Ступени к Восточной войне

К концу XVIII века завершается бурная история русско-крымских отношений, придававших неповторимый колорит внешнеполитическим отношениям на востоке Европы. Овладев Крымом, Россия обеспечивает себе выход к Черному морю и безопасность южных степных рубежей.

Связь Черного моря с Атлантикой обеспечивалась через проливы Босфор и Дарданеллы, которые контролировала Турция. В XIX столетии, когда хлеб становится главным внешнеторговым продуктом Российской империи, эти проливы обретают роль основной кровеносной артерии южной торговли страны. Однако в отличие от моря Балтийского, где Россия, благодаря дружеским отношениям с Данией, имела свободное сообщение с океаном, ситуация в черноморском регионе складывалась несколько иная. Здесь российские стремления обеспечить надежную связь с океаном и независимость всей южнорусской морской торговли далеко не всегда находили взаимное понимание.

Причиной тому стали, в частности, конфликты интересов Российской и Османской империй в Юго-Восточной Европе. Россия покровительствовала там православному населению, которое находилось под турецкой властью. Турция считала это вторжением в свои внутренние дела. Разногласия усиливало вмешательство в русско-турецкие отношения европейских держав, имевших свои интересы на Балканах и Ближнем Востоке, а также стремившихся путем разжигания розни между Петербургом и Стамбулом отвлечь русских от европейских дел.

С распространением российского влияния в черноморском регионе Крымский полуостров приобретает новое значение. Из передового рубежа северного натиска, а затем обороны Османской империи он превращается в выдвинутый вперед плацдарм борьбы России за «турецкое наследство». Причем свою внешнеторговую роль Крым уступает новым российским портам на Черном море — Одессе, Николаеву, Херсону, Новороссийску. Зато существенно возрастает военно-стратегическая значимость полуострова, на южной оконечности которого в 1783 году закладывается порт Севастополь — основная морская база Российской империи на Черном море. Отсюда можно было контролировать черноморское побережье на Кавказе и Балканах, а также угрожать Стамбулу. Если в период ханства география благоприятствовала степной гегемонии Крыма, то Российской империи расположение полуострова создавало условия для господствующего положения на море.

Открыв России вход в мир Восточного вопроса, Крым стал для нее отправной точкой на этом пути. Однако попытки при Екатерине II и Александре I добиться контроля над проливами оказались тщетными. Стремление России в удаленный от ее баз Средиземноморский регион, где она сталкивалась не только с интересами Турции, но и ведущих европейских держав, требовало огромных затрат ресурсов при весьма сомнительном результате.

Несмотря на очевидные провалы, эту эстафету принял император Николай I (1825—1855). Проблемы, связанные с распадом Османской империи, заняли важное место в его внешней политике. Прежний царь — Александр I после Русско-турецкой войны (1806—1812) перестал уделять им особое внимание, считая Турцию слабым и безопасным соседом. Он не стал вмешиваться, когда в единоверческой Греции вспыхнуло восстание за независимость от Турции (1821). Оно обострило восточный вопрос, подогрев интерес ведущих держав к наследству слабеющей империи.

Пассивная позиция Петербурга расчищала путь влиянию в Турции других государств. «Россия покидает свое первое место на Востоке. Англии надлежит воспользоваться этим и занять его», — заметил по этому поводу английский премьер-министр Д. Каннинг.

Возглавив страну после смерти Александра I, император Николай I активизировал политику на Балканах. Ему было небезразлично, кто появится близ юго-западных рубежей России после возможного развала Османской империи. Он ставил цель создать в Юго-Восточной Европе дружественные православные государства, территорию которых не смогли бы поглотить и использовать иные державы (в частности, Австрия). Раздел сфер влияния в Турции остро ставил и вопрос, кто будет реально контролировать Черноморские проливы (Босфор и Дарданеллы) — жизненно важный для России морской путь в Средиземноморье.

В 1827 году для поддержки восставших греков Российская империя вступает в коалицию с Англией и Францией. 8 октября 1827 года англо-франко-русская эскадра разгромила османский флот в Наваринской бухте. После этого Турция закрыла пролив Босфор для русских судов, продемонстрировав, что при обострении отношений может взять Россию за горло. В ответ Николай I объявил 14 апреля 1828 года войну Турции.

