1.1.2. Турмарх Хуйтани мангупской надписи 1361/62 г.

В 1361/62 г. ведется восстановление оборонительных стен Мангупа. Подобные мероприятия осуществляются и в 80—90-е гг. XIV в. Об этом повествуют строительные надписи, найденные во время исследований на городище в разные годы [Малицкий, 1933, с. 5—6, 9—11]. В них также приводятся имена руководителей (или организаторов) фортификационных работ: Хуйтани (1361/62 г.) и Чичикия (80-е гг. XIV в.) [Малицкий, 1933, с. 5—11]. Вероятно, в это время усилиями городской общины заново отстраивается существовавшая в IX—XI вв. первая линия обороны (?).

Облоомок мраморной плиты с упоминанием сотника Чикикия, руководившего организацией и строительством оборонительных сооружений Феодоро при хане Тохтамыше (1381—1397/98), был извлечен в 1890 г. Ф.А. Брауном из руин одной из башен Мангупа. Она использовалась вторично в качестве строительного материала при ремонте крепости турками в 1503 г.(?). На обломке фрагментарно сохранились восемь строк греческой надписи, восстанавливаемых Н.В. Малицким и, с некоторой корректировкой, Х.-Ф. Байером [Малицкий, 1933, с. 5; Байер, 2001, с. 188—189]¹ следующим образом:

1. Ἐκτ[ίσδη ὸ(?) πύργος(?)ἐκ]
2. [β]άδρων [............διά]
3. κὸπου [καί(?) συνδρομης(?) ...
4. Τζιτσικιου(?) ............ [εκα] —
5. τονταρ[χου] ............]
6. ἐπί της βα[σιλείας] ............]
7. Τοχταμ [ύσου или ύση ............]
8. έπἰ ἐτους [............]

С учетом значительных лакун Х.-Ф. Байер восстанавливает ее смысловое содержание: «Была построена [башня (крепость?) от] основ [через] усилие [и (?) поддержку (?)] Тзитс [.....со]тник[а] при ца[рствовании] Тохтам[ыша] в году [...]» [Байер, 2001, с. 189]. Упоминание имени Тохтамыша позволило Н.В. Малицкому прийти к заключению, «что около 1380 г. на Мангупе воздвигнуто было сооружение крепостного характера, причем строителем было лицо, по-видимому, с тюркским именем» [Малицкий, 1933, с. 7]. Тезис о тюркском происхождении имени сотника поддерживает и Х.-Ф. Байер [Байер, 2001, с. 189].

Т. к. в самой надписи дата не сохранилась, а имеется только упоминание хана Золотой Орды Тохтамыша, то и датировка может быть предложена достаточно широкая — 80—90-е гг. XIV в. Но, как известно, Тохтамышу удалось подчинить своей власти Крым не ранее конца 1380 — начала 1381 гг., когда от его имени (?) 24 февраля 1381 г. Ильясбей подписывает договор с генуэзцами. По нему Готия «со всем своим народом» освобождалась от «империи Татар» и переходила под протекторат коммуны Генуи. Дальнейшее развитие событий привело в 1385—1386 гг. к войне между Каффой и Солхатом, в которую, на стороне татар, оказалось втянутым и население прибрежной Готии. В 1386 г. генуэзцы даже вынуждены были послать к берегам Готии вооруженную галеру, чтобы привести население к покорности [Balard, 1978, p. 161]. Столкновения между враждующими сторонами прекратились только весной 1387 г., а 12 августа был подписан договор, подтверждавший все права коммуны Генуи на территорию Готии.

В связи с контекстом военно-политических событий 1385—1387 гг. следует, вероятно, рассматривать нижнюю дату строительной деятельности в Феодоро сотника Чичикия (Тзитс... — по Х.-Ф. Байеру). Однако трудно представить, чтобы генуэзцы могли реально угрожать городу и горной Готии в 80-е гг. XIV в. Значительно опаснее внешнеполитическая ситуация сложилась после поражения Тохтамыша в 1395 г. Пребывание Тимура на Северном Кавказе до весны 1396 г. и общая дестабилизация обстановки в Орде могли явиться важным стимулом для укрепления Феодоро. Поэтому саму надпись более логично датировать примерно этим временем, т. е. 1395—1397/98 гг.².

