Михаил Сарандинаки. Брожу одна по всей вселенной. Стихи из холщового блокнота. 1901—1914

СКРЯБИНА Елена Валерьевна (р. 1970) (Феодосия)
Журналист, литературный краевед. Автор сборника очерков и эссе «Дорогами Киммерии» (Феодосия: Издат. дом «Коктебель», 2001). Публиковалась в альманахе «Крымский альбом» (вып. 1996, 1997), член редакционного совета альманаха.

Судьбы вещей бывают не менее удивительны, чем людские судьбы. А особенно — судьбы архивов, дневников, фотографий, рукописных книг. В моей библиотеке всего две рукописные книги. Каждая из них вплеталась тончайшей ниточкой в жизнь своих хранителей. Сквозь города и десятилетия, сменив множество хозяев, они повлияли и на мою жизнь. Принесли с собой радость и загадки, подарили энергию рукописного текста, заставляли разгадывать незнакомый почерк и вглядываться в далекую жизнь автора книги или переписчика.

Одну из книг, а точнее — блокнот в твердом переплете, обтянутом холщовой материей, подарил мне в 1997 году феодосиец Николай Константинович Красноголовый. Зимой 1941—1942 годов, в дни высадки десанта в Феодосийском заливе, он нашел этот блокнот (а с ним и несколько иллюстрированных изданий Радищева и Крылова, вероятно, XIX века) в развалинах дома на Красноармейской улице, в центре города.

В том декабре исполнилось Николаю Константиновичу 17 лет. Как многие феодосийцы, он собирал в разбомбленных домах все, что могло гореть — зима была необычайно суровой. В огне, согрев на какое-то время людей, погибли книги из того дома и... несколько страниц из блокнота.

В апреле 1944-го Николай Красноголовый был призван в армию, участвовал в боях, был награжден. В Феодосию он вернулся в 1947 году, учился в 10 классе. А в следующем году поступил в Московский энергетический институт и надолго остался в Москве. Отработав много лет в науке, Николай Константинович вернулся в 1972 году в Феодосию. Надо сказать, что холщовый блокнот не покидал город. С 1941 года он хранился в доме Евдокии Петровны Данильченко — тети Николая Константиновича.

И вот хозяйкой рукописи стала я. На первой странице витиеватым почерком написано: «Дневник М. Сарандинаки». Дальше — вырезанные страницы, а затем — стихотворения самого Сарандинаки, таинственного для меня тогда, в 1997-м.

Фамилия казалась знакомой. И, действительно, перечитывая автобиографическую повесть Осипа Мандельштама «Феодосия», в главе «Начальник порта» я прочитала следующее: «В обсерватории, у начальника Сарандинаки, не только записывали погоду и чертили изотермы, но собирались еженедельно слушать драмы и стихи как самого Сарандинаки, так и других жителей города».

Обсерваторией Мандельштам ошибочно назвал метеорологическую станцию. О ней можно было прочитать в любом дореволюционном путеводителе. Например, путеводитель Крымского общества естествоиспытателей и любителей природы, изданный в Симферополе в 1914 году, писал: «Центральная гидрометеорологическая станция Министерства торговли и промышленности находится в Феодосийском порту (широкий мол...), великолепно оборудована. В настоящее время станция имеет служебный персонал в 25 человек, свою типолитографию и обширный комплект приборов. В 1914 году предполагается установить на станции беспроволочный телеграф (на что испрашивается кредит в 15000 руб.), и тогда станция будет иметь возможность получать сведения о состоянии погод непосредственно с моря, т.е. с тех судов, где имеется беспроволочный телеграф. Назначение станции — производить гидрометеорологические наблюдения, комбинировать полученные сведения с других станций и оповещать о состоянии погоды и моря порты, мореплавателей, правительственные и общественные учреждения... Осмотр станции с разрешения заведующего инженера М.Н. Сарандинаки». На титульном листе среди многих авторов путеводителя указан и сам Сарандинаки!

Но важнее для меня были, конечно, стихи из блокнота. Разбирая витиеватый почерк (черные классические чернила), я невольно угадывала настроение поэта-метеоролога, восхищалась плавностью стихов-песен, остроумием басен. Порой угадывала и подражание классикам:

Факсимиле из блокнота М. Сарандинаки. Публикуется впервые

Столицы шум хорош зимой,
Мороз и улиц оживленье.
И производит впечатленье
Ее холодный мирный строй.