Эта война окончилась у стен Стамбула (Константинополя), к которому в августе 1829 года подошла русская армия во главе с генералом И.И. Дибичем. Но Николай I задержал ее дальнейшее наступление. Возможно, в последний момент царь устрашился последствий взятия его войсками Константинополя. Оказалось, начиная войну, Петербург был не готов к такому кардинальному повороту событий. Его смущала неустойчивость европейского мира в случае захвата Дибичем Константинополя. Главный вопрос заключался не столько в возможности взятия турецкой столицы, сколько в способности России закрепиться на берегах Босфора.

Российское руководство очень дорожило достигнутым после разгрома Наполеона миропорядком в Европе и не желало взрывать ситуацию из-за захвата проливов, который мог стать поводом к европейской войне из-за раздела османского наследства. Недавно переживший мятеж декабристов, Николай I нуждался в укреплении внутренней стабильности. Перед ним громоздились накопившиеся проблемы страны, которые требовали первоочередного внимания: крепостное право, слабость законодательства, неграмотность, расстройство финансов.

Крупная внешняя дестабилизация в случае затягивания войны была для царя совсем некстати. Он попытался решить проблему проливов более мягким путем, получив на своих южных границах лояльную и зависимую Турцию. Николай начал действовать методами дипломатии, предпочитая не истреблять свою армию, а сохранять ее в качестве мощного средства политического давления. Результатом этой политики стали: Адрианопольский мир (1829) и Ункяр-Искелесийский договор (1833).

По Адрианопольскому миру, завершившему русско-турецкую войну, Россия возвращала Турции занятые русскими войсками земли, получив лишь устье Дуная и восточное побережье Черного моря. Дунайские княжества Молдавия и Валахия, а также Сербия получали автономию, гарантом которой становилась Россия. Широкую автономию обрела и Греция. Восстанавливался свободный проход русских торговых судов через проливы.

Новым зримым результатом этой российской политики стала защита русскими Константинополя от посягательств египетского паши Мухаммеда Али. Когда в 1833 году египетский вассал Турции — Мухаммед Али поднял мятеж и двинул силы на Стамбул, султан Махмуд II, не найдя реальной поддержки у западных держав, обратился за помощью к Николаю I. Российский император послал в Босфор Черноморский флот с десантом. Эта демонстрация силы вынудила Мухаммеда Али прекратить военные действия и заключить с Турцией мир, завершивший Египетский кризис.

Босфорская экспедиция Черноморского флота имела последствия стратегического характера. 26 июня 1833 года Турция и Россия заключили сроком на 8 лет Ункяр-Искелесийский договор. Он предусматривал совместный русско-турецкий контроль над черноморскими проливами и их закрытие, в случае необходимости, для кораблей иностранных держав, что ограждало южное побережье страны от их агрессии. Договор делал Черное море закрытым русско-турецким бассейном, а также позволял уже не только торговому, но и военному флоту России иметь свободную связь со Средиземноморьем. Этот договор стал зенитом николаевской восточной политики, добившейся российского контроля над устьем Дуная и черноморскими проливами.

Однако рост российского влияния в этом регионе вызвал противодействие других держав, особенно Великобритании. Ее дипломаты с большой тревогой и подозрительностью следили за прогрессирующей «дружбой» султана с царем. При следующем военном конфликте между Турцией и Египтом в 1839 году они решили турецкие проблемы уже на общеевропейском уровне.

Лондонская конвенция 1841 года (между Великобританией, Россией, Францией, Австрией и Пруссией) лишала Российскую империю односторонних преимуществ в пользовании проливами, которые вновь закрывались для ее военно-морского флота. С тех пор Турция все больше попадает под контроль западных держав, а российское влияние на Балканах начинает слабеть.

В этот период разворачивается новый этап борьбы великих держав за передел мира. Ее фаворитом стала Англия, где в 20-е годы XIX века завершился промышленный переворот. Он привел к широкому применению машин, что позволило резко увеличить объемы производства. К середине XIX века Англия выпускала половину мировой промышленной продукции. Вырвавшись в индустриальные лидеры, Великобритания стремилась использовать блага прогресса для достижения глобальных целей.

