3. Киммерийцы

Там киммериян печальная область, покрытая вечно
Влажным туманом и мглой облаков; никогда не являет
Оку людей там лица лучезарного Гелиос, землю ль
Он покидает, всходя на звездами обильное небо,
С неба ль, звездами обильного, сходит, к земле обращаясь;
Ночь безотрадная там искони окружает живущих.

Гомер. Одиссея. Песнь 2, 14—15

Эти слова великого поэта древней Греции, конечно, не совсем верно отображают природу Крыма. Но его можно понять. Греческие путешественники и купцы, бывавшие в Северном Причерноморье, особенно осенью и зимой, не могли не поразиться отличием Кафы, леденевшей в зимнюю пору, от Афин или Пирея, благостных в любое время года. Наверняка Гомер слышал их рассказы, — отсюда и его представление о Киммерии. Именно так назвал певец Крыма, поэт и художник Максимилиан Волошин, северную часть Восточного Крыма с её обнажёнными, пологими, коричневатыми холмами, лишь кое-где покрытыми, как и в древности, тощими стеблями полыни и сочными кустами колючего каперса. И если даже этот топоним — Киммерия — скорее поэтическая находка, чем научное определение, мы должны отдать должное прекрасному поэту и художнику, сумевшему привлечь к этому клочку крымской земли внимание не только поклонников его таланта.

М. Волошин был первым, кто воспел землю, на которой появилось древнейшее этническое общество из проживавших некогда на территории Крыма. То есть правильнее, первое известное нам по имени (в основном из трудов древних авторов) исконно крымское общество, имя которому было — киммерийцы.

Вообще киммерийцы, наряду со скифами и сарматами, относятся к числу первых исторических народов Восточной Европы. Именно с них (точнее, с письменных указаний на их существование) и начинается история древнего населения региона¹.

Сам этот этноним возник задолго до переселения киммерийцев в Крым. Ещё в ту пору, когда они соседствовали с Урарту, древним царством, располагавшемся на Армянском нагорье (IX—VI вв. до н. э.), именно так называли их ассирийцы: «гимирри». Там же деяния киммерийцев были занесены в хроники. Это не единственное оставленное современниками изложение древнейшей истории народа, споры о днях и делах которого не утихают среди учёных уже не первое столетие. Позже о них писал древнегреческий поэт-драматург Эсхил (около 525—456 до н. э.), явно имея какую-то информацию о населении этого края.

Столь же неясна проблема языка киммерийцев. Утверждают, что он принадлежал к северной ветви восточно-иранских языков. Однако, если по отношению к скифам этот вывод доказан, то для киммерийцев он «строится больше на остроумных догадках и предположениях» (Гуляев, 2005. С. 122). Несколько лучше обстоит дело в отношении сведений о быте киммерийцев. Архиепископ Евстафий из Фессалоник (XII в.), живший гораздо позже растворения этого народа среди других племён человеческих, но явно располагавший записями более ранних авторов одного из них он именует Географом, сообщает, что киммерийцы «живут на повозках и питаются мясом домашних животных, молоком и сыром, преимущественно кобыльим, не имея понятия о запасах и мелочной торговле, за исключением обмена товара на товар; справедливейшими же, говорит он (то есть Географ. — В.В.) они являются потому, что не занимаются торговыми делами и сбережением денег, но всем владеют сообща, за исключением меча и чаши...» (там же). Кстати, «справедливейшими» киммерийцев называл и Гомер.

Поскольку некоторое время этот народ заселял территории от Крымского полуострова до Фракии (Балканы), часть старых авторов доказывает северное, европейское происхождение киммерийцев. При этом они явно путают их с кимврами. Этот родоплеменной союз, датский по происхождению, действительно расселился в 112—110 до н. э. далеко к югу от полуострова Ютландии, захватив Галлию и другие римские провинции в Западной Европе, но до Крыма кимвры не дошли. Далее, историкам до сих пор не известно, как причерноморские киммерийцы называли себя сами. Другое дело, что благодаря их соседям до нас дошли имена трёх киммерийских вождей, звучание которых и позволяет предположить ираноязычное их происхождение: Теушпа, Тугдамме и Сандаксатра (Когонашвили, 1995. С. 112). Впрочем, достоверность этих имён несколько сомнительна. Как, кстати, и подлинность гипотезы о том, что «киммерийцы» и «тавры» — это вообще два названия одного и того же народа². Мы не будем вдаваться в суть этой далеко не завершенной полемики; обратимся лучше к древнейшим источникам о киммерийцах.

