а) Первые легионы

Римские воины впервые сошли на крымскую землю по узким трапам своих трирем где-то в районе нынешней Керчи. Это случилось при императоре Клавдии в 45 г. н. э., в эпоху, когда посланцы Вечного города осваивали берега Чёрного моря — восточный и западный, продвигаясь все дальше в чуждом варварском мире. Легаты оставляли гарнизоны в небольших, наспех построенных крепостях, а легионы и когорты уходили по берегам всё дальше и дальше, чтобы сомкнуть гигантские клещи вокруг Понта Эвксинского в самой дальней его точке. И тогда настала очередь Крыма изведать судьбу «друзей римского народа».

Собственно, вмешательство римлян в дела Крыма происходило и раньше, оно было уже знакомо и Боспору, и Херсонесу. Так, боспорский царь Фарнак I, став при согласии римлян правителем Херсонеса, в благодарность объявил лично себя вассалом Рима, а в 25 г. н. э. вассалитет распространяется и на город. Отныне Херсонес мог рассчитывать на помощь Рима перед лицом постоянной скифской угрозы. Отныне Херсонес мог сохранять свою внутреннюю самостоятельность при соблюдении известного условия: он должен был стать «другом римского народа», другими словами, признать свою зависимость от императора. Впрочем, впервые римляне решили непосредственно вмешаться военной силой во внутрикрымские дела лишь двадцатью годами позже, когда власть Боспора на юге полуострова ослабла.

Тем не менее не стоит полагать, что греки крымских полисов восприняли римлян как враждебную силу. Нет, это было мирное завоевание, смена караула на границе цивилизаций. Занимая эллинские колонии, римляне опирались на греческую аристократию, поддерживали её, предоставляя ей привилегии и субсидии (Цветаева, 1979. С. 51). Во-первых, новые колонисты знали, что на собственную военную силу им, соседям всё более усиливавшихся кочевников, надеяться не стоит. Римская же армия, хорошо обученная, обладавшая более совершенной стратегией и тактикой, а также огромным опытом дальних походов против варваров — короче, лучшая армия Европы — могла защитить города надёжнее любой иной. Эти надежды простирались и на морские торговые пути, и не напрасно. Так же надёжно, как берегами, римляне овладели Понтом, и уже в I в. н. э. пиратство здесь было полностью уничтожено Равеннской и Мезийской боевыми эскадрами.

А во-вторых, статус друзей римского народа, не говоря уже о римском гражданстве, имел и свои выгоды, причём не только в военно-политическом смысле. В правление Марка Аврелия (121—180 гг.) знаменитый греческий оратор Публий Элий Аристид мог с полным правом сказать в своей речи о великом городе и его владениях: «Рим свёл весь этот мир воедино во имя одного города. Где бы в мире ни родился человек, он всё же обитает в его центре», то есть чувствует и себя частью Рима, бывшего для него бесспорным центром вселенной. Это чувство было особенно востребованным в среде греков-колонистов, на глазах которых увядало былое могущество их старой родины.

Римская трирема (современная реконструкция)

С приходом римских гарнизонов резко уменьшилась и опасность исчезновения неповторимого культурного облика городов Крыма. Напротив, лишь благодаря римлянам надолго отодвинулась угроза полной варваризации полисов. Ведь Ольвию уже взяли и разрушили геты, к Крыму все ближе продвигались кубанские и донские сарматы, да и собственные, крымские скифы в это время представляли собой враждебную грекам силу. При этом греки понимали, что схватка с этими варварами становится неизбежной и что рано или поздно придётся им подчиниться.

Политические интриги Рима и Боспора, в результате которых легионеры то выступали совместно с боспорцами, то помогали царям бороться с восставшим народом, были малоизвестны таврам, все ещё населявшим горное пространство вдоль Южного берега. Поэтому, когда римляне стали планомерно «осваивать» берег, они встретили неорганизованное, но дружное сопротивление тамошнего населения. Не владея классической римской стратегией и тактикой, не говоря уже о военной технике, тавры тем не менее весьма эффективно использовали особенности ландшафта, дополненные искусственными завалами и укреплениями-клисурами в горных проходах и долинах (циклопические эти сооружения сохранились до сих пор). Были у тавров и оборонительные укрепления в виде крепостей и отдельных башен, часто сложенных в примитивной технике (всухую, без раствора), но достаточно мощных, чтобы отражать нападения пришельцев.

Обладая всеми преимуществами местных, привычных к крымским условиям жителей, тавры нередко предпринимали дерзкие вылазки, нападая на гарнизоны новых крепостей, которые постоянно ощущали себя в окружении враждебного мира. Вот как описывает Овидий будни одной из таких причерноморских крепостей Рима: «...чуть часовой с дозорной вышки даст сигнал тревоги, мы тотчас дрожащей рукой надеваем доспехи. Свирепый враг, вооруженный луком и напитанными ядом стрелами, осматривает стены на тяжело дышащем коне, и как хищный волк несёт и тащит по пажитям и лесам овечку, не успевшую в овчарню, так враждебный варвар захватывает всякого, кого найдет в полях, ещё не принятого оградой ворот; он или уводится в плен с колодкой на шее, или гибнет от ядовитой стрелы» (Цит по: Блаватский, 1954. С. 136).

И недаром вся цепь римской обороны была обращена фронтом к горам. Опасность грозила отнюдь не с моря.