Промышленный переворот позволил западным державам перейти к производству качественно новых видов оружия, убойная сила и дальность действия которых намного превзошли прежние аналоги. Появление нарезной винтовки (штуцера) увеличило дальность ружейной стрельбы в четыре раза. Кардинальные изменения происходили и на флоте. Вместо деревянных парусных судов появляются корабли с металлическим корпусом и паровым двигателем. Это означало качественное изменение войны на море и конец ведущей роли парусного флота как боевой силы. Новшества в области вооружений открыли эпоху войн индустриальной эры, в которых резко возросло значение техники. Создав несравненные в техническом отношении вооруженные силы, Великобритания получила глобальное преимущество.

Россия оказалась не готова ответить на экономический вызов Запада. К середине XIX века она серьезно отставала от передовых европейских стран. Если в начале XIX столетия производство российского чугуна достигало 10 млн пудов и примерно равнялось английскому, то через 50 лет российское увеличилось в 1,5 раза, а английское — в 14 раз. В целом, по выпуску промышленной продукции Россия к середине XIX века уступала Франции в 7,2 раза, Великобритании — в 18 раз. Доля России в мировом промышленном производстве сократилась с 5% (начало XIX века) до 1,7% (середина XIX века). Ее индустрия не смогла своевременно перевооружить армию современными образцами. В отличие от Петра Великого, Николай I недооценил значение технико-экономических перемен в Европе. Он больше опасался там революционных движений, чем роста индустриальной мощи Запада.

Нельзя сказать, что при Николае I в России царил технический застой. Так, в стране появляются паровые машины, фрегаты, проволочный телеграф, прокладываются железные дороги, множатся фабрики, шоссе и каналы, внедряются новые методы в металлургии. Но по сравнению с передовыми странами все эти новшества внедрялись намного медленней.

Армия была вооружена, в основном, гладкоствольными ружьями. В 1840-е годы их выпуск прекращается. Начинается перевооружение нарезными штуцерами. Оно шло медленно. К 1853 году нарезным оружием было оснащено менее 5% войск. В тактике господствовало «линейное учение», предполагавшее стройное движение войск в массе. Прицельному огню они обучались мало. В среднем солдату выдавалось в год для стрельбы 6 патронов. Эта похвальная, с точки зрения военных интендантов, экономия обернулась затем беспомощностью в бою солдатской массы. Она хорошо маршировала, но не умела метко стрелять. Военно-морская мощь страны продолжала базироваться на флоте парусном, что ставило крест на ее глобальных амбициях.

При несовершенстве военных сил николаевская Россия не имела и талантливых военачальников, которые способностями и боевым опытом могли отчасти компенсировать данные изъяны. Поколение полководцев — ветеранов войны 1812 года находилось на закате жизни, а массовой достойной смены у них не оказалось. Упование на былые победы породило самодовольство и застой, притупив мысль о необходимости постоянного совершенствования вооруженных сил. Новое поколение военных, воспитанных в относительно мирные 1830—1840-е годы, было психологически не готово к европейскому конфликту новой индустриальной эры.

Узким местом обороноспособности страны оставались ее коммуникации. Их состояние не позволяло быстро перебрасывать и сосредотачивать войска на угрожаемом участке. Железнодорожное сообщение имелось только между Петербургом, Москвой и Варшавой. К югу от Москвы шоссейное сообщение доходило до Орла. Далее шли дороги грунтовые. По ним быстрая переброска больших сил к угрожаемому району становилась проблематичной.

Не считаясь с происходившими переменами, российское руководство продолжало проявлять глобальные амбиции, которые уже не соответствовали возможностям России. В частности, по поддержанию в Европе порядка, установленного Венским конгрессом (1815). Стремление царя сохранить венский баланс сил в Европе ярко проявилось при подавлении Николаем I попытки восставших венгров выйти из состава Австрийской империи (1848—1849). Он предотвратил распад Габсбургской монархии, сохранив ее в качестве противовеса Пруссии, а затем помешал Берлину создать союз германских государств. Посылкой в датские воды Балтийского флота русский император остановил агрессию Пруссии против Дании. Он также поддержал Австрию, которая заставила Пруссию в тот период отказаться от попытки достичь гегемонии в Германии. Для борьбы с революциями 1848 года царь строил планы вторжения во Францию. Так Николай I сумел настроить против себя и своей страны широкие слои европейцев (венгров, французов, немцев и др.).