С глиняных клинописных табличек ассирийцев этноним перекочевал в почти неизменном виде (корень «го-мер») на страницы трех книг Ветхого Завета (Быт. 10, 2—3; I Пар. 1—5; Иез. 38, 6). Но здесь «гомерты» или киммерийцы лишь поименованы.

Гораздо больше сведений о народе мы можем почерпнуть у Гомера в его «Одиссее». Некоторые авторы даже допускают, что гениальный грек мог быть современником киммерийцев, лично присутствовать при том, как они вторглись в Ионию и Элиду. Подробно об этих кровавых событиях затем напишет знаменитый древнегреческий историк (Страбон, 1947. С. 178). Отражены они и в стихах греческого поэта Каллина, а также в сочинениях его земляка, писателя Каллисфена. К сожалению, произведения эти дошли до нас лишь фрагментарно. Но основываясь на них, писали о киммерийцах более поздние авторы, в том числе и такие авторитетные, как Геродот и Плиний.

Длительное время после того, как киммерийцы уже растворились в массе других этносов, память о них жила и в географических названиях: пролив Киммерийский Боспор³ (ныне Керченский пролив), сарана Боспор Киммерийский (самое крупное античное государство Северного Причерноморья, история которого насчитывает более тысячи лет), страна Киммерия, Киммерийские стены и т. д. Город же Киммерик (Керченский полуостров) просуществовал с V в. до н. э. вплоть до византийского периода истории Крыма⁴. Расцвет его пришелся на рубеж нашей эры: это был довольно крупный торговый и ремесленный центр в 60 км от нынешней Керчи, окруженный толстыми (до 2,5 м) стенами.

Археологические исследования нашего времени во многом прояснили вопросы, которые древними авторами освещались произвольно и часто противоречиво. Но «загадочность» происхождения и исторической судьбы этого народа доныне не развеяна. На основании аккадских источников VII в. до н. э. можно утверждать, что при всей исторической схожести киммерийцев со скифами это были два разных народа, занимавших к тому же различные территории (Иванчик, 1995. С. 22). Далее установлено, что как единый этнос киммерийцы сложились к середине 2-го тысячелетия до н. э., скорее всего в Нижнем Поволжье. Эти странники, сохранявшие язык и культуру старой, как утверждают, ещё протоиранской родины (Абаев, 1965. С. 125—126), продвигались оттуда на запад, пока не расселились на огромной территории — от Белоградца (Болгария) на западе до Северного Кавказа на востоке и от южной оконечности Крыма до посёлка Навки (Пензенская обл.) на севере.

Заметим, как бы в скобках, что при известном научном согласии относительно пятна расселения этого этноса, некоторые авторы предлагают «фракийскую», а не «иранскую» гипотезу происхождения киммерийцев (Артамонов, 1971. С. 50). Но определить этот ареал расселения этноса удалось лишь после того, как советские ученые отождествили их с давно известными археологам представителями так называемой срубной⁵ культуры (Тереножкин, 1976. С. 19). В других, более современных трудах утверждается, что киммерийцы — не «чистые» потомки населения срубной культуры, а смешавшиеся с родственными им племенами из восточных районов Евразии, продвинувшимися в причерноморские степи в самом начале I тысячелетия до н. э. (Гуляев, 2005. С. 119). Впрочем, некоторые авторы считают, что киммерийцев нельзя с точностью соотнести ни с одной археологической культурой (См.: Айбабин и др., 1992. С. 212), но это, как видно из предыдущего текста, лишь одно из мнений.

В своём передвижении на запад киммерийцы миновали Дон. Затем, распространившись на территории Северного Причерноморья, они проникают в Крым. Это случилось в XII—IX вв. до н. э., в так называемый белозерский период (Чередниченко, 1973. С. 36). На полуостров они принесли с собой массу особенностей быта и мировоззрения, характерных для прежних мест обитания. Захоронения и другие памятники на месте бывшего Киммерика, в Инкермане, Марьине, Фронтовом, Луговом, в Зеленом Яру и Зольном Джанкойского района, а также на месте стоянок у современных Отуз и Коктебеля дают нам некоторые отрывочные представления о духовном мире, типе хозяйственной деятельности, искусстве этого древнего народа, о развитии предскифской культуры в целом.

Эти памятники позволяют сделать вывод о высоком развитии родоплеменного строя киммерийцев, а также о сравнительно слабой общественной разделённости их отношений в начале — середине эпохи их расселения в Причерноморье. Погребения их скромны, обряды просты. Так, находки одиночных погребальных сосудов весьма редки. Богатые захоронения встречаются гораздо позднее, но вне Крыма (например у г. Энгельса), да и то весьма нечасто.