Каждое стихотворение — либо под римским номером, либо имеет короткое и точное название. Интересны и даты всех пятидесяти пяти стихотворений Михаила Сарандинаки. Первое записано в блокнот 18 ноября 1901 года, последнее — 14 октября 1914-го. Правда, десять лет — с 1904 по 1914 — записей нет. Что происходило в эти годы в жизни заведующего гидрометеорологической станцией? Может быть, таких блокнотов было несколько? Для меня было ясно одно: в 1914-м, вернувшись к записям в холщовом блокноте, Сарандинаки очень изменился: почерк девятнадцати стихотворений 1914 года нервный, небрежный. Басни становятся язвительными, песни — трагично-грустными.

С первого дня владения блокнотом я полюбила мелодию и грусть поэзии Михаила Сарандинаки. Удивительно легко отправиться в путь январским вечером — только открой книгу и всмотрись в чернильный узор букв:

Стук колес докучных
Не дает уснуть,
Вид сугробов скучных
Окружает путь.

Сумерки в вагоне,
За окном туман,
Да на белом фоне
Сосен караван.

Сведений об авторе у меня было на редкость мало. Пытаясь разгадать тайну его жизни, я отправилась туда, где была найдена рукопись в 1941 году. В начале улицы Красноармейской, бывшей Дворянской, разрушен был во время десанта только один дом, именно в его руинах Николай Красноголовый обнаружил блокнот и книги XIX века. После войны на этом месте пристроили еще один корпус табачной фабрики, который примкнул к старому корпусу некогда знаменитой фабрики табачного магната Стамболи. 9 марта 1990 года фабрика сгорела, остался только остов без крыши.

Постепенно, месяц за месяцем, поэт-метеоролог становился для меня все более реальным. Он, как выяснилось из путеводителя Вениамина Геймана «Спутник приезжего» (Феодосия, 1911), был не только инженером и заведующим Центральной метеослужбой Азовского и Черного морей, но и производителем работ (а попросту — прораб) в Управлении сооружения порта. Одновременно, в 1910-х годах, почетным мировым судьей Феодосийского уездного съезда, председателем феодосийского отделения Российского общества спасения на водах.

Одно из стихотворений в блокноте посвящено «сестре Верочке». А ведь я уже слышала о Вере Сарандинаки от друзей из Карадагского природного заповедника! Для научных сотрудников заповедника ее имя связано с годами становления научной станции на Карадаге: с 1923 по 1935-й Вера Николаевна Сарандинаки работала ассистентом, затем действительным членом станции, заведующей, заместителем директора по научной работе. Труды Веры Сарандинаки по ботанике (она изучала флору Феодосийского и Карадагского регионов) и сейчас не утратили своего научного значения. В начале 1920-х годов Вера Николаевна читала лекции в Феодосийском народном университете. Хорошо знала Максимилиана Волошина, который там тоже читал лекции. В Доме поэта, в Коктебеле, хранится письмо Веры Сарандинаки к Волошину.

И вот в июле 1998 года в серии «Библиотека альманаха «Крымский альбом» выходит сборник статей Владимира Купченко «Киммерийские этюды». В очерке «Открывшие память. Первые краеведы Феодосии» я нахожу ответы на многие мои вопросы о Михаиле Сарандинаки. Помимо разнообразной научной деятельности он действительно был настоящим поэтом: в 1916 году в Феодосии вышла его книга «Этюды. 1901—1916». А когда в августе 1916-го в городе открылось отделение Крымско-Кавказского горного клуба, Сарандинаки был избран товарищем (заместителем) председателя правления и председателем музейной секции.

Из биографии Веры Сарандинаки я знала, что она родилась в селе Маргаритовка близ Ростова-на-Дону, в семье профессора Московского университета. Место рождения Михаила Николаевича, вероятно, тоже Маргаритовка. В одном из стихотворений есть восклицание: «Жаль тебя, Маргаритовка милая!»