Рис. 3. Строительная надпись 1361/62 г. из раскопок мангупской базилики. Фото и прорисовка (современное состояние памятника)

Данная находка интересна также и тем, что впервые в текстах средневековых лапидарных памятников Крыма встречается упоминание должности сотника — «гекатонтарха» (ἐκατόνταρχου) [Латышев, 1896, с. 55; Малицкий, 1933, с. 5], наличие которой, в дальнейшем, отмечено только в генуэзских источниках XV в.

Мангупской надписи 1361/62 г., найденной при раскопках базилики в 1913 г., в литературе по истории средневековой Таврики уделено много внимания. В ней впервые звучит новое название Мангупа как города — Феодоро, — давшее впоследствии в научной литературе имя небольшому государственному образованию, сформировавшемуся в начале XV в. на территории Горного Крыма [Мыц, 1991, с. 180—186]. Но в понимании ее исторического содержания за последние несколько десятилетий исследователи не продвинулись дальше того, что было предложено первоначально Р.Х. Лепером [Лепер, 1914, с. 297], а затем Н.В. Малицким [Малицкий, 1933, с. 9—11]. Плита с надписью найдена не in situ, а как вторично использованная: она оказалась вставленной в стену позднесредневековой могилы у алтаря базилики [Лепер, 1913, с.л. 80].

Данная находка представляет собой прямоугольный блок нуммулитового известняка размером 0,49×0,33 м. Поверхность камня носит следы огня, из-за чего произошло расслоение и растрескивание всего блока, собранного из нескольких фрагментов с некоторыми утратами. Судя по всему, пребывание надписи в пожаре предшествует тому времени, когда ее использовали для обкладки боковой стены плитовой могилы. На специально выровненной поверхности одной из сторон в рамке, очерченной острым предметом, помещена восьмистрочная надпись на греческом языке (рис. 3). С учетом корректировки Х.-Ф. Байера (кроме даты, заимствованной им у А.Ю. Виноградова) надпись выглядит следующим образом:

1. Κ(ύριο)ς Ἰ(ησοῦ)ς [Χ(ριστὸ)ς]ὸΘ(εὸ)ςημ[ω̄ν][σ]οσϵι τ[οὺ]ς δϵμϵ
2. [λιὼσ]α[ν]τας τὼ τὶχ(ο). [Ε]κτ(ί)σδε ὸπυρ-
3. γος ού[τος?]τη̄ς παν(ω)πὸλεος τετιμημϵ́νη Πο-
4. ϊκας δι[ὰ] β[οη]ίας τοῡ Θ(ϵο)ῡ καὶ τοῦ άγίου Διμ(η)τρίου
5. καὶ σηνδρομι του παντιμωτάτου ήμῶ(ν)
6. Χουϊτάνη τούρ[αρ]χου πὰσης τιμης καὶ ο ὰνα-
7. καινησμος της Θεωδωρ(ους) μετὰ τὸν Ποϊκα̑ν εκτιήσ-
8. δ(ησ)αν ὁμοῦ ἐπί ἓτει ς̄ω̄ο̄

В переводе Н.В. Малицого она звучит так: «Господи Иисусе Христе боже наш [благослови] основавших [сию] стену; построена эта башня верхнего города почтенной Пойки помощью божей и святого Димитрия попечением всечестнейшего нашего Хуйтани сотника [достойного?] всякой чести и совершено восстановление Феодоро вместе с Пойкой; построены в 6870 году» (т. е. 1361/62 г. от рождества Христова) [Малицкий, 1933, с. 9—10].

Как уже отмечалось, на сегодняшний день это наиболее раннее из известных упоминаний Феодоро [Малицкий, 1933, с. 10]. Кроме того, здесь впервые упоминается еще один топоним — Пойка. При первом издании надписи Р.Х. Лепер высказал предположение, что не встречавшееся в эпиграфических памятниках слово Пойка относится к цитадели или ее башне, построенных в городе Феодоро [Лепер, 1914, с. 298]. В настоящее время эту идею поддерживает А.Г. Герцен, считающий, что данная надпись происходит именно из цитадели Мангупа и свидетельствует о ее возведении в 60-е гг. XIV в. [Герцен, 1990, с. 146]. А.Л. Бертье-Делагард связывал название Пойка с оборонительной стеной в балке Табана-Дере [Бертье-Делагард, 1918, с. 32]. Н.И. Репников сделал по этому поводу совершенно справедливое замечание, что стены в Табана-Дере перестроены в турецкое время (1503 г.) наместником Цулой [Репников, 1935, с. 168; Белый, Соломоник, 1984, с. 170—175].