Лишь в XII—X вв. до н. э. в могилах киммерийцев начинают попадаться золотые предметы, вначале в богатых, а попозже и во вполне рядовых захоронениях. Такой факт имеет свое объяснение: к этому времени основные традиционные занятия киммерийцев, а частично и новые (земледелие, отгонное скотоводство и пр.), сменились кочевым скотоводством, что сопровождалось переходом от большой семье к малой и возникновением частной собственности на стада.

Вторая причина крупных социальных перемен эпохи — становление и укрепление связей этноса с передовыми цивилизациями Восточного Средиземноморья. Кочевники научились у них искусству изготовления железных (точнее, стальных) предметов быта, прежде всего оружия. С этой поры самыми богатыми становятся могилы воинов, хотя в киммерийском обществе были и весьма зажиточные люди более мирных профессий — это видно, в частности, из анализа раскопок близ упоминавшегося с. Зольного. Известная из наследия античных авторов воинственность киммерийцев подтверждается не засвидетельствованным ранее погребальным обычаем помещать в руку павшего воина оружие, служившее ему при жизни.

Из всего комплекса данных (древних письменных и современных археологических) данных можно сделать вывод о том, что киммерийцы сражались в спаянных железной дисциплиной конных отрядах — подвижных, мало зависевших от тылового обеспечения, удивительно маневренных. Во главе всего общества, бесспорно, стояла военная аристократия. Но единого государства в сложившихся условиях ещё возникнуть не могло. Тем не менее, вооружённые лучшей по тем временам военной техникой (особенно характерны были длинные узкие стальные мечи со змеевидным узором на рукоятке), эти прирожденные конники могли успешно меряться силами с армиями таких великих держав древнего мира, как Ассирия, Урарту, Лидия. Более того, на закате своей истории они дважды вторгались в Малую Азию и некоторое время даже владычествовали над большей частью её территории.

Это — особая история, собственно говоря, упоминаемая лишь для того, чтобы привести пример, как даже столь древняя эмиграция, притом лишь части населения Крыма, не смогла ускользнуть от внимания историков, причём на далеко ещё не последнем этапе развития и совершенствования исторической науки. Другими словами, гипотеза о «завоевании татарами» (и заселении ими же) Крыма в начале II тысячелетия н. э., предполагающая некое безлюдье, «всосавшее» пришлых кочевников, совершенно безосновательна уже потому, что даже частичная эмиграция, случившаяся за 2000 лет до того — и та попала в поле зрения осведомленного человека. Что же произошло в VIII—VII вв. до н. э. в Крыму?

Судя по всему, это было «изменение климатических условий в степях Восточной Европы, сделавшее невозможным проживание в них значительного населения со специализированным кочевым скотоводческим хозяйством». Это изменение климата выразилось в увеличении годового периода засухи, отчего «первыми его влияние должны были почувствовать киммерийцы, занимавшие и без того самую засушливую часть восточноевропейской степи,... в степях Восточного Причерноморья климатические условия стали такими, что прокормление значительной части скота сделалось невозможным» (Артамонов, 1971. С. 52). Впрочем, покинув степи, киммерийцы долин, влажных низин и, возможно, гор Крыма остались на месте.

Да и те, что ушли на азиатский материк, поселившись главным образом в долине реки Талиса (Каппадокия), долго на чужбине засиживаться явно не собирались. Климатически неблагоприятный для их основного занятия период ещё далеко не завершился, но уже в первой половине VI в., когда едва-едва появилась возможность как-то просуществовать на старой родине, народ потянулся назад. Что, между прочим, также было отмечено древними историками (Геродот, IV, 12), впрочем, и современными тоже (Артамонов, 1971. С. 59). Но вернёмся к многовековому крымскому бытию.

Историческая роль, которую здесь сыграли киммерийцы, безусловно, принадлежит к выдающимся, если даже сравнивать их с длинным рядом народов, живших после них в Крыму. Прежде всего они содействовали скачкообразному развитию экономики древнего населения юга нашей страны. Ведь именно через них на огромных территориях распространились орудия, инструменты, оружие из чёрного металла⁶. Они не изобрели технологии ковки стали, этого металла будущего, а лишь заимствовали её у передовых культур эпохи. Но через их посредство чёрные металлы начали свое победоносное шествие, вытесняя бронзу, на Северный Кавказ, Среднее Поднепровье, Волгу и, что особенно интересно, в Центральную Европу.