Фотографии Михаила Сарандинаки в книге не было, но внешность его уже не была для меня загадкой. «Этот чернобородый застенчивый человек был тоже поэтом...» — пишет Владимир Купченко. Один из феодосийских старожилов — Анатолий Викторович Ермолинский, открыл и эту тайну: на открытке начала века, изображающей бювет минеральной воды «Паша-Тэпэ» (деревянное строение на набережной Феодосии) на переднем плане стоит... Михаил Сарандинаки. Белая шляпа (о жаркое феодосийское лето!), пенсне, густая черная борода. Длинная рубаха навыпуск, чем-то подпоясанная, черные брюки. В руках — саквояж. Очень похож на доктора — интеллигентного и застенчивого. (Репродукция этой почтовой карточки воспроизводилась в «Крымском альбоме 1998» — с. 216.) А в музее Феодосийского морского торгового порта сохранилась, оказывается, еще одна большая фотография: заведующий метеостанцией в окружении сотрудников.

Михаил Сарандинаки (в центре) с сотрудниками гидрометеостанции. Феодосия, нач. 1910-х. Публикуется впервые

Известный зоолог и путешественник И.И. Пузанов в книге «По нехоженому Крыму» вспоминает о своей встрече с Михаилом Сарандинаки в 1909 году. Летом того года, будучи студентом, Иван Иванович Пузанов участвовал в научной экспедиции, организованной профессором-зоологом С.А. Зерновым. На пароходе «Меотида» ученые Севастопольской биологической станции вышли из Севастополя, но спустя несколько дней сильный шторм заставил экспедицию укрыться в Феодосии, в порту.

Для меня бесценны несколько строк: «В первый же день пребывания в Феодосии Зернов повел нас<...> в гости к Михаилу Николаевичу Сарандинаки — видному чиновнику, носившему титул «производителя работ феодосийского порта». Сарандинаки был очень культурным человеком, осведомленным в климатологии, океанографии и геологии Крыма. Держал он себя просто и приветливо (кажется, Зернов познакомился с ним во время своего обследования крымского рыболовства). Но как мало гармонировала с барским благолепием хозяина и его квартиры внешность нас, гостей!»

По совету Сарандинаки участники экспедиции познакомились с феодосийским лесничим Ф.И. Зибольдом и отправились на гору Тепе-Оба, где поднимался рукотворный лес и давал воду конденсатор Зибольда.

Любопытно то, что о событиях 1909 года Пузанов ярко и живописно вспоминает спустя полвека — книга «По нехоженому Крыму» вышла небольшим тиражом в Москве в 1960 году, когда автор стал профессором, несколько десятилетий посвятившим изучению фауны Крыма.

Более точными сведениями о поэте, как недавно оказалось, обладает Александр Федорович Зибольд, внук известного ученого-лесовода. Работая в историческом архиве Петербурга, он обнаружил документы, позволившие проследить биографию Сарандинаки.

Родился Михаил Николаевич 10 августа 1874 года в селе Маргаритовка Ростовской губернии, в семье магистра химии Императорского Московского университета Николая Маргаритовича Сарандинаки и его жены Марии Федоровны. Православный, потомственный дворянин. В 18 лет окончил Московское частное реальное училище Воскресенского. В 1899 году стал выпускником Института инженеров путей сообщения Императора Александра I со званием инженера и с правом на чин коллежского секретаря при вступлении на госслужбу. Будучи студентом, в мае 1898 года, Сарандинаки венчался с потомственной дворянкой Евгенией Ивановной Фоллендорф в греческой Константиноелинской церкви в Таганроге. Через два года Евгения Сарандинаки скончалась. Сохранилась запись в метрической книге Греческой Введенской церкви Феодосии: «Умерла 22 февраля 1901 года... 25 лет от роду от воспаления почек, погребена на общественном кладбище». Боль потери любимой жены угадывается во многих строках поэзии Михаила Николаевича.

Открытием для меня стало и то, что работал Сарандинаки производителем работ I разряда не только Феодосийского, но и Керченского, Ялтинского, Темрюкского, Севастопольского и Алуштинского портов! Был действительным членом Императорского Русского Географического общества, членом Феодосийского училищного совета. В 1910 году стал надворным советником, а в 1911-м ему «всемилостивейше пожалованы золотые с цепочкой часы с изображением герба из кабинета Его Императорского Величества». Имел орден св. Станислава III степени. Был церковным старостой Введенской церкви — старейшего храма Феодосии. Болел стенокардией с 1912 года. Умер 14 ноября 1917-го.

О дружбе или знакомстве Сарандинаки и Волошина у меня не было вначале никаких сведений. Но книга, вышедшая у Сарандинаки в 1916, году уже могла быть поводом для беседы или поездки к Волошину!