А.И. Маркевич, занимаясь изучением географической номенклатуры горного Крыма, отметил, что схожесть в звучании названий Пойка в надписи 1361/62 г. и Бойка, относящееся к названию горного массива с комплексом слабо изученных памятников, среди которых основное место занимает большая церковь, не является случайностью: «Быть может б, термина Бойка, в котором б, конечно, заменило греческое n, даст ключ к выяснению слова Пойка и вызовет археологические изыскания на этом месте, которые внесут, надо думать, и что-либо новое в наши еще далеко не полные, начиная с названия, сведения о Мангупе» [Маркевич, 1928, с. 21]³.

Обследование Бойкинского массива предпринял в 1955 и 1956 гг. О.И. Домбровский. В ходе работ ему удалось обнаружить развалины большого храма, возведенного во имя Христа Спасителя (общие размеры, по его определению, составляют 27×18 м). О нем впервые написал В.Х. Кондараки [Кондараки, 1883, с. 282—283]. Кроме того, в этом месте открыты длинные стены, загораживающие проходы на Бойку между горами Сотира и Караул-Кая (длина 730 м), Караул-Кая и Кош-Кая (320 м); следы шести поселений, остатки кузнечно-литейной мастерской у храма, углеобжигательные ямы, старые мощеные камнем дороги, два небольших укрепления на горе Курушлюк⁴, церковь у источника Джевизлык-Су и др. [Домбровский, 1968, с. 83—96; Мыц, 1991, с. 131—132, рис. 31].

Тем не менее, ограниченные по объему разведочные раскопки храма дали интересный материал. В слое пожара были найдены три поливные тарелки третьей четверти XV в., а среди развалин постройки — камень с изображением вписанного в круг равноконечного креста и два надгробия. Одно из них представляло собой миниатюрную модель храма с двускатной крышей и пятигранной апсидой. Во фронтоне помещалось изящно выполненное изображение «процветшего» креста, дополненное по сторонам изображениями еще двух равноконечных крестов, вписанных в круг. Под крестом вырезана надпись на греческом языке. По палеографическим признакам и характеру изображения крестов она может быть отнесена к XIII в. (надгробие передали для подготовки публикации Е.Ч. Скржинской, но оно так и не было издано) [Домбровский, 1968, с. 90—91, рис. 7, 8].

Стены храма сложены из бутового камня на известковом растворе с тщательной зачеканкой швов и подтеской лицевой поверхности. Толщина стен составляет 0,80—0,86 м. На развалинах находится много блоков из травертина и нуммулитового известняка, имеющих форму клиньев, а также имеются фрагменты плиток песчаника розового цвета. По-видимому, ими была устлана кровля храма. К основному массиву здания с севера примыкала большая прямоугольная в плане пристройка. С юго-западной стороны размещался притвор шириной около 6 м. О.И. Домбровский предложил планово-композиционное решение церкви в виде трехапсидной трехнефной базилики [Домбровский, 1968, с. 89, рис. 6]. А.Л. Якобсон считал, что основное помещение было квадратным и вмещало четыре столба, поддерживавших барабан и купол [Якобсон, 1970, с. 16].

Давно возникший спор об архитектонике здания могли бы прояснить раскопки памятника, но никто до настоящего времени так этого и не осуществил. Обращает на себя внимание местоположение храма Спаса, находящегося на высоте примерно 1100 м. Отсюда открывается панорама практически всего Юго-Западного Крыма, в том числе и юго-восточная экспозиция плато Мангупа. Необычность размещения одной из крупнейших церковных построек средневекового Крыма X(?)—XV вв. на столь значительной высоте в горном урочище общей площадью около 1200 га, дополнительно защищенного стенами, заграждавшими проходы на Бойку, может указывать на исключительную значимость всего представленного историко-архитектурного комплекса.