В области искусства киммерийцы, как утверждают некоторые авторы (Ростовцев, 1918. С. 44—45), также сказали свое слово, передав скифам наследие, полученное от своих иранских предков. Речь идет об отдельных элементах, вошедших составными частями в знаменитый скифский звериный стиль. Впрочем, эта старая гипотеза ныне оспаривается, хотя по-прежнему подчёркивается близость, почти идентичность археологической культуры киммерийцев и скифов, о которой говорят материалы всё новых раскопок (Иванчик, 1995. С. 22).

В первой половине VII в. до н. э. часть киммерийцев покинула Северное Причерноморье и Крым. Это был массовый исход, вызванный, по свидетельству античных авторов, приближением несметных скифских орд. Во всяком случае, когда в VI в. до н. э. в Северном Причерноморье появились греки, киммерийцев как отдельного народа они там не застали.

Впрочем, ушли далеко не все. Оставшиеся на полуострове потомки древнего народа успели к тому времени стать составной частью таврской или скифской массы, частью генофонда Крыма и близлежащих областей — об этом сделаны достаточно обоснованные выводы (Масленников, 1981. С. 27).

Остаётся сказать несколько слов о том духовном наследии, что оставили или — будем осторожны — могли оставить киммерийцы в наследие своим татарским потомкам. «Постоянная готовность к защите своего главного богатства — скота — от хищных зверей и не менее хищных соседей, формировали уже с детства из каждого мужчины стойкого воина и не менее прекрасного наездника. Не удивительно, что эти выросшие в буквальном смысле на коне и как бы слившиеся с ним люди легко превращались из мирных пастухов в дисциплинированное, мобильное и грозное войско» (Гуляев, 2005. С. 119).

Примечания

1. Нельзя не упомянуть об авторе, вообще отрицающем в предскифское или раннескифское (вторая половина VII — первая половина VI вв.) время пребывание киммерийцев в Северном Причерноморье, то есть в эпоху колонизации региона греками (Иванчик, 2007. С. 85). Думается, его гипотеза опровергается многочисленным и подробным указаниям древних авторов, свидетельства которых приводятся ниже.

2. Современный историк, признавая, что пути тавров и киммерийцев могли пересекаться, провёл между ними четкую и не однажды в прошлом подтверждённую археологами (и не только ими) разделительную линию. А именно: первые были людьми моря, вторые — привязанными лишь к земле кочевниками (Крис, 1981. С. 54). Более поздние историки вообще оспаривают ираноязычную принадлежность киммерийцев, утверждая, что вышеупомянутые имена не привносят ничего нового в попытки решить эту проблему. Само их появление в упомянутых регионах было сравнительно новым для Передней Азии. Но что бесспорно — это то, что они принесли с собой в Месопотамию и к грекам новый тип вооружения — боевые луки и стрелы, а также новый вид конской упряжи. Причём это произошло до появления в Причерноморском регионе скифов, которым приписывают эти эпохальные изобретения (Иванчик, 2001. С. 16).

3. Топоним Боспор, название, которое греки перенесли с пролива Боспор Фракийский (совр. Босфор), означал, в буквальном переводе с греческого, «коровий брод».

4. Подробнее о киммерийской топонимике Крыма, как исчезнувшей ещё в Средние века, так и сохранившейся до Нового времени (см.: Тохтасьев, 1984; Скржинская, 1988; Иванчик, 2007. С. 85).

5. Термин ведёт своё происхождение от особого типа захоронений второй половины 2-го — начала 1-го тысячелетия до н. э. в степных и лесостепных районах современных Украины и европейской части России. Представители этой культуры занимались скотоводством и земледелием. При захоронениях над неглубокой погребальной траншеей возводились наземные бревенчатые срубы, которые засыпались землёй, в результате чего образовывался курган (подробнее см.: Щепинский, 1966. С. 70—72, 78).

6. Известна схожая для европейской культуры роль кельтов, которые также несли с собой на огромные пространства европейского материка передовую технологию, новые инструменты и материалы, среди которых была и сталь. Более чем возможно, что киммерийская и кельтская культуры (наследия этих культур) глубоко проникли друг в друга. Причём это могло случиться где-то в Причерноморье, то есть в частности и в Крыму, где найдены явно кельтские металлические изделия (Кухаренко, 1959). В литературе вопроса весьма давно существует мнение и о прямом, этногенетически кельтском происхождении если не киммерийцев, то тавров (Zerr, 1912. S. 3). Об этом говорит и наличие упомянутых выше многочисленных мегалитов; «полагают, что все мегалитические памятники принадлежат кельтам» (см.: Фадеева, 2002. С. 93).