На многие мои вопросы нашлись ответы в обширной картотеке Владимира Петровича Купченко, биографа Волошина. С радостью узнала, что еще в юности Михаил Сарандинаки был участником сборника «Крым в русской поэзии» (составитель А. Маркевич; Симферополь: Изд. С.Б. Синани, 1897). В библиотеке Феодосийского музея древностей хранились две книги Сарандинаки: «В пользу жертв войны» 1914 года и «Этюды. Стихотворения» 1916-го. А еще добавилось несколько его званий: член Феодосийского опытного горно-культурного лесничества, Общества вспоможествования бедным учащимся в мужских и женских гимназиях, представитель от города в уездном отделении Таврического Епархиального Училищного Совета. В январе 1917 года Сарандинаки был избран действительным членом Таврической Ученой Архивной комиссии. Был он и греческим вице-консулом. Необыкновенная биография! Государственная служба, поэтическое творчество, наука, занятие благотворительностью, путешествия по Крыму, общение с феодосийскими поэтами. Оказалось, что сохранились и два письма Сарандинаки к Волошину: по просьбе ученого поэт делал в Коктебеле замеры температуры морской воды.

Обратившись в Дом-музей поэта в Коктебеле, я узнала, что в мемориальной библиотеке действительно сохранился экземпляр книги Сарандинаки с дарственной надписью: «Глубокоуважаемому Максимилиану Александровичу Волошину с душевной благодарностью за внимание ко мне».

И вот я в Коктебеле. Держу в руках книгу, изданную на тончайшей, почти папиросной бумаге. Сто девяносто две страницы — это совсем не мало для поэтического сборника, выпущенного, скорее всего, на средства автора (издательство не указано). На титульном листе уже знакомый мне почерк Сарандинаки — несколько слов Волошину, без подписи. А на второй странице обложки мелким типографским шрифтом: «Печатать разрешено военной цензурой. Подполковник В.Я. Тимковский». Есть в книге и штамп библиотеки Волошина, поставленный Максимилианом Александровичем на части книг своей библиотеки в конце 1920-х — начале 1930-х годов.

Как настоящий ученый, Сарандинаки разбил свой поэтический сборник на двенадцать разделов: «Мысли и думы», «О войне», «Из записной книжки», «Детям», «Песни», «Виды»... Кроме романтичных стихотворений «Севастополь», «Коктебель», «Карадаг», «Феодосия», «Южный берег», есть и «Маргаритовка», «Ростов-на-Дону». Все они для меня — открытие, в рукописном блокноте их нет. Зато многие другие стихотворения мне знакомы, правда, в рукописном варианте другие знаки препинания, другие эпитеты и восклицания.

Когда я закончила переписывать сборник, Михаил Сарандинаки уже обрел для меня все недостающие черты. Его образ отныне был гармоничен и ясен: нежное сердце поэта и глубокий ум исследователя, тонкая наблюдательность, ироничность, знание русской действительности (басня «Водка»), горечь потери любимого человека. Был душевно связан с сестрами Верой и Марией — в книге несколько посвящений им. Писал о своих друзьях, погибших во время военных действий в Черном море — «Экипажу «Паллады», «На память героям «Стерегущего», «Подводной лодке «Краб». Сочинял песни и поэтические сказки для детей, басни, юмористические зарисовки. События в Феодосии начала века (поджог складов в порту) и крупнейшие вехи российской истории с 1901 по 1916 года тоже есть в его поэзии.

На последней странице обложки кроме цены (1 рубль) есть и адрес книжного склада, где можно было оптом купить сборник «Этюды»: Феодосия, Итальянская улица, книжный магазин Берлина. Тираж, к сожалению, не указан. И еще фраза там же: «Печатать разрешено военной цензурой 23 марта 1916 года». И Феодосия — через «фиту».

Через полтора года, в семнадцатом, Сарандинаки умер. Но отныне с нами будет жить его поэзия — нежная и мелодичная, то грустная, то веселая. Сохранившая для нас феодосийские события столетней давности и вместившая всю короткую жизнь поэта и ученого Михаила Сарандинаки.

Елена СКРЯБИНА.

Автор благодарит за оказанную помощь в подготовке материала Нонну Николаевну Шальневу (Петербург), Владимира Петровича Купченко (Петербург), Александра Федоровича Зибольда (Донецк), Наталию Михайловну Мирошниченко (Феодосия).