О.И. Домбровский высказал предположение, что Бойка «представляла собой замкнутый удел, состоявший из шести небольших поселений, объединенных вокруг большого храма Спаса. Возможно, последний являлся не только их религиозным, но и административным центром». Он же поставил и ряд других вопросов, среди которых, пожалуй, самый важный заключается в том, «какова была степень подчинения Бойки Мангупу» [Домбровский, 1968, с. 96].

Имеющиеся материалы пока не позволяют решить сформулированные нашими предшественниками задачи. Можно только с некоторой долей вероятности попытаться восстановить, начиная с последней трети XIII в., ход политических событий, которые побудили обитателей Готии воздвигнуть (восстановить?) в труднодоступном месте столь грандиозную постройку, каковой является храм Спаса. Поход Ногая 1278 г. привел к разрушению всех поздневизантийских городов Таврики (Сугдеи, Херсона, Алустона, Горзувиты, Тепе-Кермена, Баклы, Сюйрени, Мангупа, Эски-Кермена). До этого наиболее значительным городом в горном Крыму являлся Эски-Кермен. На его территории открыты руины базилики с синтроном [Паршина, 1988, с. 36—58], что может указывать на ее значение как главного собора Готской епархии XII—XIII вв. После погрома в последней трети XIII в. частично был восстановлен только Херсон, который также являлся центром митрополии. Эски-Кермен угас навечно и как город, и как епархиальный центр⁵. Но митрополия Готии продолжала существовать. На этой территории, в связи с татарскими погромами Сугдеи и ее округи, находят убежище христиане Сугдейской, а впоследствии и Херсонской епархии. В дальнейшем это вызовет многочисленные споры между иерархами трех православных митрополий Таврики. Исследователи так и не смогли локализовать пункт, в котором с конца XIII и до первой четверти XV в. располагалась кафедра митрополита Готии. Тогда она, по-видимому, при митрополите Дамиане, переносится в столичный город — Феодоро, где им восстанавливается мангупская базилика.

Можно предположить, что таким центром на протяжении более столетия являлась Бойка, а земельные владения митрополита Готии охватывали значительную территорию, получившую в источниках наименование Пойка и обозначавшее «название местности, страны» [Маркевич, 1928, с. 21; Малицкий, 1933, с. 10]. При такой интерпретации становится более понятным упоминание в надписи 1361/62 г. «почтенной Пойки», при этом предполагается, что Пойка — общая территория, духовно-церковный центр, где располагается «верхний город» Феодоро, а с «помощью божией и святого Димитрия» и благодаря трудам Хуйтани «совершено восстановление Феодоро вместе с Пойкой». В целом, следует признать важное политическое звучание всего текста надписи, повествующей о значительных позитивных переменах в жизни населения Готии (или ее части — Феодоро и Пойки) в этот период.

Но обратимся вновь к тексту надписи, чтобы убедиться в точности перевода, предложенного Н.В. Малицким, и в особенности места, касающегося определения должности восстановителя Феодоро и Пойки — Хуйтани. Нетрудно убедиться, что в ней нет и намека на предлагаемое Н.В. Малицким «гекатонтарх» (ἐκατονταρχου), действительно читаемое в надписи 80—90-х гг. XIV в. Здесь, вслед за Χυυϊτὰνη, четко видны буквы τυυρ, прерываемые небольшой лакуной, за которой следуют буквы χου. Исследователь не дает каких-либо объяснений по поводу предложенной им реконструкции текста, но и не помещает в данном месте ὰκατονταρχου («сотника»), в то время как сохранившиеся в шестой строке буквы позволяют восстановить слово τουρ[μαρ]χου, т. е. «турмарху». Таким образом, следует читать Χυυιτὰνη τουρ[μαρ]χου, а не Χυυιτάνη ἐκατονταρχου, как полагал Н.В. Малицкий [Малицкий, 1933, с. 9]⁶.

Если предлагаемое восстановление титулатуры верно, то это принципиально меняет и понятие о должности Хуйтани: он не «сотник» (как Чичикий), а «турмарх». Какое-либо другое определение, кроме τουρμαρχη̑, будет выглядеть еще более гипотетичным (например, титул τοπαρχό «топарх»), потому что после «τ» четко видна буква «ρ», сверху которой поставлена черта, что также может указывать на наличие в данном слове двух «ρ».