Их неприязнь подогревалась иностранной печатью, прежде всего французской. На протяжении долгих лет она настойчиво создавала из державы к востоку от Вислы образ могучего и страшного врага Европы, некой «империи зла», где царят дикость, произвол и жестокость. Так идеи справедливой войны против России как потенциального агрессора отложились в сознании европейцев.

Для этого использовались и плоды ума отдельных российских интеллектуалов. К примеру, накануне Восточной (Крымской) войны во Франции охотно публиковались статьи Ф.И. Тютчева о пользе объединения славян под эгидой России, о возможном появлении российского самодержца в Риме как главы церкви и т. п. Эти материалы, выражавшие личное мнение автора, издатели анонсировали как тайную доктрину петербургской дипломатии. В целом, это был первый пример умело проведенной и выигранной европейской печатью информационной войны против России.

После революции 1848 года во Франции к власти пришел племянник Наполеона Бонапарта — Наполеон III, ставший затем императором. Тем самым он бросил вызов условиям Венского конгресса, который навечно лишал династию Бонапартов права на французский престол. Подобное нарушение венских соглашений резко ухудшило франко-русские отношения.

Сохранив баланс сил в Европе, российский император выступил в роли арбитра и вершителя судеб «Старого Света». После этого успеха Николай I переоценил свои возможности. Добившись умиротворения на Западе и надеясь на благодарность Австрии за сохранение ее целостности, Николай активизировал ближневосточную политику. Он попытался усилить российские позиции на Балканах и Ближнем Востоке с помощью жесткого нажима на Турцию.

Поводом к вмешательству послужил спор о святых местах в Палестине, где султан дал преимущества католикам, ущемив права православных. Так, ключи от Вифлеемского храма передавались от греков католикам. Их интересы представлял Наполеон III, который стремился тем самым укрепить свои позиции в католическом мире.

Вряд ли российский монарх тогда предвидел, что начавшаяся на Востоке «дуэль Петербурга с Парижем» перерастет в масштабную войну, в которой против него поднимется мощная экономическая сила самой передовой промышленной державы мира, а Россия окажется без союзников перед лицом могущественной коалиции.

Николай полагал, что в этом конфликте ни одна из держав, кроме Франции, не станет враждебной России. В Петербурге надеялись на поддержку Австрии с Пруссией, а также считали, что Англия не станет сближаться со своим вековым противником — Францией, а та соответственно не посмеет действовать против России в одиночку. Николай рассчитывал на монархическую солидарность и внешнюю изоляцию племянника Бонапарта.

Основываясь на прошлом опыте англо-французского соперничества, Николай I испытывал наибольшее заблуждение в отношении Англии. Более того, он рассматривал ее как союзника в разделе Османской империи. В 1844 году во время визита в Лондон царь имел беседы с премьер-министром Р. Пилем о наследстве турецкого «больного человека». В ходе переговоров Пиль высказал заинтересованность Англии лишь в Египте, что не противоречило российским видам.

В самом начале завязывания конфликта на Ближнем Востоке Николай I вновь пытался договориться с Англией относительно раздела сфер влияния в Турции. На встрече с английским послом Сеймуром 9 января 1853 года царь предложил британской стороне свой план: российский протекторат над дунайскими княжествами (Молдавией и Валахией), Сербией и Болгарией. Взамен Николай I не возражал, что англичане овладеют Египтом и Критом. Прощаясь с Сеймуром, царь сказал: «Я доверяю английскому правительству. Я прошу у них не обязательства, не соглашения; это свободный обмен мнений и, в случае необходимости, слово джентльмена. Для нас это достаточно».

Подобные расчеты строились на устаревших представлениях о мире. Англия, имевшая мощный военно-технический потенциал, ничего не собиралась уступать русскому самодержцу. Ее не столько заботили проблемы французского престола, сколько всплеск российской активности на Ближнем Востоке. Еще в 1837 году британский министр иностранных дел лорд Пальмерстон заявил, что он враждебен России, поскольку боится ее силы и завоевательных возможностей «не только в Турции, но и в Афганистане, в Средней Азии, вообще всюду». В то время имело место обострение русско-английских противоречий на Кавказе. С 1830-х годов он становится объектом британской политики, которая стремилась предотвратить там утверждение России во избежание ее продвижения через страны Среднего Востока в Индию¹.