В поэтической подборке Михаила Сарандинаки стихотворения «Кресту на Гамбурской косе», «Весной ласкает небо взор...», «Разнос Его Превосходительства», «Мне снились: аллея густая...» публикуются впервые по текстам рукописного сборника. Стихотворение «Максимилиану Волошину», хранящееся в Петербурге, в рукописном отделе Института русской литературы (ф. 562, оп. 3, Ед. хр. 1476) публикуется впервые. Остальные стихи печатаются по текстам книги: М. Сарандинаки. Этюды. 1901—1916 (Феодосия, 1916). Датировка всех стихотворений дается по рукописному сборнику. Орфография и пунктуация приведены в соответствие с нормами современного русского языка.

    ФЕОДОСИЯ

Пологие холмы, пустующие склоны,
Обрывы голые,
      немые жертвы бурь,
И Митридата белые колонны,
И неба ясного спокойная лазурь.

Ардавда, древняя колония Эллады,
Ты приютилася у этих берегов;
За твой привет,
    среди морской прохлады,
Тебя назвали «Дар богов».

Кучук-Стамбул была у оттоманов,
В дни генуэзцев Кафою звалась,
И после бурь и тягостных туманов
Вновь «Феодосиею» осталась.

И древности былой заветы,
В надгробных надписях
      спокойная печаль.
И стен и башен силуэты.
Прошедшей старины
    священная скрижаль.

    ЮЖНАЯ ВЕСНА

Южной весны мимолетные ласки,
Кисти глициний, анютины глазки,
Пышные розы, резкие тени,
Грусть кипариса, террасы ступени
В жаркие дни так манят,
        так лелеют,
Душу приветом так ласково греют;

А под ветвями тенистой софоры
Долгие речи, горячие споры;
Быстро проходят часы за часами...
И, колыхаясь, жасмина кусты,
Снегом душистым покрывши листы,
Тихою ласкою делятся с вами.

26 сентября 1914 г. Феодосия

    КАРАДАГ

Карадага контур синий,
В легкой дымке силуэт,
Красота волнистых линий,
Гор чарующих привет.

Безгранично горделивый
От волны до серых туч
Простирается игривый,
Вышиной своей могуч.

И манит улыбкой нежной
Вид уступчатых террас,
Туч высоких отблеск снежный
И зеленых скатов трасс.

И покорный сын Вулкана,
Опустив усталый лик,
У Эвксинского лимана
Над пучиною поник.

    КРЕСТУ НА ГАМБУРСКОЙ КОСЕ

Крест на песке увидал одинокий,
Порасспросил рыбаков:
Кто здесь нашел этот жребий жестокий,
Кем сбит тот крест из кусков?

Нам неизвестно, они отвечали,
Морем он выкинут был...
И без родных, без их теплой печали
Кто-то его здесь зарыл.

Слушая волны,
    тот крест надмогильный
Долго родных будет ждать...
О если б знать
    этот жребий всесильный —
Где будет наш крест стоять?

27 октября 1901 г.

    * * *

Весной ласкает небо взор
Природы южной воздух чистый.
И зелени ковер душистый,
И синева прибрежных гор.

К вершинам их морской туман
Восходит, тихо поднимаясь.
А тучи, быстро собираясь,
Готовят серый караван.

И, распрощавшися с горами,
Уходят тучи в дальний путь,
Чтоб одарить земную грудь
Своими мощными слезами.

6 января 1903 г.

    РЫБАКИ

Гладь необъятная, ровная,
Воздуха тихий простор,
Лодка рыбачая, скромная,
Сеть на песке да костер.
К вечеру все собираются
На огонек у костра,
Тесной семьею смыкаются,
Чтоб отдохнуть до утра.
И, разделив пережитое,
Новые силы найти,
В море родное, открытое
Снова с зарею уйти.

6 июля 1914 г. Феодосия

    РАЗНОС ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВА

На широком молу
Погорели в порту
Склады.

Чей был спрятан товар,
Застрахован амбар,
Рады.

В кладовой сор застал
И там выговор дал
Длинный.

Кладовщик чушь понес,
Он с собою принес
Запах винный.

Мне ж начальник твердил:
Сам его распустил.
Верно!

Много ты говоришь,
А за портом следишь
Скверно.

Где на лампе винты?
Мой помощник же ты!
Знал?

А маячный твердит:
«Лампа плохо горит».
Спал!

Вот ласкает мой глаз,
Как на «Кафе» у нас,
Редко.