Р.Х. Лепер переводил надпись следующим образом: «Господи Иисус Христос, наш Бог... основ[ал] эту стену, и построена была башня сия верхнего города почтенной Пойки с помощью Бога и св. Димитрия и при содействии всечестнейшего нашего Хуитанина (сотника?), (участника) всякой чести, и (совершено) восстановление города Феодоро. Вместе с Пойкой построены в г. 6870 (= 1363 г. по Р.Хр.)» [Лепер, 1914, с. 98]. Как видно, сам Лепер не был уверен в том, что Хуйтанит назван в тексте сотником. При переиздании надписи Н.В. Малицкий внес изменения в текст перевода, уточнил дату и чтение имени строителя, но не усомнился в том, что последний так же, как и Чичикий, имел (исполнял) должность сотника Феодоро [Малицкий, 1933, с. 9]. В дальнейшем все исследователи, обращавшиеся к данному сюжету, ссылались на перевод Н.В. Малицкого, не взяв на себя труд проверить титулатуру Хуйтани.

К тому же πανωπόλεος можно перевести и как «верховный город», в значении «главный город» (на возможность подобной трактовки указал В.П. Кирилко). В таком случае изменится и смысловое звучание надписи 1361/62 г.: «Господь Иисус Христос Боже наш, да спасет основавших [сию] стену: Построена эта башня верховного(?) (главного?) города почтенной Пойки помощью божией и святого Димитрия попечением всечестнейшего нашего Хуйтани турмарха(?) [достойного?] всякой чести и совершено восстановление Феодоро [вместе] с Пойкой; построены в 6870 году» [см.: Байер, 2001, с. 184]⁷.

Наши поиски возможных причин появления в Феодоро чиновника в должности турмарха, на первый взгляд, облегчаются сравнительно недавно изданным моливдовулом императорского спафария и турмарха Готии Льва, найденного в Херсонесе и датируемого Н.А. Алексеенко концом X — началом XI в. [Алексеенко, 1998, с. 230—233]. Согласно данным византийских источников, турмархи являлись начальниками турм — военного подразделения, входившего в состав фемного войска. Кроме того, они осуществляли административный контроль над территориями, где размещались вверенные им турмы [Константин Багрянородный, 1991, с. 418, прим. 24]. Турмарх подчинялся непосредственно стратигу фемы и, в отличие от других воинских чинов (архонтов), мог назначаться только императором [Leonis, 1863, col. 708 D].

Система фемной организации в Византии полностью сформировалась в X в. [Острогорский, 1952, с. 64—77; Ostrogorsky, 1953, p. 30—60]. Во второй половине X в. в административном устройстве Византии произошли изменения. Старые фемы были разделены на несколько десятков мелких стратигий, особенно в пограничных областях, территориальный обхват которых не превышал одного города или относительно небольшого района [Oikonomides, 1972, p. 345]. По-видимому, этот процесс коснулся и Таврики, продолжавшей и в X—XII вв. являться восточным форпостом империи. Расположенные здесь византийские крепости служили военно-административными центрами небольших горных районов, называемых «Климатами» или «Климатами Готии», которые входили в фему Херсона [Мыц, 1991, с. 75].

Имеющиеся в настоящее время, хотя далеко не полные и фрагментарные, материалы (в основном это единичные находки эпиграфических памятников и моливдовулы) позволяют в общих чертах представить систему организации фем Таврики X—XI вв. Так, например, в 1894 г. в Херсонесе была найдена плита с надписью, в которой говорится: «Сооружены железные ворота претория, возобновлены и прочие [ворота] крепости (κὰστρον) при Исааке Комнине, великом кесаре и автократоре Римском и Екатерине, благочестивейшей августе Львом Алиатом, патрикием и стратигом Херсона и Сугдеи, месяца апреля, индикта 12, лета 6567» (т. е. в 1059 г.) [Латышев, 1896, с. 16—17]. Из приведенного текста следует, что во второй половине XI в. фема Херсона, которую возглавлял патрикий Лев Алиат, простиралась от владений Сугдеи на востоке до Херсона на западе [Якобсон, 1950, с. 17—18]. Насколько позволяет судить содержание моливдовула «спафария и турмарха Готии» Льва, крепости, расположенные в горном Крыму («Климаты Готии»), входили в состав фемы Херсона в качестве турмы [Alekseenko, 1996, s. 272].