Для Британии русско-турецкий конфликт становился удобным поводом для вмешательства и усиления влияния в Турции, а также ослабления позиций России. Стремление Николая I видеть в Лондоне партнера в Восточном вопросе не встречало неприятия у британского руководства, чтобы не «спугнуть» российского монарха. По мнению историка Е.В. Тарле, «в Англии знали об этом ошибочном мнении царя... и очень хорошо понимали, до какой степени опасна для царя эта ошибка, и делали все от них зависящее, чтобы... убедить Николая в этом заблуждении и провоцировать его на самые рискованные действия».

Нарастание русско-английских противоречий имело место и в экономике. В 40-е годы XIX века Англия переходит к политике свободной торговли с целью завоевания новых рынков сбыта для изделий своей растущей промышленности. Проводимый в то время правительством Николая I курс на протекционизм не устраивал Англию, которая стала терять российский рынок. Развитие же русской промышленности привело к тому, что ее продукция начала конкурировать с английской в Турции и Персии, чего в 1820-е годы еще не наблюдалось.

В известном смысле Россия тех лет представляла для Англии страну альтернативного развития, имевшего своих сторонников в Европе. Российская империя была оплотом прежнего миропорядка, противником западного капитализма. И этого царю не могла простить претендовавшая на гегемонию европейская буржуазия. Хотя по уровню развития империя Николая I и отставала от передовых держав, она демонстрировала стремящееся к самодостаточности общество с твердой валютой, независимой финансовой системой, таможенными барьерами и растущим собственным производством. Такой тип хозяйствования не устраивал английскую буржуазию, видевшую в этом преграду для ее глобального проникновения и создания однополярного мира Pax Britannica. Николаевская Россия, имевшая крупные вооруженные силы и недюжинные ресурсы, могла составить конкуренцию Британии на просторах Евразии.

Схожие мотивы неприятия российской политики имелись и у Франции. Но здесь на обострение отношений более повлиял субъективный фактор — личная неприязнь Николая I к Наполеону III и стремление российского императора вмешиваться во французские дела. Имело место и желание Наполеона III устранить Россию в качестве гаранта венской системы в Европе.

В споре о Святых местах император Николай I вступился за единоверцев и потребовал от султана особого права для русского царя быть покровителем всех православных подданных Османской империи. Одновременно он готовил против турок блиц-кампанию. В ней основная роль отводилась флоту. «Нанесение неожиданного решительного удара посредством сильной экспедиции на Босфор и в Царьград, не давая опомниться туркам или вмешаться Англии» — так сформулировал император цель предстоящей операции. Этот план носил густой налет авантюризма, поскольку строился лишь исходя из потенциала Турции. При вступлении в войну передовых держав он становился нереален.

Тем временем в начале июня 1853 года французская и английская эскадры подошли к Дарданеллам для выражения поддержки Турции. Перед угрозой конфликта с этими державами российская сторона начинает проявлять колебания. Адмирал А.С. Меншиков, ведущий в Стамбуле переговоры с Турцией, сообщил, что десантная операция рискованна, и предлагал ее отменить.

Тогда Петербург ограничился демонстрацией сухопутной силы — вводом войск в Дунайские княжества под залог до удовлетворения султаном требований русского царя. Подобная демонстрация, по мнению российского руководства, не должна была вызвать войны со стороны Европы, зато могла возбудить антитурецкое движение православного населения Османской империи².

Половинчатая мера не привела к решению проблемы, а лишь способствовала вызреванию конфликта. Лето 1853 года прошло в неопределенности. За это время Турция подготовилась к войне, а Англия оформила антирусскую коалицию. Наконец, 4 октября 1853 года Турция, имея за спиной серьезную поддержку и стремясь «проучить» русских с помощью западных союзников, объявила, после отказа императора Николая I вывести войска из Дунайских княжеств, войну России.

Примечания

1. С этой целью Лондон поддерживал борьбу кавказских горцев, снабжая их морским путем оружием и боеприпасами. Только в 1830 г. к российским берегам Кавказа прибыло из Турции до 200 английских и турецких судов с военными грузами. Каналы этой контрабандной торговли активно пытался перерезать Черноморский флот с помощью крейсерства, а также создания опорных пунктов на восточном побережье Черного моря.

2. Расчет на православное население не оправдался. Жители Дунайских княжеств не выказали сочувствия к России, а остальные балканские народы заняли выжидательную позицию.