Капитан там не спал
И команду ругал
Метко.

У тебя ж, инженер,
На иной все манер —
Грязь!

Вот министр задаст крик,
Хоть и добрый старик —
Князь.

Надо раньше вставать
И свой долг отдавать
Службе.

Генерал мне сказал,
А то будет финал
Дружбе.

26 октября 1901 г.

«Гидрометеорологическая станция находится в Феодосийском порту... Осмотр станции с разрешения заведующего инженера М.Н. Сарандинаки...» Фотооткрытка нач. XX в. Изд. И. Вассерман (Феодосия)

    НОЧЬ В АЛУПКЕ

Теплая ноченька южная.
Месяца ласковый взгляд.
Песня далекая, дружная.
Зелени пышный наряд.
Парка аллея тенистая.
Моря широкая гладь.
Да на воде серебристая
Зыби игривая прядь
Тихо о берег колышется,
Тая среди валунов.
Будто унылая слышится
Тихая песня — без слов.

    ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА

Стук колес докучных
Не дает уснуть,
Вид сугробов скучных
Окружает путь.
Сумерки в вагоне,
За окном туман,
Да на белом фоне
Сосен караван.
На душе тревога,
В сердце стук иной...
Тяжкая дорога
В жизни предо мной.

13 января 1904 г.

    * * *

Мне снились: аллея густая,
По степи широкий ковыль,
И ласточек резвая стая,
И серая скучная пыль;
Над морем туман серебристый,
За лесом широкая даль,
И зелени отблеск волнистый,
И тучи холодная сталь.
А грудь содрогнулась от боли —
В ней прошлого призрак блистал.
Погиб в ней порыв юной воли,
И сердца померкнул кристалл.

18 декабря 1903 г.

    ДОМОЙ

Посвящаю сестре Верочке

Столицы шум хорош зимой,
Мороз и улиц оживленье.
И производит впечатленье
Ее холодный мерный строй.
Когда же теплый луч весны,
Лаская своей негой взор,
Снимает инея узор,
Уж вас влекут иные сны,
Волнуют новые мечтанья.
Скорее! — где цветет ковыль,
За резвой тройкой вьется пыль,
И ждет сердечное свиданье.
В садах уж появилась тень,
Кусты покрылися листами,
Поля стали пестреть цветами,
И распустилася сирень.
А после тяжких зимних дум,
Холодного покрова снега
Весны охватывает нега,
И радует природы шум.
Там уж ласкает шепот моря,
Когда у берегов волна
Ракушки белые со дна
Влечет, с своей подругой споря.
Иль когда в полный смирный штиль
Вас эта тишина лелеет,
И парус вдалеке белеет
От берега за много миль.
А эта синева вас манит,
Ласкает нежностью своей.
И вы доверились бы ей,
Но страшно, что она обманет.
Так вас охватит сон немой
И повлечет под солнце юга,
Где вам мила родная вьюга.
Скорей в гнездо свое — домой.

20 мая 1902 г.

  ОТЪЕЗД ИЗ КРЫМА

Сестре Вере Николаевне Сарандинаки

Пассажиров говор скучный,
Пыльное сукно,
Дождик реденький, докучный,
Тусклое окно.
В нем мелькают: удрученный
Черный вид полей,
И печальный, обнаженный
Облик тополей.
Неприветливая вьюга,
Вьется мокрый дым,
Не ласкает солнце юга,
Непригляден Крым.
И обидная досада
Наполняет грудь,
Жаль покинутого сада,
Жалко летний путь.

Предисловие и публикация
Елены Скрябиной.

    МАКСИМИЛИАНУ ВОЛОШИНУ

Твои стихи — гармония понятий,
Мозаикой слиты кристальные слова.
В них громы туч
      и тихий стон заклятий,
И истинных идей могучая канва.

Толпе не разгадать твоей волны порывы,
Ей нужен крик и бурь мирских прилив,
И горькая печаль, и радостей обрывы,
И вещий —
    бед безжалостный призыв.

Померкнут образы, забудутся напевы,
Поблекнут краски, высохнут цветы...
Прийдет весна, взойдут твои посевы,
Тебя поймут и не исчезнешь ты.

14 июля 1916 г. Феодосия

Инскрипт М. Сарандинаки. Дом-музей М. Волошина. Публикуется впервые

Публикация Владимира Купченко (Петербург)