О численности фемного войска, подчинявшегося стратигу Херсона, можно только строить предположения. В военном трактате рубежа IX—X вв., «Тактике Льва», величина конного войска одной фемы определяется 4000 человек [Leonis, 1863, s. 143]. При этом на фемное войско средней численности (4 тыс. воинов) полагается следующий штатный состав архонтов (командиров различных рангов): 2 турмарха, 4 друнгария, 20 комитов, 40 кентархов, 80 петтеконтархов, 400 декархов, 800 пентархов, то есть 1346 архонтов [Кучма, 1975, с. 82]. Следовательно, фема Херсона делилась на две турмы, одна из которых базировалась в Готии, а другая — в Сугдее (т. е. примерно по 2 тыс. человек в каждой, что не много для этих районов Таврики). Если учесть наличие воинских контингентов, располагавшихся в самом Херсоне и его округе, то общая численность вооруженных людей, подчиненных стратигу, могла достигать 6000 (?).

В настоящее время мы не располагаем какими-либо сведениями о военной организации Херсона и Климатов Готии на протяжении второй половины XI — первой половины XIV вв. Вполне вероятно, что она претерпевала изменения, сообразуясь с требованиями времени (после 1204 г. эти территории перешли под протекторат Трапезундской империи). Но то, что должность турмарха отмечена в надписи 1361/62 г., говорит о сохранении здесь вполне определенных византийских традиций. Остается неизвестным, кем назначался и кому подчинялся Турмарх Феодоро и почему в надписи 80—90-х гг. XIV в. фигурирует уже «сотник» (гекатонтарх), в иерархии фемной структуры соответствующий «кентарху».

До сих пор остается невыясненным и вопрос о том, когда Трапезунд потерял свои, и без того номинальные, права на Таврику (Херсон и Готию). Последний раз в титуле Великих Комнинов «Πϵρατϵία» в качестве заморских владений звучит в хрисовуле Трапезундского императора Алексея III (1349—1390 гг.), выданном венецианцам в 1364 г. [Zakithinos, 1932, с. 37]⁸.

Примечания

1. В отличие от оригинала Х.-Ф. Байер восьмистрочную надпись выстраивает в семь строк.

2. Х.-Ф. Байер считает, что ее можно отнести ко времени между 1381 и 1395 гг. [Байер, 2001, с. 189].

3. Осторожная попытка приблизиться к решению данного вопроса была предпринята О.Н. Трубачевым, который в гипотетической форме предлагал видеть в названии Бойка «суффиксальное производное от корня, представленного в древнеиндийском payafe, "набухать, наливаться", payah — "молоко, жидкость", сравнивая его при этом с греческим πὸα, дорийским ποία — "луг", как "поящий", "наливающий (молоком)"; гора Бойка, действительно, покрыта хорошими лугами» [Трубачев 1999, с. 120]. Не берусь судить о тонкостях лингвистического анализа представленных О.Н. Трубачевым сравнительных данных, но они довольно точно отражают реалии природно-географического характера. Еще до недавнего времени жители окрестных селений (Коккоз, Мухульдур, Богатыр, Кучук-Озенбаш и др.) использовали летом горные долины урочища Бойка именно для выпаса крупного рогатого скота.

4. Долгое время вне поля зрения исследователей Бойки оставалось еще одно укрепление, расположенное на западном отроге г. Сотира. Небольшая (около 40×20 м) сторожевая крепость была возведена в XIII (?) в. у горного прохода (скотопрогонной тропы), ведущей из Коккозской долины на Бойкинский массив.

