XI. Заключение

Краткий исторический обзор севастопольского порта, до времени последней его осады, на этом оканчивается. Остается перейти к рассмотрению того, что могут нам дать исторические выводы.

Значение всякого порта, в том смысле, как мы привыкли понимать это название, то есть: в смысле хорошей якорной стоянки для судов, имеющей вблизи некоторые устройстве и запасы для случайных потребностей последних — может рассматриваться, во первых, в двух отношениях, а именно: в значении данной местности для целей коммерческих и для целей военных.

Наилучшим коммерческим портом, без сомнения, должно почитаться хорошее убежище для коммерческих судов, в такой местности, где может сосредоточиваться наибольшее количество принимаемых и сдаваемых товарных грузов.

До настоящего времени такими местами, в мануфактурных странах, почитались наиболее спокойные судовые пристанища, ближайшие к мануфактурному производству — которое само, на оборот, по естественному порядку вещей, заводилось там — где ему удобнее и ближе было получать сырье. Примеры этого легко видеть в Англии.

Если же, напротив того — страна имела надобность сбывать тяжелый груз, малоценный, которого вся стоимость зависела от его перегрузки и доставки; то наилучшим коммерческим портом в этой стране мог

почитаться такой порт, который задавался глубже в данную местность, нуждающуюся в сбыте. Наиболее способные для этого местности, у нас в России, лучше всего были бы на. таких пунктах, как например: в Москве, Харькове, Киеве; но за неимением к ним доступа водой, по теории, остаются лучшими: Петербург, Архангельск, Одесса, Таганрог.

Благосостояние города лучше всего обусловливается его торговлей — особенно такого города, который не имеет за собой какого либо административного средоточия. Помимо сомнительных преданий, живые, рукотворные признаки, свидетельствуют нам лучше всего о величии древнего Херрониса, который занимал тогда еще, в отдаленную эпоху своего процветания, такую значительную местность, как Гераклейский полуостров; а это безошибочно также удостоверяет нас и в его великом торговом значении в самой отдаленной древности — когда, видимо, народы его обитавшие, имели уровень просвещения далеко выше того, какой существовал впоследствии у татар. Предполагать, что обитатели его селились в нем только по чувству самосохранения, спасаясь от врагов — согласно мнению некоторых археологов — невозможно. Такое громадное число потребителей, предполагает и громадную окружную производительность — иначе и здания строить из тесаного камня, с мраморной отделкой, никто бы из них не решился. Все это должно склонять нас, во первых, к тому убеждению, что некогда весь Крым был населен людьми способными возделывать почву и добиваться от нее возможно большого количества продуктов, в видах прокормления громадного населения тогдашних таврических городов. Но так как Херронис лежал не в центре промысловой местности, где добывался прямо земляной продукт, а на ее окраине, и так как трудно полагать, по его большим размерам, чтобы он исключительно мог составлять купеческую факторию, наполненную одними торговыми конторами; то во вторых — следует думать, что он заключал в себе и средоточие обширной торговли, состоявшей из сбыта и обмена местных произведений, или же из предметов складочных; а тогда размеры Херрониса, как складочного пункта, нам свидетельствуют довольно ясно о том, в какой степени Черное море могло служить кипучим средоточием местной окружной торговли прилегающих к нему стран. Загадка же о процветании Херрониса — если только над нами не повторится история древнего Рима или Греции — вероятнее всего разрешится снова в Севастополе же, для нашего просвещенного и более промышленного потомства, которое гуще заселит Новороссию и все роскошные берега Черного моря — причем очень может быть, что всего быстрее приведут нас к решению этого вопроса наши железные дороги.

Вопрос о существовании военного порта в Севастополе, разрешается также гораздо легче на основании вопроса коммерческого. Высшее достоинство военного порта обусловливается тремя его главными назначениями, которые очень трудно между собой связываются:

Самое простое назначение военного порта состоит в его достоинстве, как «порта убежища», пристанища, в тесном смысле гавани (hafen, haven, hamn). Природа в этом отношении очень щедро наделила Севастополь — как это и не замедлили засвидетельствовать первые наши моряки, зашедшие в севастопольскую бухту: Козлянинов, Одинцов, Клокачев. В 1853 году, при добавочном искусственном своем устройстве, Севастополь в этом отношении приближался к совершенству — по меньшей мере, как убежище для судов собственно военных.

Другое назначение военного порта — быть верфью, при постройке деревянных судов встречало многие затруднения в местности Севастополя, и оставило в этом отношении первенство за Николаевым. Доступность ко внутренним средствам страны ставит военный порт, в этом отношении, в условия, сходные с теми, которые составляют потребность порта коммерческого, а строение судов железных, при существовании железных дорог и торгового движения, много может способствовать упрощению этого дела и в Севастополе.

Затем следует вопрос о существовании Севастополя, как опорного пункта для наших военных действий — вопрос наиболее сложный, решение которого во всяком случае должно строжайшим образом основываться на исключительных и личных потребностях нашего государства. «Всякий потентат, имеющий единую только армию — единую руку имеет; а имеющий и флот и армию — обе руки имеет». Сказал великий Петр. И конечно, такой потентат, как Россия, должен иметь всегда заботу о том, чтобы одна из рук его не находилась скованной. Вся история наших обоих флотов вместе — и черноморского, и балтийского, строго подтверждают мысль Петра и вполне нас удостоверяют, что наш военный порт должен быть прежде всего во всякое время свободен от льда. Этому условию, как военный порт, вполне удовлетворяет Севастополь, и единственно он один, потому что ни Феодосия, ни Сухум, ни Поти, свободные также от льда, и лучшие наши якорные стоянки после Севастополя на Черном море, далеко не имеют ни одного из многих достоинств Севастополя как порта-убежища.

Наступательная или только оборонительная война предстоит для нас на Черном море; флот наш должен служить нам преимущественно к охранению своих берегов, и если он будет заперт неприятелем, то не выполнит своего назначения. Отвратить такое обстоятельство возможно только употреблением в дело, против того же неприятеля, нашего другого флота — балтийского, или иными уже политическими комбинациями.

Затем остается еще один вопрос, самый крайний в существовании всякого флота, это вопрос — о сохранении его материальных сил и средств в том случае, когда его силы не в состоянии оказать никакого противовеса неприятельским силам на море. А относя решение этого вопроса к Севастополю, мы необходимо придем к тому, что нам следует: а) или содержать материальную часть нашего флота в таком состоянии, чтобы ее уничтожение не доставляло нам по времени и ценности, никакого значительного денежного ущерба, б) или, в случае опасности, уходить нашему флоту в наиболее укрепленное место; или же, наконец, в) укрепить Севастополь так, чтобы материальная часть флота оставалась там в наилучшей безопасности.

Во всяком же случае легко уже было нам понять, не только из уроков последней войны, но и из войны Потемкинской, что вопрос о сохранении флота в Севастополе был почти неразрывно связан для нас с вопросом об удержании за собой Тавриды; а в первой главе этого исторического описания мы подробно говорили уже о том — что такое была Россия, когда она не владела Тавридой.