος. Τ. Α᾿., σσ. 14—15.

30. Молдавия и Валахия в современности: (Из записок офицера) // Соч. П. Жадовского. СПб.: Тип. А. Дмитриева, 1856. С. 91; Жадовский Павел Валерьянович (1825—1891) — офицер 2-й егерской бригады 10-й пехотной дивизии, назначенный исправлять должность воинского начальника в г. Бузео в 1853—1854 гг.

31. Арсений (Брянцев Александр Дмитриевич; архиепископ Харьковский и Ахтырский). Патриарх Кирилл Лукарис и его заслуги для православной церкви. СПб.: Тип. духов. журн. «Странник», 1870. С. 6—7.

32. Зверства турок в Коломбаке и Трикале // Одесский вестник. № 80. 22 июля 1854.