5. А.И. Айбабин, касаясь основных этапов истории городища Эски-Кермен, пришел к выводу, что «запустение» на территории города началось в 1347 г. из-за эпидемии чумы, а «окончательно город разрушили татары в конце XIV в. во время набега Едигея» [Айбабин, 1991, с. 49]. Данное утверждение строится на якобы обнаруженной в верхнем слое жилых усадеб керамики XIV в., одного надгробия в виде модели храма того же времени и поливной тарелки XIII—XIV вв. из могилы, открытой с внешней стороны базилики. В довершение к этому перечню «свидетельств» А.И. Айбабин в одной из своих работ «продлевает» жизнь Эски-Кермена уже до XV в. («на плато Эски-Кермен какая-то жизнь продолжалась, видимо, до XV в.»), не давая при этом каких-либо дополнительных объяснений [Айбабин, 2003, с. 81]. Приводя в пользу своих выводов вышеуказанные аргументы, автор демонстрирует незнание археологического материала, полученного в ходе многолетних раскопок памятника. Во-первых, в слоях тотального пожара, завершающего поздний горизонт его существования, обнаружены останки детей и взрослых, сопровождаемые монетами 20—50-х гг. XIII в. — сельджукидов Рума и Никейского императора Феодора II Ласкариса (1254—1258 гг.) [Веймарн, 1982, с. 76]. Во-вторых, во время работ Е.А. Паршиной у базилики открыта небольшая часовня-меморий конца XIII—XIV вв., поставленная над тремя склепами XIII в., в которых обнаружено около 150 погребенных, уложенных в анатомическом порядке [Паршина, 1988, с. 44, рис. 1]. Причем некоторые имели явные следы насильственной смерти (например, в черепе мужчины круглое отверстие и ядро от пращи). Собственно наличием данной часовни, двух погребений и одного надгробия исчерпываются материалы XIV в., обнаруженные на Эски-Кермене. В дальнейшем исследователь не предлагает ничего нового, повторяя суждения своих предшественников (Н.И. Репникова, Е.В. Веймарна, А.Л. Якобсона): «Вероятно, город разрушили татары в конце XIII в. Находка на городище высеченной из местного известняка модели крестовокупольного храма XIII—XIV вв. свидетельствует о сохранении какой-то жизнедеятельности на плато и в XIV в.» [Айбабин, 2004, с. 179]. Справедливости ради следует отметить недавно изданную А.Ю. Виноградовым надгробную надпись, якобы обнаруженную в 1937 г. в районе «восточной калитки» Эски-Кермена в ходе работ Н.И. Репникова. По «палеографическим признакам» она отнесена к XIV—XV вв.: «Почил во блаженной [памяти] и раб Божий Ла...ули-бей, первого разряда третьей части, 17 (?) мая, в пятницу» [Виноградов, 2004, с. 126].

6. Стоящая в данном слове буква «ρ» с гастой может означать «100», но тогда теряет смысл остальной набор букв. В таком случае невозможно объяснить и столь значительное отличие в написании слова «сотник» в двух близких по времени надписях (60-х и 80—90-х гг. XIV в.), где в одном случае это «ρ» = 100, т. е. «гекатонтирх», а в другом просто «ἐκατονταρχου». Трудно найти для такой кодификации титула (должности) строителя (ктитора) Хуйтани в надписи 1361/62 гг. удобоваримые объяснения [см.: Байер, 2001, с. 183, прим. 533].

7. Относительно недавно А.Ю. Виноградов, работая над мангупскими эпиграфическими материалами, хранящимися в фондах Херсонесского музея, сделал ряд замечаний по поводу чтения надписи 1361/62 г., ее датировки и «рассуждений» относительно исторического контекста строительства крепости в Пойке [Виноградов, 2000, с. 446]. Оставляя в стороне вопрос о корректности критики в адрес Н.В. Малицкого, замечу, что А.Ю. Виноградов принял за «далеко вынесенную аппексированную среднюю гасту θ (δ = 9)», что, по его мнению, должно было указывать на дату 6909 (= 1300—1301 по Р.Х.), случайную (появившуюся, видимо, во время хранения) выщерблину. Она пересекает все три буквы, обозначающие время строительства. Так что нет никаких оснований для «ревизии» хронологии самого артефакта и его исторического контекста.

8. Некоторые исследователи полагают, что под «Заморьем» подразумевается Кавказское побережье Черного моря [Шрайнер, 1981, с. 216], а не Херсон и Климаты Готии, как, например, считал А.А. Васильев [Vasiliev, 1936, p. 162].